Я готовилась к естественным родам.

Каждый день - зарядка, специальные упражнения и все такое. Я готовила себя рожать без эпизиотомии, разрывов и эпидуралки - я чо, не мужик, что ли?

Неделе на 30-й смутно забрезжила вероятность того, что рожать мне не придется. И я впала в панику. Операцию не хотелось - жизнь долгая, успела бы я еще себе шкурку попортить, Моя барышня упорно сидела зёпой вниз и знать не знала, что ей положено переворачиваться. И моя физкультподготовка сменила толк: теперь я стала делать специальные упражнения, чтобы дите совершило сальто у меня в животе.

Почему-то бытует мнение, что кесариться идут тетки, которым лень рожать. Это миф. Без особых на то показаний черта с два врач окажет тебе такую "услугу". На 36-й неделе я легла в Сеченовку на дообследование и последующее родоразрешение. 

В отделении патологии беременных чувствовала себя белой вороной - я была абсолютно здорова, молода и полна сил. У меня не было никаких показаний к операционному родоразрешению, кроме неблагоприятного расположения ребенка в утробе. Соседки по палате смеялись надо мной, потому что я в буквальном смысле стояла на голове, чтобы моя дочь соизволила перевернуться.

9 ноября мне огласили "приговор" - плановая  операция на 11 число. "Дочь, у тебя последний шанс самой выбрать время рождения", сказала я, а ночью того же дня меня уже везли в операционную со схватками.

 - Орут, - задумчиво произнесла врач, рассекавшая мое пузо. - Люблю, когда орут. А то непонятно, рожают, или как.

Я же не слышала почти ничего по сторонам. Вяло ведя беседу с сонным анестезиологом, я пыталась абстрагироваться от всех тех тактильных ощущений, которые были щедро оставлены мне спинальным обезболиванием. Это странно - чувствовать прикосновения и все манипуляции, но не чувствовать боли. Ребенка достали быстро, показали, потом помыли, показали еще раз, приложили к груди, сообщили метрические данные. Она как-то сразу была... Красивая, что ли. Бледненькая, но не синюшная, точеная, словно хрустальная.

Потом дали телефон, позвонила мужу. 

Когда зашивали, было чувство, что меня шнуруют, как армейские ботинки. Около трех часов ночи перевели в реанимацию. Постепенно начала отходить анестезия, двигаться было нечеловечески больно, словно от каждого движения разрывает пополам. Но ноги еще не "пинговались". Чувствуя, что мозг от такого расклада впадает в панику (посылая сигнал в ноги и не получая ответа), заставила себя забыть про ноги и попытаться поспать. Предупреждали, что будет хотеться пить, но пить не хотелось (может и потому, что не было сил тянуться за чашкой).

Вообще в реанимации положено проводить сутки. Меня перевели в палату в 13 часов, т. е. через меньше, чем 12 часов после операции. Каждое движение вызывало боль. В 16:30 принесли результат моих мучений. Думала, она будет спать, но дочь смотрела на меня кристальным взором, не отводя глаз. А я смотрела на нее и запоминала. Хотя главный мой дебильный страх, свойственный молодым мамашам, что мне перепутают ребенка, уже миновал - это без сомнений был тот же маленький человек, которого из меня извлекли.

А потом стало полегче. Муж принес бандаж, и я смогла нормально ходить, не сгибаясь от боли и не держась за шов. Я боялась, что шов разойдется, или что он будет совсем ужасен, но когда увидела - успокоилась совсем - он проложен так, что даже под самым минималистичным бельем его вряд ли будет видно. Ровный, тонкий, и внутри. Как сказала потом моя врач - "фирменный" Сеченовский.

Через неделю мы были дома.

Я по полной огребла послеродовой депрессии. Еще пару недель без бандажа не вставала вообще. К месяцу уже забыла обо всех своих страданиях. К полтора сходила на контрольный осмотр - врач сняла практически все запреты. Хотя обещали, что ограничения держатся до двух месяцев. И я в очередной раз поняла, что я в состоянии успешно пережить что угодно. Ну, кроме ядерного взрыва и концерта Ранеток, конечно.