"Мама я люблю" (Коллацо)	"Привет издалека" (РШтюве)
"Анжелика" (Р.Циммерман)	"Танго итальяно" (Мальгони) исполняют Марино Марини
"Дождь идёт" (Ц.Биксио) исполняет Ёити Сугавара	"На далёких островах" (Кинг)
"Цветок алоэ" (Клоц)	"Признание" (Дисцеполо)
"Голубка" (Ирадье)	"Всюду звучит вальс" (М.Моно) исполняет Люсьена Делиль
"Вальс в тысячу тактов" (Жак Брель) исполняет Жак Брель	"Шаг за шагом" (Ю.Герман)
"Твоё имя" (Донато)	"Тандем" (Л.Рид) исполняет Том Джонс
"Скажи мне правду" (Мейхью)	"Эль Чокло" (Вилольдо)

 

Комсомольская бригада М. Лушкиной из колхоза им. Сталина на строительстве газопровода «Саратов-Москва». 1945 г. Фото А. Головачёва.

История российского «большого газа» начиналась в самый разгар Великой Отечественной

Июль 1942 года. Угольный Донбасс оккупирован гитлеровскими войсками. Немецкие танки стремительно продвигаются в сторону Сталинграда – крупного транспортного узла и промышленного центра. Второй клин фашистских армий «разрезает» Кавказ, стремясь захватить нефтеносные недра Баку. Военным заводам, предприятиям, работающим на фронт, начинает остро не хватать топлива – угля, поставляемого шахтами Урала и Кузбасса.

Топливные затруднения начались и в Саратовской области – в то время крупнейшем промышленном регионе юго-востока страны. Именно здесь было размещено свыше 50 крупных эвакуированных предприятий, выпускающих продукцию для фронта. Заводы нуждались в топливе и электроэнергии, но в Саратов перестал поступать не только донецкий уголь, но и мазут из южных нефтяных районов СССР. Топлива остро не хватало и на Саратовской ГРЭС. Было необходимо искать иные источники энергии. В ход пошли дрова, горючие сланцы, даже лузга от семечек...


Однако лучшей альтернативой углю и мазуту виделся природный газ, разведка месторождений которого велась в Саратовской области с 1941 года силами геологов-практиков и ученых Саратовского государственного университета.

Первооткрывателями Елшанского месторождения газа стали геолог И.И. Енгузаров и профессор Саратовского университета Б.А. Можаровский. Упорный труд геологов и буровиков увенчался победой: в октябре 1941 года газовое месторождение с высоким промышленным потенциалом было открыто в поселке Елшанка в пригороде Саратова. Девять месяцев спустя было принято решение построить газопровод Елшанка – Саратовская ГРЭС.

Земляные работы на трассе газопровода были трудными и упорными. Слова «фронт работ» - звучали не только как фигура речи. Строительство газопровода было настоящим фронтом и не только трудовым. Неподалеку возводились еще и оборонительные сооружения – противотанковые рвы, линии траншей. 200 мобилизованных с предприятий города рабочих двигались навстречу друг другу, не прекращая работу даже под частыми вражескими бомбардировками. 18,6 километров трассы были пройдены в рекордно короткие сроки – за 35 дней.

30 октября 1942 года елшанский газ поступил в топку одного из реконструированных котлов Саратовской ГРЭС. За первые же сутки работы котел выработал 100 тыс. кВт. ч. электроэнергии, сэкономив 130 тонн угля. В следующие месяцы от главной магистрали был построен газопровод до ТЭЦ, таким образом, была создана надежная топливная база для электростанций Саратова. Заводы и предприятия прифронтового промышленного центра в труднейшие месяцы войны, в дни Сталинградской битвы бесперебойно снабжались энергией. Областная газета писала в те дни: «Газ был важным рубежом в дни Сталинградской битвы. Он помог ковать оружие победы в дни наступательных боёв нашей Армии».

Так в советской энергетике началось промышленное использование газа. Небольшой газопровод имел отнюдь не локальное местное значение, он стал началом дальних магистральных газопроводов.

Год спустя, осенью 1943 года, Наркомат нефтяной промышленности направляет в Саратов группу специалистов для изучения результатов разведок и использования природного газа. Эксперты не только высоко оценили работу, проделанную саратовскими учеными, геологами-практиками, промышленниками, но и пришли к выводу о возможности использовать саратовский газ для улучшения снабжения голубым топливом Москвы.

Сомнений и сомневающихся в возможностях этого начинания было немало. И, тем не менее, в том же году при Совете народных комиссаров СССР было создано Главное управление газа и искусственного жидкого топлива – Главгазтоппром. Проект газопровода «Саратов - Москва» стал первым важным делом этой организации. Но только когда в январе 1944 года на площади Курдюм, расположенной рядом с Елшанкой, был получен мощный фонтан газа с суточным дебитом около 1 миллиона кубометров, было принято окончательное решение строить газопровод.

Срок строительства был определен очень короткий – два года. Работы были развернуты сразу по всей трассе, разбитой на семь строительных участков. С московских предприятий и строек на возведение газопровода были отправлены сварщики, слесари, монтажники. Предстояло на протяжении около 800 километров магистрали проложить трубы диаметром 325-350 мм, впервые в отечественной практике построить 6 компрессорных станций, повышающих давление газа и поддерживающих его на уровне 5,5 МПа. Трубопровод становился второй в мире после американской «Теннесси» магистралью дальнего газоснабжения. Пуск его в эксплуатацию – первой страницей в истории «большого газа» в России.

Изыскатели не только выбирали лучшую трассу для газопровода, но и площадки под строительство компрессорных станций, будущих поселков, искали источники водоснабжения. Круглосуточная работа велась в любую погоду. Люди, инструменты, оборудование прибывали из Московской, Саратовской, Пензенской, Тамбовской, Рязанской областей, через которые пролегал маршрут газопровода.

Сухие цифры рисуют масштабную картину строительства.

Маршрут газопровода пересекал 80 рек и ручьев, 85 оврагов, 22 населенных пункта, 16 железных и 12 шоссейных дорог, 14 километров болот, 43 километра пойм рек, 68 участков, заросших лесом. Строители построили 487 переходов через естественные и искусственные препятствия, в том числе через реки и каналы, железные дороги.

На газопроводе было уложено 50 тысяч тонн труб, сварено тройным швом 100 тысяч стыков труб, выполнено 7,5 миллионов кубометров земляных работ.

3,5 миллиона кубических метров грунта при рытье траншеи газопровода «Саратов – Москва» было вырыто преимущественно вручную. На эти работы привлекались так называемые «трудовые армии», а также местные жители, проживавшие в 7-километровой полосе по обе стороны от магистрали.

Норма выработки на одного взрослого – а таковыми считались мужчины от 16 до 60 лет и женщины от 20 до 50 лет – была определена в 5 погонных метров при глубине 2,20 метра. Работа велась круглосуточно – при свете костров, факелов, автомобильных фар.

В то время в мировой практике было принято укладывать газовые трубы на глубину более двух метров. Так первоначально делалось и на трассе Саратов-Москва. Но впоследствии с целью уменьшения объемов земляных работ решено было проверить возможность укладки труб на меньшую глубину. Проведенные испытания подтвердили правильность данного предложения: газопровод выдержал все испытания, и с тех пор газопроводы укладываются на малой глубине. Но не только это апробировалось на первой магистральной стройке страны. Поточно-скоростной метод ведения линейных работ, сварка встык тонкостенных труб высокого давления – все применялось впервые. Строительство стало опытным полигоном, на котором в неимоверно трудных условиях отрабатывались новые технологии и методы.

Вся страна помогала стройке. На Челябинском трубопрокатном заводе изготавливали трубы повышенной прочности для сооружения переходов через реки, специально для этого была освоена новая марка стали. Машиностроительные заводы, несмотря на загруженность, оперативно изготавливали для газовиков различные механизмы и оборудование. 50 тысяч тонн различных грузов было доставлено на строительство газопровода. Газоперекачивающие агрегаты «Купер Бессемер», трубы, сварочное оборудование закупалось в США. Там же проходили обучение будущие специалисты.

Численность работающих на этой исторической стройке на 1 января 1945 года составляла 75 тысяч человек. Газовая магистраль пересекла территорию пяти областей России – Саратовской, Пензенской, Тамбовской, Рязанской и Московской. 5 января 1946 года газ был пущен в магистраль. В мае он самотеком пересек границу Московской области. 10 июля саратовский газ был пущен в Московскую городскую энергосистему. С 11 июля газ поступил на столичные заводы, электростанции, в дома москвичей, заменив ежегодную доставку в Москву свыше 1 миллиона кубометров дров, 650 тонн угля, около 150 тысяч тонн керосина и более 100 тысяч мазута. Первенец советской газовой промышленности – газопровод «Саратов-Москва» начал работу.

Наталья Дегтярева

ertata

Если бы не было телевизора, сказал кто-то с улыбкой, у нас был бы другой политический строй. Не пугайтесь, кому не надо, и не заводите дело. Курс имелся в виду курс. Впрочем, власть имущие и сами это понимают. Поэтому и бдят денно и нощно. Из советских фильмов, которые очень любят зрители, все комедии да комедии крутят, а на темы героико-патриотические допускают лишь единицы. И то по обыкновению к праздникам или юбилеям военным.

Но раз уж заговорили о патриотизме, мелодию гимна и значок ГТО у Советского Союза позаимствовали, то почему бы не дать по так называемым социальным каналам, например, первый в отечественном кинематографе фильм о секретной разведке «Подвиг разведчика», что вышел в 1947 году, спустя всего два года после окончания Великой Отечественной войны? Нет, боятся. Чего?


Почитайте, о чем писали авторы его сценария: «Мы избрали нашим героем человека, воспитанного для борьбы за социализм в условиях, какие даже во время войны считались трудными. Мы не задумывались о его моральных, о его положительных качествах – для нас они были условием создания этого образа. Мы писали о человеке, воспитанном ленинской партией, о коммунисте, о солдате Феликса Дзержинского». А сегодня и памятник-то Феликсу Эдмундовичу на площади перед организованной им спецслужбой вернуть на место страшатся. Чекисты, понимаешь...

Режиссер кинокартины «Подвиг разведчика» Борис Васильевич Барнет, создатель мирового шедевра «Окраина» и других заметных кинопроизведений, нередко строил их на остром, динамичном сюжете, скажем, как в «Мисс Менд» по роману Мариэтты Шагинян. Но там фантастика, пусть и сопряженная ассоциативно с действительностью, а здесь в зрительный зал придут недавние фронтовики, и надо психологически убедительно проработать каждую мизансцену, учесть каждую деталь, чтобы фабула, при всей ее необычности, соответствовала правде жизни. Ему это удалось благодаря прежде всего верному выбору актера на главную роль – Павла Петровича Кадочникова.

После премьеры «Вечерняя Москва» напишет: «Павел Кадочников, известный советскому зрителю исполнитель характерных (Владимир Старицкий в «Грозном») и лирических (композитор в «Антон Иванович сердится»; Ленька Сухов в «Свердлове») ролей, создает чрезвычайно сложный образ майора Алексея Федотова. Актер удачно подчеркивает и гибкий ум, и непоколебимую волю, и железное мужество советского разведчика, не позируя, не переигрывая. Мягкость и простота П. Кадочникова делают образ Федотова человечным и привлекательным».

Не ошибся режиссер и в том, что соединил в сценарную группу таких разноплановых специалистов, как Константин Исаев, Михаил Блейман и Михаил Маклярский, кстати, профессиональный разведчик. Они сделали по пьесе последнего оригинальный сценарий, позволивший не только ведущему исполнителю, но и остальным, раскрыть свое актерское дарование. Снималась картина на Киевской студии и многие роли играли украинские актеры из национального Театра имени И.Я. Франко. Хотя кто и кого тогда спрашивал, русский ты или украинец. Не как сейчас, в безумную пору буржуазной реставрации, когда то и дело слышишь: «москаль», «хохол», «жид».

Мы же, послевоенные мальчишки (я жил на Урале, в Свердловске), любовались статным, с выразительно внушительным лицом Виктором Добровольским – Генералом разведки; восхищались отважной радисткой Лизой – актриса Елена Измайлова родилась в Днепропетровске, но всю жизнь прослужила в Государственном академическом театре имени Е.Б. Вахтангова; ненавидели предателя Бережного в исполнении Дмитрия Милютенко. Нас захватывающе волновала судьба агронома-подпольщика Григория Лещука, чей колоритный образ создал Амвросий Бучма, который родился во Львове, еще в далеком 1905 году выходил на сцену с труппой «Руська Бесiда», а в период съемок картины был еще и художественным руководителем киностудии.

В фильме актер запомнился и диалогом с Кадочниковым-Федотовым, конспирировавшимся под немецкого торговца щетиной Эккерта: «У вас продается славянский шкаф? – Шкаф продан, осталась никелированная кровать с тумбочкой». И как бы ни пытались либеральные критики потом, в перестроечные годы, опорочить эти вырванные из общего текста фразы, их анекдоты выветрились, а фильм с интересом смотрят сейчас по интернету зрители молодые и немолодые.

А тогда, в 1947-м, «Подвиг разведчика» занял первое место в прокате, его фактически увидела – от экрана столичного кинотеатра «Ударник» до колхозной киноустановки – вся страна, от мала до велика. Картина была удостоена Сталинской премии. Звания лауреатов получили сценаристы, актер Павел Кадочников, режиссер Борис Барнет, который к тому же сыграл немецкого генерала фон Кюна, похищаемого Алексеем Федотовым вместе с необходимой секретной перепиской. Коллизия эта, по сегодняшним меркам несколько наивная, таковой все же не кажется, поскольку эпизод схватки Федотова с немцем показан нам с достоверностью, ну, чисто физической. Ведь Кадочников был хорошим спортсменом, дублеров не признавал, а Барнет занимался боксом профессионально. Следя за этим поединком, зрители, даже взрослые, подчас аплодировали, будто в театре или в спортзале. Когда же Кадочников-Федотов-Эккерт произносит в немецкой форме тост «За нашу победу!», сделав ударение на слове «нашу», кое-кто в зрительном зале, помню, в порыве вставал... Многие из нас тогда уже читали в газетах о Герое Советского Союза Николае Ивановиче Кузнецове, прототипе Алексея Федотова, кому тоже в конце фильма вручали в Кремле орден Ленина и Золотую Звезду Героя. И мы по-мальчишески гордились, что и Кузнецов родился в уральском селе Зырянка, учился в лесном техникуме свердловского городка Талица, и Кадочников провел детство в здешних краях.

С выходом фильма на экран Павел Петрович Кадочников стал знаменитым и у нас в стране, да и за рубежом. Конечно, после поджигательской речи Черчилля 5 мая 1946 года в Фултоне развернулась холодная война, мешал «железный занавес». (И чего это В.В. Путин на прошлогодней прямой линии назвал его «советским изобретением»?! Давно известно, что еще в 1919 году на Парижской мирной конференции французский премьер-министр Жорж Клемансо заявил: «Мы желаем поставить вокруг большевизма железный занавес».) И все-таки «Подвиг разведчика» показывали в советских посольствах и торгпредствах, Союзэкспортфильм исправно трудился, доставляя киноленты и в капстраны, и в страны народной демократии. Другой бы на месте Кадочникова возгордился от славы и льгот, а он, как и раньше, появлялся на заснеженном пляже у Петропавловской крепости в плавках и резиновой шапочке, стройный, мускулистый, улыбчивый, плескался в студеной воде вместе с такими же любителями закаливания, за что был избран председателем местного клуба «моржей». Он и жил неподалеку на Кировском (Каменноостровском) проспекте, в доме №2, где потом установят в его честь мемориальную доску, и по сей день украшаемую красными гвоздиками...


***

Простоты, общительности Павлу Кадочникову не пристало занимать. Родился он в рабочей семье 29 (16) 1915 года в Петрограде. Во время Гражданской войны отец с матерью и двумя детьми переехали на Урал, в село Бикбарда, ныне Пермского края, на отцову родину. Учился Паша в школе крестьянской молодежи хорошо, проявлял и немалые способности к искусству – играл на балалайке и мандолине, пел частушки, рисовал. Мечта быть художником, казалось, приблизилась, когда Кадочниковы в 1927 году возвратились в Ленинград и он поступил в художественную студию. Однако заниматься рисованием пришлось урывками: тяжело заболел отец, работавший на заводе «Красный путиловец», и мальчика устроили сюда же учеником слесаря. Но прошло два года и он страстно увлекся театром, поступил на актерское отделение техникума при ТЮЗе, где первым учителем его стал режиссер Алексей Авдеев. Человек чуткий, внимательный, он-то и отвел Павла к опытному педагогу Борису Зону, чей курс вскоре влился в Ленинградский театральный институт, а в 1935 году, по окончании учебы, Кадочникова зачислили в Новый ТЮЗ. На этой сцене он сыграет пастуха Леля в «Снегурочке» А.Н. Островского, Богатыря и Коршуна в сказках А.С. Пушкина, Патриарха в его «Борисе Годунове, различные роли в произведениях советских драматургов. Школу молодой актер прошел неплохую, его хвалили критики и коллеги, но главные достижения будут, разумеется, в кино...

Нового и бесспорного успеха – после роли разведчика Федотова – Кадочников добился, воссоздав образ легендарного летчика Алексея Маресьева, оставшегося из-за тяжелого ранения без обеих ног и вновь ставшего пилотом. Кинокартина поставлена Александром Столпером по прозе Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке». «Творческий коллектив, – вспоминал режиссер, – выехал в район Звенигорода (Московская обл.). Тут проводили съемки сцен, где показывалось, как раненый Мересьев пробирается по лесу. Большая и трудная задача выпала на долю Павла Кадочникова. Все сцены эти он играет один, без слов. При съемках ему по пять-шесть часов приходилось лежать на снегу, грим часто менять... Неоценимую помощь оказал нам сам Алексей Петрович Маресьев. Он приехал к нам на съемки, подолгу беседовал с Кадочниковым, восстанавливал детали своего героического подвига».

А Кадочников в своей книге «Оставайтесь молодыми» о личном знакомстве с Маресьевым напишет: «Впервые я с ним встретился под Звенигородом, где мы квартировали в доме отдыха Академии наук. Маресьев шел по длинному коридору чуть покачивающейся походкой. Мы узнали друг друга издали. Я подошел к нему, крепко пожал руку и вдруг понял, что сильно волнуюсь. Он еще крепче пожал мою руку и почему-то очень смутился. Позже я записал себе в дневник: «Прославленный летчик. Герой Советского Союза, человек о подвиге которого знает чуть ли не весь мир, застенчив».

И вполне закономерно, что в прокатной статистике картина заняла второе место, создатели его, и Кадочников в их числе, получили Сталинскую премию второй степени. А вот Сталинской премией первой степени актер был удостоен за роль Алексея Николаевича Ковшова, заместителя главного инженера на нефтепроводе Оха–Софийск в фильме Столпера по роману Василия Ажаева «Далеко от Москвы» (1950). И роман и фильм, между прочим, доподлинно разоблачает гуляющую и сегодня по либеральным изданиям версию, будто на подобных стройках «вкалывали» одни зэки. Нет, отнюдь. Нужны были и по-современному подготовленные, начитанные, высококультурные специалисты.

Об этом интересно, с воодушевлением рассказывал мне сам Павел Петрович Кадочников. Мы познакомились в 1972 году, не раз беседовали на Ленфильме, в местах официальных и не только. Как-то даже на медосмотре оказались в одной больничной палате, разделенной легкой занавеской, и о чем только не переговорили. Собеседник он увлекательный, разговор строит выразительно, я бы сказал, с литературной взыскательностью, недаром же в институте преподавал до войны технику сценической речи.

К слову, последний съемочный день комедии «Антон Иванович сердится» пришелся на 21 июня 1941 года... А утром 22 июня фашистские войска напали на нашу Родину, началась Великая Отечественная война. В тот же день Кадочников пришел в райком комсомола с заявлением записать его в народное ополчение. Его записали, выдали повестку «на формирование», но вскоре вызвали и сказали: «Возвращайся на Ленфильм. Ты в «Обороне Царицына» снимаешься, у самих братьев Васильевых. Их «Чапаева» каждый знает, и фильм ваш имеет оборонное значение. Считай себя солдатом и выполняй свой долг!»

Рассказал мне Павел Петрович и о том, что давным-давно мечтал попробовать себя в режиссуре, да все не решался. Но после встречи с Маресьевым, словно бы исподволь, стал задумываться, есть ли предел творческим возможностям человека, и если есть, то где он, видимый иль невидимый, за которым творческий дух требует чего-то нового, неизведанного. Осилит актер новую профессию? И как уйти от подражательства, к чему тянет на первых порах. Учиться у больших мастеров одно, но негоже, говорил он, примеривать их одежды на собственные слабые плечи.

Когда Кадочников решил снимать «Музыкантов одного полка», первую свою кинокартину, которая выйдет затем на экраны в 1965 году, то уже поработал со многими видными, помимо названных, режиссерами, хорошо изучил своеобычный стиль каждого. Имена их и поныне на слуху.

Сергей Иосифович Юткевич, написавший о нем в 1948 году статью в «Огоньке» под заголовком «Зрелость таланта», снимал Кадочникова еще в 1938-м в «Человеке с ружьем», затем в фильмах «Яков Свердлов» (1940), «Здравствуй, Москва!» (1945), «Пржевальский» (1952), а позднее «Ленин в Париже» (1981), где актер сыграет Поля Лафарга, французского экономиста, теоретика-марксиста, журналиста, политика, мужа дочери Карла Маркса Лауры. Роль эта поможет актеру глубже осмыслить значение политической составляющей режиссерской работы, ее взаимосвязи с художественным процессом. В дневник свой Павел Петрович выпишет позже слова Юткевича: «Так же как композитору, вероятно, слышится та или иная мелодия сначала только как сольная песня, или как фортепьянный прелюд, или как скрипичный концерт, так же как живописец видит внутренним оком тот или иной сюжет в жирном мазке масляной краски, или в карандашном штрихе, или в очертании черно-белого пятна гравюры, – так и режиссер ощущает первично свой замысел то ли в патетике трагических образов, то ли в плакатных, ярких и броских сатирических силуэтах, или контуры будущего фильма видятся ему в строгих, почти документальных формах, или как прозрачная лирическая арабеска».

Снимали Павла Кадочникова прежде и Павел Петрович Петров-Бытов («Разгром Юденича»), и Александр Викторович Ивановский («Антон Иванович сердится»), и Сергей Михайлович Эйзенштейн («Иван Грозный»), и Михаил Константинович Калатозов («Заговор обреченных»), и Иосиф Ефимович Хейфиц («Драгоценные зерна», «Большая семья»), и Владимир Александрович Чеботарев («Сын Иристона» – о классике осетинской литературы и живописи Коста Хетагурове в роли поручика Джамбула Дзахсорова), и Григорий Васильевич Александров («Русский сувенир»), и Ефим Львович Дзиган («Пролог» – о русской революции 1905 года в роли А.М. Горького).


Важным для дальнейшего творческого пути артиста, освоения им разных кинематографических жанров станут две главные роли в комедии Семена Алексеевича Тимошенко «Запасной игрок» (1954) – актера Ивана Ивановича Светланова и якобы профессора Дедушкина, когда Павлу Петровичу потребовалось брать уроки бокса у неоднократного чемпиона СССР Ивана Князева, который лестно отозвался о его физических данных: «Второй разряд тебе обеспечен, а, может, и первый». Полезной будет и встреча Кадочникова с режиссером Надеждой Николаевной Кошеверовой. В ставшей необычайно популярной картине ее и Александра Ивановского «Укротительница тигров» он сыграет мотогонщика Федора Ермолаева рядом с такими мастерами комического жанра, как Сергей Филиппов, Константин Сорокин, Павел Суханов, Леонид Быков, органично вписавшись в общий контекст, но и не утрачивая личностного геройского начала, а в 1956 году снимется у Кошеверовой и в комедии «Медовый месяц».

***

И вот 1965 год – режиссерский дебют Кадочникова – героическая комедия «Музыканты одного полка», снятая вместе с другом своим Геннадием Ивановичем Казанским по сценарию Леонида Любашевского. Взяв давнюю пьесу его, режиссеры создали увлекательную и трогательную трагикомедию о том, как во времена становления молодой Советской республики в оркестр к иностранным интервентам, покидающим ее пределы, устраивается наш подпольщик Алексей Илютинский (Юрий Соломин) под видом валторниста, причем лишенного какого-либо музыкального слуха, и похищает план вражеской обороны, спасает от расстрела большевика Макеева (Николай Еременко-старший), председателя губисполкома. В этой картине что ни роль, то известный по многим советским лентам артист: Борис Чирков, Игорь Горбачев, Владимир Васильев (режиссер), Константин Адашевский, Николай Боярский, Аркадий Трусов, Степан Крылов, Николай Кузьмин, Аркадий Суснин, Николай Горлов, Олег Белов, Константин Кадочников, сын, сам Павел Петрович в образе полкового музыканта Игоря Чулковского, – и все они умело соединены в многомерный единый ансамбль. Ничего не скажешь, удачный дебют.

Зато кинокартину «Снегурочка» на основе «весенней сказки» А.Н. Островского ставил Кадочников сугубо самостоятельно, еще и сыграв царя Берендея. На роль пастуха Леля, тщательно им разработанную в тюзовском спектакле, он пригласил Евгения Жарикова, на роль Снегурочки – заканчивавшую Щукинское училище Евгению Филонову, потом актрису Московского драматического театра имени Н.В. Гоголя, захваченного теперь либералами-скабрезниками во главе с поразительно бездарным, но при этом обвешанным их дутыми премиями К. Серебренниковым. Безобразия этого Евгения Михайловна уже не увидела, скончавшись в 1988 году от неизлечимой болезни. «Славная она актриса была. Растаяла, как и ее героиня, – говорил мне Сергей Николаевич Филиппов, кому Кадочников дал роль Бармяты, приближенного царя, роль не комическую, о чем он нет-нет и мечтал. Я бывал дома у него и его супруги Антонины Георгиевны Голубевой, автора книги «Мальчик из Уржума» о юности С.М. Кирова, в «писательском доме» на канале Грибоедова. Фильм вышел первостатейный. Да, трагичный, но и светлый, ладный, чисто русский. Посмотри, сколько там хороводов, народных песен, плясок, игр позабытых. У Павла Петровича все хорошо получилось. И актерски и как режиссер он себя показал. Ну и все мы разыгрались в полную силу – Женя Жариков, Борис Химичев (Мизгирь), Ирина Губанова (Купава) – все-все, кто делал картину. Красиво снял родные пейзажи оператор Александр Чиров. Подобрал, по-мастерски обработал народные мелодии Владислав Кладницкий, он композитор отличный. Но главное, главное – новый режиссер на Ленфильме появился!».

Гораздо сложнее шла работа над фильмом «Серебряные струны» (1987) о создателе первого в России оркестра русских народных инструментов Василии Васильевиче Андрееве, которого интересно сыграл Александр Галибин. Сначала кадочниковский сценарий долго мариновали в московских инстанциях, а на Ленфильме и вовсе его потеряли, авторство даже в суде приходилось доказывать. Благо, помогали Павлу Петровичу снимавшиеся в картине и близкие по патриотическому настрою артисты – Игорь Горбачев, Владимир Балашов, фронтовик Сергей Полежаев, Павел Кашлаков, другие друзья и соратники. Однако силы Кадочникова заметно подтачивались. Тяжело, хоть не показывая на людях, переживал он трагедии в семье: когда погиб в Прибалтике при загадочных обстоятельствах сын Петр, тоже снимавшийся с ним актер, когда умер от инфаркта старший сын Константин.

А сам Павел Петрович, рассказывают, как-то встал с постели и вдруг рухнул замертво. Случилось это 2 мая 1988 года. Похоронили его в родном Ленинграде, на Серафимовском кладбище, рядом с сыновьями. Позднее похоронят здесь и жену его Розалию Ивановну, начинавшую работать с ним еще на тюзовской сцене...

***

Нынче почему-то считается, что в семидесятые годы Кадочникова долго не снимали, пока в 1977-м его не пригласил Никита Михалков в свою «Неоконченную пьесу для механического пианино» на роль Ивана Ивановича Трилецкого. Причин при этом не называют и ничего толком не объясняют. Мол, поссорился с неким «начальством», хотя не в том вовсе дело. Слухи такие распространяют те, кому не по нутру была и остается идейная позиция Павла Петровича – позиция русского советского патриота и, конечно, им созданные образы героев – верных своему народу, строившему на своей Родине общество социальной справедливости и духовного, культурного богатства. И он этого ни от кого и никогда не скрывал, выступая, помнится, на открытых партийных собраниях, при всем честном ленфильмовском народе. Тут присутствовали и рабочие, и технические работники, порой награждавшие его аплодисментами, а не только «избранные творцы», среди которых окажутся и те, кто покинет «эту страну».

Творческой работой Павел Петрович занимался неустанно, без перерывов, как и свойственно истинному творцу. Обдумывал новые темы, пробовал, сомневался, а то и ошибался. В 1974 году на Азербайджанфильме сыграл, например, немецкого разведчика, направляемого под именем советского инженера на нефтепромыслы – как бы «Подвиг разведчика» наоборот, но зарекся, сказав: «Однажды став героем советского народа, я не имею права предавать этот образ». С такими чувствами сниматься он и продолжал, отдавая предпочтение ролям либо классическим, как «важный барин» Кучумов у режиссера Евгения Семеновича Матвеева в «Бешеных деньгах» А.Н. Островского; либо историко-революционным, как в 1979 году на Свердловской киностудии у Владимира Павловича Любомудрова в главной роли управляющего конезаводом Уварова; либо у Геннадия Ивановича Полоки и тоже в главной роли – заслуженного учителя, рассказывающего об истории своей страны, – в «Нашем призвании» на Беларусьфильме и в его ленфильмовском продолжении «Я – вожатый форпоста».

Народный артист СССР, Герой Социалистического Труда Павел Петрович Кадочников и сам был для нас, преданных его зрителей, настоящим героем, которому вместе с созданными им образами хочется соответствовать. Вечная слава его творчеству.

Эдуард ШЕВЕЛЕВ. Газета «Советская Россия»

Уважаемый Валентин Васильевич!

Посылаю Вам очерк о выдающемся советском актере и режиссере, народном артисте СССР, Герое Социалистического Труда П.П. Кадочникове к 100-летнему юбилею его: 29 (16) июля 2015 года. С Павлом Петровичем я был хорошо знаком, встречался с ним в разные годы. Это был настоящий советский человек, к кому вполне подходит – в согласии с сыгранным им героем – такое определение. Преданный своей Родине, своему народу, он жил во славу и благополучие их, работал честно, страстно, открыто, всю душу, весь талант отдавая любимому Советскому искусству. Создав яркие образы русских и советских Героев с большой буквы, Павел Петрович даже отказывался исполнять роли врагов, искренне уважая зрителя, в чьем представлении он соединился накрепко с темой героической, подлинно патриотической, ныне твердо отстаиваемой народной газетой «Советская Россия».

С наилучшими пожеланиями газете
и Вам лично Эдуард Шевелев.

ertata

Я уверен. что есть очень мало людей, кто бы увольнялся так же как я. Может быть их вообще нет.

Вообще-то призывался я тоже бардачно, но там нас было человек 40 таких: приехавших на сборный пункт утром 07 июля 1985 года, отпущенных по домам до вечера (или до утра?? уже не помню), потом собравшихся повторно и 8 (восемь!!) дней ехавших до Читы на разных поездах. Понятно, что к Чите подъезжала уже изрядно потрёпанная, голодная и немытая банда. Но призыв не так интересен, там все даты совпадают, поэтому я вернусь к увольнению.

12 мая 1987 года, утром меня вызвали из объединённого медпункта (ОМП - обслуживал несколько частей) в штаб нашего 109 Отдельного гвардейского разведывательного батальона. Помощник начальника штаба (ПНШ - отличный офицер, капитан, разведчик, к нам попал из Афгана, где попал на мину, долго лечил свои пяточные кости, стал не строевым, но на штабной работе оставили) объявил, что начштаба майор Скрипник - тоже классный мужик был, хоть и самодур, приказал сегодня отпустить меня домой и отправить 13 мая дембельским спецрейсом (самолёт) из Читы в Екатеринбург. Я радостно сдал военный билет (военник) на оформление и убежал в свой ОМП собирать вещи.

Надо сказать, что вся гражданская одежда, в которой я планировал возвращаться (гражданка) у меня была спрятана на одной из квартир в домах офицерского состава (ДОСы). Там же были фотографии и разные армейские "сувениры", от которых, в связи с наметившимся самолётом, предстояло избавиться. Поезд в Читу уходил ночью, поэтому я планировал вечером, после получения документов на увольнение прогуляться в ДОСы и забрать сумку с одеждой. А пока предстояло пообедать, раздать ненужное молодым, попрощаться со всеми, кого ещё хотелось видеть.



В общем сижу я на завалинке скамейке около входа в ОМП, радуюсь весеннему солнцу и жизни и тут подруливает на своём мотоцикле мой начмедушка, молодой коммунист и старый  лейтенант (именно старый, а не старший - 30 лет и всё ещё лейтенант!) Пирогов. Смотрит он на меня так ласково и говорит: "Что увольняешься?", я ему "Ага! Начштаба уволил!". Он говорит "Ну поехали ко мне в гости домой, пообедаем, с женой попрощаешься.". Я, весь такой расслабленный и почти гражданский, соглашаюсь. Тем более, что это избавляло меня от вечернего похода в ДОСы - пара километров напрямик в одну сторону - за гражданкой.

Сажусь к нему на мотоцикл и мы поехали. А надо сказать, что въезд в ДОСы из городка с казармами был как раз рядом с гауптвахтой. И вот въезжаем мы в ДОCы и на полном ходу заазжаем во двор гауптвахты. Останавливаемся, я спрашиваю "Что случилось?", мой начмедушка мне и говорит "Сейчас тут солдата гляну, подожди пару минут". Заходит в здание и через несколько секунд выбегает оттуда с начальником караула (начкар) и парой солдат, показывает на меня пальцем и говорит: "Вот задержал солдата, говорит, что без документов!".

Сказать, что я офигел - это ничего не сказать. Я просто онемел и ничего не мог сказать, когда на меня направили автоматы и приказали следовать в здание. Только когда мы уже зашли и меня начали обыскивать я начал орать всё, что я думаю и про Пирогова и про гауптвахту, что я уже гражданский человек и что я требую позвонить начальнику штаба майору Скрипнику. А Пирогов - вообще мой начмед. Не знаю, что сказал начкару Пирогов, но меня отправили в камеру временно задержанных (КВЗ).

Многих в армии пугают гауптвахтой ("губой"), но губа, по сравнению с КВЗ - это курорт. Потому что без продовольственного аттестат туда никого не принимают. А значит там кормят. А в КВЗ сидят неизвестно кто и кормить их неположено, да и нечем, т.к. на них продукты не выписывались. Поэтому время содержания в КВЗ было ограниченно тремя сутками.

Вот трое суток я там и просидел. Без нормальной еды. С собой у меня были деньги (не спрашивайте, почему их не нашли при обыске - я всё-таки к тому времени уже дембелем был и что-то понимал в армейских порядках), поэтому, когда меня выводили на работу (нормальная ситуация, да? жрать не дают, а на работы выводят!), то я вместе с караульным шёл в магазин, там покупал еду и сок, мы с ним (а также его автоматом и 60 патронами) заваливались в какие-нибудь кусты и там целый день с перерывом на его обед загорали.

Через трое суток, 15 мая, меня выпустили. Я пришёл в расположение батальона, пообедал, сел думать о своей жизни и  о том, что сделать со всеми, благодаря кому я до сих пор не дома и тут меня опять арестовали! Уже не помню кто и как, потому что последующие 12 дней превратились для меня в День сурка: 3 дня в КВЗ, обед в батальоне, 3 дня в КВЗ обед в батальоне и так до 27 мая. Едиственным искобчением был день, когда в караул на губе заступил наш батальон, тогда они меня нормально кормили.

27 мая, меня прямо с гауптвахты отвели в штаб дивизии, а надо сказать, что я к тому времени утратил связь с остальными нашими дембелями с батальона и думал, что они уже все разъехались по домам. Какое же было моё изумление, когда я увидел во дворе штаба дивизии человек 10 наших дембелей во главе со старшиной разведывательно-десантной роты (РДР) нашего разведбата.

К нам вышел сам начальник штаба дивизии подполковник Антонов и объявил, что мы - главные залётчики дивизии, а потому поступаем к нему в полное распоряжение для дембельского аккорда. Наша задача - построить за 2 недели фонтан (!!!) во сквере перед штабом дивизии. Без проекта, без материалов, без инструментов. Нам выделят технику, какую необходимо, нас никто не будет задерживать и ничего нам не предъявит, но фонтан должен быть.

Слегка офигевшие мы утопали в батальон, где мне выдали военник в котором значилась дата увольнения 12 мая 1985 года. Вечером сели думать и делать проект. Он родился очень быстро: украсть ж/д цистерну (!!!!), отрезать у неё торец, приварить к нему ножки и из него сделать чашу фонтана. Обложить её природным камнем и зацементировать. Посколько насосов тогда не было, водяных счётчиков тоже, то решили, что в центр чаши поставим трубу, украсим её в нашем понимании и просто пустим через неё водопроводную воду.

Но для начала нужно было разметить и спланировать территорию, чем мы и занялись на следующий день, а потом и на следующий день, а потом ещё день. Но поскольку группе захвата, во главе со старшиной РДР, не удавалось украсть ж/д цистерну (ну украсть - это громко сказано, предполагалось найти пустую цистерну в ж/д тупике, подогнать туда машины и спеца с автогеном, прямо на путях отрезать торец, погрузить и увезти - о возмоджности наличия в цистерне бензина и его паров мы не задумывались), а территорию мы уже спланировали, то эта ситуация нам стала надоедать.

А тут 2 июня вдруг пошёл снег. Группа захвата сгоняв в тупик сказала, что цистерн нет, на стройплощадке делать было нечего, но холодно и мы решили устроить себе выходной. А поскольку в казарме мы своим неуставным видом всех раздражали, то решили разбрестись кто куда. Не помню уже как, но в общем я оказался в квартире своего взводного - лейтенанта, он меня там оставил одного и, верх доверия (!!!), дал почитать самиздатовскую "Мастер и Маргарита" Булгакова.

Я полдня пытался почитать этот роман и ничего не получилось. Я потом делал ещё две попытки, но так и не прочитал его.

В общем лежу на диване дома у взводного, мечтаю о гражданской жизни и вдруг стук в дверь - не открываю, делаю вид, что никого нет дома. Тут стук в окно и крики "Антон, тебя срочно вызывают в батальон! Приехал Антонов и приказал собрать всех дембелей, там все построены на плацу!" - это был посыльный солдатик из части. В общем мы с ним рванули на место, прибегаю и вижу картину: наши дембеля в общевойсковом защитном комплекте (ОЗК) бегают по плацу.



Мне поясняют ситуацию, что мол Антонов увидел, что нас нет на объекте, лично приехал в расположение батальона, всех построил и приказал собрать всех нас, которые в очередной раз залетели. А когда соберёмся, то бегать в ОЗК по плацу.

Я, до этого дня, НИ РАЗУ в армии не бегал в ОЗК - бог миловал. Почему миловал? Потому что это ад. Почти герметичный резиновый костюм и противогаз приводят в тому, что уже через 5 минут бега внутри сыро от твоего пота, при этом жарко и температура только увеличивается. А ты к тому же не можешь нормально дышать через противогаз.

Сам начштаба дивизии Антонов сидел у окна в штабе батальона, пил чай и смотрел как парни бегают. Меня же три человека по быстрому обрядили в ОЗК и я тоже отправился на плац бегать. Впрочем, через 5 моих кругов (около 1,5 км) Антонов вышел, остановил нас и сообщил, что 1) Мы есть *****, ***** и ***** тоже. 2) Он нас снимает со строительства фонтана (что вызвало внутренний вздох облегчения, т.к. перспективы с ж/д цистерной были более чем туманные) 3) с завтрашнего дня мы строим плац около штаба дивизии.

А вот тут вот вы должны себе представить степень бардака в Советской Армии: перед нашими казармами был асфльтированный плац 100х50 метров, а перед штабом дивизии была небольшая "пашня". И после построения там, сапоги штабных офицеров выглядели так, как будто они только что из окопов.

Плац нам предстояло построить небольшой: 25х15 метров (посмотрел в Гугл.Земля - там до сих пор видны его остатки). Но асфальтобетонного завода поблизости не было. Было только немного цемента, много песка (в карьере), кран, панелевозы, несколько самосвалов. И панельный забор как вокруг дивизии в целом, так и вокруг объектов, которые формально не относились к дивизии, но относились к Министерству обороны. Вот с этих-то объектов нам и дали "воззможность" забрать плиты для плаца. Ну т.е. командование было не против, но если что - оно нас не знало.

Мы сразу разделились на 2 бригады: добытчики плит и устроители основания. Я возглавил ту бригаду, которая готовила основание. Бульдозера не было, были лопаты. Вот ими то мы и спланировали за день почти 400 метров квадратных площадки, изрытой военной техникой и сапогами штабных. Следующим шагом стало создание песчаной подушки. Самосвалы парни грузили на карьере, лопатами. Я с напарником раскидывал песок на будущем плацу. Десантники ночами свозили плиты к стройплощадке, днём спали, а в перерывах рассказывали откуда и сколько плит они вывезли. Самая увлекательная часть в их рассказах была КАК они вывозили. Но об этом я писать не буду, при должном уровне фантазии догадаетесь сами: даже с учётом их преувеличений досталось тогда всё-равно многим.

Процесс погрузки песка шёл долго и тяжело. БОльшую часть времени мы с напарником сидели на будущем плацу в ожидании очередного самосвала и я понял что нужно что-то менять, иначе домой мы не уедем ещё долго. Отправился с очередным самосвалом в карьер. Приехал туда и увидел такую картину: все стены карьера сточены солдатами (не только нами) на высоту 2-х метров, а выше нависает "карниз". При этом. когда они грузят, то кидают вверх. Хотя логичнее подгонять самосвалы под карнизы и сбрасывать песок вниз в кузов. Так родилось отличное управленческое решение: самосвал подогнали вниз и я поставил рекорд по его загрузке: 7 (СЕМЬ!!!) секунд одной лопатой. Просто я выбрал место, где можно было несколько раз тюкнув лопатой обрушить в самосвал весь карниз и это получилось! Как я сам не загремел вниз с массой песка - это тайна и для меня тоже, но после этого на загрузку самосвала стало уходить 1,5-2 минуты реального времени!

Т.о. ещё за три-четыре дня мы сделали песчаную подушку и приступили к укладке плит. Плиты клали те-же, кто их привозил, т.е. десантники во главе со своим старшиной. У них там уже бригада нормальная сформировалась. Я же, поскольку у меня было боевой опыт из учебки по замешиванию неограниченного количества раствора и бетона со своей бригадой занялся заливкой щелей между плитами и сколов.

На укладку плит и заделку щелей тоже ушло дня три. Антонов наблюдал за нами из окна штаба дивизии и когда дело шло к концу вышел и сказал: "Надо бы ещё деревья посадить!" и указал место между забором и плацем (их кстати видно на космоснимках - плац южнее между штабом и узлом связи, а наша аллея - то полоска деревьев идущая с северо-запада на юго-восток ). Пришлось отправлять народ за саженцами. В общем садили саженцы, подметали плац и готовили его к сдаче мы в ночь с 13 на 14 июня. Утром 14 июня мы сидели на плитах, всходило солнце и эту картинка стоит у меня перед глазами: грязные, худые, с каким-то диким блеском в глазах, в порванной форме и обуви (у меня у одного сапога уже оторвалась подошва и я привязывал её верёвкой - дембелям было "западло" менять порванное на новое) мы сидели на бордюре и ждали начштаба дивизии подполковника Антнонова. Он приехал, походил по плацу, посмотрел на нас, достал клочок бумаги и написал на нём карандашом: "Уволить ХХ разведчиков. Сегодня!" (ХХ - я не помню точно сколько нас было, 10-13 человек) и подпись. С этой бумажкой мы и явились в штаб батальона.

Там естественно позвонили для проверки в штаб дивизии, там их отматерили как следует, после чего процесс подготовки документов завертелся, но наши приключения ещё не закончились.

Поезд уходил в около часу ночи и нам приказали собраться с вещами в 22:00 для получения документов. Я сходил на квартиру за вещами, помылся, оделся во всё новое гражданское и стал ждать.

И в 22:00 началось.... "Построится! Перед покиданием расположения части предъявить вещи для досмотра!" Изымали всё. Все фотографии "Тут образцы секретной техники! Тут ты своим видом позоришь Советскую Армию!", оставили только из учебки. У кого были дембельские альбомы (я не увлекался этим) - рвали, кто расшил себе парадку на дембель - заставляли расшивать. В общем когда это закончилось, на народ было жалко смотреть. Но хорошо хоть молодые не видели дембелей в таком виде.

Дело в том, что весь батальон уже выехал в летний учебный лагерь разведчиков, нормальные офицеры тоже были там, а оставшиеся штабные, во главе с новым комбатом, решили выслужиться перед Антоновым. И видимо приказ был сверху. Т.к. документы нам выдали только за 20 минут до ухода поезда, а до станции - 1,5 км. Ночь. Ничего не видно. Мы бежали, а за нами ехали на УАЗике штабные и освещали нам дорогу. Правда когда мы прибежали на станцию и увидели, что она оцеплена комендатскими патрулями, то стало ясно, что люди в УАЗике ещё и следили, чтобы мы в полном составе добежали до станции и никто не "потерялся".

По быстрому купили билеты, нас проводили до вагона, мы в него запрыгнули, а уже на следующей станции Мирная примерно половина выпрыгнула обратно, чтобы вернуться в Безречную и доделать недоделанные дела. Несколько человек решили вернуться, чтобы "урыть этих козлов", хотя мы советовали им плюнуть и забыть.

Я же никуда возвращаться не хотел, т.к. у меня 20 июня был День рождения и я был твёрдо настроен встретить его дома.

Приехав в Читу на ж/д вокзал я понял, что вполне возможно моей мечте о Дне рождения дома сбыться и не суждено. Билетов в западном направлении не было. Совсем. Ни в воинской кассе, ни по брони, никак. Оставалось только ждать. И тут мне повезло. Я стоял в кассу вместе с бурятским цирком. Им было нужно много билетов. Почему стояли артисты, а не администратор - я не знаю. Знаю только, что когда кассир крикнула "Есть один на Пекин-Москва в купе!" я закричал "Мне!", а артисты, с которыми я уже успел пообщаться, подняли меня в воздух, над своими головами перенесли из середины очереди вперёд и поставили уже у кассы.

Естественно, моего проездного требования, рассчитанного на путешествие в общем вагоне не хватило, но деньги у меня были и я доплатил раза в три больше, чем было в требовании. И вот вечером 14 июня я уехал из Читы, а спустя 75 часов, 18 июня я вышел в Перми. Но не на станции Пермь-2. А на Бахаревке. Хотя у поезда там не было остановки. А я договорился с проводницей, она открыла мне дверь и я просто вышел.

Кроме военника у меня ещё были документы, по которым я потом вставал на учёт в военкомат. В них значилось, что я уехал из части 14 мюня, поэтому никаких санкций ко мне не применили.

P.S. Наверное вас мучает вопрос: за что же лейтенант Пирогов так по скотски поступил со мной? Всё очень просто: в этом ОМП несколько лет не вели истории болезней. Вообще. И вот должна была нагрянуть проверка. А лекарств было списано немерянно. Даже эфир у нас завозили в ОМП и никто не знает, куда он девался. В общем в начале апреля мне была поставлена задача написать за неделю 2,5 тысячи историй болезней. За это я до дембеля больше бы в роте не кантовался, а отдыхал в ОМП. Процес я организовал так: вокруг меня сидело 5 человек, я диктовал, а они писали. Абсолютно всё одинаково, но разным людям. Истории были тонкие, это ОМП, а не медсанбат или госпиталь. Тут в стационаре только с лёгкими простудами должны были лежать. За неделю я поспал пару раз. Но около 2-х тысяч историй мы написали. Но что-то проверяющим не понравилось. А Пирогов решил, что я его специально подставил  и что-то в историях не так писал (хотя какой с меня, внештатного саниинструктора спрос, при наличии 2-х штатных? Я тогда только первый курс мединститута закончил!). И он мне это в глаза не высказал, а просто выждал момент и сдал меня.Legart