Около 331 года до.н.э. Персеполис был захвачен Александром Македонским. Во время военного похода за ним следовала известная гетера Таис Афинская. После захвата города Александр вспомнил одно из ее выступлений и попросил ее разыграть прибытие царицы амазонок. По его замыслу Таис должна была сыграть захваченную во время одного из походов царицу амазонок Фалестру, которая по задумке должна стать его женой и подданой.

... На заполненную народом площадь, у южной стороны дворцов, выехал сам божественный победитель «царя царей», новый владыка Азии Александр, в сопровождении знаменитых военачальников. Яркое солнце играло на золотой броне и шлеме в форме львиной головы огромного и прекрасного македонца. Золотая уздечка резко выделялась на черной шерсти могучего боевого коня Букефала, не менее знаменитого, чем его всадник. По левую, почетную сторону Александра ехала царица амазонок, тоже в золотом вооружении. Народ затаив дыхание смотрел на Александра и его прекрасную, как богиня, спутницу. Амазонка в чистой и презрительной наготе сидела на неслыханно красивом коне – золотисто-рыжем, с длинным черным хвостом и гривой, в которые были вплетены золотые нити. Иноходец, небольшой и гибкий, казался ящерицей рядом с громадным Букефалом. Меднокожее тело царицы амазонок стягивал пояс из золотых квадратиков с коротким мечом, спину прикрывала леопардовая шкура, на которой размещались лук и колчан в обрамлении длинных золотистых кос, спадавших из-под назатыльника нестерпимо сверкавшего шлема. Лицо царицы охватывала толстая перевязь шлема, что вместе с низким козырьком придавало ей воинственный и непреклонный вид. На левой руке, над сгибом локтя, амазонка несла щит с изображением золотого сокола Кирки в центре.

- ...Мне хочется задать тебе вопрос, – обратился Александр к Таис.
- Слушаю тебя, царь,- по знаку Александра афинянка подъехала вплотную.
- Хотела бы ты быть царицей амазонок на самом деле? – вполголоса спросил Александр.
- Для тебя – да, для себя – нет! Ты не можешь продолжать придуманную тобою сказку.
- Пожалуй! Почему ты знаешь?
- Сказку можно осуществить только через женщину. А ты не мог быть со мной больше суток. И ушел.
- Ты взяла меня всего и столь же неистово, как и я.
- Поцелуи великого Александра памятны мне с той евфратской ночи. Я еду с тобой, на миг осуществилась легенда о твоей любви… не ко мне, а к царице амазонок. А царица исчезла!- и Таис послала Боанергоса вперед в темноту.

Таис, смятенная своей фиктивной свадьбой с Александром, на пиру произносит речь, вспоминая сожжение Афин Ксерксом перед битвой при Саламине, и призывает к сожжению Персеполиса. Голос афинянки, высокий и звенящий, хлестнул словами, как бичом. Александр вскочил будто ужаленный. Люди оцепенели. Александр молчал, глядя на Таис, склонившую голову, как в ожидании удара.

– Что же ты хочешь, афинянка? – спросил царь таким львиным рыком, что закаленные воины вздрогнули.
– Огня! – звонко крикнула она на весь зал.
– Возьми! – Он снял факел и подал гетере, сам взял второй.

Александр повернулся и повел вдоль стен Таис за руку. Два факела мгновенно подожгли занавеси на окнах, подвески и шнуры, легкие деревянные переплеты для цветов. Безумие разрушения охватило сподвижников Александра. С воплями восторга и боевыми кликами воины хватали факелы и разбегались по дворцам, поджигая все, разбивая лампионы, опрокидывая чаши с горящим жиром и маслом. Через несколько минут зал Ксеркса, пустая сокровищница и помещения охраны были в огне. Подожгли и ападану, откуда огонь перекинулся (или был перенесен) на жилые дворцы Дария и Ксеркса в юго-западном углу платформы. Оставаться на ней дольше не было возможности. Александр, не отпуская руки Таис, сбежал по северной лестнице на городскую площадь. Здесь, окруженный военачальниками, он стоял, зачарованно глядя на титаническое пламя, взвивающееся в почерневшее небо. Балки крыш и потолков, простоявшие столетия на сухой жаре, вспыхивали, как облитые горючим маслом. Серебряные листы кровли плавились, низвергаясь ручьями жидкого металла на лестницы и плиты платформы, и, застывая, летели звонкими раскаленными лепешками в пыль городской площади. Пламя ревело и свистело, перекрывая вопли жителей, столпившихся у края площади, боясь приблизиться. Звездное небо, казалось, потухло. Никто никогда не видел более черной ночи, окружавшей слепящий жар исполинского костра. Люди взирали на пожар с суеверным ужасом, будто не руки Александра и маленькой афинянки сделали это, а силы подземного мира и ввергнутых туда титанов вырвались на поверхность Геи. Жители города попадали на колени в предчувствии большой беды. И действительно, ни Александр, ни его военачальники не стали сдерживать воинов, для которых пожар послужил сигналом к грабежу. Толпа ошеломленных горожан стала разбегаться, надеясь спасти имущество от распалившихся македонцев. С раздирающим уши треском одна за другой стали проваливаться перекрытия, выбрасывая вихрящиеся столбы искр. Александр вздрогнул и, очнувшись, выпустил руку Таис, онемевшую в крепкой ладони царя. Он устремил на гетеру пристальный взгляд, как после речи в зале, и вдруг вскрикнул:

- Уйди!,- Таис подняла руку перед лицом, будто защищаясь.
- Нет! – еще решительнее сказал царь. – Не навсегда. Я позову тебя.
- Не позовешь! – ответила Таис.
- Как можешь ты знать?
- Ты знаешь свои слабости и побеждаешь их. Это дает тебе силу и власть над людьми.
- Так моя слабость – женщины? Никто не говорил мне этого!
- И немудрено. Не в женщинах, а в божественно-безумном стремлении ко всему недостижимо далекому твое сердце. Ничего нет в мире неуловимее женской красоты. И ты уклоняешься от этой безнадежной борьбы, вести которую обречены лишь поэты и художники. Красота ускользает, как черта горизонта. Ты выбрал горизонт и уйдешь туда.
- А когда вернусь?
- О том знают лишь мойры. Гелиайне, великий царь.

(с) Иван Ефремов "Таис Афинская"