Два фильма о Сталине режиссёра Анны Москвиной.


Бич Божий

Год выпуска: 2001
Страна: Россия
Жанр: документальный
Режиссер: Анна Москвина

Фильм рассказывает о великом человеке ХХ века И.В.Сталине, о его борьбе с мировой закулисой: с агентами ее в самой России и с внешним агрессором – фашистской Германией (1939-1945 годы). В марте 1917 года из Туруханской ссылки в Петроград приехал Иосиф Виссарионович Сталин, а в 1922 году на 11 съезде партии Сталин был избран Генеральным Секретарем ЦК. Сталину досталось тяжелое наследство, в том числе и Троцкий с его могучей организацией, целью которой было разрушение России. Троцкий писал: «Мы должны превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока». В 20–е годы у Сталина не было еще авторитета, необходимого для Генсека, поэтому во всех делах и выступлениях он подчеркивал, что является продолжателем дела Ленина. Постепенно Сталину при помощи власти удалось выдворить Троцкого из России, а потом уничтожить его сторонников


Вождь и пастырь

Год выпуска: 2004
Страна: Россия
Жанр: Публицистика
Режиссер: Анна Москвина

Фильм является продолжением "Бич Божий", в котором рассказывается о великом человеке ХХ века И.В. Сталине в борьбе с оппортунизмом. Авторы фильма - Татьяна Миронова и Анна Москвина


Скачать Бич Божий
Скачать Вождь и Пастырь


ertata

Блистательная Мэрилин Монро, идолы нескольких поколений Джон Леннон и Боб Марли, Курт Кобейн и Майкл Джексон. Преждевременная гибель кумиров до сих пор вызывает вопросы, ответы на которые, по некоторым версиям, следует искать в Белом Доме, ФБР и ЦРУ.

Мэрилин Монро, 1962 год

Здесь все предельно ясно. Она погибла потому, что слишком много знала о делах братьев Кеннеди. «Роберт был здесь, угрожал и кричал на меня ... У меня с ним роман ... У меня был роман и с Джоном Кеннеди», - признавалась Мэрилин накануне своей гибели. Роберт заезжал утром в день ее смерти предупредить, чтобы она больше никогда не звонила в Белый дом. Мэрилин рыдала: «Я боюсь ... Я знаю слишком много опасных секретов Вашингтона».


В том, что братья должны были рано или поздно «отрезать» Монро, нет ничего удивительного. Развлекаться с ней было безрассудством. Оба были женатыми мужчинами, а в то время прелюбодеяние почти всегда заканчивалось крахом политической карьеры. Кроме того, Кеннеди слишком многое обсуждали с Монро. Она же вела дневник, в котором конспектировала беседы с президентом и его братом. В нем остались записи о таких секретах, как военные операции во Вьетнаме и крестовый поход против мафии, сведения об устранении политических соперников, испытании передовых ядерных бомб…

Мог ли глава ФБР Эдгар Гувер допустить, чтобы главные секреты страны находились в руках девицы, ведущей раскованный образ жизни, злоупотреблявшей алкоголем и симпатизировавшей коммунистам? Ее участь была предрешена. Когда звезду нашли мертвой, дело сразу засекретили. Лишь спустя годы коронер признался, что его заставили подписать липовый вердикт, в котором причиной смерти было названо самоубийство.

Джон Леннон, 1980 год

Долгие годы считалось, что убийцей лидера The Beatles был одиночка – некий Марк Чепмен, сумасшедший ботаник и наркоман, видевший в Ленноне кумира, но смертельно завидовавший его таланту и богатству. Однако не так давно всплыла версия, которая бросает вызов общепринятой точке зрения. Daily Mail пишет, что Чепмен был марионеткой. Реально же план убийства Леннона был разработан ЦРУ по заказу части американского истеблишмента. Эту версию подтверждает ряд несоответствий, на которых строится «официальная версия».

Предполагается, что Чепмен был завербован ЦРУ во время своего путешествия по миру. Маршрут его странствий проходит через Бейрут – в те годы главный шпионский улей ЦРУ. Здесь располагался один из офисов сверхсекретного Агентства подготовки политических убийств. Другой лагерь для наемников ЦРУ был на Гавайях, где Чепмен жил несколько лет.

Наконец, характер ранений Леннона указывает на почерк американских спецслужб, примененный ими еще при ликвидации Джона Кеннеди. В обоих случая на месте убийства находился также второй стрелок, страховавший «козла отпущения». А поскольку расследование сразу приняло версию об одиночке, логично предположить, что боссы ФБР состояли в сговоре с коллегами из ЦРУ.

Почему Леннон попал в их расстрельный список? Правое крыло американского правительства было напугано его мощной пацифистской кампанией. Не стоит забывать, что во время «холодной войны» жизнь общественного деятеля, открыто оппонирующего властям с левых позиций, не стоила в США практически ничего. Леннон мог бросить социалистический лозунг в массы и развернуть тысячи своих фанатов, а значит, Леннон был опасен...

Боб Марли, 1981 год

Агенты ЦРУ покушались на его жизнь несколько раз. Популярность Боба Марли на Ямайке была колоссальной, его антиколониальные и левые убеждения также не были секретом. А главной задачей США на тот момент было не допустить перехода Ямайки, подобно Кубе, в социалистический лагерь. Лидеры и боевики местной Лейбористской партии принимались в США на самом высоком уровне, лично президентами Никсоном и Картером. Чтобы сдерживать рост популярности Народной национальной партии Ямайки, они получали деньги и оружие прямиком из Вашингтона... Бобу Марли удалось объединить две противоборствующие партии на своем концерте Peace Love в 1978 году. Победить на ямайских выборах, не получив одобрение Боба Марли, было практически невозможно.

Есть разные версии о гибели музыканта, ведущие в Вашингтон, большинство из них на первый взгляд выглядят откровенно нелепо. Если бы не одно но: доподлинно известно, что в своё время те же средства – черная магия и ботинки с отравленными шипами – использовались американцами для устранения Фиделя Кастро, правда, с ним это не сработало. Так или иначе, есть основания полагать, что страшный диагноз – рак ступни – стал следствием замысловатого покушения ЦРУ. Дальнейшее лечение в европейских клиниках только усугубило болезнь – к тому моменту в окружение ямайского музыканта уже были внедрены сотрудники американской разведки, которые его «залечили».

Курт Кобейн, 1994 год

Предсмертные записки лидера Nirvana говорят о том, что он был в серьезных контрах с ЦРУ. «Сегодня был хороший день. Но они появились. Я принимал душ и увидел их черные машины перед моим домом. Я действительно не знаю, что я могу сделать. Они становятся все сильнее и сильнее», - пишет Курт. Спустя две недели он умер.

Есть версия, что Кобейн стал жертвой глобального эксперимента ЦРУ. Дело в том, что в Лэнгли давно обеспокоились тем, как черный радикализм проникает в умы белых подростков. Для борьбы с этим спецслужбы проталкивали идеи национального сепаратизма в среду белых молодежных исполнителей. В этой связи движение грандж, возглавляемое Nirvana, активно поддерживалось ЦРУ. «Они хотели разделить молодежь по расовому признаку, ведь если черные и белые дети соединяются, то они представляют собой серьезную угрозу для системы, - сетуют фанаты Кобейна. – Грандж, по замыслу властей США, должен был привить подросткам чувство безнадежности, наполнить их ненавистью к себе, ограничить их интерес к изменению мира». Есть версия, что Кобейна подтолкнули к самоубийству, когда он захотел избавиться от колпака ЦРУ. Возможно, решение уйти из жизни принял и сам Кобейн, видя в этом единственный способ обрести свободу…

Майкл Джексон, 2009 год

Необходимость в ликвидации поп-иконы вызвана теми же причинами, что и в случаях с убийствами Леннона и Марли. Майкл был властителем миллионов умов, но в последние годы жизни начал занимать активную пацифистскую и антиамериканскую позицию. Этим пронизаны все его клипы и шоу. Считается, что последней каплей стало его намерение превратить свои аншлаговые концерты в Великобритании в «платформу» для предупреждения человечества о биологическом геноциде, развернутом с подачи Вашингтона.

Речь идет о расследованиях бесстрашной австрийской журналистки Джейн Бургомистр. Она стала автором ряда судебных исков против крупнейших фармацевтических компаний и представила доказательства существования в США группы высокопоставленных лоббистов, международных банкиров, чиновников ФРС, ВОЗ, ООН и НАТО. Их целью было глобальное распространение слухов о пандемии «птичьего» и «свиного» гриппа для проведения поголовной принудительной вакцинации населения США и Европы. Эта операция принесла бы им миллиарды долларов.

Среди лиц, замешанных в скандале, президент США Барак Обама, координатор ООН по борьбе с гриппом Дэвид Набарро, генеральный директор ВОЗ Маргарет Чен, министр здравоохранения США Кэтлин Сибелиус и министр внутренней безопасности США Джанет Наполитано. Теперь представим на секунду, какой резонанс вызвали бы мощнейшие пропагандистские шоу Майкла, четко указующие на врагов рода человеческого…

Он умер от токсического отравления, лечащий врач предстал перед судом, но ниточки тянутся в куда более высокие кабинеты.

Стрингерское Бюро Международных Расследований.
Freelance Bureau of International Investigation

ertata

Случалось ли вам, читатель, возвращаться в звездную полночь из Сызрани по Тереньгульскому шоссе? Дорога пересекает Сенгилеевские горы, и кажется, что золотистый диск Луны катится навстречу, то припадая к вершинам холмов, то взлетая в небо, когда машина спускается в долину. А прямо по курсу, где-то далеко над ночным городом неизменно стоит Полярная звезда, любимая звезда Дениса Давыдова. Он называл ее Родимой. Много раз светила она ему на пути из Верхней Мазы через Сызрань в Симбирск. Только дорога в его времена проходила немного западнее, да мчались по ней не машины, а кони. В последний раз Родимая светила Денису Васильевичу на пути в Симбирск 28 декабря 1838 года.


Повторяя путь поэта-партизана, невольно вспоминаешь строки:

«Нет, братцы, нет: полусолдат

Тот, у кого есть печь с лежанкой,

Жена, полдюжины ребят,

Да щи, да чарка с запеканкой!» -

Так говорил наездник наш,

Оторванный судьбой веленьем,

От крова мирного – в шалаш,

На сечи, к пламенным сраженьям.

Это – заключительные строфы стихотворения «Полусолдат». Именно его, написанное, как считали в светском обществе, «ухарским слогом», вместе с оружием горцев посылает Денис Васильевич Вальтеру Скотту через двоюродного брата Петра Львовича Давыдова и его сына, студента Эдинбургского университета Владимира. Зачем? Герой партизанской войны, известный всей Европе под именем «Черного капитана», хочет показать, что в 1828 году он уже не тот, каким был десять лет назад, когда сложил «Песню»:

«Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

Сабля, водка, конь гусарской,

С вами век мне золотой!»

Он по-прежнему «за тебя на чорта рад, наша матушка Россия!» Но к 1828 году он – глава большой и дружной семьи, где воспитывались пятеро сыновей и три дочери, «долгожданные дети», как говорил он о них. В тени его немеркнущей славы затерялся лик прекрасной русской женщины – его любимой жены, верной спутницы, надежной и нежной матери, берегини семейного очага с древним именем Софья, что значит «мудрость».

Воин, стратег, поэт создавал семью в зрелом возрасте. 17 апреля 1819 года 35-летний Денис Васильевич, сполна изведавший все тяготы походной жизни, знающий цену жизни и смерти, верности и предательству, счастье славы и горечь опалы, обвенчался с красавицей Софьей Чирковой. Его избранница – дочь боевого генерала, участника штурма Очакова, получила отличное воспитание, впоследствии сама давала уроки детям, переписку с сыновьями вела только по-французски, чтобы укрепить их знание языка. В приданое молодые получили несколько имений в Оренбургской и Симбирской губерниях. Одно из них – Верхняя Маза Сызранского уезда – стало любимым домом Дениса Васильевича и Софьи Николаевны, родовым гнездом их детей и внуков.

Слева от Спасо-Вознесенского собора, на углу Большой (Гончарова) и
Московской (Ленина) улиц виден дом Николая Денисовича Давыдова (фото 1876 года).
В Симбирской губернии жили друзья, родственники, сослуживцы Дениса Васильевича, и благодатный приволжский край стал ему родным на долгие годы. Через год после первого знакомства с Верхней Мазой – в 1820 году – именно здесь он начал работу над «Опытом теории партизанского действия». Много раз в последующие годы литературный труд поэта, военного историка и аналитика будет особенно плодотворным в периоды приезда в Симбирский край. Верхняя Маза для Давыдова, как Болдино для Пушкина. В Мазе написаны мемуары о событиях 1812-1814 годов, воспоминания о Ермолове, Суворове, Раевском, лучшие из стихов.

Денис Васильевич успел сделать удивительно много. Участвовал в Кавказской войне с персами и освобождении Грузии в 1826-28 годах. За победы в Польской кампании 1830-31 годов произведен в генерал-лейтенанты. Во время холерной эпидемии возглавлял самый сложный участок карантинной службы под Москвой. Сотрудничал с журналами, готовил статьи, в том числе и для пушкинского «Современника», пробивался через преграды цензуры. В последние годы жизни выступил с инициативой к 25-летию битвы под Москвой перенести прах Багратиона на Бородинское поле, был назначен командовать почетным эскортом полководца, у которого он когда-то служил адъютантом. Умело вел хозяйства в Верхней Мазе, подмосковном имении Мышецкое, оренбургских владениях семьи.

В 1822 году родился старший сын – Василий, в 1825 – Николай, в 1826 – Денис, в 1827 – Ахилл, в 1832 – самый младший, Вадим.

Сохранилась переписка Дениса Васильевича с детьми. «Всякая книга, как кольчуга, кольцо в кольцо, разорвать ее легко, но что из этого выйдет?», - писал Денис Васильевич по поводу статьи, истерзанной цензорами. Памятуя об этих его словах, очень не хочется вырывать цитаты из его писем к детям. Потому что это – книга, достойная стать настольной в каждом российском доме. Позволим себе лишь приоткрыть ее страницы.

Пятнадцатилетнему Василию он пишет: «Мой век уже прошел; мне приходится считать жизнь не годами, а месяцами. Твой век долог. Вспомни, что ты – старший в семействе, так и приготовляй себя… Именно с 16 лет (ибо на 17 году вступил в службу) я сделал себе правила, как вести себя во всю жизнь мою, и держась за них, как утопающий за канат спасения, никогда не торгуясь с совестью, не усыплял ее пустыми рассуждениями и в мыслях и в душе моей всегда хранил отца моего – добродетельнейшего человека в мире, я хранил его даже и после смерти его и сам себе говаривал: «Что батюшка сказал бы, что б почувствовал, если я это сделал при его жизни?» И все дурные помышления мои мигом улетали, и ничто уже не могло совратить меня с пути избранного…»

«В течение почти сорока лет довольно блистательнейшего военного поприща я был сто раз обойден, часто забыт, иногда притесняем и даже гоним – но это уж не мое дело, это было дело Судьбы; мое дело было служить ревностно, не глядеть по сторонам, чтобы сравнивать судьбу мою с другими…

Забота о сыновьях была для Дениса Давыдова столь же важна, как защита Отечества. Супруги занимались с детьми сами, приглашали хороших учителей. Когда Васе исполнилось 15, а Коле – 13, Денис Васильевич повез их в Петербург определять на учебу. Были выбраны лучшие по тем временам учебные заведения – Институт путей сообщения и Училище правоведения.

Наступил звездный час Давыдова. Его заслуги признаны, он представлен императору, приглашен в Военную галерею Зимнего дворца. «Милая душа моя», - начинает он письмо жене. Рассказывает о встречах с Брюлловым, Вяземским, Валуевым. И о том, как вместе с сыном Васей слушал оперу Глинки «Жизнь за царя». Еще через год едет на три месяца к сыновьям в Петербург, отправляется с ними в Кронштадт, везет их в Царское Село, чтобы показать первую в России железную дорогу. Он переписывается с ними как с единомышленниками. Пример отца притягателен: оба сына, несмотря на успехи в обучении гражданским профессиям, стремятся избрать военную карьеру. Денис Васильевич спорит, убеждает, подсказывает выбор. Как со взрослыми и равными обсуждает с ними свое предстоящее участие в доставке праха Багратиона к Бородинскому мемориалу.

Сыновья сполна заплатили долг памяти любимого отца – издали его письма, подготовили к печати и опубликовали собрание его сочинений, в том числе и тех, что не были напечатаны при его жизни. Позаботилась о памяти мужа и «милая душа» Софья Николаевна. В списке жертвователей на храм Святой Троицы, посвященный симбирянам-героям 1812 года, числится «генерал-лейтенантша С.Н.Давыдова». Она построила храм Покрова в Верхней Мазе на месте, где в ожидании отправки в Новодевичий монастырь хранился прах Дениса Васильевича. Позаботилась о доставке тела супруга, а спустя сорок лет там же, на Новодевичьем кладбище, упокоилась рядом с ним. Последний вечер своей двадцатилетней супружеской жизни они провели вместе – как и повелось в семье, читали книги младшим детям. Это было 21 апреля 1839 года в Верхней Мазе. А 22 апреля в 7 часов утра «внезапный удар слишком рано для Отечества, еще ранее для осиротевшего семейства пресек дни славного партизана». Он умер в час, когда писал письмо старшим сыновьям.

Когда-то на упреки друзей, не знавших его адреса, Денис Васильевич ответил: «Истинные друзья найдут меня по биению сердечному». Истинные друзья в России слышали биение сердца героя всегда. В советские годы академик РАН Михаил Алексеев собрал и перевел с английского и французского переписку Давыдова с Вальтером Скоттом, опубликовал исследования о его жизни, в фондах Карамзинской библиотеки хранились его книги.

А через десятилетия в Верхней Мазе энтузиасты создали в местной школе народный музей. Это было нелегко: к тому времени церковь Покрова, построенная в память о муже Софьей Николаевной, была разрушена. Дом Давыдовых разграблен, а в 1920 году сожжен, заросли пруды, вырублены парки и сад. Память Василия, Дениса и Николая Давыдовых, хозяйственная и общественная деятельность которых в Симбирском и Саратовском крае была заметной, полностью утрачена. Все пятеро сыновей Дениса Васильевича были офицерами, принимали участие в Крымской войне 1853-56 годов. Денис Денисович, подготовивший к печати более 39 писем отца, преподавал во 2-м Московском Кадетском корпусе. Профессиональным военным стал Вадим Денисович. Воевал на Кавказе, участвовал в штурме Карса, затем командовал Калужским пехотным полком, дослужился до звания генерал-лейтенанта.

События ХХ века рассеяли по стране семьи внуков и правнуков поэта-партизана. В их числе есть участники Великой Отечественной войны, ученые. К 200-летию со дня рождения Д.В. Давыдова учитель Верхемазинской школы Александр Бабин и его юные ученики «по биению сердца» отыскали адреса, публикации XIX века, фотографии.

Сегодня изобретаются «Дни отца», «Дни семейного общения», но почему-то инициаторы этих акций ни разу не вспомнили о бесценном даре Истории – жизненном примере и документальном наследии семьи Давыдовых. А ведь ничего и не надо изобретать, просто услышать биение сердечное.

Наталья Гауз. «Деловое обозрение»

ertata

► Эдиг Ход демонстрирует весенние модели на Paramount Pictures
Раз - и по мановению руки упитанная Марлен Дитрих превращается в голубого ангела, а неброская Грета Гарбо - в загадочного сфинкса. Кто сыграл в судьбах голливудских звезд «Золотого века» такую исключительную роль? Кому было под силу сотворить из обычной женщины богиню, которой подражали миллионы?

Новорожденный Голливуд относился к одежде актеров предельно просто: в чем пришел, в том и будешь сниматься. Конечно, это не распространялось на костюмные фильмы из жизни Древнего Египта или Дикого Запада - в этих случаях одежду и реквизит брали напрокат в каком-нибудь театре. Жанр большинства ранних шедевров кинопроизводства сводился к камерной драме, герои которой одевались точно так же, как зрители в зале синематографа. Но лучше.


Это презрение к костюму тем более удивительно, что практически все отцы-основатели крупных студий начала века успели до романтического увлечения синематографом потрудиться на ниве производства и продажи одежды. Создатель старейшей кинокомпании Universal Карл Леммле был управляющим в магазине мужского платья. Адольф Цукор из Рагапюипі Pictures начинал карьеру с ученика скорняка, дойдя до владельца мехового бизнеса. Metro-Goldwyn-Mayer лишила мир сразу двух гениев легкой промышленности, уведя Маркуса Лова с меховой фабрики, а Сэмюэла Голдвина - с должности продавца перчаток.

Традиция сниматься «в своем» в мужской киномоде продержалась аж до 40-х годов, когда Кэри Грант и Фред Астер продолжали заказывать для съемок дорогие костюмы. За свои, между прочим, кровные. Дуглас Фэрбенкс и Джон Гилберт в 20-х, Гэри Купер и Хамфри Богарт в 30-40-х - все они дружной вереницей тянулись на лондонскую Севил-роу. Сшить смокинг или фрак в Anderson&Sheppard.Gieves&Hawkes, Непгу РооІе&Со или в Kilgour означало не просто попасть в касту джентльменов, но и подтвердить определенное положение в обществе. «Фраки, как «форды», - писал Esquire в 1936 году, - это предмет гордости и модель, которая редко меняется». Может быть, именно из-за консерватизма мужской моды традиция снимать актеров в их собственных костюмах и продержалась так долго.

Хотя она распространялась не на всех. Было в армии экранных героев-любовников одно исключение.

Комедия страстей и пощечин.

Единственным актером кино в 20-х годах, на которого работал личный дизайнер одежды, был Рудольф Валентино. Звали дизайнера Наташа Рамбова, урожденная Уинифред Шонесси.

Ее родители разошлись почти сразу после Ее рождения, и мать то и дело выходила замуж. Чтобы девочка не путалась под ногами, ее из родного Солт-Лейк- Сити отправили учиться в закрытую британскую школу-интернат, где она несколько лет изучала историю и языки, а заодно увлеченно занималась балетом и рисованием. Девочка подросла, тут как раз грянули 10-е годы XX века, а с ними эйфорическое увлечение Дагилевскими сезонами. Образ русской балерины, а вовсе не историка или лингвиста, становится для Уинифред жизненным ориентиром, и она возвращается в Америку, чтобы поступить в труппу Федора Козлова, основателя Impcrial Russian Ballet Company. Но трудно порхать по сцене и чувствовать себя Анной Павловой, если тебя зовут Уинифред Шонесси. Неполное какое-то перевоплощение, никто не поверит в то, что ты - подлинник, а не подделка. И она становится Наташей Рамбовой.

Во время одного из турне по Америке труппа приезжает в Лос-Анджелес, город-синема, и здесь Козлов знакомится с режиссером Сессилем де Миллем. Эстетика русского балета с костюмами а-ля Бакст и тягой к экзотике находит приятное понимание со стороны де Милля, у которого маниакальная тяга к выспренности. Его обзывали певцом ванных комнат за кадры с пафосными дамами в мраморных купальнях, за потакание зрителям, то обмирающим от блестящих на солнце римских легионеров, то трепещущим от вида императорских апартаментов. Два творца ударили по рукам, и вот уже Теодор Кослофф эффектно заламывает руки и поражает зрительниц демоническими взглядами в новой картине де Милля. А то, что на нем надето, - работа Наташи Рамбовой.

Надо сказать, что Рамбова сама редко шила костюмы, чаще покупала их в салоне своего любимого Поля Пуаре, а затем декорировала или видоизменяла по своему вкусу. А пристрастия ее раз и навсегда сформировали художники Дягилева - Бакст, Бенуа, Добужинский, Билибин: юбки-абажуры, расписные шаровары, парчовые чалмы, вышивки в народном стиле.

Настоящим подарком для Рамбовой оказалась встреча с Аллой Назимовой. Которой (встречи) могло и не быть. Дело в том, что сначала с Назимовой познакомился Козлов. Она как раз собиралась снимать «Саломею» с собой в главной роли. Козлов предложил ей свое участие в качестве хореографа и художника-оформителя.

В тиши мастерской Рамбова сделала несколько эскизов, и с этими эскизами Козлов отправился на встречу с Назимовой, неосмотрительно прихватив с собой Наташу. Разговор шел на русском, и Назимовой даже в голову не пришло, что автор прекрасных динамичных рисунков не ее новый друг Козлов. Выяснилось это на стадии обсуждения, когда Назимова попросила кое- что скорректировать, и Наташа тут же быстренько принялась вносить поправки.

Истинный герой вышел из сумрака, жадный Карабас был посрамлен, а Назимова предложила Наташе бросить своего кукловода и поступить к ней на должность художника по костюмам с жалованьем в 5000 долларов за фильм и полной свободой творчества. Хотя вряд ли можно было назвать свободу «великого немого» полной, ведь костюмы нужно было делать с учетом их контрастности, представляя, насколько эффектна их графика. Если в жанрах немого кино доминировали комедии страстей и пощечин, то в вопросах одежды - игра объемов и цветовых пятен.

Сотрудничество с Назимовой было суперуспешным, творчество било кастальским ключом, коктейль из Голливуда и Бакста приносил славу и прибыль, но тут в жизни Рамбовой снова случилась встреча, с мечтой о которой засыпали тысячи женщин.

Обстоятельства этой встречи не совсем чисты. Рамбова, как и все окружение Назимовой, была молчаливой свидетельницей бурного романа подруги с секс-символом немого кино Рудольфом Валентино. Полнейшей неожиданностью для Назимовой было бегство подруги и любовника в Мексику. Там они и поженились.

Правда, скоро выяснилось, что предыдущий брак Валентино - самый короткий в истории Голливуда, продлившийся всего шесть часов - еще не был расторгнут, и молодожену пришлось для начала стать героем судебного разбирательства. Но истинная любовь преодолела это неожиданное препятствие, и вскоре Наташа Рамбова и Родольфо Альфонсо Раффаэлло Пьетро Филиберто Гульельмиди Валентино д’Антоньолла пошли по жизни рука об руку.

Шли, впрочем, недолго. Рамбова взяла на себя роль стилиста звезды, денно и нощно следя за каждой деталью экранной внешности Рудольфо. То она раскрашивала тело мужа хной, делая из него подобие фавна Нижинского, то обряжала его в чалму с перьями и алмазами и павлинообразные шаровары. Ей хотелось расширить его приторное амплуа, сделать его более фантазийным и образным. Валентино был не то чтобы против, но, кажется, не совсем понимал, чего хочет его талантливая жена. Бывшему жиголо было вполне комфортно в лайковой шкурке героя-любовника. А потому, смиренно поучаствовав некоторое время в экспериментах над собственной внешностью, он втайне от жены подписал контракт со студией Famous Players-Lasky, предложившей ему ровно то, что Валентино умел лучше всего. «Кто запудрил мальчику мозги? Почему он не посоветовался со мной?» - грозно вопрошала художница, в одночасье лишившаяся своего лучшего холста. На что агент Валентино и киностудия United Artists, занимавшаяся дистрибуцией, обвинили ее в желании сделать из Валентино «пуховку для пудры», вместо того чтобы подчеркивать его мужское начало, которое так ярко проявлялось в мелодрамах. Ну и все. Супруги как-то вдруг охладели друг к другу. Рамбова хлопнула дверью и удалилась в бизнес, открыв собственный магазин готового платья. Имя ее, впрочем, не было потеряно для мира кино. В ее магазине одевались популярные актрисы того времени - Бела Бонди, Алин Макмагон и «девушка с ужаленными пчелой губами» Мэй Мюррей.

С уходом Рамбовой орнаментальная и экстравагантная мода навсегда покидает Голливуд. На смену костюмности приходит стандарт. На экранный образ героя стало влиять то, что принято и модно в обществе. Например, когда модельер Жак Пату в 1929 году неожиданно удлинил платья и заразил новой модой весь мир, Голливуд отправил тысячи рулонов отснятой пленки в корзину, чтобы не выглядеть в глазах публики ветераном, плетущимся в арьергарде.

Лучшие друзья девушек

К тридцатым годам кинематограф перестал ориентироваться на немых старлеток с их большими наивными глазками. На смену утренней инфернальности Лиллиан Гиш приходит образ вечерней, зрелой и элегантной женщины, такой как Марлен Дитрих или Грета Гарбо. Юбки становятся длиннее, волосы благодаря моде на химическую завивку и перекись водорода кудрявее и блондинистее, а окружающий мир депрессивнее. И чем мрачнее становится на улицах, тем больше блеска на экране. До кризиса образцами для женщин были звезды театра и оперетты. Но как только кино заговорило, все стали делать жизнь с Джоан Кроуфорд или Джин Харлоу. И если эти богини появлялись на экране в платье от определенного модельера, на следующий день продажи в его магазине резко взлетали вверх. Для этого существовали титры, в которых указывалось имя автора нарядов. Надо сказать, что в начале 20-х годов рекламой одежды и предметов массового потребления усердно занимался Сесиль де Милль. Делал он это прямо в лоб и, нимало не стесняясь, вставлял в речь героев координаты правильного шопинга. Например, герой внезапно заявлял: «Кстати, обратите внимание на мою новую шляпу. Я купил ее сегодня в магазине готового платья Смита на Фигероу-стрит».

Именно предприимчивый режиссер де Милль был первым, кто понял, что зрителя волнуют не только страсти, но и наряды звезд. Еще в 1915 году он принял на работу художника по имени Клэр Уэст, по официальной формулировке, «для контроля за костюмами студии Famous Players-Lasky - будущего Paramount Pictures. Но в должностные обязанности мистера Уэста не входило собственноручное рисование эскизов и изнурительные примерки, а лишь подбор костюмов для того или иного фильма.

Кроме театральных костюмерных, можно было воспользоваться услугами Western Costume Company - базы, созданной в 1912 году коммивояжером по фамилии Бернс. За годы путешествий по Дикому Западу этот человек собрал внушительную коллекцию предметов индейского быта. Заработав на домик в пригороде Лос-Анджелеса, ушел было на покой, но тут ему довелось посетить синематограф, где как раз шла картина о борьбе ковбоев с индейцами. Увидев на экране кошмарный микс из шкур, одеял, бисера и перьев, мистер Бернс омрачился челом и пошел прямо к режиссеру Уильяму Харту, бывшему ковбою по прозвищу Двустволка Хикс, с предложением рассказать всю правду о том, во что на самом деле одеваются индейцы. Харт взял его консультантом, а за время производства картины слух о Бернсе и его коллекции распространился по всему Голливуду, так что на выходе из павильона его ждала очередь из режиссеров. Бернс быстро понял, что его ждет выгодное дельце, арендовал большой ангар, подкупил мебели и реквизита разных эпох и начал снабжать «великого немого».

Историческое кино прибарахлялось исключительно на базе Бернса. Но в конце 20-х стала очевидной необходимость в уникальных нарядах для каждого фильма. И главное - в сотворении неповторимого облика актрис, из которых с помощью нескольких метров парчи или органзы делали небожительниц. А превратить земное создание в неземное не так уж и трудно - нужно только скрыть недостатки внешности.

У Нормы Ширер ноги были, что и говорить, коротковаты, и модельер Гилберт Адриан шил для нее платья с завышенной талией, зрительно удлиняющие силуэт. Плечи Джоан Кроуфорд были несколько шире принятых стандартов, и, чтобы это скрыть, он сочиняет для актрисы наряды с пышными оборками на рукавах. В фильме «Летти Линтон» Адриан одевает Кроуфорд в белое платье с пышной юбкой с воланами, зауженной талией и огромными оборками на верхней части рукава, превращая барышню в эдакий розан благоухающий. Полмиллиона его копий были проданы универмагом Macy’s в течение нескольких дней после премьеры. Всем хотелось благоухать также - пусть на дворе самая смрадная из депрессий.

Время Гилберта Адриана - это эпоха облегающих вечерних платьев из тонких тканей. Поскольку цвета экран не передавал, эффектным наряд делало преломление цвета: стразы, вышивка серебром, пайетки и блестки играли с перьями и мехом - все это великолепие в целом называлось стилем «Одеон», а современные дизайнеры без труда опознали бы в нем дедушку гламура. Роскошные наряды напоминали больше всего вторую кожу, но кожу не простую, а очень дорогую.

А чтобы она не морщилась и не бугрилась, было изобретено эластичное нижнее белье. Специальные бюстгальтеры из латекса делали грудь более пышной, а пояса для чулок утягивали талию и бедра.

В общем, Гилберту Адриану со всех точек зрения повезло со временем, которое все, до последней секунды, работало на него. Родился он в Коннектикуте. Учился в Париже. Творить начал на Бродвее. Именно там его заметила Наташа Рамбова, начала заказывать у него одежду, и ей так понравился его стиль, что она принялась покровительствовать модельеру. Видимо, сильны были у миссис Рудольф Валентино материнские инстинкты: только разошлась с одним подопечным, как тут же нашла новый объект заботы. Объекту было немного за двадцать, но его нельзя было назвать неуверенным новичком - уже в 1925 году компания Metro-Goldwyn-Mayer подписывает с ним контракт.

Основная идея Адриана оказалась натуральным прорывом - одежда должна в первую очередь подчеркивать и развивать характер персонажа. То есть самое главное в кино - это крупный план, лицо актера. Костюм не должен затмевать его, не должен оттягивать внимание на себя, а лишь усиливать образ, как бы сотрудничая с внешностью. Лицо Марлен Дитрих, которому позволили бы жить своей жизнью, могло остаться незамеченным, если не «раскрыть» его с помощью мужского костюма или белоснежного манто, а сама Марлен - навсегда застрять в амплуа «девушки с Курфюрстендамм». Лицо - это просто лицо. Лицо в раме правильной одежды - это Образ, мифологическая «ледяная фрау», «железная лилия», «женщина со стальным позвоночником».

В конце 30-х Адриан начинает одевать Грету Гарбо, да так увлекается, что становится для нее суровым диктатором. Она в ответ проникается страстной ненавистью к его платьям, но одновременно впадает в такую зависимость, что не может расстаться с ними до конца жизни. Адриану удастся поймать самую сильную черту ее внешности - умение дарить холодный свет далекой звезды. И тут нельзя допускать никакой фальши: «Ни в коем случае нельзя надевать на Гарбо искусственные драгоценности, и не потому, что подделка будет заметна с экрана, а потому, что это исказит образ самой Гарбо, изменит ее игру». На изготовление нарядов для Гарбо студия тратила громадные средства, хотя главная фишка Адриана заключалась в использовании всего двух цветов - белого и черного, обрамленных бесчисленными оттенками серого. В итоге черно-белый мир Гилберга Адриана превращался в цветной вихрь, который завораживал и влюблял.

Своим учителем в профессии Гилберт Адриан считал главною художника студии Paramount Pictures Говарда Грира. Того самого, который одевал Полу Негри, Мэри Пикфорд, Луизу Брукс, Кэтрин Хепберн и Ингрид Бергман. И того самого, который сказал: «Нью-Йорк и Париж презрительно морщились, глядя на платья, созданные в Голливуде. Пусть. Возможно, они были слегка вульгарны, но в них была фантазия... Судьба забросила меня в этот карнавальный мир, и я купался в его поддельных бриллиантах, перьях и мехах и обожал каждое его мгновение».

Художник по случаю

Танцовщица Рамбова стала художником кино благодаря встрече с Сесилем де Миллем и Аллой Назимовой, Гилберт Адриан - благодаря опеке со стороны Нагаши Рамбовой. Молодого дизайнера из Нью- Йорка Трэвиса Бентона стали узнавать после того, как Мэри Пикфорд купила у него платье для своей свадьбы с Дугласом Фэрбенксом. Буквально в считаные дни Бентон стал руководителем костюмерного цеха студии Paramount Pictures.

Для Дитрих он делал костюмы в стиле избыточного великолепия, щедро усеивая их аксессуарами фальшивого голливудского блеска - стеклярусом и бисером, блестками и перьями. «Я хочу, - заявлял он, - чтобы вы все раскрыли рты от изумления. Но не вздумайте искать что-то подобное в магазинах!» Первым из всех модельеров он начал использовать для создания костюмов креп, аглас и шелковый шифон - популярные гафта и муар были слишком шумными для звукового кино, и один взмах руки мог заглушить ключевой диалог картины. Модели Бентона не тиражировались и не продавались в универмагах - именно с его творчества по-настоящему начинается «Золотой век» недосягаемого и неповторимого Голливуда.

В начале 30-х Говард Грир увольняется с киностудии, чтобы открыть собственный магазин на Родео-драйв. Его место занимает Трэвис Бентон. А ассистенткой Бентона становится миниатюрная, никому не известная барышня по имени Эдит Хед.

Барышне мало что доверяли, разве что ковбойские наштанники для категории horscopcra - вестернов. Следующей ступенькой в ее карьере стал grandmothcrclass - отдел бабушек, это когда ведущие дизайнеры замяты главными актерами, а ассистент работает с эпизодическими персонажами бабушек, тетушек и нянюшек.

Первые фанфары в честь Эдит Хед грянули случайно, в 1932-м, когда ее непосредственный начальник Трэвис Бэнтон отъехал на пару недель в Париж на показ моделей. Эдит предстояло в одиночку создать костюмы для Мэй Уэст - звезды своенравной, резкой в общении и весьма афористичной в диалоге. Новенькой актриса дала точнейшие указания: «Мои платья должны сидеть достаточно свободно, чтобы доказать, что я дама, и быть достаточно узкими, чтобы показать, что я женщина». Эдит оказалась понятливой. Вернувшийся из Европы Бэнтон застал благодушно воркующую Мэй и как будто увеличившуюся в росте прежде незаметную ассистентку, которая справилась с задачей на сто процентов.

А ведь не отправься Бэнтон в европейское турне, Эдит Хед могла так всю жизнь и промыкаться в чернорабочих. Для Бэнтона и Грира она была самозванкой, проникшей в волшебный мир кинематографа с черного хода, да вдобавок еще и вруньей.

Обман действительно имел место. Эдит совсем не умела рисовать и никогда не думала, что посвятит этому жизнь. Окончила Стэнфордский университет со степенью магистра по романским языкам. Преподавала французский в колледже искусств. А среди ее учениц были дочери знаменитого и столь неожиданно значимого для этой истории режиссера Сесиля де Милля - причина его значимости в том, что умел этот не самый гениальный режиссер оказываться в нужное время в нужном месте. Летом 1924 года Эдит стала подрабатывать у дочек режиссера репетитором. Как- то девочки взяли ее с собой на съемочную площадку отца. Впечатление было сильным. Настолько сильным, что, когда Эдит наткнулась на газетное объявление о том, что киностудия ищет художника но костюмам, она решила откликнуться. Пришла на собеседование к Гриру с портфолио, полным рисунков. Не своих - одолженных у знакомых студентов колледжа. Грир пришел в восторг и даже сказал, что никогда не видел столько таланта в одном портфолио. Эдит Хед получила работу. Через несколько дней обман, естественно, раскрылся, но Грир, против ожидания, не уволил ее, а, отсмеявшись, наскоро научил делать наброски. А через некоторое время укатил в Европу, оставив наедине с опасной Мэй Уэст. После первого успеха Эдит досталась Барбара Стэнвик, дама с фигурой весьма сложной. Хед окутала ее золотой парчой и, как именинный пирог, посыпала сверху стразами - и вот уже Голливуд встречает свой новый секс-символ.

В 1938 году Бэнтон покидает кино, и главным дизайнером студии Paramount Pictures становится Эдит Хед - единственная женщина своего времени на таком посту. Она стала первой, кто понял, что профессия художника по костюмам - это и есть настоящая карьера, в отличие от ее предшественников, которые, поработав на «фабрику грез», возвращались к профессии модельера, производящего одежду по собственному вдохновению, а не по заказу киностудии.

Многолетняя работа Эдит в должности, которая представляла собой помесь функций психиатра, художника, модельера, портного, историка, медсестры и агента по продажам, принесла ей настоящий успех. Со многими клиентами её связывала дружба - Эдит умела не только одевать, но еще и слушать, а главное, молчать по поводу услышанного. Она создала стиль звездам, которым потом подражали целые поколения, - от Бетт Дэвис и Авы Гарднер до Элизабет Тейлор и Грейс Келли. Только с одним Хичкоком она сделала 11 фильмов! А ведь началось все с детства, когда ее лучшими друзьями были игрушечные собачки, ослики и кошечки, которых она увлеченно драпировала в разноцветные тряпочки.
Если бы дядюшка Оскар раньше почтил своим вниманием художников по костюмам, то и Рамбова, и Адриан, и Грир, и Бэнтон получили бы не одну статуэтку. Но номинация появилась только в 1949-м.

В первые годы премию вручали отдельно за черно¬белые и отдельно за цветные фильмы. В 1949-м Эдит Хед была номинирована в обеих гаммах и совершенно уверена в победе, хотя бы, как она говорила, за одно умение выживать. Получила за черно-белую «Наследницу». С этих пор ее выдвигали на «Оскар» 25 раз, и 7 раз она уходила с церемонии в обнимку с дядюшкой Оскаром. В свободное от церемоний награждения время Эдит Хед работала по 16 часов в день, делая по 50 фильмов в год. И так 44 года подряд.

Платье на грани нервного срыва

Мэтры высокой моды редко проникали в киномир. Шанель еще в 30-е дала понять, что американский лоск ей противен. Кристиан Диор имел опыт работы с Хичкоком в «Страхе сцены» с Марлен Дитрих, но одевать Брижит Бардо в фильме «Невеста слишком хороша» отказался, чтобы не оскорблять чувства своих аристократических клиенток - одеваться из тех же рук, что шьют для какой-то актриски! А вот Юбер де Живанши не погнушался и во многом сломал этот стереотип. Хотя поначалу стал жертвой самообмана. Когда ему позвонили со студии и спросили, не хочет ли он поработать с мисс Хепберн, он с радостью согласился. Но при этом был уверен, что речь идет о Кэтрин Хепберн, которую почитал как символ элегантности. Когда ошибка открылась, он даже не хотел встречаться с той, кому суждено было стать его музой. Разговор о кино все же состоялся, и юная Одри так очаровала кутюрье, что он не только придумал ей гардероб, но и через некоторое время выбрал ее лицом своего первого аромата L’ Interdit.

И в кино он, конечно, задержался только ради нее.

И сделал большинство костюмов для «Римских каникул» и «Сабрины». Правда, его даже не упомянули в титрах, и «Оскар» за «Сабрину» получила Эдит Хед. Но ему досталось больше, чем награда, - муза, которая всем своим обликом демонстрировала, что его искусство имеет все шансы пережить его самого. Немножко больше, чем какой-то «Оскар», не правда ли?

Кино все чаще радует цветом и дает все большую свободу дизайнерам. Эпоха неуловимо меняется, и музой послевоенных десятилетий «Большого Голливуда» становится его главная блондинка Мэрилин Монро.

В 1948 году на съемках «Хористок» - первого фильма, в котором у Мэрилин была главная роль, она познакомилась с модельером Жаном-Луи Берзаултом. В шестидесятых они работали вместе на двух последних ее картинах, и Берзаулт символически замкнул рамки ее карьеры. Сотрудничество оказалось взаимовыгодным. Мэрилин пополнила список звездных клиенток Жана-Луи, а он создал для нее самое знаменитое свое платье - то, в котором она выступала перед Джоном Кеннеди на его дне рождения.

Обратившись к модельеру, Мэрилин поставила задачу как только она одна и умела: пошить «то, чего ваще не может быть». И чтобы это была такая тряпка, которую может надеть только одна девушка в мире - Мэрилин. Берзаулт пересмотрел все фильмы с Монро, потом представил себя зрителем в зале. И поступил в соответствии с мужской логикой: каждый, кто увидит эту барышню, будет далек от мысли завернуть ее в материю. Скорее, наоборот. Платье на день рождения Кеннеди стало для Жана-Луи Берзаулта орудием в битве за мужскую мечту - раздеть Мэрилин.

Он нарисовал эскиз платья с эффектом обнажения. Теперь встал вопрос: из чего можно сшить это чудо? Нашел во Франции какую-то кустарную шелкоткацкую фабрику и заказал там воздушную и легкую ткань телесного цвета - не прозрачную, но совершенно невесомую, вроде паутины. Делалось это на миниатюрных станках, практически вручную. Затем ткань доставили в дом Монро в Бренвуде, где и разыгрался третий акт четырехактной пьесы о платье. Выкройку делали прямо на Мэрилин, которая для этого часами простаивала на табурете с бокалом шампанского в руке - нужно же было девушке чем-то подкрепляться!

В результате получилась текстильная модель тела Монро - с юбкой-макси, без рукавов, с открытой спиной. Застегивалось это чудо анатомической мысли на молнию и множество микроскопических крючков телесного цвета. Белья под платьем наряд не предусматривал - платье не потерпело бы ничего, что встало бы между ним и телом актрисы.

А вокруг уже распространялись слухи и вились организаторы торжества, подозревавшие неладное. Наконец спросили у Монро напрямик, в чем она собирается поздравлять мистера президента. Мэрилин ничего не утаила - открыла шкаф и продемонстрировала строгим экспертам скромное вечернее платьице из скромного сатина. Наряд был одобрен, организаторы отвязались, а Монро продолжила готовить меткий удар.

19 мая 1962 года за кулисами Madison Square Garden Мэрилин ждала своего выхода, закутавшись в меха. Как только объявили ее выход, меха были сброшены. Платье заиграло всеми шестью тысячами бриллиантовых блесток. У публики перехватило дыхание - все решили, что Мэрилин вышла поздравить президента голой. Пока зрители приходили вссбя, Монро уже пела свое Нарру Birthday, Mister President, обратившись к ложе Кеннеди.

Но какие были овации! Совсем другую реакцию у зрителей вызвал еще один исторический наряд Монро - то самое белое «улетающее» платье. Сделал ею модельер Уильям Травилла, с которым Монро работала над образами аж для семи фильмов, и в их числе «Джентльмены предпочитают блондинок», «Как выйти замуж за миллионера» и «Зуд седьмого года». Для последнего белое платье и шилось.

Свидетелями взлета юбки в вихре теплого воздуха из вентиляционного люка были с одной стороны 5 тысяч случайных прохожих, а с другой - муж Мэрилин Джо Ди Маджо. И нет бы снять все быстренько и разбежаться по домам, так нет - на Мэрилин напал редкостный склероз, она забывала слова, да-да, там еще и слова были, и режиссер Билли Уайлдер бился в истерике, снимая сороковой дубль. Зато толпа была в полнейшем восторге, свистела и улюлюкала - потом этот дубль все равно пришлось переснимать в павильоне студии 20 th Century Fox из-за этого безумного шума. В результате бюджет фильма раздулся нечеловечески, Монро и Ди Маджо развелись,а платье, изготовленное Травмллой вручную из шелка цвета слоновой кости, спустя полвека, как и прочие знаковые платья Монро, продали с аукциона за 4,6 миллиона долларов, что на полтора миллиона превзошло бюджет фильма даже в раздутом состоянии.

И Берзаулт, и Травилла были хорошими друзьями Монро, и обоим суждено было увидеться с ней за несколько дней до смерти. К Берзаулту она обратилась сама - намечался повторный брак с Джо Ди Маджо, и понадобилось новое свадебное платье. Травилла случайно встретил её в ресторане: Мэрилин была не в себе и даже не сразу его узнала. Он было собирался написать ей письмо о том, как это неприятно и обидно, но не успел.

Самым кассовым фильмом с Мэрилин Монро стал «Некоторые любят погорячее», и в нем образ Монро держал в своих руках проверенный дизайнерский кадр с раскатистым именем, наполовину состоящим из псевдонима, Орри-Келли, тоже гений и оскароносец. В Голливуде приезжий из Австралии мечтал сделать карьеру актера, даже снимал одно время квартиру на пару с Кэри Грантом, но карьера не задалась, и ради заработка Орри-Келли подрядился оформлять фрески, потом вывески. В результате он попал на Бродвей в качестве оформителя и как-то очень скоро втянулся в кинопроизводство. Сделал в итоге более 300 фильмов, среди которых и такая классика, как «Мальтийский сокол», «Касабланка», «Мышьяк и старинные кружева», «Оклахома!» и куча фильмов со смешными названиями типа «Мать носила колготки». «Дипломированная медсестра». «Клубничная блондинка» или «Богатые всегда с нами». Работал, как вол, пил, как лошадь, и в результате пережил Мэрилин всего на полтора года, а мог бы, как и она, жить да жить. Гроб его на похоронах несли Кэри Грант, Тони Кертис, Билли Уайлдер и Джордж Кьюкор. И, возможно, роняли настоящие, не актерские слезы.

По крайней мере, у одного из них, Тони Кертиса, были для этого все основания. Совсем недавно Орри-Келли делал костюмы для скандального «Некоторые любят погорячее». Кертис и сам работал в молодости в ателье мод и потому совершенно справедливо раскритиковал костюмы, которые смастерил для Дафны и Жозефины другой костюмер. Кертис и так был расстроен, поскольку ему хотелось, чтобы картина вышла в цвете, а Билли Уайлдер, который ее снимал, тяготел к черно-белому кино. И был нрав - на цветных пробах Кертис и Джек Леммой выглядели как пара разудалых трансвеститов, а фильм, между прочим, совсем не об этом.

А тут еще и платья, сшитые на женскую фигуру со всеми этими выточками в ненужных местах, совершенно не подходящие для образов музыкантш поневоле. Тони Кертису категорически нельзя было рисковать своей внешностью, ведь на студию Universal ежедневно приходило 10 тысяч писем с просьбой выслать локон с его головы. Актер пришел к Уайлдеру и спросил его с последней прямотой: «Кто шьет платья для Монро? Пусть он шьет и нам с Джеком!» И Уайлдер прогнулся - главным образом потому, что редко хороший актер согласился бы в пуританской Америке конца 50-х сыграть Дафну или Жозефину. Так Орри- Келли стал одевать не только Монро, но и Кертиса с Леммоном, для которых он сделал простые платья без талии с длинными рукавами.

Но и жозефинистые наряды мужчин, и обтягивающие платья Монро, которые для пущего облегания зашивали прямо на ней, страшно оскорбили рядового американского зрителя. На родине кукурузного виски Jack Daniel’s, в штате Теннесси, на него поставили ограничение «только для взрослых», во «всеамериканской житнице» Канзасе вообще запретили. А для Тонн Кертиса этот фильм стал лучшим за всю его шестидесятилетнюю карьеру в кино и на телевидении. Да и для Мэрилин Монро тоже.

Очень скоро, в середине 60-х «Золотой век» Голливуда тихо подойдет к концу. Одновременно потухнет и блеск старой аристократии. Недаром все это время киноактеры и светские львы одевались у одних портных - большой Голливуд всячески претендовал на роль фабрики новой аристократии. Разница между настоящими аристократами и знаменитым артистом кино часто проявлялась только в вопросе подлинности бриллиантов, да и то не всегда. Важно, что мир кино - это узкий круг избранных, пропуском в который может служить прежде всего красота и редкая правильность черт. Ну и немного таланта, но в золотую эру кино талант считался делом наживным.

Увы, выстроенная на Голливудском холме цивилизация в конце концов была уничтожена новыми племенами. Не варварскими, нет, хотя многие восприняли его именно так, но время мини и химии потребует другого киносознания, и бриллианты, боа, валики из волос, белокурые локоны, накладные ресницы и летящие вечерние платья из натуральных тканей в новой эстетике станут неуместны. С тех пор Голливуд пережил несколько ярких эпох, но ни одна не сравнится по размаху с той, что началась практически у колыбели кинематографа и продлилась целых четыре десятилетия, вплоть до середины 60-х. Во многом этому способствовали люди, которые, собственно, и придумали большой голливудский стиль. Это они, подлинные мастера иглы и портновского метра, - лучшие друзья девушек, понявшие, что актеров встречают и провожают исключительно по одежке, изобретали для них немыслимые талии, декольте, шлейфы и палантины. «А в случае сомнений. - как говаривал Трэвис Бентон, - отделка мехом!»

Наталья Вишнякова. Журнал «STORY»

ertata

Следи за своими мыслями – они становятся словами.
Следи за своими словами – они становятся поступками.
Следи за своими поступками – они становятся привычками.
Следи за своими привычками – они становятся характером.
Следи за своим характером – он определяет твою судьбу.