Столкнувшись в подвале жилого дома, где живёт архив, мы с ней такие разные. Её лицо чем-то напоминает небрежно сделанную игрушку. Сильные чёрные волосы окаймляют лоб, обволакивая его чуть не на треть. Нафига мы сюда пришли? Русские? Воители? Империалисты? Революционеры? Мы выломали таджиков на себя. Но может, спасли их этим? Не зря? Однако они упорно, на глубинном уровне несовместимы с западной культурой. Их деревенская исконность другая, логика инакова, они очень чуткие и спонтанные, не запад, не восток, а сказочные дети.

Нищая, но уютная чистота (чистенькая обстановка), особая тишина архива, оттеняемая шумами за окном. Стык двух миров – я, прокультуренный до психоза и шизофрении молодой русский, и недавно устроившаяся в архив молодая таджичка, не особо академичного вида – в простом платьице, густо накрашенная, со знаковой системой и вежливостью мещаночки. Но тут входит третья, та, которой мы всем обязаны, которой спаяны – бабуля-бухгалтер –архивариус. Работящая, жёсткоглазая, как древесный корень впилась она в эту землю и работает на неё уже который десяток лет. Выжили с мужем в одиночку, протащили свой микроскопически (й) гигантский труд через годы.

В старом пальто, в шерстяном платке, с серым налётом смерти на всей своей фигуре. В ней, как и во всех послесоюзных бабушках и дедушках живёт наше предательство, наш развал страны, их детская обида. Они своими глазами видят – раньше, в их молодости было лучше, а сейчас сплошная жестокость и пошлость. Только пара случайных добрых людей на пути. Чужая страна с чужим языком и нравами, а Родина предала и они ей нахуй не нужны. (Если Россия до сих пор ещё хочет, чтобы русские её называли Родиной). Они старые и слабые – это они построили мою жизнь, дали ей эти улицы и квартиры, свет и дороги. Разве этого мало? Да, миру плевать на твои заслуги. Коров едят. А бухгалтер позвонила мужу домой, что дошла. Говорит, что он её в гололёд не отпускал на работу.