Да-да, лингвистам можно без зазрения совести употреблять обсценную лексику, прикрываясь тем, что они лингвисты =) Но тут больше не будет ругательств, обещаю.

Оригинал взят отсюда.

***

В середине 19-го века Россия еще не делала сама свои броненосные корабли. Их заказывали на судостроительных верфях Англии. 

Итак, из порта Глазго собирается отплывать в Кронштадт один такой броненосец. Во время погрузки припасов на борт один из матросов чувствует сильную боль в животе. На корабле фельдшера нет. Он присоединится к команде только в Кронштадте. 

Поэтому матроса отправляют к портовому доктору-англичанину. Матрос приходит к доктору, и на пальцах объясняет тому, что, мол, грузил ящики, заболел живот. Доктор осматривает его и пишет справку на английском языке. И тоже на пальцах показывает моряку, что ему нельзя работать, только отдыхать, а по прибытии надо срочно показаться врачу. Матрос радостный, хотя и с болью в животе, идет с запиской на корабль, и показывает ее мичману. Мичман знает только немецкий язык, но кое-как находят графу болезнь. 

«Едрить!» - удивляется мичман. «Написано «херня» какая-то!» 

Матрос идет к себе. На вопросы о болезни машет рукой: «А... Херня!». 

В общем, всю дорогу домой он сидит на бухте с тросом, и курит. Матросы переговариваются: «Видишь, сидит человек, и херней страдает!». Но за сутки до прибытия в Кронштадт матрос умирает от страшных болей в животе. У всех на устах: «От херни какой-то помер...». 

Так постепенно неизвестное слово расходится по флоту, и начинает выходить в массы. Между тем ту самую записку донесли до одного офицера, знающего английский, чтобы все-таки удовлетворить свое любопытство. 

Он сказал принесшему: «Это, батюшка, никакая не херня! Это «hеrniа» – грыжа по-нашему...»