Этническая культура южноафриканских народов привлекает европейцев своей аутентичностью. Сегодня речь пойдет о колоритных домах народа ндебеле: геометрические орнаменты, украшающие скромные жилища, - отнюдь не модная тенденция, а дань многовековой традиции.

Подробнее..

За какой цивилизационный проект идет сегодня борьба в Новороссии

После того как армия Новороссии перешла в широкомасштабное наступление и начала стремительно расширять сферу своего контроля, даже самым скептически настроенным наблюдателям стало понятно, что окончательная военная победа ополчения над Киевом — вопрос времени, а не принципа. Но военная победа Новороссии на Украине автоматически приводит к очередной (и на этот раз окончательной) геополитической победе России в противостоянии с коллективным Западом (США и проамериканское лобби в ЕС).


Неспособность США защитить режим Михаила Саакашвили в 2008 году лишь породила некоторые сомнения среди их союзников, но в целом была воспринята как досадная неудача (с кем не бывает). Ставки были удвоены, но провал США в Сирии, где Россия смогла удержать у власти Башара Асада, подорвал доверие к Вашингтону на Ближнем Востоке и лишил смысла «арабскую весну». Тем не менее ЕС оставался надежным союзником США, а победа на Украине, после очередного удвоения ставок, должна была привести к возвращению всех утраченных позиций и навсегда вычеркнуть Россию из концерта великих держав. Но большая победа возможна только как результат крайне рискованной операции, которая в случае поражения оборачивается катастрофой.

США каждый раз проигрывали столько, сколько они хотели у России выиграть. Нынешнее поражение ведет к резкому ослаблению роли Вашингтона, а с ним и коллективного Запада, в глобальной политике. США, НАТО, ЕС превращаются в крупные и важные, но региональные структуры, способные оказывать влияние на судьбы мира только в рамках согласования позиций, нахождения компромисса с аналогичными структурами (Китаем, Россией, БРИКС).

И вот здесь Россия сталкивается с проблемой. Дело в том, что ее партнеры и конкуренты на мировой арене — не государства, но цивилизации. Китай и США/ЕС предлагают миру не только свою версию глобального политического и экономического порядка, но и свою философию мироустройства. Это важный фактор глобального доминирования — более важный, чем темпы экономического роста и технологическое превосходство. Чтобы понять его важность, обратимся к российскому и, шире, постсоветскому обществу. В эпоху поздней перестройки первых лет после распада СССР в большинстве постсоветских республик (в России в первую очередь) доминировала концепция, описывающая постсоветское общество и постсоветскую государственность как неправильный (отсталый, варварский) вариант Запада, который необходимо подтянуть к стандарту.

Такой подход изначально отводил России позицию младшего партнера, вечного ученика, цивилизуемой колонии. Сколь угодно высокие темпы роста экономики и уровня жизни ничего не меняли. При условии сохранения моральной зависимости от Запада сохранялась и зависимость политическая — ученик не может не подчиняться учителю. Более того, это приводило к коллаборационизму элиты. Сохранившиеся до сегодняшнего дня в политике и все еще господствующие в информационной и экспертной среде представители либерального западничества, формально призывая к строительству Запада в России, тем не менее сами предпочитают при первой возможности эмигрировать на Запад и не скрывают своей уверенности в том, что в любом споре с Западом (политическом, экономическом, культурном, идеологическом) Россия изначально не права — она всегда должна подчиняться моральному авторитету Запада. И если Запад говорит, что белое — это черное, не верь глазам своим.

У Китая — единственной в мире цивилизации, непрерывной от рождения пять тысяч лет назад и до настоящего времени, есть подобная цивилизаторская идеология. Мы с ней практически не сталкивались, поскольку последние четыреста лет Китай то закрывался от мира, то был слишком слаб в военно-политическом плане. Даже в лучшие времена (при династии Тан) Китай не продвигался на Запад дальше Ферганской долины. Однако народы Азиатско-Тихоокеанского региона и акватории Индийского океана (от Вьетнама и Непала до Занзибара и Индонезии) хорошо знакомы с китайскими цивилизаторами и их тезисом: «Варвар, ведущий себя, как ханец, — ханец; ханец, ведущий себя, как варвар, — варвар». В отличие от Запада Китай переваривает окрестные народы медленно, но неотвратимо. Пять тысяч лет назад хань были одним из множества племен, населявших междуречье Янцзы и Хуанхэ. Сейчас хань — самая многочисленная народность планеты, составляющая 92% населения Китая. При этом ханьцы Маньчжурии похожи на ханьцев Гонконга не больше чем узбеки на прибалтов, но все они ханьцы, связанные одним языком и одной культурой.

И Китай, и Запад предлагают миру универсалистскую имперскую идеологию. В Китае это традиционная культура хань, на Западе — американский «плавильный котел», делающий из немцев, ирландцев, англичан, итальянцев, латиноамериканцев, негров и бывших русских стопроцентных американцев. Разница в том, что культура Китая более статична, а культура Запада более пластична. В США уже практически произошла замена традиционной англосаксонской протестантской культуры на некий негритянско-латиноамериканский язычески-мусульманско-христианский симбиоз, агрессивно распространяющийся и на территории Старого Света (коренной Европы). Но от этой замены культура и идеология Запада не утратили ни своего универсалистского характера, ни агрессивного мессианства.

Таким образом, играть на равных на мировой арене Россия может только в том случае, если предложит адекватную универсалистскую идеологию, опирающуюся на соответствующий культурный базис. И такая идеология есть. Это идеология Русского мира.

Историческое сотворчество

Одни оппоненты Русского мира утверждают, что его не существует в виде оформленной системы взглядов. Другие рассматривают его как идеологию агрессивного русского национализма, пытающегося восстановить империю в границах СССР, обеспечив стабильность насильственной русификацией окраин.

И те и другие не понимают, о чем они говорят.

Во-первых, имперская универсалистская идеология не может быть националистической. Принцип крови для империи не действует, для империи действует принцип гражданства, юридического равенства.

Во-вторых, культурное единство в империи достигается не подавлением альтернативных культур, но культурной конвергенцией — сближением, взаимопроникновением и взаимодополнением культур. Империя всегда поликультурна. Даже формально мононациональный Китай впитал в себя культуру всех ассимилированных и растворенных в ханьском море народов. Тибетские, монгольские, маньчжурские, уйгурские заимствования, культура племен мяо и яо сегодня настолько определяют облик ханьской культуры, что убери их — и мы не узнаем Китай.

В-третьих, нельзя воевать за абстракцию. А в Новороссии идет война за Русский мир.

Давайте попробуем разобраться, на чем же основана культурно-идеологическая система Русского мира, что она может предложить человечеству такого привлекательного, чтобы падение американской гегемонии, сопровождаемое неизбежными экономическими и военно-политическими издержками (а в отдельных случаях, как, например, на Украине, катастрофами), не воспринималось как апокалипсис?

Русский мир не только не вмещается в границы национального государства русских, но отрицает саму возможность создания такого государства. Сегодня за Русский мир в Новороссии воюют не только русские, но и сербы, и французы, и осетины, и чеченцы, и представители других народов, многие из которых ничего общего не имеют ни с русскостью, ни со славянством, ни с православием, ни даже с христианством. Все эти люди не просто представляют Русский мир, они за него умирают. И нас не должно удивлять, что, при всех своих различиях, они комфортно себя чувствуют в Русском мире. Ведь он изначально складывался как полиэтническая и поликонфессиональная общность.

Вспомним первые русские государственные образования в IX веке. Все они включали в себя минимум три этнических субстрата: славянский (восточнославянские племена), германский (викинги), угро-финский (чудь, меря и проч.). На границах происходило также довольно активное смешение с балтскими (пруссо-ятвяжскими и летто-литовскими), а также с тюрко-монгольскими племенами. И позднее русское государство росло и развивалось как свободное объединение народов, признающих над собой власть русского православного царя из соображений военно-политических (защита), торгово-экономических (доступ к торговым путям и далеким рынкам) и культурных (доступ к более передовым технологиям). Россия объективно не могла в XVI–XVII веках силой удерживать огромные, труднодоступные просторы Сибири и заселенные многочисленными воинственными племенами степи Зауралья — для этого у государства просто не хватало человеческих ресурсов. К тому же Россия была вынуждена концентрировать свои военные силы на европейском театре военных действий для отражения постоянных вторжений (шведских, германских, польских, литовских, турецких).

От начала своего существования до наших дней Россия как государство — результат творческих усилий далеко не одного лишь русского народа. Конечно, его государствообразующую роль невозможно ни отрицать, ни преуменьшить, но без добровольного, творческого содействия иных народов и племен русский народ ничего бы не создал. Прежде всего, не был бы создан сам русский народ, который, как уже было сказано, имеет далеко не одни лишь восточнославянские корни, и окажись русские такими же национально и религиозно замкнутыми, как, например, евреи, сейчас ареал их проживания (если бы они еще сохранились) территориально не намного превосходил бы Израиль.

В общем, когда мы говорим о Русском мире, то для нас вполне естественно осознавать Рамзана Кадырова представителем (а сегодня в Новороссии и защитником) Русского мира, а Мовлади Удугова — врагом Русского мира; аналогично Розенбаум и Кобзон — Русский мир, а Макаревич и Немцов — нет. Сергей Кужугетович Шойгу — Русский мир, а Ксения Анатольевна Собчак — нет. Русский мир тем и отличается, что в нем русскими могут быть люди без капли русский крови, при этом к нему могут не принадлежать матерые русские, у которых во всех поколениях никого, кроме русских, не было. Русский мир — культурный, идеологический, политический выбор, в него не попадают по гражданству или праву рождения.

И православие в русском мире занимает ту же позицию, что и русский народ: почетную, но не господствующую. Даже в те века, когда православие было государственной религией Российской империи, иноверные подданные (не только мусульмане, протестанты, католики или иудеи, но и шаманисты) не были ущемлены в праве верить по-своему. Переход в православие облегчал государственную карьеру, но государство в целом спокойно относилось не только к иным религиям, но даже к ересям внутри собственно государственной церкви. В конце концов, гонения на старообрядцев никогда не достигали такого размаха и жестокости, как преследования ересей в Европе, а со второй половины XVIII века старообрядцы и вовсе оказываются в привилегированном положении. В армию их не берут, чтобы служить, необходимо быть православным подданным. В дела их общин государство не вмешивается: единственное требование — исправно платить налоги. Не случайно подавляющее большинство крупных купеческих родов России — выходцы из старообрядцев. Православие спокойно сосуществует с иными религиями, выполняя миссию распространения учения Христа не огнем и мечом, но примером и увещеванием.

В общем, Русский мир является русским и православным лишь постольку, поскольку включенные в его орбиту народы признают ведущую роль русского православного народа и русской культуры в формировании такого комфортного общежития, в котором и самые малые этносы, и самые первобытные культуры имеют шанс уцелеть и развиться, обогащаясь достижениями соседей и делясь с соседями своими достижениями.

Именно поэтому мы констатируем временный распад Русского мира в условиях коммунистического плавления. Вроде бы существовало сильное государство, вроде бы не подвергалась сомнению роль русского народа в его создании, а Русского мира не было. Это естественно, ведь Русский мир был заменен коммунистической идеологией, которая долгое время достаточно успешно выполняла роль цементирующей государство силы. Надобности в Русском мире при наличии КПСС не существовало. Коммунизм был той самой имперской универсалистской идеологией, которую СССР мог предложить миру как альтернативу евроатлантическому капитализму и долгое время успешно предлагал. Да, и сейчас существуют КПРФ и компартии других стран. Да, коммунистическая идеология остается привлекательной для миллионов. Но сегодня даже Россию она объединить не может, следовательно, не может быть использована в качестве имперской универсалистской идеологии, которая обосновывала бы право России на участие в определении судеб человечества, которая привлекала бы страны и народы в российскую орбиту.

Идеологическая надгосударственная структура

По сути, Русский мир — та же старая идея объединения наций, культур и религий для игры по единым, понятным и приемлемым для всех правилам. Она отличается от американского «плавильного котла» и от китайского «небесного мандата» тем, что Русский мир не ассимилирует окружающие культуры, превращая всех в ханьцев (пусть и заимствуя многие достижения ассимилируемых народов). И Русский мир не навязывает «единый демократический стандарт» по американскому образцу. Русский мир создает условия для сопроцветания. Девиз Русского мира — невмешательство. Свобода совести, свобода мысли, свобода слова — все эти свободы действуют в полной мере, но лишь до той поры, пока не сталкиваются со свободой другого. Например, естественное желание русского чувствовать себя в привычной, комфортной обстановке на всей территории России ограничивается национальными особенностями регионов: в Чечне сильнее, чем в Татарстане, а в Бурятии сильнее, чем в Осетии. Но при всем своем разнообразии этот мир сплочен общими интересами (безопасность, экономика, культура) и общим пониманием решающей, цементирующей роли, которую играет русский православный народ в обеспечении самого существования не только Русского мира, но и входящих в него народов.

В таком виде Русский мир является действительно универсальной идеологией, подходящей и русскому, и якуту, и французу, и японцу, поскольку не покушается на их культурные особенности, декларируя не конкуренцию, но конвергенцию культур.

Именно в таких рамках Русский мир только и может существовать, поскольку уже сегодня он намного шире одного русского государства. Как уже было сказано, за Русский мир борется Новороссия, а пока не ясно, будет ли она частью России или сохранит (возможно, временно) государственную самостоятельность. В Русском мире видит себя Сербия, аналогичные настроения нарастают в Болгарии. Но не все, кто видит себя в Русском мире, видит себя в русском государстве. Не стоит видеть в этом слабость. В этом сила Русского мира как идеологии, способной преодолевать границы. Напомню, что США были не там, где проходили их границы, и даже не там, где стояли их военные базы, но США были везде, где был «Макдоналдс». Так вот, Русский мир объединяет людей на более надежной, более возвышенной и более приемлемой для всех народов основе, чем банальное американское стремление к потреблению. Русский мир обеспечивает уважение к традициям и проведение необходимых изменений в максимально консервативном режиме, позволяющем избежать революционных потрясений, разрывающих связь поколений.

Русский мир никогда не будет создавать русскую Россию. Это смерть и для Русского мира, и для России, и для русских. Концепция русской России ничем не отличается от концепции украинской Украины и приведет, в случае ее реализации, к тем же катастрофическим необратимым последствиям. Русский мир не государство нации, но государства (во множественном числе) идеи — своего рода конфедерация справедливости, обеспечивающая равенство прав и возможностей всем входящим в него народам. Это идеологическая надгосударственная структура, обеспечивающая принятие всеми участниками единых моральных и этических норм. А вопрос политической интеграции — дело будущего и осознанной необходимости, если таковая возникнет в ходе опыта сосуществования.

Ростислав Ищенко - Президент Центра системного анализа и прогнозирования.

ertata

Говорится, что умершие родственники продолжают жить в наших сердцах и памяти, но в индонезийской деревне провинции Южный Сулавеси, усопших буквально можно увидеть среди живых. Данный ритуал носит название MaiNene или Церемония очищения трупов. Суть ритуала заключается в том, что семьи … Читать далее →

Так как летний сезон в Японии хороший, не жаркий и не холодный, свадьбы стараются проводить именно в это время. В данное время года ничего не может помешать грандиозной церемонии. Но помимо лета, некоторые деньки октября принято считать только «свадебными». В календарях Японии даже отмечены несколько суток для благоприятного проведения бракосочетания. Свадьба для японцев — это […]

Размышления после выставки в музее Тропинина

«К черту я снимаю свой костюм английский.

Что же, дайте косу, я вам покажу —
Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,
Памятью деревни я ль не дорожу?»

Сергей Есенин

…Европейский мир – это мегаполис-Метрополис. Так было всегда, а не только в будоражащей и по сей день антиутопии Фрица Ланга. Помните из курса школьной истории – противостояние феодала и города в средневековом социуме? Победил, в конечном зачёте, Город – ремесленно-торговый, каменно-железный, расчётливо-холодный - с его нахальными юристами, сервильными трактирщиками и пикантными хозяйками шляпных мастерских. А вот Россия – страна с деревенскими корнями. Тургеневские девушки в старинных поместьях, есенинские берёзы, шукшинские мужички. Отсюда – склонность к незыблемым традициям и к сохранению своего лица. В городе лицо теряется быстро – идеи, моды, веяния так стремительно меняются, что некогда понять суть - надо постоянно соответствовать. Деревня же потешается над модами и не терпит завиральных идеек. Как, впрочем, чужда ей и любая бессмысленная, сиюминутная суета.


Незабвенный Александр Сергеевич ставит в качестве эпиграфа к одной из глав «Евгения Онегина» фразу из Горация «Orus!...», что в переводе с латыни означает, собственно, «О, деревня!». Villa rustica в Древнем Риме – центр земельного владения, латифундии. Интересно, что популярный этнический стиль в современной моде часто называют «рустикальным». Однако поэт «переводит» нам эту мысль именно, как «О, Русь!». Он намеренно смешивает смыслы и показывает, что Русь и деревня для него синонимы. Как, впрочем, и для Сергея Есенина: «Гой ты, Русь, моя родная, / Хаты — в ризах образа…». Россия – это хаты. Тогда, как «…Город, город, ты в схватке железной / Окрестил нас как падаль и мразь». Но к этой антитезе мы ещё вернёмся, а пока - в московском Музее Василия Тропинина – выставка «Мир русской деревни». Провинциально-сельская жизнь глазами художников. Усадьба и крестьянский дом – это не классово чуждые антиподы, это – части единого целого, как для тургеневского Лаврецкого: «…Русская картина навевала на его душу сладкие и в то же время почти скорбные чувства, давила грудь его каким-то приятным давлением…» Русская картина = дворянское гнездо и крестьянская бытность.

…Заходя в зальчик, мы как бы попадаем в дом старинного помещика – по стенам расставлены предметы барской меблировки: высокое зеркало в стиле ампир, столик для дамского рукоделия, парочка рокайльных комодов, а также – пианино, бронзовые часы николаевских времён и хрустальные жирандоли Галантного столетия. Как в настоящем имении – мебель покупалась не за раз у модного мастера Гамбса, а хранилась и копилась от деда к внуку, поэтому в дворянских гнёздах 1850-х годов могли стоять допотопные павловские стулья и ломберные столики времён матушки-Екатерины. Тут же – знакомые по книгам вещи, вроде курительной трубки, чубука, кошелёчков и кисетов, расшитых мелким бисером.

Русская усадебная жизнь – уникальное явление в мировой практике. Указ «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» (1762 г.), подписанный ещё Петром III, но, как сие обычно бывает, приписанный Екатерине, позволял аристократам делать выбор между государственной карьерой и - тихой, незаметной жизнью в своём имении. Благо, это совпало с популярным в Париже учением Жан-Жака Руссо, который недвусмысленно провозгласил «Назад, к природе!», чем и вызвал массовый отток европейской молодёжи из тесных и дурно пахнущих городов. Тогда в обиход вошли идиллические романчики-пасторали, а на книжных иллюстрациях и шёлковых веерных экранах всё чаще рисовали нарядных пейзанок да галантных пастухов посреди «нетронутой», не причёсанной садовником, натуры. Следуя моде, даже причудница Мария-Антуанетта доила коров в специально созданной для неё «Швейцарской деревушке». Стоимость этого королевского каприза превышала затраты на армию и дорожные работы...

В России тоже были свои сторонники неспешного «природного» бытия, вроде князя Михаила Щербатова, который в своём программном труде «О повреждении нравов в России» (1774 г.) прямо говорит о том, что мы со всей этой скоропостижной европеизацией-цивилизацией заехали куда-то не туда. И если уж распутная Европа устремилась к свежей, искренней «натуральности» и к парному молоку, то нам-русичам и вовсе сам Бог велел. Везде цитировалась фраза Диоклетиана о капусте, выращивать которую оказалось интереснее и нужнее, чем даже править Римом. Многие аристократы устремились из суетного Петербурга – в деревню-в глушь-в Саратов.

Так в помещичьих усадьбах стала развиваться неповторимая бытовая культура – в ней традиционный уклад приходил в неизбежное столкновение с новомодными (читай – городскими) течениями. Как там у Фонвизина? «Театр представляет комнату, убранную по-деревенски. Бригадир, в сюртуке, ходит и курит табак. Сын его, в дезабилье, кобеняся, пьёт чай…». Смешон и пушкинский англоман Муромский, ибо: «Развёл он английский сад, на который тратил почти все остальные доходы. Конюхи его были одеты английскими жокеями. У дочери его была мадам англичанка. Поля свои обрабатывал он по английской методе. Но на чужой манер хлеб русский не родится». Итак, бытие русского барина – это вечный компромисс между дедовской привычкой и заманчивой новизной, вычитанной в …позапрошлогоднем альманахе. Но, несмотря на все чудачества отдельных англоманов и прочих читательниц Ричардсона, деревня – это хранительница традиций.

«Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины».

В этой связи интересна судьба Лариной-старшей. Франтиха-кокетка, она была выдана замуж за деревенского помещика. Поначалу ей всё казалось сущим адом... Это только в модных книжках жизнь на лоне природы – пасторальная прелесть. Бытьё – сложнее и – скучнее. Что ж Ларина? Выплакав положенное количество слёз, она занялась устроением дома и быта. «Привыкла и довольна стала. / Привычка свыше нам дана: Замена счастию она». Деревня – это привычка, это каждодневное, ежегодное повторение заученных действий, вроде варки варенья в августе или тех самых блинов на масленицу. Здоровая однообразность успокаивает и задаёт умиротворённый ритм существованию. Иной раз это становится началом затягивающей обломовщины: «Тихо и сонно всё в деревне: безмолвные избы отворены настежь; не видно ни души; одни мухи тучами летают и жужжат в духоте». Обломовка – символ барского сибаритства, доведённого до своего логического предела. От размеренной благости – к вечному, всепобеждающему сну. Или вот так, чуть более содержательно:

«Он в том покое поселился,
Где деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил».

Крепостной художник – ещё одна уникальная особенность нашей поместной жизни. Сам Василий Тропинин получил вольную только в 1823 году, когда был уже широко известен, как незаурядный портретист. Его имя знали при дворе, а он не только писал портреты и учил живописи господских детей, но и …некоторое время прислуживал за столом своему хозяину. Выставку открывает картина Тропинина «Старик, обстругивающий костыль» (1830-е). Перед нами пожилой крестьянин, полностью погружённый в работу и – в свой мир. Художники конца XVIII – начала XX веков часто идеализировали натуру - изображали селянок на пашне, подобных римским матронам. Тропинин же, напротив, пишет не приглаженного пейзанина, а реального человека. Впрочем, на выставке вы сможете увидеть два очаровательных портрета, созданных заезжими иноземцами – Мауро Гандольфи и Пьером Барбье. Вот тут русские крестьянки изображены в полном соответствии со вкусами эпохи – обе напоминают не то жён античных патрициев, не то ренессансных принцесс... Не отставали от модных стилей и русские живописцы – «Девушка, ставящая свечу перед образом» (1835) Григория Михайлова похожа на всех брюлловских итальянок вместе взятых. Холёное тело и совершенно не рабочие руки красавицы менее всего напоминают о таких «мелочах быта», как жатва или выпекание хлеба.

Крестьянский уклад и народный костюм – всё это долгие века оставалось почти неизменным. Посмотрите на картину Сергея Коровина «К Троице» («На богомолье»), написанную в 1902 году. Вы могли бы определить год или даже век, в котором действуют участники повествования? Скорее всего, нет. Вместе с тем, на дворе начало XX столетия – в моде автомобилизм, дамские платья reform без корсетов, стихи о конце света и – грёзы о коммунистическом будущем. Но в русском деревенском строе – всё так, как и было заведено двести-триста…тысячу лет назад. В Германии или, например, во Франции костюм крестьянина эволюционировал куда как быстрее – в нём то и дело появлялись приметы городских мод. На Руси этот процесс был почти не заметен, разве что на рубеже XIX – XX веков сельские женщины облюбовали яркие, цветастые блузы с широкими рукавами, которые полагалось по праздникам носить с «городской» юбкой. Но это бытовало далеко не во всех губерниях и не во всех крестьянских хозяйствах. Нательные рубахи, как и в старину, по-прежнему обладали сакральной силой, женщина без платка считалась неприлично «простоволосой», и от матери к дочери передавались узоры вышивок, значение которых терялось в языческой праистории.

В деревне хранятся древние легенды и сказки. Здесь знают толк в старославянских символах и праздниках (что характерно, даже в советских колхозах были известны многие древние обычаи и приметы). На выставке мы встречаем знаменитую картину Абрама Архипова «Радуница» (1892-1895) - старинный весенний праздник - день поминовения у славян, оставшийся в обиходе и после принятия Христианства. Кстати, первый сборник стихов Сергея Есенина тоже назывался «Радуница».

«Чую радуницу божью —
Не напрасно я живу,
Поклоняюсь придорожью,
Припадаю на траву».

В деревне – вера в Бога крепче и истовее. Недаром многие стихотворения, картины, мемуарные отрывки, связанные с деревней, повествуют нам и о религиозных праздниках. У Есенина читаем: «Пахнет яблоком и мёдом / По церквам твой кроткий Спас!...». Или у Тургенева:

«Люблю я вечером к деревне подъезжать,
Над старой церковью глазами провожать
Ворон играющую стаю…»

Заметим, что и крестьянский сын, и пресыщенный барин мыслят в одном направлении. Их ритмы и смыслы идеально созвучны.

Деревня, поместье – традиционный источник вдохновения и место отдохновения для русских писателей и художников. Если проследить историю нашего искусства, то открывается интереснейшая картина – большинство великих имён неразрывно связано с названиями имений (родовых или купленных), дач (этих занятных и тоже чисто русских суррогатов поместий) или просто «золотых бревенчатых изб», как у Сергея Есенина в Константинове. Итак, все помнят, что Пушкин – это Михайловское, Болдино и Захарово. Тургенев – Спасское-Лутовиново. Толстой – Ясная Поляна. Блок – Шахматово. Чехов – Мелихово. Центром притяжения для большинства известных живописцев конца XIX века оказалось подмосковное имение Абрамцево. Недаром в Советском Союзе был создан писательский посёлок Переделкино, ставший символом русской литературы XX века. Замечу, что не дом-коммуна «пролетарских гениев» и не квартал в конструктивистском стиле, а именно – деревянное поселение. По этой же «старорусской» схеме в 1920-х годах соорудили посёлок художников на Соколе. Итак, деревня, изба – это источник жизненной силы. Деревня – дерево – древо жизни.

Итак, деревня – антипод города, как и аграрная, обладающая громадными пространствами, Русь во многом - антипод городской Западной цивилизации. Собственно, Город в европейском значении - это исключительно Санкт-Петербург, создававшийся, как нарочитая антитеза всем остальным русским городам, в том числе, и Москве. Недаром иной раз шутили, что Москва – это большая деревня. «В деревню, к тётке, в глушь, в Саратов!» - в этом вопле, как для автора, так и для его персонажа, Саратов, глушь и деревня – это приблизительно одно и то же. Города - Калинов в «Грозе» и Бряхимов в «Бесприданнице» у Островского. Мордасов - в «Дядюшкином сне» Достоевского. Многочисленные «уездные города N» у Гоголя и впоследствии – у Ильфа с Петровым – это во многом всё те же «большие деревни».

Интересно, что знаменитый экономист и теоретик аграрного вопроса – Александр Чаянов в своё время пытался доказать, что Советская Россия не должна идти по европейскому-городскому пути. В его фантастической повести «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии», написанной в 1924 году описывается мир 1984 года, но… это цивилизация, отринувшая индустриализацию. Описания Светлого Будущего просто фееричны: «Обширная семья Мининых занимала несколько маленьких домиков, построенных в простых формах XVI века и обнесённых тыном, придававшим усадьбе вид древнего городка». Или: «Направо и налево тянулись такие же прекрасные аллеи, белели двухэтажные домики, иногда целые архитектурные группы, и только вместо цветов между стенами тутовых деревьев и яблонь ложились полосы огорода, тучные пастбища и сжатые полосы хлебов». Девушки 1984 года носят сарафаны и платья на кринолине, то есть следуют крестьянским обыкновениям или же дворянским модам дореформенной эпохи…

Уже в 1970-х годах советская интеллигенция – духовная наследница старинной аристократии - обратила свои взоры и мысли к деревне. Возникло целое направление «писатели-деревенщики». Они полагали, что индустриальная цивилизация уродует душу русского человека, делает из него растерянного и при этом – агрессивного маргинала. Основная мысль - противопоставление бестолкового городского житья – деревенскому благолепию. У Василия Шукшина читаем: «Потом переходили на людей – какие люди хорошие в деревне: приветливые, спокойные, не воруют, не кляузничают. - А у нас... обрати внимание: у нас, если баба пошла по воду, она никогда дом не запирает - зачем? Приткнет дверь палочкой, и все: сроду никто не зайдет. Уж на что цыганы - у нас их полно - и то не зайдут…»

Вторжение городских привычек в деревенскую жизнь – одна из популярных тем в русском искусстве. Есенинский жеребёнок, пытающийся соревноваться с паровозом – символ этой неравной борьбы. На выставке мы можем увидеть картину Николая Богданова «Крестьянские дети в пейзаже с поездом» (1882). Картина – реалистична. Всё выписано со скрупулёзным тщанием – всё, кроме самого поезда. Железное чудо (или чудище) глазами сельских малышей. Для них это – нечто их иного мира. Они видят только ряд бессмысленных прямоугольников, несущихся в необозримое далёко. Их-то мир – размерен и спокоен, как шаг Савраски.

Деревня – это отдохновение и уединение. Способ прийти в себя и – найти себя. В этом поможет сельский пейзаж. «Сыплет черемуха снегом, /Зелень в цвету и росе…». В соседнем выставочном зале – пейзажные зарисовки, картины, окружающий мир – глазами пахаря и глазами барина. У Гончарова читаем: «С балкона в комнату пахнуло свежестью. От дома на далёкое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени. Между деревьями пестрели цветы, бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало; с другой - темно-синее, как небо, которое отражалось в нем, и едва подернутое зыбью. А там нивы с волнующимися, разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу - Погляди-ка, …и ведь все это твоё, милый сынок…» Ощущение своей «природной» земли – это было присуще русскому дворянину и – русскому крестьянину.

Забавно, что Ильф и Петров вкладывают в уста жулика Бендера очевидную и очень важную фразу, по сути, культурный код нашей цивилизации: «– Молоко и сено, – сказал Остап, когда «Антилопа» на рассвете покидала деревню, – что может быть лучше! Всегда думаешь; «Это я еще успею. Еще много будет в моей жизни молока и сена». А на самом деле никогда этого больше не будет. Так и знайте: это была лучшая ночь в нашей жизни, друзья!» Мир русской деревни – это наша общая биография…

***

Выставка продлится до 28 сентября.
Музей В. Тропинина:
м. «Третьяковская», «Павелецкая», Щетининский пер., д. 10, стр. 1.

Галина Иванкина

ertata