... alt="Джон
" width="675 ... \"Волхв\" Джона
","verb":"1","pageDescription ...
Вымирают не только редкие виды животных, но и редкие виды чувств.
...Когда ты меня любишь (не "занимаешься со мной любовью", а "любишь"!), это все равно как бог отпускает мои грехи...
Принимая себя такими, каковы мы есть, мы лишаемся надежды стать теми, какими должны быть.
– Я еще ни разу ни с кем не спала по любви.
– Это не порок.
– Незнакомая территория.
– Будь как дома.
Ум и глупость друг друга не исключают.
Я знаю, что это такое, когда уезжают. Неделю умираешь, неделю просто больно, потом начинаешь забывать, а потом кажется, что ничего и не было, что было не с тобой, и вот ты плюешь на все. И говоришь себе: динго, это жизнь, так уж она устроена. Так уж устроена эта глупая жизнь. Как будто не потеряла что-то навсегда.
Я не нашел предмета любви и потому делал вид, что ничто в мире любви не заслуживает.
Нельзя ненавидеть того, кто стоит на коленях. Того, кто не человек без тебя.
В нашем возрасте не секс страшен - любовь.
- Род человеческий - ерунда. Главное - не изменить самому себе.
- Но ведь Гитлер, к примеру, тоже себе не изменял.
Повернулся ко мне.
- Верно. Не изменял. Но миллионы немцев себе изменили. Вот в чем трагедия. Не в том, что одиночка осмелился стать проводником зла. А в том, что миллионы окружающих не осмелились принять сторону добра.
За пять секунд в человека не влюбишься, но предчувствие любви может заронить в душу и пятисекундная встреча.
За цинизмом всегда скрывается неспособность к усилию - одним словом, импотенция.
Подчас любовь - это просто твоя способность любить, а не заслуга того, кого любишь.
Количество счастья и горя закладывается в нас при рождении. Денежные превратности на него мало влияют.
Секс отличается от других удовольствий интенсивностью, но не качеством. Что это лишь часть, причем не главная, тех человеческих отношений, что зовутся любовью. И что главная часть - это искренность, выстраданное доверие сердца к сердуцу. Или, если угодно, души к душе. Что физическая измена - лишь следствие измены духовной. Ибо люди, которые подарили друг другу любовь, не имеют права лгать.
Порой нет ничего пошлее, чем возвращаться.
Чувство юмора - это демонстрация свободы. Ибо свободен лишь тот, кто умеет улыбаться.
- Тебе это нравится, - сказала она. - Ты, парень, жалуешься на одиночество, а в глубине души считаешь себя лучше всех.
- Знаешь, сколько мужчин у меня было за эти два месяца?
- Пятьдесят?
Она не улыбнулась.
- Если б пятьдесят, я не мучилась бы с выбором профессии.
В 19 лет человек не согласен просто совершать поступки. Ему важно их все время оправдывать.
Иногда красота - это внешнее. Как обертка подарка. Но не сам подарок.
Дело не в том, чтоб уметь плавать. А в том, чтобы знать куда.
Вы должны понять, что Любовь – это тайна, пролегшая меж двумя людьми, а не сходство двоих.
Простить - значит забыть.
И мы занялись любовью; не сексом, а любовью; хотя секс был бы гораздо благоразумнее.
Мужчина воспринимает объект, женщина - взаимоотношения объектов. Нуждаются ли объекты друг в друге, любят ли, утоляют ли друг друга. Это добавочное измерение души, которого мужчины лишены, делает войну отвратительной и непостижимой в глазах истинных женщин.
Не женщина, а бумеранг. Бросаешь ее, а в следующую субботу она тут как тут и хлеба не просит.
Наши проблемы - это прежде всего то, что мы сами о них думаем.
- Хочется плакать от одного того, что мы называем друг друга по имени.
- Как же нам друг друга называть?
- А ведь этого не было. Мы были так близки, что имена не требовались.
Есть три вида людей:
первые столь умны, что, когда их называют умными, это выглядит справедливым и естественным; вторые достаточно умны, чтобы отличить правду от лести; третьи скорее глупы, ибо все принимают на веру.
Уже через десять минут после знакомства мужчина и женщина понимают, хочется ли им переспать друг с другом, и каждая минута сверх первых десяти становится оброком, который не столь велик, если награда действительно того стоит, но в девяноста процентах случаев слишком обременителен.
Любовь к ближнему - фантом, необходимый нам, пока мы включены в общество.
Каждый из нас — остров. Иначе мы давно бы свихнулись. Между островами ходят суда, летают самолеты, протянуты провода телефонов, мы переговариваемся по радио — все что хотите. Но остаемся островами. Которые могут затонуть или рассыпаться в прах.
Мы лежали на траве и целовались. Смейтесь, смейтесь. Да, всего лишь лежали и целовались. Сейчас вы, молодежь, делитесь друг с другом своими телами, забавляетесь ими, отдаетесь целиком, а нам это было недоступно. Но знайте: при этом вы жертвуете тайнами драгоценной робости. Вымирают не только редкие виды животных, но и редкие виды чувств.
Вежливость всегда скрывает боязнь взглянуть в лицо иной действительности.
Чем глубже вы осознаете свободу, тем меньше ею обладаете.
Я отношусь к тебе так же, как ты ко мне. Я ведь женщина.
Вам нравится быть любимым. Мне же нравится просто: быть.
В любой загадке таится энергия. И тот, кто ищет ответ, этой энергией питается. Достаточно ограничить доступ к решению - и остальные, ищущие и водящие, лишатся импульса к поиску.
Вспоминаю нас в зале галереи Тейт. Алисон слегка прислонилась ко мне, держит за руку, наслаждаясь Ренуаром, как ребенок леденцом. И я вдруг чувствую : мы - одно тело, одна душа; если сейчас она исчезнет, от меня останется половина. Будь я не столь рассудочен и самодоволен, до меня дошло бы, что этот обморочный ужас - любовь. Я же принял его за желание. Отвез ее домой и раздел.
Молодой человек, который не в состоянии рискнуть единожды, - болван и трус одновременно.
Чувство долга, как правило, немыслимо без того, чтобы принимать скучные вещи с энтузиазмом.
Вот она, истина. Не в серпе и молоте. Не в звездах и полосах. Не в распятии. Не в солнце. Не в золоте. Не в инь и ян. В улыбке.
- Думаешь, я стал бы весь вечер дожидаться кого-нибудь, кроме тебя?
- Думаешь. я вернулась бы сегодня к кому-нибудь, кроме тебя?
Любая игра между мужчиной и женщиной, по каким бы правилам она не велась, имеет чувственную подоплеку.
Есть случаи, когда утешение лишь нарушает равновесие, что установлено временем.
Плотские утехи и совесть лежат в разных плоскостях.
Война - это психоз, порожденный чьим-то неумением прозревать взаимоотношения вещей. Наши взаимоотношения с ближними своими. С экономикой, историей. Но прежде всего - с ничто. Со смертью.
Бунтарю, который не обладает даром бунтаря от природы, уготована судьба трутня.
Если хочешь хоть сколько-нибудь точно смоделировать таинственные закономерности мироздания, придется пренебречь некоторыми условностями, которые и придуманы, чтобы свести на нет эти закономерности. Конечно, в обыденной жизни условности переступать не стоит, более того, иллюзии в ней очень удобны. Но игра в бога предполагает, что иллюзия – все вокруг, а любая иллюзия приносит лишь вред.
Основной закон цивилизации: человеческую речь нельзя понимать буквально.
Она расколола лед; но от меня зависело, прыгать ли в воду.
- Я не хочу делать тебе больно, а чем больше я лезу к тебе, тем тебе больнее. И не хочу, чтобы ты делал мне больно, а чем больше ты меня отталкиваешь, тем больнее мне.
У нас это называют "кризис обаяния". Когда становишься ну до того безупречно обаятельной, что перестаешь быть человеком.
- В жизни каждого из нас наступает миг поворота. Оказываешься наедине с собой. Не с тем, каким еще станешь. А с тем, каков есть и пребудешь всегда. Вы слишком молоды, чтобы понять это. Вы еще становитесь. А не пребываете.
- А если проскочишь этот...миг поворота?
- Сольешься с массой. Лишь немногие замечают, что миг настал. И ведут себя соответственно.
Ничто так не враждебно поэзии, как безразлично-слепая скука.
- Думаешь, я шлюха?
Может, именно тогда, глядя на нее вблизи, я и сделал выбор. И не сказал, что просилось на язык: да, шлюха, хуже шлюхи, потому что спекулируешь своей шлюховатостью (...).
Черная полоса начинается, когда я сажусь и задумываюсь. Когда просыпаюсь и вижу, кто я есть.
Всякая уважающая себя наука - искусство. И всякое уважающее себя искусство - наука.
Он посмотрел на море.
- Есть такое стихотворение времен династии Тан. - Необычный горловой звук.
- «Здесь, на границе, листопад.
И хоть в округе одни дикари,
а ты — ты за тысячу миль отсюда,
две чашки всегда на моём столе».
Я не жду, что у красивого мужчины и душа будет красивая.
Слова нужны, чтобы говорить правду. Отражать факты, а не фантазии.
Чем утоляешь жажду? Водой или волной?
...Варенья, лакомых перемен, не получишь, пока не объешься хлебом, черствыми корками ожидания.
– Вы как фанатичный хирург. Вас куда больше интересует не пациент, а сам процесс операции.
– Не хотел бы я угодить под нож того хирурга, которого не интересует процесс.
Литература - это тексты, а не грязное белье сочинителей!
– Завидую вам.
– А я – вам. У вас есть самое главное, молодость. Все ваши обретения впереди.
Все идеальные республики - идеальная ахинея.
В мире настоящих мужчин правят грубая сила, сумрачная гордыня, ложные приоритеты и пещерный идиотизм. Мужчинам нравится воевать, потому что это занятие придает им важности. Потому что иначе женщины, как мужчинам кажется, вечно будут потешаться над ними.
Есть слова, произносить которые слишком жестоко.
– Человек – не остров.
– Да глупости. Любой из нас – остров. Иначе мы давно бы свихнулись. Между островами ходят суда, летают самолеты, протянуты провода телефонов, мы переговариваемся по радио – все что хотите. Но остаемся островами. Которые могут затонуть или рассыпаться в прах.
завтра познает любовь не любивший ни разу,
и тот, кто уже отлюбил, завтра познает любовь
В литературе занимательность - пошлость.
Дважды оплакивают одно и то же лишь экстраверты.
Любой судья и сам рано или поздно становится подсудимым и приговор ему выносят вынесенные им приговоры.
Видно, Бог невероятно мудр, раз он настолько умнее меня. Настолько, что не оставил мне ни одной подсказки. Уничтожил все улики, все очевидности, все причины, все мотивы своего существования.
- Мертвые живы...
- Каким образом?
- Живы любовью...
Мозги ему заменяла кольчуга отвлеченных понятий: Дисциплина, Традиции, Ответственность…
В безутешном своем прозрении я клял эволюцию, сведшую в одной душе предельную тонкость чувств с предельной бездарностью.
Я всегда считал (и не из одного только напускного цинизма), что уже через десять минут после знакомства мужчина и женщина понимают, хочется ли им переспать друг с другом…
- А я и о боге могу делать достоверные предположения.
- Например?
- Он невероятно мудр.
- Почему вы так думаете?
- Потому что я его не понимаю. Зачем он, кто он, на каком уровне бытия. А Морис уверяет, что я очень умная. Видно, бог невероятно мудр, раз он настолько умнее меня.
Там, наверху, говорят по-английски или по-гречески? – рискнул пошутить я.
Секунд пятнадцать он молчал; не улыбался.
– На языке чувств.
– Не слишком точный язык.
– Наоборот. Самый точный. Для тех, кто его изучит.
Разумный человек и должен быть либо агностиком, либо атеистом. И дрожать за свою шкуру. Это необходимые черты развитого интеллекта.
Душа человека имеет больше прав называться вселенной, чем собственно мироздание.
Эмоции управляемы, но половое влечение к кому-то внушить человеку нельзя. Как нельзя и вытравить.
- Что-то не так?
- Все так. Просто теряюсь в догадках, что за недобрый бог заставляет тебя, прелестное дитя, вздыхать по такому дерьму, как я.
- Знаешь, что я вспомнила? Слово в кроссворде. Ну-ка отгадай. "Большая часть Николаса в ней присутствует, хотя и в другом порядке". Шесть букв.
Поразмыслив, я улыбнулся:
- Там точка стояла или восклицательный знак?
- Слезы мои. Как всегда.
И только птичья трель над нами.
Люблю так, что с сегодняшнего дня возненавидела.
Раз тебе поперек горла то, что происходит, глупо бурчать на то, как это происходит.
Мужчина воспринимает объект, женщина - взаимоотношения объектов.
– То есть учиться быть самим собой – это и значит жениться и завести очаг?
– Да, а что?
– Верный заработок и домик в зеленой зоне?
– Таков удел большинства.
– Лучше сдохнуть.
Всесторонне подготовленный к провалу, я вступил в большую жизнь.
Я не мог нарадоваться на свои мужские достоинства и на то, что влюбленности мои никогда не затягивались. Так виртуозы гольфа в душе относятся к игре чуть-чуть свысока. Играешь сегодня или нет – все равно ты вне конкуренции.
Уезжаешь и думаешь, что за это время люди изменятся, а они все те же. Глупо, правда?
Эта игра [шахматы] - искусство коварных жертв.
Линия судьбы просматривалась ясно: под уклон, на самое дно.
– Давайте пить чай.
– Я хотел попросить стакан воды. Это…
– Вы хотели познакомиться со мной. Прошу вас. Жизнь коротка.
– Нас призывает случай. Мы не способны призвать сами себя к чему бы то ни было.
– А избирает кто?
– Случай многолик.
Вспомнив, как уничтожал собственные рукописи, я подумал, что красивые жесты и вправду впечатляют – если они тебе по плечу.
Зачем продираться сквозь сотни страниц вымысла в поисках мелких доморощенных истин?
Лихорадка. Но за лихорадку я принимал тление бытия, жажду существования. Теперь я понимаю это. Горячка жизни. Я себя не оправдываю. Любая горячка противоречит общественным устоям, и ее надо рассматривать с точки зрения медицины, а не философии.
– Видно, я не умею любить по-настоящему. Любовь – это не только секс. А меня все остальное почему-то мало волнует.
– Милый юноша, да вы неудачник. Разочарованный, мрачный.
Я не сужу о народе по его гениям. Я сужу о нем по национальным особенностям.
Я жаждал спать с ней, войти в нее. Но подлая ложь разделяла нас, будто меч – Тристана и Изольду. И вот среди цветов, среди невинных птиц и дерев мне пришлось изображать благородство.
Но мы говорили на разных языках. Допустимо, даже естественно, чувствовать себя правым перед историей и кругом виноватым перед теми, кого любишь.
Я вновь чувствовал себя ребенком, очутившимся среди взрослых, которые знают о нем что-то, чего не знает он сам.
...Бывают мгновения, которые обладают столь сильным воздействием на душу, что и подумать страшно о том, что когда-нибудь им наступит предел.
У общества есть еще один способ свести случайность к нулю: лишить своих рабов свободы выбора, убедить их, что прошлое выше настоящего.
Женщины любят подчиняться, но не выносят, когда их жертвы не получают должной оценки. Мужчины же не умеют ценить женщин, которые внимательны к ним.
Мы не верим, что можно поддержать того, кто сам не способен себя поддержать.
Вся наша жизнь - сплошной вызов, - однажды поведал он мне, - и только те, кто способен открыто встретить его, знают цену жизни.
Ученики не ценят своих учителей, пока длится обучение. И только потом, лучше узнав жизнь, понимают, в каком долгу они перед старшими. Хорошие учителя не требуют от юных учеников ни любви, ни поклонения. Они спокойно ждут, и все приходит само, когда настанет срок.
Свобода – это сделать решительный выбор и стоять на своем до последнего.
В шестнадцать тяжело сознавать, что гения из тебя не выйдет.
В трубу вылетают только идиоты. Но это происходит с ними еще во чреве матери.
... говорю о романе
"Коллекционер" (The Collector ... собрать все книги
, до которых смогу ...
