Rachel Neville родилась в Торонто, где она с 12 лет занималась балетом и танцами, износила "тысячи" пуантов, тренировалась не менее 20 часов в неделю, а летнее время проводила не на пляже, как ее сверстники, а в студиях летних школ. В 18 лет переехала в Европу, в Германию. "Из - за травмы колена, эта глава в моей жизни закончилась, но я считаю, что мне повезло. В течение года после возвращения домой, я углубилась в изучение фотографии, и мой мир прыгнул вперед."
Трудно подобрать слова для тех, чье существование целиком состоит из нескончаемого яркого праздника… Для тех, чье каждое выверенное движение – очередная победа на приземленностью бренного тела!
Для тех, кому выпало на долю бесконечное счастье пребывать в гармонии мелодий и полета души!
Для тех, кто любим небом, вбирающим малейшее затаенное дыхание вдохновленного зрителя в тиши зала…
Для тех, кому и мирская суета – танец!
Восхищение скоростью, напористостью или плавностью и четкостью постановки рук и ног сменяется трепетом, когда видишь, с какой легкостью танцоры взмывают ввысь. Непосвященному не догадаться, каких затрат эта видимая непринужденность требует от артиста. На лице – ни тени сомнения, ни страха, ни напряжения, ничто не выдаст признаков усилия – лишь торжествующая улыбка человека, который познал суть Красоты! Вечный пасадобль – ритм сердца сливается с ритмом музыки, что есть сама жизнь! Благословенны звезды, рождающие в умах идеи, что находят выражение через творчество! Нет на земле прекрасней дара, чем эти вдохновенные эмоции!
Где взгляд, там жест, Где жест, там чувство, Где чувство, радость и любовь. Все это тайна жизни бесконечной. А танец вечен как любовь…
Музыка: Chris Spheeris - Dancing With The Muse
Жизнь Великого Артиста — это всегда легенда, прекрасная и трагическая, пронизанная светом и тьмой, любовью и предательством, болью и радостью, забвением и бессмертием. Ее рождение происходит в неизменном обожествлении потомками творческой судьбы Мастера. Неоднозначный и драматический талант Рудольфа Нуреева (Нуриева) до сих пор будоражит умы. Режиссеры, актеры, композиторы и художники сочиняют возвышенную сказку о его жизни и творчестве.
В живописном проекте "Гранд-па", посвященном виртуозному танцу Рудольфа Нуреева, художник Азат Миннекаев попробовал себя в ипостаси балетмейстера. ---Пространство одиннадцати холстов в своей точно выверенной последовательности складывается в подобие кинокадров, где серебристая воздушность живописной поверхности и четкая графичность отсылают к утонченным музыкальным фильмам начала века---
Познавая сложную природу танцевальных па, художник создал конечную форму чувственной красоты, в которой сошлись в единую точку гармонии свет и линия. Фигура танцовщика окутана зыбкой таинственной аурой искусственного сияния - в каждом сюжете серии живописное пространство разделяется почти геометрическим изломом, напоминающим лучи от театрального прожектора.
Это зашифрованный образ перехода одного состояния органики в другое - земное и небесное соединились в моменте зарождения Танца. Этот цикл - о жизни и смерти. Только последнюю художник писать отказался. Двенадцатая картина цикла - падение и смерть героя, так и осталась не осуществленной.
Волшебный час вечерней тишины, Исполненный невидимых внушений, В моей душе расцвечивает сны. В вечерних водах много отражений, В них дышит Солнце, ветви, облака, Немые знаки зреющих решений.
А между тем широкая река Стремит вперед свободное теченье, Своею скрытой жизнью глубока. Минувшие незнанья и мученья Мерцают бледнолицею толпой, И я к ним полон странного влеченья.
Мне снится сумрак бледно - голубой, Мне снятся дни невинности воздушной, Когда я не был - для других - судьбой. Теперь, толпою властвуя послушной, Я для нее - палач и божество, Картинность дум - в их смене равнодушной.
Но не всегда для сердца моего Был так отвратен образ человека, Не вечно сердце было так мертво. Мыслитель, соблазнитель, и калека, Я более не полюблю людей, Хотя бы прожил век Мельхиседека.
О, светлый май, с блаженством без страстей! О, ландыши, с их свежестью истомной! О, воздух утра, воздух - чародей! Усадьба. Сад с беседкою укромной. Безгрешные деревья и цветы. Луна весны в лазури полутемной. Все памятно. Но Гений Красоты С Колдуньей Знанья, страшные два духа, Закляли сон младенческой мечты.
Колдунья Знанья, жадная старуха, Дух Красоты, неуловимый змей, Шептали что - то вкрадчиво и глухо. И проклял я невинность первых дней, И проходя уклонными путями, Вкусил всего, чтоб все постичь ясней. Миры, века - насыщены страстями.
Ты хочешь быть бессмертным, мировым? Промчись, как гром, с пожаром и с дождями. Восторжествуй над мертвым и живым, Люби себя - бездонно, ненасытно, Пусть будет символ твой - огонь и дым. В борьбе стихий содружество их слитно, Соедини их двойственность в себе, И будет тень твоя в веках гранитна.
Поняв Судьбу, я равен стал Судьбе, В моей душе равны лучи и тени, И я молюсь - покою и борьбе. Но все ж балкон и ветхие ступени Милее мне, чем пышность гордых снов, И я миры отдам за куст сирени.
Порой-порой! - весь мир так свеж и нов, И все влечет, все близко без изъятья, И свист стрижей, и звон колоколов, - Покой могил, незримые зачатья, Печальный свет слабеющих лучей, Правдивость слов молитвы и проклятья, - О, все поет и блещет как ручей, И сладко знать, что ты как звон мгновенья, Что ты живешь, но ты ничей, ничей.
Объятый безызмерностью забвенья, Ты святость и преступность победил, В блаженстве мирового единенья. Туман лугов, как тихий дым кадил, Встает хвалой гармонии безбрежной, И смыслы слов ясней в словах светил. Какой восторг - вернуться к грусти нежной, Скорбеть, как полусломанный цветок, В сознании печали безнадежной. Я счастлив, грустен, светел, одинок, Я тень в воде, отброшенная ивой, Я целен весь, иным я быть не мог.
Не так ли предок мой вольнолюбивый, Ниспавший светоч ангельских систем, Проникся вдруг печальностью красивой, - Когда, войдя лукавостью в Эдем, Он поразился блеском мирозданья, И замер, светел, холоден, и нем. О, свет вечерний! Позднее страданье!
