Какой рейтинг вас больше интересует?
|
Главная / Главные темы / Тэг «хорроры»
Страх 2016-08-05 09:07:00
+ развернуть текст сохранённая копия
Стивену Эдвину Кингу
и Кали Салтанат Мараткызы посвящается
Страх — это когда твоё сердце готово выпрыгнуть наружу, стучится в рёбра, как сумасшедшее, и его всё более быстрый набат переходит в конце концов в мелкую барабанную дробь; ещё чуть-чуть — и безумный кинговский клоун Оно проорет под эту дробь под самым куполом твоего мозга своё «Алле-гоп! Добро пожаловать в сумасшествие, детишки!..» — — Я стою, вжавшись в сырую стену подъезда, и чувствую, как каждый удар идёт всё быстрее за предыдущим... Страх — это когда твои члены холодеют, как если сама Смерть решила подышать на твоё тело. Когда холод сковывает сперва твои руки и ноги — а потом и твой разум. И ты стоишь, оцепенев, и являешь собой яркий пример человеческого ничтожества пред всем, от чего мы с пещерных времён так и не научились удирать... — — Я стою, вжавшись в сырую стену подъезда, и холод этой стены становится моим холодом... Страх — это когда твоё горло сводит спазмом, когда слюна закипает, скатившись по нему вниз, и кажется, что адская его сухость — результат нехватки воздуха, и скоро ты упадёшь в судорогах вниз и начнёшь биться в конвульсиях... — — Я стою у стены и чувствую, что мне всё труднее и труднее дышать... Боже, как же мне страшно! Страх — это когда ты ждёшь... Страх — это и есть ожидание. И нет ничего страшнее. Как храбр солдат в бою, улыбается в зубы Смерти, так жалок он в окопе, когда ночь, туман, дым скрывают от него ползущие на окопы и полязгивающие траками танки, бегущую с топотом пехоту и тарахтящие мотобригады. И за этой ночью, туманом, дымом ожидание Смерти становится страшнее Смерти, а земные лязг и топот превращаются для ждущего в звуки Адского Войска... — — Я жду, умирая от страха... Я жду, превратившись в страх... слившись с ним... Я стою, вжавшись в сырую стену подъезда, и истекаю холодным потом от безудержного ужаса, что целый месяц моей тонкой работы: угрожающих писем, подброшенных фишек, звонков с молчанием — что всё это зря, что она не придёт по «случайно» попавшему к ней адресу бабки-колдуньи («Сниму порчу, сглаз и проч.») и ускользнёт от меня в день, который по Некрогороскопу единственно идеален для моего тринадцатого жертвоприношения! Я стою и чувствую, как влажна моя ладонь, сжимающая рукоять посеребрённого немецкого штык-ножа. И я чувствую, как начинает бить меня нервная дрожь — от висков и к кончикам пальцев. Из последних сил я пытаюсь побороть свой страх и направить — всей своей волей! — моё сознание на звуки снаружи: это шаги! Но, боже мой, как же я боюсь, что это не она...
Тэги: кинг, рассказы, страх, хоррор
Тема хоррора в научной литературе 2016-07-22 19:09:00
... о хорроре, тема хоррора в литературе, о хоррор-литературе ... ;">Лебедева В. Ю. Хоррор-мотивы в романе ...
+ развернуть текст сохранённая копия
Ключевые слова: список литературы об ужасах, научная литература о хорроре, тема хоррора в литературе, о хоррор-литературе, научная литература о страшном. Алексеев Сергей Викторович Фэнтези // ЗПУ. 2013. №2. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/fentezi (дата обращения: 22.07.2016).
Ван Хааске Леонид Андреевич Образы страха перед сверхъестественным в мифологической традиции Европы эпохи высокого средневековья // Локус: люди, общество, культуры, смыслы. 2014. №3. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/obrazy-straha-pered-sverhestestvennym-v-mifologicheskoy-traditsii-evropy-epohi-vysokogo-srednevekovya (дата обращения: 22.07.2016).
Тэги: литература, научная, статья, страшное, хоррор
Всё так и будет, мурш! 2016-07-20 19:03:00
+ развернуть текст сохранённая копия
01Мутные глаза гадалки оторвались от линий на руке Вернера и скользнули куда-то мимо него на стену, увешанную засаленными картинками в готическом стиле. Гримаса страдания, слишком театрального, чтобы в него можно было поверить, исказила её лицо. Вернер убрал свою руку из рук гадалки. — Марта, — хмыкнул полицейский, — только не говори сейчас, что ты видишь моё будущее, но оно слишком страшное, чтобы говорить о нём вслух. Ты прекрасно понимаешь, что я пришёл закрыть твой балаган. И мне не до комедий. Лучше это сделаю я сегодня, чем завтра кто-то из НСДАП. Герр Риттер начал перепись всех цыган рейха, и это не к добру. Бери своих людей и беги из Австрии, пока она ещё не стала частью рейха. — Куда бежать, мурш? Куда? — Марта, — Вернер положил на стол лист, — подпиши это. А завтра я хочу уткнуться носом в запертую дверь твоего вертепа. — Хорошо, мурш, — сказала цыганка и поставила кривой чёрный крест напротив своей фамилии, — Так и будет, мурш… Мутные глаза гадалки, не мигая, смотрели в лицо полицейскому. Неожиданно для себя тот поёжился под её взглядом. — Так и будет, мурш, — заверила она его вновь. 02Хромовые чёрные сапоги Вернера, потрескивая на морозе, давили грязный снег Собибора. Фридрих Штангаль, комендант лагеря, шёл рядом с ним и болтал, не умолкая. Под новый 1943 год из зоны уничтожения бежало пятеро узников-евреев. Слава богу, говорил Штангаль, польский крестьянин вовремя сообщил о беглецах, и польской полиции удалось их поймать. Теперь, говорил Штангаль, герру инспектору фон Бесту должно быть понятно, что в качестве карательной акции в лагере было единоразово расстреляно несколько сот заключённых. В общем, ситуация конечно неприятная, но такого больше не повторится, говорил Штангаль. Трупы расстрелянных вывозили в лес. Там был вырыт огромный ров, в который сбрасывали тела. Вернер и Штангаль прошли вдоль путей, по которым катили вагонетки с мертвецами, и вышли к лесу. Через пять минут они были уже у рва. Марта лежала сверху, на горе других тел во рву и, как и при их последней встрече, смотрела мимо Вернера, но когда он сделал пару шагов вдоль рва, она смотрела уже прямо на него. Глаза её были открыты. Если бы не глаза, Вернер не узнал бы в этой иссушенной мумии Марту. На какое-то время он перестал слышать Штангаля и просто стоял и смотрел на труп своей давней знакомой. И только вежливый кашель коменданта вывел его из оцепенения. — Всё хорошо, фон Бест? — Да, оберштурмфюрер. Привиделось что-то… 03В кабинете Штангаля Вернер протянул коменданту бумаги на подпись. — Я всё изложил максимально благоприятно для Вас, — сказал он, — Рейхсфюрер, уверен, будет доволен Вашими действиями. Штангаль поставил свою подпись, очень похожую на молнию, под протоколом. — Я очень благодарен Вам, фон Бест. И обещаю, что впредь подобных эксцессов здесь не повторится. — Так и будет, мурш, — почему-то сказал Вернер, и когда Штангаль непонимающе уставился на него, пояснил, придумав на ходу: — Венский диалект. Означает «точно»… Впрочем, Вас здесь, скорее всего, скоро уже не будет. Я слышал краем уха, что Вас хотят перевести на более значимый участок с более ласковым климатом… 04Они расстались добрыми друзьями. Как и положено двум уважаемым австриякам, сделавшим карьеру в рейхе. Машина имперского инспектора лагерей замесила польскую лесную грязь. Водитель Вернера заметил непонятную меланхолию шефа. — О чём Вы грустите, герр инспектор? — О нашем будущем, Отто, — сказал тот, — но оно слишком страшное, чтобы говорить о нём вслух.
Рассказ для сайта Otstraxa.su
Тэги: гадалка, коцлагерь, наци, рассказ, хоррор
Охота на счастье 2016-07-20 16:42:00
+ развернуть текст сохранённая копия
«Мир не делится на счастливых и несчастных, нет. Он делится на тех, кто знает, что он несчастен, и на тех, кому знать этого не дано. И тот, кто знает, несчастен, и наоборот. Хотя несчастны все. Или не все? Где-то тут должна была быть логика, но я её теряю. Плевать!!! В конце концов, смерть уравняет всех. Нас и их. Их и нас. Может быть, я не права, но мне сейчас просто хочется спать…» Вика отложила дневник. Тонкая сигарета P&C, тлевшая меж её пальцев, сгорела к самому фильтру, и она положила гаснущий окурок в пепельницу. Спать ещё рано, но очень хочется. В холодильнике она нашла крабовые палочки и полбутылки пива. Поесть, а потом можно идти. Ха, поесть! Жрать нечего, хоть шаром покати, но она привыкла утолять голод пивом отчима и крабовыми палочками, которые водились в холодильнике всегда, ну, или почти всегда. Мать сегодня опять не вернулась домой, но Грише уже давно на это плевать. Единственное, что ещё радует его в этой жизни, — это любая жидкость, в которой содержание спирта выше трёх оборотов. Странная пара. Она не любила мать, а на отчима просто ложила: его женщины уже не интересуют и он к ней не лезет, что само по себе неплохо. Да и интересуйся он сексом, полез ли бы он к Вике, а? Пиво было мерзким. Однажды Гриша (она всегда называла отчима по имени) урвал где-то пять бутылок «Гротверга». Она тогда стояла и давилась слюной, когда он вливал в себя уже третью бутылку. Всё вылакает гад, поняла она, и ей захотелось плакать от обиды. Но Гриша поднял на неё свои печальные глаза и всё понял. Да ведь и не дурак же он, понимает, пожалуй, куда «уходит» ночами его пиво. Он всё понял и перевёл свой печальный, почти собачий взгляд на оставшиеся бутылки. Ему было жалко. Вике тоже было бы жалко, и тем сильнее было её удивление, когда Гриша протянул ей одну бутылку. Протянул, воровато озираясь, не зайдет ли щас её мамочка. «Ночью только, а не сейчас, — сказал он, и она ещё раз убедилась в том, насколько боится он её родительницу, — И бутылку выкинешь, да?» Она никогда не забудет ему его тогдашнюю щедрость. Жаль, что не сказала тогда спасибо, а лишь юркнула, прижав заветную бутылку к груди, в соседнюю комнату. Господи, какое это было пиво!!! Она плакала от удовольствия и жадности, она готова была убить себя за эти быстрые глотки, как будто и не она вовсе пила это пиво, а кто-то другой пил с ней на пару, стремясь обделить сжавшуюся в комок на грязном балконе Вику, но это была она, и обделяла она сама себя, хотя как сказать обделяла… «Где-то здесь должна быть логика, но я её теряю», ха-ха. После этого ей нравилось говорить себе, когда очередная Гришина бутылка становилась содержимым её желудка, что то, что она пьет, — говно. Вот «Гротверг», мать его, да! А это… Гриша храпел так, что было слышно на всю квартиру. Вика, с бутылкой в руке и крабами в зубах, вышла на балкон. Ела и пила она жадно, то и дело кашляя, подавившись «едой». Потом нервно курила. Майская ночь пахла зеленью и цветами. Тёплая ночь большой луны, на которую всегда хочется выть по-собачьи, закинув вверх голову и протяжно-протяжно, во всю глотку. Фонари ещё горели и было ещё слишком рано, но собираться нужно сейчас. Или не успеть. Переодеться, взять сумку, сделать грёбаный макияж и — вперёд! Вика, как всегда в такие ночи, курила слишком нервно, быстрее обычного, давясь ментольным дымом, как несколько минут назад дешёвым пивом. Пора! И к чёрту какую-то там логику! Его пальцы завязли в её густых волосах, их лица были близко, и она улыбнулась ему, мягко и призывно. А потом их губы встретились, и она почувствовала дрожь его тела и тяжёлые удары сердца в его груди. Он пил её губы с почти Викиной пивной жадностью, и она едва смогла отстраниться. Она улыбнулась ему ещё раз, но уже успокаивающе: мол, не всё сразу. Он улыбнулся ей в ответ, белозубо и нежно, как улыбается лишь любящий и лишь тому, кого любит. Их руки были сплетены, а ночной ветерок трепал их волосы. Они простояли целую вечность, глядя в глаза друг другу, и он снова поцеловал её. Тело к телу, губы в губы, сердце в сердце, двое, ставшие почти одним целым у одного из тысяч подъездов города. Счастливые? Пожалуй. И когда они были в секунде-другой от страшного мига разрываемых объятий, — Вика сказала: «Добро пожаловать в мир Равенства, сволочи!» Её палец, так учил её когда-то отец-собровец, плавно лёг на курок, и две головы, лежавшие на перекрестии прицела, взорвались, так и не поняв, что же произошло. Двух — одним выстрелом. Вика была прирождённым снайпером. Они так и упали, не разжимая объятий, у его крутой машины, двое влюблённых, прощавшихся у одного из тысяч подъездов глупого города, а Вика сложила винтовку, перекинула сумку через плечо, и, стирая с лица, обезображенного ещё в раннем детстве страшным ожогом, остатки своего боевого макияжа, начала спуск с крыши по пожарной лестнице…
Рассказ для сайта Otstraxa.su
Тэги: рассказ, страшное, триллер, хоррор
Алгоритм взлома 2016-07-18 19:33:00
+ развернуть текст сохранённая копия
…Михаил встал с кафельного пола и огляделся. В пустой комнате с одним окном, что было в стене справа, за старомодным, если не сказать антикварным, столом сидел круглолицый (словно кот) господин без пиджака, опоясанный французскими подтяжками, и вёл беседу по телефону. Разговор шёл о зубах, а так как у Миши зубы давно уже не болели (хорошие деньги хорошей немецкой клинике отошли), то он к разговору не прислушивался, а стоял и разглядывал пугающую, очень светлую пустоту комнаты, в которую (забавно!) не было никакой двери. Стены, окно, стол и господин за столом, болтающий по телефону. Повесив трубку, толстый господин сказал:
— А, Михал Борисыч, дорогой, очнулися? Ой, как хорошо! А я уже грешным делом думал будить Вас. Так на чём мы с Вами остановилися? На синей папочке? Помним? Так-так, где Вы, говорите, её оставили? Михаила качнуло от ощущения нереальности происходящего: никогда и никто из товарищей фэ-эс-бэшников не мог узнать о синей папочке! Неужели в гипноз ввели и под гипнозом выпытали?! Или сывороткой правды обкололи! Михаил опёрся, чтобы прийти в себя, о холодную покрытую белым кафелем стену. По коже пробежал мороз, однако Михаил взял себя в руки. И, не смотря на то, что понял, что стоит он перед наглой гэбнëй в костюме Адама, Михаил отошёл от стены, с вызовом посмотрел на толстяка и заявил голосом, каким привык выкрикивать лозунги на митингах:
— Вы о чём, слуга режима?! Ваше гэ-бэ совсем с ума сошло? Что я здесь делаю и кто вы вообще такой, чтобы меня о чём-то спрашивать! Я свободный человек! В чём меня обвиняют? В том ли, что борюсь с тираном? — Фу на Вас, — добродушно отмахнулся толстяк и расплылся в страшной беззубой улыбке, несколько обнажившей для Михаила суть его телефонного разговора, — Оставьте свою белоленточную патетику для телеканала «Снег». Во все века идеей борьбы с тиранией прикрывались те, кто, захватив власть, развязывали наилютейший террор. Все государства, назовись они хоть демократией, хоть царством, правятся либо одним человеком, либо узкой, классово близкой группой лиц. И ещё не известно, что хреновее. Вот Вы, фактически, хотите для Родины того, что похреновее. Как и Ваши англоговорящие спонсоры. В общем, я Вам не верю, любезный Михаил Борисович. Давайте-ка лучше вернёмся к нашей синей папочке. — Да идите вы… — и Михаил перешёл на тот русский язык, каким активно пользуются тогда, когда других аргументов не остаётся. Закончил он свою тираду словами, мягкий эквивалент которых должен был бы звучать примерно так: «Да кто ты, козёл толстопопый, такой вообще по жизни?! И кто я!» — Вы уже второй раз задаёте этот вопрос, Михаил Борисович, — несколько менее добродушно, чем до этого, сказал толстяк, и его беззубая недобрая улыбка напомнила Михаилу гибрид улыбок бэтменовского Джокера и Кота из «Алисы» Бёртона, — Так и быть, я Вам отвечу. Он распаковал бело-зелёную пачку сигарет, на которой Михаил увидел незнакомое ему P&C, со смаком закурил тонкую сигарету, и в комнате приятно запахло табаком с ментолом. — Мои родители зовут меня в шутку «агентом Смитом», хотя по техпаспорту я вообще-то Ваня. Но в общем аналогия правильная. Ведь я высокотехнологичный нейрокомпьютерный инструмент «Иван Фёдорович — ММ», основанный на цикличном алгоритме взлома Павлова — Тьюринга. Моя главная задача — извлечь данные из кого бы то ни было. А вот на счёт того, кто Вы такой… хм, у меня, знаете ли, есть для Вас пренеприятнейшее известие. Физически ВАС БОЛЬШЕ НЕТ. Вы труп. Вас убили вчера в переходе в Питере. Мы смогли спасти Вашу, так сказать, «душу», вовремя сделав слепок с Вашего сознания. С этим слепком я теперь и работаю. Как долго это продолжится, решать Вам, потому что ВЕЧНОСТЬ Ваших мучений здесь — это в реальном мире лишь пара минут работы моих алгоритмов. А Вы же не хотите, чтобы я начал Вас мучить? Иван Фёдорович с чувством раздавил окурок в пепельнице, налил себе водички из графинчика в стакан, выпил и, сузив глазки, сказал:
— Так что у нас на счёт синей папки? Где Вы её всё-таки оставили? — Вам никогда не найти, кому я её отдал! — с раздражением воскликнул Михаил, — А на счёт «убили»… Я понимаю, конечно, что вы меня чем-то накачали, держите голым в белой холодной комнате со страшилой, похожим на карикатурного чёрта, но это не значит, что я полностью сдурел, чтобы верить вашим бредням! Да идите вы… — и Михаил опять собирался поупражняться в трёхэтажных матах, когда рука Ивана Фёдоровича точно резиновая протянулась через всю комнату и отвесила (с метровым замахом) Мише звонкую оплеуху. Михаил, человек не маленький, едва не рухнул под этим ударом. — Кто… что вы такое?! — взвизгнул, отпрянув к стене Михаил. — А говоришь не сдурел, — уже откровенно зло сказал Иван Фёдорович, рука которого живо втянулась обратно, — Вот сам же ляпнул, что человеку папку отдал, а не спрятал где-то. Глупость сделал, проболтался опять, но мы тебе за это, конечно же, благодарны. Теперь вот галлюцинации какие-то видеть начал. Беда с тобою! И вот все же ж вы такие, идейники хреновы… Он что-то ещё говорил, злое и острое, когда, поддавшись какому-то безотчётному, глубинному чувству страха, какому-то инстинкту, что с родни тому, что заставляет бежать зверя из горящего леса, Михаил рванул к окну и, закрыв лицо руками, полу-боком ударился в стекло. Звон стекла смешался с его криком, тело его несколько раз перевернулось в воздухе, прежде чем он увидел, как далека земля; продолжительный вопль закончился для Михаила звуком удара собственного тела об асфальт, а когда Михаил встал с кафельного пола и огляделся, в пустой комнате с одним окном, что было в стене справа, за старомодным, если не сказать антикварным, столом сидел круглолицый (словно кот) господин без пиджака, опоясанный французскими подтяжками, и вёл беседу по телефону…
Тэги: политика, рассказ, триллер, хоррор
Главная / Главные темы / Тэг «хорроры»
|
Взлеты Топ 5
Падения Топ 5
|
