Пусть и ассоциативно. Легкой, бестелесной тенью мелькнут в проеме окна, да и сгинут в закатном октябрьском пожарище.

Больше слов щипет душу только музыка. Музыка прошедших дней, черных дней, бессонных ночей, да еще тот сухой лист, что шумно ложится под ноги, когда в свете тусклых фонарей ты идешь, бредешь, не разбирая брода.

Сколько лет прошло, семь, восемь? Или все девять? Не помню, не знаю, пленку памяти подтерли, перезаписали на нее новые звуки и всхлипы, но порой, как сегодня, возьмет и прорвется голос той настоящей, что сто лет назад одиночества, в далеком октябре, целовалась взахлеб с нелюбимым, перебивая вкус горькой печали терпким вкусом умирающих листьев.

А напоследок, перед кратким отпуском, рабочие демоны меня обидели. Сильно обидели. Я даже всплакнула немножко, правда, тихо-тихо в себя, и двумя каплями в большую чашку кофе. Говорю же, совсем на пределе (надеть в присутственные места, пусть и в пятницу, красные брюки -- откровенное помешательство, признаю). Уже дома отмолила слезы и красную жопу выпечкой -- кучей малой слоек с яблоками и орехами, да  горой куриных крылышек, запеченных в крутой аджике а-ля абхазской. Кстати, аджика в этом году расходуется в промышленных масштабах, еще зима не пришла, а второй литр уже на дне, друзья и прочие приятели игнорируют мой ассортимент варенья-конфитюров от банальной малины-клубники, дядьваневских вишен с косточкой до манерных нектаринов прозрачными дольками и крыжовников с бананами пюрированых, предпочитают хард и жесть -- аджику к мясу, овощам и просто так, чуть ли на хлебушек. На балконе вянет килограмм зеленого, юношеской спелости, чили, завтра пущу в оборот. Заодно и айву оприходую, от перца попеременно. 

А вы любите айву? А айву дольками прозрачными вареньем?

А как вы сдерживаете предел, свой предел толерантности, в общении с глупыми и ограниченными людьми, с теми, у которых в кулаке власть?

Я вот, честно сказать, толерантна долго до невозможности, по причине банальной: к каждому, охмеленному медными трубами, отношусь, как к пациенту. Долго отношусь, но, когда он начинает хватать меня за неврологический молоточек, вырывая, бью наотмашь, этим же молоточком между глаз -- кто не спрятался, тот дурак. 

... вызревает поздней бледной ягодой на тополе, что под моим окном, скукожилась, снуло висит.

А я варю цветные соусы в зиму -- чатни, пассату, ткемали, буду ее "бідолашну" (несчастную) кормить. 

Ходили в вечер полнолуния с Семёном в люди. Там нынче у людей -- июль, суббота. Видели много нарядных девочек на каблуках и в коротких платьях, и рядом с ними мальчиков в дачном: шорты, бороды, запах романтики от немытого тела. Некоторые из них дивно целовали девочек, не прикасаясь телами, губы в губы. Другие -- девочек игнорировали безбожно.

Грозовой фронт на шаг отступил, и на мосту опять гитарист трогает нежно струны. Порой мне кажется, что я ни за что не смогу оторваться от этих мест. Все чаще и чаще просто кажется. Остается одно -- резать по живому, не дожидаясь перитонитов....

Пожалуй, те, кто в 20-м отплывал с одеской пристани последним пароходом, тоже мечтали вернуться куда-нибудь сюда, к себе настоящим, где пламенеет восход голоногого детства, где в полнолуние поцелуи слаще меда.