Каждое утро звонит мама, и каждый раз повторяется один и тот же диалог: На пляж идешь? – Иду. –  Далеко не заплывай, голову от солнца прикрывай, обязательно пей воду.

Я иду на речку, на ближайший пляж, туда, где не один год поутру мы так любили гулять с собакой Сёмой; в рюкзаке у меня панамка и бутылка воды, как завещала мама. В августовские будние дни на пляже удивительно редко и тихо, но я, все равно, выбираю место в сторонке, на отдалении, так легче думать хорошо о людях, читать в одиночестве книгу, опять же, можно позволить себе позагорать топлес.

Разгоряченное тело просит воды. Вода, как парное молоко, теплая, как шелк, нежная, и очень напоминает целительные легкие мамины руки в детских болезнях. Я долго и с удовольствием плаваю, и только тогда, когда в задумчивости доплываю на противоположный берег, на берег Предмостной слободки, вспоминаю о том, о чем так убедительно просит каждое утро мама. И, враз, становится немножко щекотно в глазах: как же, все-таки, чудесно, что мое великовозрастное детство благодаря живой маме продолжается!

Если бы я была художником, я бы написала не одну картину о том, как из горя рождается счастье. Но, увы, все, что я могу – это вбирать в себя каждый миг, и благодарить судьбу за не растерянное с годами свойство остро чувствовать боль, и свойство неприкрыто, почти как в детстве, радоваться простым, казалось бы таким обыденным вещам, благодарить за не сморщенную опытом душу, за то, что мне так и не наскучила жизнь, а, наоборот, с каждым годом я все больше, сильнее, полновеснее жажду жить, жить в согласии с собой и миром. 

Но летние дни все короче и тише, у воды это больше заметно... Когда маслянистый диск утомленного солнца садится на кроны деревьев, которыми так густо порос берег старой слободки, я собираюсь в путь из одиночества в люди, по дороге захожу на рыночек, покупаю какой-нибудь августовской радости: кукурузу, груши, персики… в хлебной лавке – свежего черного хлеба и лаваш, и легким шагом иду домой, иду в дом, который, действительно, стал за последние три года моей крепостью. Мой путь ненатужен и прям – через мостик, где ветер так любит целовать в затылок, а там три шага и я, как в детской игре: чик-чик, я в домике.

У меня осталась еще неделя отпуска этого странного, почти мистического августа 15-го года, и даже были очерчены со старшеньким скоропалительные планы – все-таки выбраться, вырваться, попутешествовать, рвануть на юг, но несколько дней назад созрело четкое понимание: я впервые в своей жизни никуда не хочу ехать, как будто что-то держит меня здесь, дома. Это довольно сложно объяснить словами, сложно по причине того, что то, что нынче происходит в моей жизни, во мне, оно новое, незнакомое, пусть все еще мутное, но довольно притягательное кристаллизацией, и больше ощущается сердцем, чем разумом. Ощущается большими переменами, переменами меня и моего мира, чуть ли не теми переменами, которые выводят за привычные горизонты. Возможно, это катарсис, возможно, кризис среднего возраста, но меньше всего мне бы сейчас хотелось тратить силы на поиск подходящего термина, определение этому процессу превращений одного человеческого вещества в другое. Но я очень благодарна своим, старшенькому и младшенькому, за то, что они поняли меня без лишних слов, за ту предоставленную, насколько это реально в семье, максимальную возможность нырять в одиночество и заглядывать в зеркало души своей.

"В лаборатории университета я наблюдал процесс кристаллизации. Из мутного раствора слагаются тонкие плоскости и растет прозрачный и твердый кристалл, преломляющий солнце. То же и со мной сейчас." (Паустовский К.)

Читать далее »