Шестнадцатый, выйдя на коду, неожиданно взял темп "allegro udirata", как будто он настоящий жулик, неистовый злодей-прохиндей. Листы календаря грохочут опадая, мелькают калейдоскопом события, люди, а день так измельчал, что как бы ты не пыжился, никак не удается из его игрушечного кофейного блюдца напиться света, по зенице течет, а на сетчатку не попадает.

Еще и братца Декабря штормит и клинит, клинит и штормит. Не иначе последняя гормональная буря у перестарка-парниши. Седина в бороду, бес в ребро, станьте, девки, встаньте в круг, встаньте в круг, встаньте в круг! жил на свете декабрьский жук, старый добрый друг. Просто "фу!" какой невозможный! За ночь с вечерних нежных плюс трех падает в утренние жесткие минус одиннадцать, щиплет за щеки и трется по живому морозной небритостью, то колотит крупкой-снегом, то целует снежинкой-пушинкой. Заманивает спозаранку умытым светилом, стучится в окно солнцеликими строфами: "Пора, красавица, проснись: открой сомкнуты негой взоры...", обещает и клянется, что профилактику рахита мозгов берет на себя, но только клянется, только обещает...

Вышла сегодня навстречу северной Авроры, а там темнота непроглядная и плюс шесть в семь утра. Зато у меня по графику дежурство в стране волшебной ОЗ и я в ней звезда. Ага, звезда звездуница: зашла в метро, поймала состав, стала ехать, а глаз не до конца открытый, сонный, зато на шее шарф красный, а в руках книга воскрешения и ободрения Лескова "Святочные рассказы".

Накосила за двенадцать часов урожай - десять вызовов, собрав при этом увесистый букет гриппующих, одну почечную колику у Льва Николаевича (нет, не у Толстого, но этот, мой, был шикарен аккуратностью размашистого почерка анамнезов болезни и жизни), одну кружащую голову у девочки 67 лет. Она, зачем-то, без тени сомнения для себя решила, что все симптомы, которые у нее к нашему приезду приключились, не иначе как диагноз старости - инсульт, а на деле таки оказалось, что поздняя любовь.

- О, боже, боже! - причитала с порога. - Я только решилась с ним в неформальной обстановке встретиться, наконец-то, он меня уговорил сходить поужинать в уютном месте с хорошей кухней, а я взяла и расклеилась. Примерила одно платье - не то! Сняла, надела другое - не то! На третьем у меня закружилась голова, вся обстановка комнаты поплыла.... как была не до конца прибранная, так и рухнула в кресло. Тут же вызвала вас. Что ж мне делать, что делать, что?  Как мне быть? - спрашивала не столько у нас с фельдшером Наташкой, как у себя, у своего сердца.