Зима, февраль в разгаре - день прибывает, вечера пламенеют, мне уже целых десять лет. Бабушка в гостях, родители на работе - полная свобода! Первый вкус одиночества. Тороплюсь успеть, тороплюсь насладиться. Открыть платяной шкаф, надеть мамино любимое вечернее платье цвета переспелой вишни (претончайший японский шелк, отрезное по талии, юбка-солнце, длинный рукав, на манжете волан, ручная работа соседки Поликарповны - белошвейка, хорошо помнит, как было при царе, в революцию уже девицей была, нынче слегка подслеповата, но руки помнят, все жены местных сегодняшних царьков - вассалов компартии - к ней в очередь; принимает дозировано, величаво, вначале приема поит чаем из чашек китайского фарфора, щурит голубой выцветший глаз, ведет неторопливую беседу, без каблука на примерку не берет; маме же шьет без очереди, мне по малости лет достаются разноцветные лоскутки: теплый шелк, холодящий шифон, уютный панбархат, острая парча и прочие радости, уже потом, когда я повзрослею, она мне сошьет платье на школьный выпускной вечер и вышьет его бисером по корсету), туфли на шпильке, три ряда бус - самых звенящих. Спешу, тороплюсь, нервным метрономом отсчитываю время до, подворачиваю каблук - то ли дело, когда не твой размер, но фасон он. Включить свет поярче, музыку погромче, и перед зеркалом кружиться, кружиться, кружиться до вишневых кругов в глазах...

 

С Днем рождения, Геннадий Федорович, с Днем рождения!
Мы вернемся, когда наскучит
Жизнь с медведями, без людей,
В город мокрый и самый лучший,
В город осени и дождей...