В истории Симбирской губернии есть имена, которым суждено быть всегда на слуху. Их носили незаурядные личности. Такой символичной фигурой в Симбирске в конце XIX — начале XX веков была местная помещица и британская подданная Екатерина Максимилиановна Перси-Френч. 
Дочь потомственной симбирской дворянки Софьи Александровны Киндяковой и ирландского дворянина Роберта Максимилиана Перси-Френч — Кэтлин Эмилия Александра — родилась в Париже в 1864 году.
Мама будущей помещицы, Софья была единственной дочерью Александра Львовича и Эмилии Александровны Киндяковых. Родители в ней души не чаяли и денег для нее не жалели. Так, после гимназии, для продолжения образования родители отправили Софью в Петербург. Там на одном из придворных балов она познакомилась с сотрудником английского посольства, молодым аристократом, потомком древнего ирландского рода Максимилианом Перси-Френч.
Ирландец влюбился в Софью с первого взгляда. Из-за желания быть с любимой он бросил дипломатическую карьеру и приехал за Соней в Симбирск, где вскоре и состоялась их свадьба.
Сразу после свадьбы молодые отправились в Ирландию, в родовое имение Максимилиана поместье Монивей. Однако в Ирландии Соня жить не захотела. Дожди и туманы были ей не по душе.
Молодая пара отправилась в путешествие по Европе. Максимилиан и Соня побывали в Англии, Италии, Германии и через полтора года добрались до Парижа, где и родилась их единственная дочка – Кэтлин Эмилия Александра Перси-Френч, более известная в России, как Екатерина Максимиллиановна Перси-Френч.
Увы, семейная жизнь у пары не заладилась и вскоре маленькая Катя оказалась вместе с матерью в Симбирске, в доме дедушки Александра Леонидовича Киндякова. Вместе с ними приехала и гувернантка Дженни Томкинс, которая впоследствии полностью посвятила себя воспитанию маленькой Кати.
Безмятежное детство маленькой Кэтлин прошло в окружении любящих ее людей, в среде высокообразованной и богатой духовными традициями. Семья часто выезжала на заграничные курорты, где Кэтлин встречалась с отцом, а став постарше, подолгу гостила у него в их фамильном замке Монивей.
Когда Кате исполнилось десять, мама отправила её в Англию в закрытый аристократический пансион. К тому времени, благодаря гувернантке, Перси-Френч младшая свободно говорила на французском и английском языках.
После отмены крепостного права финансовые дела Киндяковых пошатнулись. Александр Львович был стар для ведения дел, а после его смерти в 1884 году его наследница Софья Александровна не захотела вникать в хозяйственные проблемы и безоглядно проживала отцовское наследство. Умная, с твердым волевым характером, Кэтлин не могла равнодушно взирать на это. Когда ей исполнился 21 год (возраст совершеннолетия), она уехала в очередной раз к отцу (у отца она долго не прожила, перебралась во Францию, в Париж, где поступила учится в Сорбонну), а родным поставила условием своего возвращения передачу ей в самостоятельное управление киндяковского имения. Она хотела стать независимой и спасти пока не поздно «родовое гнездо» своих предков в России. Это было не капризом избалованной наследницы, а хорошо обдуманным шагом.
Родные сдались, и британская подданная Екатерина Максимилиановна, преодолев все юридические препоны, вернулась в Россию владелицей собственного имения. Оно было не маленьким: только одной земли более тысячи десятин. Опыта ведения дел у Екатерины Максимилиановны не было, но она внимала совету отца, писавшего ей: «Тебе следовало бы познакомиться с некоторыми из ваших помещиков, которые преуспевают, и узнать у них, как они ведут свое хозяйство. Не слишком огорчайся, когда не все удается, и утешай себя тем, что все в таком положении».
Начинающая землевладелица и не предполагала, какую ношу взвалила на себя. Кроме управления собственным имением, ей вскоре пришлось взять на себя хлопоты по управлению имением матери в селе Головино в Сызранском уезде, которое за долги чуть не ушло с молотка. В минуты отчаяния она писала родным: «Только в этом году я отправила все деньги в Головино для отдачи долгов, и погоня за деньгами должна вновь начаться для жатвы... Самые лучшие годы прошли, они были очень тяжелыми. Будет ли лучше моя вторая четверть века? Один Бог знает это! Несмотря ни на что, я стараюсь не терять мужества...».
Ее отец, после поездки в Симбирск на 25-летие дочери, писал ей из Англии: «Ты та особа, которую труднее всего выдать замуж... ты сможешь выйти замуж только за русского, так как будет трудно найти иностранца, который захотел бы похоронить себя в Симбирске. Мы опасаемся, что ты будешь тяжелым человеком, и белого дрозда (диковинку такую), который тебе нужен, трудно найти». Перси-Френч советовал продать все в Симбирске и навсегда уехать из России. Но его дочь, русская душой, рассуждала иначе: «Будучи уверенной в том, что в старости меня ждет покой и изобилие, я все же считаю своим долгом отдать земле, которая обеспечила мне их, будь то через мой труд или иным способом, все мои силы». К началу ХХ века хлопот по управлению собственностью прибавилось. В 1896 году умирает отец, завещая единственной дочери замок Монивей и дом в Лондоне.
В 1899 году, после смерти барона Стремфельдта (второй муж бездетной двоюродной бабушки Перси-Френч, умершей в 1893 году), она наследует дом-дворец в Тереньге, стекловаренный завод в Русской Темрязани, водяные мельницы на речке Крымзе и почти четыре тысячи десятин земли в разных местах Сызранского и Сенгилеевского уездов (всего же в Симбирской губернии за Перси-Френч числилось 13 тысяч десятин земли и 8 тысяч десятин леса). Новая полноправная хозяйка вскоре навела порядок во всех своих имениях, а любимая Киндяковка на зависть многим помещикам-мужчинам ее стараниями превратилась в богатую образцовую экономию.
Далось это не сразу. В 1893 году, при поддержке опытного управляющего-немца К.Ф. Гельда, Екатерина Максимилиановна перешла на интенсивное ведение хозяйства с использованием четырехпольного севооборота, удобрений и новейшей сельскохозяйственной техники, благодаря чему почти вдвое повысилась урожайность хлебов на полях. В ее экономии появились высокопродуктивный бестужевский скот, каракулевые овцы, конезавод, где растили лошадей на продажу для армии. На частых с начала века сельскохозяйственных выставках, устраиваемых в Симбирске земством, Перси-Френч всегда была в числе призеров.
На выставке 1908 года она получила высшую награду Главного управления земледелия — серебряную медаль за интенсивное ведение хозяйства. Вторая медаль досталась за персики, сливы и абрикосы, которые выращивались в киндяковской оранжерее. Наградами отмечались ее каракулевые овцы, бестужевский скот. На Всероссийской выставке коневодства, проходившей в Симбирске в 1912 году, похвальный лист получили упряжные лошади Перси-Френч. Удивительно было то, что при таком объеме хозяйственных подразделений ей удавалось держать в имении очень маленький штат служащих — всего 22 человека, которыми руководил сменивший Гельда молодой управляющий, «милый друг» хозяйки, М.П. фон Брадке, сын симбирского жандармского генерала.
В то время как большинство ее соседей-дворян беднело и разорялось, Екатерина Максимилиановна как никто другой прочно стояла на ногах. Её состояние оценивалось в 50 миллионов рублей. Она мало тратила денег на собственные нужды и часть свободных средств отдавала на благотворительность и меценатство. Помогала симбирским учебным и богоугодным заведениям. С начала 1900-х годов возглавляла Симбирское общество христианского милосердия и была попечительницей общины сестер милосердия общества Красного Креста, окончив для этого в 1897 году специальные медицинские курсы в Москве. В трудное военное и голодное время Перси-Френч принимала деятельное участие в открытии и содержании госпиталей, бесплатных столовых и раздаточных продовольственных пунктов в губернии. На фоне продолжавшейся войны и творившейся в стране неразберихи, она несколько раз лично ездила на фронт и в окопах раздавала посылки русским солдатам.
Покровительствовала Екатерина Максимилиановна и искусству. В 1903 году она купила в Симбирске на улице Московской один из престижных домов, бывший дом Ермоловых (ныне Облвоенкомат), в котором создала картинную галерею, впоследствии ставшую основой художественного музея, открывшегося в этом доме в 1920 году.
В 1910 году она стала членом Симбирской ученой архивной комиссии. Когда в 1912 году комиссия готовилась отметить 100-летний юбилей И.А. Гончарова, Перси-Френч заказала симбирскому архитектору Августу Шоде проект беседки-ротонды, которую и установила как памятник в своем парке, недалеко от дома, в котором часто у Киндяковых бывал писатель.
И как же горько было ей видеть как в революцию крестьяне и красноармейцы начали варварски уничтожать созданное таким трудом. В киндяковском имении по требованию Симбирского военно-революционного комитета в винном погребе была уничтожена собираемая годами коллекция выдержанных марочных вин (3000 бутылок). «Силы небесные! Это же не революция в полном смысле этого слова. Варвары, и в особенности их молодое поколение, набросились на мои поместья, на плоды моего многолетнего труда и за три дня разрушили храм созидания, искусства, науки и благородства, на восстановление которого уйдет три столетия, да и то вряд ли его удастся воскресить все в прежнем великолепии». «Крушили и ломали все, что попадалось под руку, картины, мебель посуду, документы, одежду... Вырубали лес, уничтожали скот, крушили сельскохозяйственную технику», — писала она в те годы одному из своих английских знакомых. И ее чуть не постигла печальная участь. Арестованная в конце октября 1918 года, в конце декабря 1918 года Перси-Френч под конвоем была отправлена в Москву.
Сидя в тюрьме Перси-Френч не знала, что её освобождением занялся троюродный брат Конрад О'Брайен Френч. Судьба этого человека заслуживает отдельной книги: военный, полиглот, разведчик, альпинист и политик. Достаточно будет сказать, что именно он стал прообразом Агента 007 в книгах Яна Флеминга.
В боях Первой мировой войны Кондрад был ранен и содержался в немецком плену. А после освобождения он с одобрения Екатерины Максимилиановны некоторое время восстанавливал свои силы в её родовом имении Монивей. И вот пришел его черед помогать сестре.
На момент ареста Перси-Френч, Конрад О'Брайен являлся сотрудником секретной английской службы МИ-6 и работал в Швеции. Т.к. О'Брайен Френч великолепно знал русский, его прикрепили к Леониду Красину который в те дни от лица большевистского правительства вел переговоры с экономическим советом Антанты.
Красин был влиятельнейшим человеком в большевистском правительстве, он являлся председателем Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной армии, членом президиума ВСНХ, членом Совета Обороны и народным комиссаром (нарком) торговли и промышленности. История умалчивает, но возможно именно он посодействовал освобождению Перси-Френч.
А о том, что Перси-Френч находится в тюрьме Конраду О'Брайену рассказали сестры шведского отделения Красного креста.
По другой версии распоряжение о том, что Перси-Френч необходимо выпустить исходило лично от заместителя Дзержинского Якова Петерса. Скорее всего Петерса попросил об этом один из английских шпионов, которых в те годы в Москве было не мало. Разведчики маскировались под представителей посольства. Петерс со многими из них дружил, а может быть неподкупному чекисту хорошо заплатили, но... история об этом умалчивает.
Как бы там ни было, за день до освобождения Перси-Френч, Петерс лично спустился к ней в камеру и поговорил с Екатериной Максимилиановной.
Ну а на следующий день её освободили. Перси-Френч объявили о том, что материал её дела не дает оснований для ареста и вывели на улицу. У несчастной женщины не было ни одежды, ни еды, ни крова. Однако Перси-Френч знала куда идти. Долгие годы она помогала сотрудникам симбирского отделения международной организации Красный Крест и вот теперь, когда помощь потребовалась ей, она отправилась в Красный Крест.
Екатерину Максимилиановну приютили сестры датского отделения Красного Креста.
Зимой 1920 года Перси-Френч переправили в Финляндию, где находился штаб Британского Красного Креста. Там её и встретил Конрад О'Брайен Френч. В своих воспоминаниях он так писал эту встречу «Она больше не походила на элегантную состоятельную леди, а скорее напоминала маленькую старушку, утомленную душой и телом. Неторопливо и обстоятельно она поведала мне свою историю, описав свои злоключения и страдания, разрушившие ее жизнь. Немногим, лишившимся в этом мире всего и вынужденным вновь пробивать себе дорогу в жизни, удается пройти это испытание…»
В апреле 1920 года, Перси-Френч приехала в свое имение Монивей. Однако её приезд не вызвал радости у двоюродной сестры, которая там заправляла.
Перед отъездом в Россию, Перси-Френч возложила ответственность за управление имением на плечи своего дяди, но в 1917 году он скончался и управлять имением стала его дочь Розамунд, двоюродная сестра Кэтлин. Розамонд не являлась владелицей дома, но так, как прожила в нем всю жизнь, то считала себя его хозяйкой.
Приехав в имение Екатерина решила достроить мавзолей для погребения своего отца, Розамунд воспротивилась, сказав, что это очень дорого. Екатерина Максимилиановна настояла на своем, но всем стало понятно, что сестры не смогут ужиться под одной крышей... Усыпальница, надо сказать, получилась хорошая с надгробием из итальянского мрамора и потрясающе красивыми оконными витражами. Перси-Френч её все же достроила.
.jpg)
Немного погостив в Монивее, Екатерина Максимилиановна уехала. К отъезду из Ирландии Перси-Френч подтолкнула не только размолвка с сестрой, но то, что едва покинув революционную Россию Перси-Френч попала в горнило еще одной революции – ирландской национально-освободительной. «Сбежав от одной революции, я не думала, что окажусь в другой», – позже напишет она.
Перси-Френч решила на время перебраться на Дальний Восток, в китайский город Харбин. В сентябре 1920 года она выехала во Владивосток, а затем в Харбин, где осело огромное количество белоэммигрантов. В том числе и много ее симбирских знакомых, которые знали историю Екатерины Максимиллиановны и относились к ней с теплотой. Поговаривали, что была и другая причина ее поездки в Китай. Там она надеялась узнать о судьбе М.П. фон Брадке, не веря слухам о его гибели в «ледовом походе» через Сибирь зимой 1918-1919 годов.
Вот как описала Перси-Френч писательница Наталья Ильина (она, её бабушка и мать эмигрировали из России в Харбин в 1918 году):
«В Харбине бабушке было одиноко. Все её друзья остались в Питере, тут - никого, за исключением одной приятельницы молодости мисс Перси-Френч. Небольшого роста (куда ниже бабушки), полная, безбровая, с маленькими глазками и двойным подбородком. Мне же она запомнилась главным образом своими необыкновенными шляпками, украшенными цветами и даже птицами. Она называла бабушку «Ольга», но на «вы», приезжала за ней в автомобиле, увозила к себе. Шляпки с цветами, автомобиль, шофер, захлопывающий дверцу, все говорило о богатстве мисс Перси-Френч, и я воображала себе прекрасный дом, в котором она живет, и большой сад и очень хотела там побывать, но меня никто туда не звал... »
В 1936 году Перси-Френч в Харбине навестил Конрад О'Брайен Френч. Разведчик приехал в Харбин по заданию английской секретной службы. Встреча с троюродной сестрой была лишь прикрытием его миссии, но родственники были рады друг другу.
О'Брайен решил не останавливаться у сестры. Несмотря на то, что он свободно говорил по русски, русского общества он сторонился. Так что остановился О'Брайен в отеле Modern. С Перси-Френч ему удалось поговорить несколько раз. Впоследствии он так описывал эти встречи: «Её было приятно слушать. Часы проходили в приятной беседе, и она не проронила ни единой скучной фразы. Она любила рассказывать о своих имениях в Симбирске. У нее было всё, что можно было иметь в жизни, утверждала она, и теперь она просила лишь об одном, о забвении в смерти».
На последок, в качестве прощального подарка, Кэтлин подарила брату набор золотых русских ложек...
Больше Конрад уже никогда не видел Екатерину Перси-Френч.
Екатерина Перси-Френч умерла в Харбине 1 января 1938 года в возрасте 74 лет, оставив завещание быть похороненной в Монивее рядом с могилой отца. С её смертью закончилась симбирская ветвь дворянского рода Киндяковых.
Спустя восемь месяцев прах Екатерины был, согласно завещанию, перезахоронен в фамильном склепе замка Монивей. На ее надгробии высечены слова: «Последняя из рода Френчей».
А в городе, где она провела большую часть своей жизни, о ней, последней из рода симбирских Киндяковых, напоминает копия Гончаровской беседки в Винновской роще и развалины того самого громадного винного погреба. Есть еще в областном Художественном музее чудом уцелевшие произведения искусства из ее частной коллекции.
PS
Фамильный замок Монивей Екатерина Максимилиановна Перси-Френч, завещала государству. Её сестра Розамунд оспорила завещание Кэтлин. Однако до окончания суда она не дожила. Розамунд умерла в октябре 1939 года за день до вынесения решения. Так как ни у Кэтлин, ни у Розамунд не было детей, и за имением некому было ухаживать Монивей пришел в упадок и усадьбу снесли. От всех строений остался лишь мавзолей. Он стоит и поныне.
ertata
