... писатель, историк и
Киселев Александр - Вид в окрестностях Харькова Верно, понятия наши о степях перешли с Востока вместе с фантастическими сказками или переданы торговыми людьми, которым приводилось испытать бедствия пути по печальным равнинам Азии или Африки, где человек по целым дням томится жаждою, где ураган, взметая волны песчаного моря, топит в них караваны, и нередко из нескольких сот путешественников не оставляет ни одного, который бы рассказал о гибели товарищей.
Нет, не таковы наши степи. Земля их тучна, неистощима; живые пути торговли, величайшие реки Европы: Дон, Днепр, Буг, Днестр, Дунай вместе с второстепенными реками и ручьями наполняют их своими водами. Богатые леса идут по Самаре, Донцу, Днестру и по северной полосе Херсонской губернии. Травы сочны, растительность богата и разнообразна; дичи и рыбы обилие; климат благорастворенный; широкие равнины и луга, разнообразная ткань логов, скалистые овраги, гранитная полоса на протяжении тысячи верст, два моря, сближающие нас с Европой и Азией, обилие каменного угля и алебастра, со всеми сокровищами, перешедшими от великих переворотов земли и, наконец, памятники и прах народов, давно отживших, - вот достояние Новороссийских степей [1].
Как часто среди степи, казалось, был я в беспредельности неба и земли. Гляжу на небо - взор тонет в бесконечной синеве: нет ни облака, только жаворонок распростерся в воздухе и сыплет на землю звонкие песни. Смотрю кругом себя, не на чем остановить взоры; разве на одиноком кургане, затаившем в своем сердце прах человека!..
Будто затих и не колыхнется целый океан земли, и отливает всеми тенями цветов, и курится благоуханием... Но не верьте тишине этого океана: он кругом вас колышется и, как волнами, разбегается широкими логами и оврагами. Там, по углублениям, скалы выступают из-за скал; там бежит истомленный ручей, и по сторонам видны в лесах остатки весенней воды; там роскошно льется река, дитя севера, который питает ее могучею грудью; там обрыв, и поднялись уступом берега рек; там раскидываются богатые луга, и по островам синеют леса. Правда, не видно ни холма, ни пригорка. кроме могильных насыпей; но возвышенности, которые в других местах разнообразят страну, как будто выступая из земли, заменены в степях разнообразием углублений. Виды других стран, как опрокинутые, отражаются в них, будто в лоне вод. Одни степи Перекопские, Херсонские и Буждакские улеглись, не колыхнувшись.
Человек не успел еще овладеть степями. Обширные пространства земли не возделаны, даже не заняты кочевыми стадами овец. Селения тянутся более по берегам больших рек, как по жизненным жилам страны; в глубине степей они редки и спустились в удолья логов, к ключам и колодцам.
Жилье человека сложено из камня, который был некогда дном океана, и слит из несметного множества раковин, этих опустелых жилищ некогда живого мира; теперь он скрыт в земле или выступает скалами по глубоким оврагам. Заборы около хат сплетены из тростника или сложены из неровных кусков того же серого камня. На них лежат клочки налетевшей соломы, и сушатся груды серовато-черного кизяка. Подле выступает, спокойно - будто дома, дикий аист: гнездо его сплетено из прутьев и сухих трав на кровле хаты, и человек боится коснуться до него по какому-то необъяснимому поверью*. (* Его почитают благодетельной для человека птицей; ибо аист истребляет змей и гадов, употребляя их в пищу. Гнездо его на хате предвещает, по поверью, благополучие.) Такие виды, поразительные для северного жителя своею дикостью и бедностью, почти нигде не оживлены - ни садом, ни даже одним кустом зелени. Бедные начатки садов у колонистов и редких из наших помещиков грустно напоминают пустыню. Зато Приднепровье и прибрежья других больших рек обильны фруктовыми садами, оживлены зеленью диких дерев, и взор, утомленный однообразием и пустынными видами степи, отрадно отдыхает на темной зелени островов и на прохладной синеве Днепра, Дона, Буга, Днестра и Дуная.
Более миллиона людей живет на степях от берегов Дона до Дуная и пользуется их дарами. Тяжелый плуг силою осьми волов браздит нетронутые равнины. Тысяча плотов и барок несутся по течению рек с избытками севера и самих степей. Более пятнадцати миллионов пудов хлеба передается на чужеземные корабли за наличный капитал или за произведения их земли. До двух миллионов тонкорунных овец свободно бродят почти круглый год на равнинах, обильных травами, и наводят мысль на огромные успехи и выводы промышленности [2]. Каждое место ожидает человека, чтоб вознаградить его труд, и вызывает к смелости предприятий. Пароходство по морям и рекам; разработка каменного угля и замена им дров в безлесных пустынях; разведение лесов и садов; неисчерпаемые запасы соли; виноделие; обширные рыбные ловли; овцеводство; удобство заведения лучших лошадей и рогатого скота; удобство и быстрота сообщений; артезианские колодцы - все это великие начала жизни степей, и все на первой ступени движения, еще в колыбели, еще далеко от прочного устройства и совершенствования, еще далее от возможности правильной мануфактурной деятельности; но все преуспевает с неимоверною быстротою, если только сообразить, что за сто лет среди этих пустынь, поросших гигантским бурьяном и застланных ковылем, почти не было ни жилья, ни безопасного проезда; что даже в царствование Анны Иоанновны они назывались Татарскою стороною, и
наша порубежная оборонительная линия шла к Днепру через губернии Харьковскую и Полтавскую. А теперь в венце городов, вспоенных благом степей и моря,
растут и красуются: Одесса, Таганрог, Керчь, Севастополь, и из рыбачьих лачуг и сараев в три года возник
Бердянск и выступил рядами каменных зданий [8]. И недаром древние народы приплывали к этим пустыням, водворялись в них, и основанные ими города одним прахом возбуждают в нас удивление и приковывают внимание.
Много приволья и простора жизни среди степей.
Я видел их в марте, предвозвестнике южной весны. Солнце горело высоко и жарко. Воздух дышал свежестью. Белые облака как-то неспокойно бежали по синеве неба. Птицы неслись то вереницами, то нестройными стадами, и их крик и свист не умолкали ни днем, ни ночью. Жаворонок рассыпался песнею. Реки в разливе своем обхватили луга, до вершин дерев залили острова и перешагнули через гранит порогов; ручьи с шумом сновались по всем логам и оврагам. Новая свежая зелень пробивалась сквозь отжившие травы, высокие почерневшие остовы бурьяна безжизненно смотрели на призыв новой весны.
Человек весело выходил из жилья и радовался, смотря на Божий мир, и радовался, смотря на зеленеющие пажити, возделанные его трудом и богатые будущею жатвою.
Я видел степи в мае. Солнце одиноко и знойно горело в лазури неба; воздух полон неги и благоухания; ночи холодны и живительны. Травы, полные жизни, цветут и незримо вырабатывают зерно новой жизни для новой весны. Птицы зажили семьями и заботливо укрываются в густоте травы. Природа погружена в тайны жизни, и все живое, будто затаив дыхание, наслаждается в самом себе; кругом тишина отрадная, невыразимая... Верно, в это время поэт слышал,
как мотылек колыхался над травою и как змея, скользя, дотрагивалась до стебля травы. Кажется, небо, упиваясь наслаждением, едва переводит дыхание, и целый океан цветов и зелени затих и курится благоуханием.
Васильев Фёдор - Возвращение стада В сентябре уже кончена жатва; поля отягощены золотыми снопами хлеба. Заговорили токи, и полное зерно обильно сыплется из-под цепов и копыт лошади. Увядающие травы желтеют; одни бережно хранят семя будущего поколения; другие открывают свои сокровищницы, и легкий ветер прилетает за семенем, уносит его и заранее отводит ему место для колыбели и могилы, для смерти и воскресения. Серебристый ковыль волнуется широким озером и, кажется, плещет на желтый берег увядающей зелени. Птицы вывели из травной глуши свою молодую семью, учат детей хитростям жизни и слетаются в стада. Солнце горит одиноко; полдень зноен; утро и вечер прохладны; воздух заметно сух; день короток; зари почти нет: близка южная осень.
По ноябрьскому небу тяжело носятся серые облака. Земля смочена, и дождь снова накрапывает; солнце не лелеет земли своей любовью: едва проглянет и скроется на целый день. Туман потопом разлился по окрестности. Травы увяли; новая зелень хлебов среди угасающей жизни наводит уныние как предсмертный румянец лета. В вышине слышны крики гусей и журавлей; дрофы ходят огромными стадами; аисты сбираются на взморье тысячами: одно стадо поджидает другое, чтоб было не так грустно покинуть родные степи и лететь на чужбину.
Жилье человека обставлено скирдами хлеба: собран труд целого лета; над хатою чаще и долее вьется сероватый дым; по токам слышен стук цепов и топот конский; тяжелый плуг снова бороздит землю.
Генварь. Реки окованы уже льдом. Южные степи забелелись как сибирские тундры. С запада налетают снежные тучи, засыпают курганы и овраги; метель бьет в окно поселянина и, завывая, будто просит приюта. С востока набегает ураган; со свистом взметает волны снега, своенравно сбивает их в сугробы, заметает рвы и холмы. Вольный сын степей, он привык здесь жить с вольными кочевыми народами, еще недавно гулял с ватагами татар и казаков; он хочет простора, а перед ним жилье человека, запасы труда - и он, как хищник, кидается на них, рвет, мечет, хочет увлечь за собою, и утомленный бежит далее... А в жилье светится огонь: человек, привыкнув к степным непогодам, спокойно занят своим делом и не страшится набегов.
Буря утихла; небо безоблачно и холодно; солнце светит сквозь мириады сверкающих пылинок; высокий бурьян стоит недвижно и светит радужно оледенелыми ветвями. Степь беспредельна, и под саваном снега укрывает и бережет жизнь другого лета.
Я был в степях, и теперь они будто передо мною. Душа полюбила их беспредельность, их равнины и лабиринт их логов, и ребра рек-великанов, и пустыню неба с одиноким знойным солнцем, и темную синеву неба среди ночи, с яркими звездами; их непробудную тишину, вихри, бури, миражи, ужас засух и метелей.
Как часто среди тишины нежданно, внезапно схватится вихрь и побежит по степи; то понесется прямо стрелою, то закрутится и обежит кругом вас; сметает сухие травы, срывает с кровель тростник и солому, взвевает пыль; бежит, растет, вздымается к облакам - и вдруг, будто выбившись из сил, роняет все, что захватил на пути, - и добыча безобразно сыплется на землю.
Бывает: в ясный день в пустынной степи подымутся верхи церквей, колоколен, каких-то готических зданий, окруженные широким разливом воды; там озеро, и по нем острова, покрытые деревьями, там бродят какие- то громадные чудовища, там море гонит свои синие волны... приближаетесь, и все как очарованное удаляется от вас; идете тихо - и здания и воды отодвигаются медленно, скачете - и все бежит и изменяется, а перед вами та же пустыня неба и безводной степи и те же могильные курганы.
Не грядущую ли жизнь и благо степей прообразуют эти видения?
Хорош вид степных пожаров; когда раннею весною выжигают степи - огонь перебирается по траве, и сухой стебель то затлеется, то вдруг вспыхнет, как свечка; пламя перебегает, разливается; столб черного дыма встает, растет, и если огонь нашел преграду, отделится от земли и, свертываясь и развиваясь, несется облаком. Опаленная земля черна, как уголь; сухие травы сожжены; но не пройдет месяца, и земля с новою силою и свежестью убирается зеленью.
Напоминать ли о страшной године засух и голода? Как они были страшны в степях. От невыносимых жаров иссохли ручьи, иссякли источники; растресканная земля раскалилась; травы, не доживши до лета, засохли и помертвели; кругом жилья не видно было запасов хлеба; человек стал тих и уныл; толпы работников, зашедших издалече, бежали на север; стада овец и рогатого скота блуждали и, не находя обычной пищи, ели камыш и бурьян; даже соломенные кровли хат служили для них кормом, и в их реве и мычании слышалось предчувствие смерти. Обезлюдело не одно селение. и теперь остатки разрушающихся домов в опустелых деревнях по Крымским степям тяжело напоминают о страшной године.
Но как изобразить весь ужас и все очарование степей?
«Кто хочет понять поэта, пусть идет в страну, где пел поэт».
Кто хочет постигнуть страну, пусть сживется с природою страны.
Много было жизни среди этих степей, много приволья для кочевых народов. Передвигаясь из одной части света в другую, они останавливались здесь; основывали свои кочевые царства, вели тяжелые войны с азиатскими и европейскими государствами; многие занимались земледелием и сбывали избыток хлеба греческим торговцам; имели свои города и свои временные и постоянные кладбища.
По взморью чужеземцы устраивали города - и слава о них доходила до отдаленных стран тогдашнего мира.
Но беспрерывные войны, но враждебные племена, выдвинутые обстоятельствами или прихотью из степей Средней Азии, изменяли или лучше устраивали обычный ход дел, заступали одни место других, гнали побежденных в пустыни Севера и в ущелья соседних гор, и в даль Европы.
Так переходили племена и, изменяя свое настоящее, изменялись сами, и шли по неисповедимым путям Провидения. Из праха их жизни возникала жизнь новая, и посреди нашего настоящего лежат грустные остатки их городов; везде видны следы жилья, и повсюду разбросаны могильные курганы.
[1] Кроме значительных рек, протекающих через южные или новороссийские степи, замечательны: Самара, Сура, два Ингула: Большой и Малый; Конские воды, Молочные воды, Берда, Калмиус, Миус, Волчьи воды, Сугоклея, Грамоклея, Синюха, Тилигул, Кадома, Бык, Тор и др. В крымских степях: Салгир, Карасу, Зуя и др. Вообще мест безводных немного, и то более поблизости к морям, между лиманами больших рек.
[2] Каменный уголь добывается по берегам Донца и в степях около Азовского моря. Алебастр находят в изобилии в северо-восточной части Екатеринославской губернии. Хлеба отпущено за границу из одного Одесского порта в 1838 г. ржи 44,341 четв., пшеницы 991,061 четв., гороху 8873 четв., овса 7197 четв., ячменю 63,708 четв., кукурузы 53,419 четв., семени льняного 141,481 четв., конопляного 3836 четв. - Итого более 10 000 000 пудов, на сумму слишком 25,000,000 руб. - Шерсти в том же году отпущено из Одесского порта слишком 107 180 пудов, на сумму более 6 597 000 руб. О выгодах разведения овец в Новороссийском крае сравнительно с Малороссией см. в смеси статью о Харьковской Троицкой ярмарке.
[3] Бердянск на северном берегу Азовского моря, близ устья р. Берды. Здесь прежде были рыболовные заведения, но выгоды торгового местоположения навели на мысль открыть здесь порт, чтоб удобнее и ближе было сбывать окрестным жителям свои запасы хлеба. В три года существования своего Бердянск обстроился хорошими каменными зданиями.
Кизяк употребляется в безлесных местах вместо дров, приготовляется из навоза и режется на кирпичи.
Пассек В. В. Очерки России. Книга II. Санкт-Петербург, 1840 г.
Пассек Вадим Васильевич (1808-1842 гг.) выдающийся русский писатель, историк и этнограф и фольклорист. 
ertata
.
