Когда меж ног недвижной Сены Всплывает Сен-Луи из пены Не открывая сонных глаз И дымкой вашего сонета Окутан он в часы рассвета Бодлер я думаю о вас
Промчались годы словно грозы О длительность метаморфозы Я ваш Париж еще застал Он с той поры преобразился И век в нем новый отразился И я давно уж старым стал
А он спешил подобно даме Пренебрегающей годами Своих любовников сменить Как брови выщипать газоны И сбросить плащ зеленой зоны И модной стрижкой мир пленить
Афиши блекли и линяли Свою мелодию меняли Парижских улиц шум и гам И гасли в сумрачных гостиных Под взорами гербов старинных Рулады фортепьянных гамм.
Где грохот конного фургона Где ресторан "У Робинзона" Отрада праздных парижан Где шумной свадьбы смех и шутки И переливы детской дудки И туфельки а-ля Режан
Кто помнит стародавний случай Когда аэростат под тучи Взмыл бросив путы в небеса Давно те шлягеры забыты И кабаре тех лет закрыты И нет Большого Колеса
Лантельм давно лежит в могиле Кто помнит что похоронили Ее в брильянтах и она В гробу усыпана живыми Была цветами полевыми И кружевами убрана
А он дрожал ужель от страха Тот жалкий осквернитель праха Когда он гроб ее вскрывал А может быть в восторге замер Когда возник перед глазами Лица пленительный овал
Но вора осуждать сурово Негоже нам и право слово Не будем искушать судьбу Как часто мы манером схожим Свою же молодость тревожим Давно лежащую в гробу
О прошлом сожалеть не надо Себе не выбирают ада К чему былое ворошить Отрады нет в ушедшем часе Не с прошлым с будущим в согласье Судьба нам будет ворожить
Скинь с ночи черноту перчаток И память плотно запечатав Забудь мерцанье мертвых лиц И оборви свой сон до срока И лампу подними высоко И разбуди в деревьях птиц
Porte Saint-Martin in Paris
Rue du Mont-Cenis in the Snow
И выйди в ночь где над тобою Метутся облака толпою Багрово мир кровоточит И ты пойди вдоль улиц старых Где новый день горит в снак-барах В огнях реклам заря кричит
Кораллом и аквамарином Велит бульварам и витринам Пылать гармония огней И окна жечь с ухмылкой хитрой И рты подкрашивать селитрой Рекою быть и плыть по ней
И ночь становится стриптизом Сплошным бельем прозрачно-сизым Порхающим над грудой ню И в пятнах света как в рубашке Бесстыдных стен белеют ляжки Воспламеняя авеню
The Maison des Italiens in Montmartre
Moulin de Sannois
И льется отсвет желтоватый Над наготою женских статуй И смотрят на воду они Туда где плавно проплывая Речного светятся трамвая Неугомонные огни
Долой же тленье ночи хилой Долой столетий мрак постылый Пусть Елисейские поля Затопит радость карнавала Чтоб тьма огнями запылала Дома и души веселя
Пусть полный свет вокруг струится Пусть полный свет ласкает лица И Нотр-Дам и Пантеон Пусть полный свет на город ляжет Пусть полный свет нам всем расскажет Как нашим душам нужен он
Свет полный на обманы зренья На фальшь на ложь на подозренья О лето вечное гори Гори полночными огнями И в синеве пылай над нами И светом истины дари
Арагон Перевод Мориса Ваксмахера
Place du Tertre in Montmartre
Road in Argenteuil, Val-d'Oise
Church and Street in Montmagny
The Place des Abbesses in the Snow
The House of Mimi Pinson in Montmartre
Mother Catherine's Restaurant in Montmartre
Le Cabaret de la Belle Gabrielle
Benches at Montmagny (Val-d'Oise)
Montmartre Street
Pontoise, Rue de l'Eperon and Rue de la Coutellerie
Place Pigalle
Знаменитый французский художник-постимпрессионист Морис Утрилло (Maurice Utrillo, 1883- 1955) - мастер городского пейзажа. В своем творчестве он создал собственный образ Парижа, - мир, пронизанный чувством одиночества и скрытой тревоги.
Мировую славу принесли Утрилло виды Монмартра. Более всего Утрилло писал Монмартр, этот, по его словам «оригинальный квартал Парижа с его провинциальными уголками и нравами богемы». Там, в стороне от центральных площадей и бульваров столицы Франции начала XX века он открыл красоту захолустных улочек, живописность черепичных крыш и потрескавшихся стен.
При всей поэтической обыденности Монмартр в интерпретации Утрилло постоянно вызывает чувство щемящей горечи. Улицы пустынны, люди как будто спрятались в неуютных домах с плотно закрытыми дверьми и спущенными жалюзи. Земля закована в тяжелый панцирь брусчатых мостовых, здания зияют слепыми провалами окон, топорщатся колючими оградами. Человек, бредущий по этим безлюдным улицам, мимо этих равнодушных зданий, должен остро чувствовать свое одиночество и неприкаянность. Горькая пустота, тоскливое беспокойство витает в этих мирных провинциальных уголках. Утрилло великолепно чувствует фактуру оштукатуренных стен, изъеденного временем камня, шероховатого песчаника.
Манера письма Мориса Утрилло широкая и мягкая, живописный мазок открыт и выразителен, а колористическая гамма наиболее способствует передаче на холсте лирического настроения.
музыка: Ger,qine Béria & Les Vagabonds Mélomanes - Dans Les Musettes De Paris.
Это цитата сообщения tinarisha Оригинальное сообщениеКак одна женщина изменила винную культуру Франции
Автор:Джон Личфилд
Источник: “The Independent”
Во времена Наполеона французская аристократия признавала только бургундское. Однако, изучив содержимое винного погреба императрицы Жозефины, можно сделать вывод, что именно ей обязано популярностью одно из лучших вин на свете – бордо
Мари-Жозефа-Роз де Таше де ла Пажери скончалась в 1814 году. Она оставила ворох неоплаченных счетов – и настоящий кладезь информации для будущих историков. Дело в том, что Мари-Жозефа-Роз, более известная как императрица Жозефина – первая супруга Наполеона Бонапарта – была, среди прочего, законодательницей мод (и владелицей громадного гардероба), хорошо разбиралась в ботанике и внедряла самые передовые методы садоводства. Опись имущества в ее поместье недалеко от Парижа стала основой исследований и выставок на самые разные темы – от модных тенденций в одежде до садово-паркового искусства в начале 19 века.
Кроме того, Жозефина славилась как хлебосольная хозяйка и страстный коллекционер тонких вин – хотя сама она пила немного. В посмертной описи ее имущества значится более 13000 бутылок вина из самых разных стран – от Венгрии до Южной Африки. Однако при внимательном изучении содержимого этого винного погреба внимание привлекает одно обстоятельство – сегодня ему никто бы не удивился, но в 1814 году оно наверняка казалось чем-то из ряда вон выходящим.
Почти половина бутылок и бочонков в коллекции Жозефины составляла продукция винодельческих хозяйств из окрестностей Бордо. При этом в основном речь идет о марках, в то время почти не известных во Франции, но сегодня пользующихся мировой славой – винах из «первой четверки» замков Медока: Шато-Латур, Шато-Лафит, Шато-Марго и Шато-О-Брион.
Двадцатью годами раньше, накануне революции, в винных погребах короля Людовика XVI не было ни одной бутылки из виноградников юго-запада Франции. В 18 веке французская аристократия предпочитала бургундское и шампанское. Бордо тогда считалось уделом англичан (уже четыре столетия упорно отдававших предпочтение красному бордоскому – кларету).
Была ли именно Жозефина провозвестницей грядущего радикального изменения винных пристрастий французов, благодаря которому винодельческие хозяйства Бордо, и особенно «великие» замки Медока к середине 19 столетия стали цениться выше всего на родине и во всем мире? Это стало одной из тем интереснейшей выставки под названием La Cave de Josephine («Винный погреб Жозефины»), открывшейся в замке Мальмезон к западу от Парижа. Именно в этом поместье она провела последние 15 лет жизни и скончалась в июне 1814 г. в пятидесятилетнем возрасте.
Экспозиция – в будущем году она будет демонстрироваться также в Германии и Италии – рассказывает и о других изменениях в привычках французского высшего света после свержения монархии. До революции, к примеру, званые обеды во дворцах французских аристократов напоминали нынешние фуршеты: все блюда подавались одновременно. А винные бокалы держали на подносах лакеи, наполняя их по указанию гостей.
После революции во Франции постепенно утвердился ныне общепринятый «русский стиль»: обедающие сидят за столом, а перемены блюд подаются по очереди. Бокалы тоже стали расставлять возле приборов во время сервировки. Отчасти это связано с тем, что во времена Республики в стране уже нельзя было содержать большое количество слуг, платя им сущие гроши.
Кроме того, французам удалось разгадать секрет промышленного изготовления хрустальных бокалов – раньше их умели делать только в Англии. Элизабет Код (Elisabeth Caude), куратор выставки и самого музея в Мальмезоне, поясняет: императрицу Жозефину нельзя назвать инициатором нового «застольного» стиля, но она несомненно была одной из самых знаменитых его поклонниц.
В 1799 году, когда Наполеон и Жозефина купили поместье Мальмезон, оно располагалось в лесистой местности недалеко от Сены, чье русло к западу от Парижа делает плавный изгиб. Сегодня окрестности поглотил пригород французской столицы, но сам замок, реставрированный на государственные деньги, и внутри и снаружи выглядит почти так же, как в 1814 году.
Разводясь с Жозефиной в 1809 г., Наполеон оставил ей поместье со всем имуществом. Она сохранила за собой титул императрицы, и содержала нечто вроде «малого двора» – отсюда и обширные запасы вина, и гигантские долги.Выставка содержит не только любопытные подробности о жизни Жозефины в Мальмезоне: это еще и «моментальный снимок» поворотного момента в истории винной культуры. В конце 18 века две трети всех виноградников планеты располагались во Франции. Сами французы любили белые вина, в основном сладкие, из Бургундии и Шампани.
Император Наполеон был в этом плане исключением. Он пил исключительно шамбертен – великолепное красное бургундское, требуя, по обычаям того времени, чтобы его подавали в ведерке с ледяной водой. Как же тогда получилось, что в винном погребе Жозефины – внимательно следившей за модными тенденциями и часто задававшей им тон – оказалось столько «непопулярного» бордо? И почему красных вин в ее коллекции было больше, чем белых?
Организаторы выставки одолжили для экспозиции массивные старые бухгалтерские книги винодельческих хозяйств, – в том числе Шато-Латур из Медока – где затейливым почерком записаны и заказы императрицы Жозефины. Вы также можете увидеть изящные фарфоровые бирки с названиями вин – они вешались на горлышко бутылок, заменяя привычные нам бумажные этикетки.
Из 13286 бутылок в ее коллекции целых 5973 составляли бордоские вина. Бургундского же было лишь 419 бутылок. «Конечно, эти цифры следует оценивать в нужном контексте, – отмечает г-жа Код. – Мы знаем, что незадолго до смерти Жозефина устроила серию приемов. Скорее всего запасы бургундского и шампанского были почти израсходованы, и их просто не успели пополнить».
Тем не менее, по ее словам, наличие в погребе такого количества бордо, причем именно перечисленных марок, не может не интриговать. Вот какую версию она предлагает. Из-за наполеоновских войн негоцианты из Бордо были отрезаны от традиционного рынка сбыта – британского. А в свиту Жозефины в качестве мажордома входил Андре Боннэн де Бониньер (André Bonnin de la Bonninière), маркиз де Бомон. Он был совладельцем винодельни Шато-Латур в Медоке.
«Очевидно, что бордосцы в то время отчаянно пытались выйти на французский рынок, – поясняет г-жа Код. – Можно также предположить, что маркиз де Бомон оказывал влияние на закупки вина для поместья Жозефины, пытаясь таким образом познакомить с лучшими марками бордо императорский двор, а через него и весь французский высший свет. Однако Жозефина была дамой с твердым характером и изысканным вкусом. Она не стала бы подавать гостям вино, которое не дегустировала и не одобрила лично. Можно сказать, что Жозефина – одна из главных светских львиц Первой империи – в начале 19 века проторила путь к изменению винной культуры в стране, в результате которого к середине столетия бордо стало пользоваться бешеной популярностью».
Остальное мы знаем из истории виноделия. Времена, когда британцы могли в одиночку наслаждаться великолепными винами из бордоских шато, давно миновали. Что же касается Жозефины, то она скончалась от пневмонии. Она простудилась, когда показывала русскому царю свой знаменитый парк: в прохладный день Жозефина, по тогдашней моде, была в легком платье. Эх, лучше бы вместо этого она осталась во дворце, и познакомила императора Александра со своей новаторской коллекцией вин!
Более чем за десять лет здание Авиаклуба в Париже стало культовой площадкой для мировых покерных турниров. В 2011 году в Aviation Club de France пройдет церемония вручения престижнейших наград в европейском покере - European Poker Awards
Холст неба выцвел, выгорел, поблек. Мир погружался в тайну полутьмы. С дождем последним слился первый снег. Я наблюдал рождение зимы.
Была тиха аллей озябших дрожь, Листву сгребал угрюмый человек. От снега мне седым казался дождь И от дождя едва был виден снег.
И пониманья тишина ждала, Так, как струна прикосновенья ждет. Я попытался в лужах-зеркалах Увидеть, что прошло и что грядет.
Но все сливалось: первый поцелуй И детства уходящие шаги, Снежинок шорох, звон прозрачных струй… А по воде – круги, круги, круги…
Сгребавший листья подошел ко мне, Бубня, что осень слишком холодна. А я читал на белом полотне Холодные из лета письмена.
Николай Колычев
Автор работ - Alexei Butirskiy
Alexei Butirskiy родился в Москве в 1974 году . В 1992 году поступил в Московское художественное училище . В 1996 году он закончил учебу в художественном училище с красным дипломом. В 1998 году завершил обучение в Академии художеств, где занимался под руководством уважаемого профессора Л. С. Hasyanova. С 1996 года Butirskiy принимал участие во многих выставках, его работы выставлялись на аукционах в России, Англии и в Соединенных Штатах. Совсем недавно Алексей сосредоточили свои усилия главным образом на картинах с изображением городской жизни. Чувство спокойствия передается в каждой из своих картин. Они, как правило, не праздничные, а из повседневной жизни, и только свет, пространство и тени создают их неповторимый стиль. Сложные применения эффектов освещения и цвета усиливают воздействие картин Алексея на зрителя. Его работы успешно выставляются в галереях и частных коллекциях во Франции, Англии, Германии, Швейцарии, России и в Соединенных Штатах.