Снуй шелкопрядом тутовым
И бейся об окно.
Окутывай, опутывай,
Еще не всклянь темно!
Наш нынешний май, зачем-то, сошел с ума, решив, что он – сентябрь. На улице хилый плюс и ветер рвет крышу. Про сумрак и дожди само разумеется. Хожу второй день в плаще, застегнутом наглухо, сломала ветреными погодами свой зонт-дом, вымыла дождями очки-окна до мутного блеска, окружающий мир теперь глядит на меня, как и я на него, – с преогромным вопросом.
Но я хохочу! Хохочу задиристо, как вновь, впервые: «в глаза, в виски, в жасмин!» Зато вокруг нас всё красивенько и зелененько, молодцевато борзо, как у подростков, и цветом акации ложной, та, которая у ботаников зовется робинией, так пахнет, что можно потерять голову, осознанно ее впредь скружив.
По такому случаю промочила во время пробежек (которые, на самом деле, если копнуть, оказались побегами «Беги, Лола, беги!) за эти дни две пары кроссовок напрочь, квакают лягушками – суши не суши (газет что ли в них по старой привычке набить?), осталась еще одна пара – красивенькие красные. А к ним в пандан ветровка…
А вечером навертела для своих по-быстрому пирожков, помня, что мелкая моторика лечит: руки делают – голова дышит озоном.
О, простите! Это – пандан, "сложенные вдвоем" Дюрера.
Пирожки вот они.
Хотя, если присмотреться, то они, как и мы, в тесной толпе каждый пару ищет.
О, боги, о чем я тут теперь вперед одной ночи перед полнолунием пишу! Раньше было о страстях, теперь об успокоительной ситуации, о кулинарии, о...
А дождь который день льет и льет. Короче, сегодня не будет трудновымученных слов моих, сегодня вместо меня споет про тот дождь, будоражащий струны души, своим голос Melody Gardot.