Разворот из книги: Багаж / С. Маршак ; Рисунки В. Лебедева. — Ленинград ; Москва : Радуга, 1926.
О художниках-пачкунах („Правда“, 1936) // Против формализма и натурализма в искусстве : Сборник статей. — [Москва] : ОГИЗ — ИЗОГИЗ, 1937.
О ХУДОЖНИКАX-ПАЧКУНАХ
Среди средневековых преступных профессий одна из самых мрачных и жестоких — это уродование детей. Мастера этого дела назывались компрачикосами, Гюго рассказал о них в романе «Человек, который смеется». Компрачикосы калечили детей, превращая их лица в чудовищную маску. Отвращение к маленьким уродцам и сострадание к ним становились источником выгодного нищенского промысла.
Компрачикос — страшная примаса средневековья. Но не странно ли, не дико ли встретить в наши дни, в нашей стране людей, которые уродование детей сделали своим мастерством, — конечно, на бумаге, только на бумаге, только в рисунке!
Вот книга, которую перелистываешь с отвращением, как патолого-анатомический атлас. Здесь собраны все виды детского уродства, какие только могут родиться в воображении компрачикоса: ужасные рахитики на спичечных ножках с раздутыми животами, дети без глаз и без носа, дети-обезьяны, слабоумные мальчики, одичавшие и заросшие девочки. Здесь и взрослые — уроды, и животные — калеки. Вот ужасная кошка, вызывающая чувство тошноты и омерзения. Вот еще хуже — ободранная падаль: все, что осталось от лошади.
В этом мире уродства даже и растения словно прошли через руки компрачикоса: деревья болезненно искривлены, в скверных наростах, волдырях, гнусные пальмы, колючие кустарники, явно лишенные аромата, Солнце никогда не заглядывало в эти мрачные джунгли.
Даже вещи, обыкновенные вещи — столы, стулья, чемоданы, лампы — они все исковерканы, сломаны, испачканы, приведены умышленно в такой вид, чтобы противно было смотреть на них и невозможно ими пользоваться.
Словно прошел по всей книге мрачный, свирепый компрачикос, смертельно ненавидящий все естественное, простое, радостное, веселое, умное, нужное,—и все испортил, изгадил, на всем оставил грязную печать. А сделав свое скверное дело, расписался с удовольствием: Рисунки художника В. Лебедева.
И вместо подписей на латинском языке ко всем этим кошмарным изображениям уродства — простые, милые, веселые сказки С. Маршака. Вместо марки Медицинского издательства — кудреватая фирма «Академия». Нет ничего более разительного, чем контраст между жизнерадостным тоном сказок-стихов Маршака и этим мрачным разгулом уродливой фантазии Лебедева, который, если бы захотел, мог бы дать талантливые, понятные рисунки. В сказках все слова простые, смешные, ясные, — за это и любят их малые ребята. А в рисунках — искажено, извращено, совсем не смешно, непонятно, никак не связано с текстом.
Сказки, песни, загадки / С. Маршак ; Рисунки В. Лебедева. — Москва : Academia, 1935. — 188 с., ил.
Книга была подготовлена по специальному заказу издательства Academia. Почти весь тираж книги был уничтожен, за исключением 50 экземпляров. По некоторым сведениям, сохранилось всего 4 экземпляра этой книги. Из первого издания 1935 года рисунки Лебедева почти не попадали в позднейшие (воспроизведены они, да и то далеко не полностью, лишь в переизданиях 1971 и 1973 годов)«Он бач, яка кака намалевана», — говорила гоголевская молодица, поднося расплакавшегося ребенка к картине, на которой кузнец Вакула изобразил гадкого чорта. Такова была педагогика старой деревни. Но художник Лебедев и ему подобные компрачикосы в искусстве малюют свою «каку» совсем не для того, чтобы пугать детей. Они, напротив, хотят понравиться детям. Они даже думают, что воспитывают в детях эстетическое чувство. Так некоторые взрослые думают, что дети их поймут лучше, если они будут говорить: «Посмотли, детоцка, какой умный твой папоцка». Детский лепет очень мил. Когда ребенок лепечет, он старается говорить так, как взрослые. Он учится. Это серьезный труд. Когда старый и лысый дядя начинает умильно лепетать, то это только глупо и противно. В этом нет ни искусства, ни труда.
Странно, что этого не замечает сам Маршак. У него в этой книжке есть сказка о «Мастере-ломастере». Как же пустил он на страницы своей книжки мастера-пачкастера?
Иллюстрации из переиздания 1973 года: Сказки, песни, загадки / С. Маршак ; Рисунки В. Лебедева. — Москва : Детская литература, 1973. — 207 с., ил. Факсимильный скан издания Лебедев — не единичное явление. Есть школа компрачикосов детской книги, ма́стеров-пачкастеров. Художник Конашевич испачкал сказки Чуковского. Это сделано не от бездарности, не от безграмотности, а нарочито — в стиле якобы детского примитива. Это — трюкачество чистейшей воды. Это — «искусство», основная цель которого — как можно меньше иметь общего с подлинной действительностью.
В 1935 году в издательстве Academia вышел большой сборник сказок, стихов и загадок Чуковского с иллюстрациями В. Конашевича. С тех пор книга никогда не переиздавалась и стала библиографической редкостью. В память о многолетнем сотрудничестве Чуковского и Конашевича книга была воспроизведена в 1984 году: Чуковский К. Сказки / Художник В. Конашевич. — М. : Детская литература, 1984. В живописи, в скульптуре это «искусство» называло себя некогда передовым, «левым». Оно было откровенно формалистично. Его буржуазную природу разоблачало пристрастие ко всякому уродству, ко всякой извращенности. Это «искусство» допускало человека на полотно лишь при условии, чтобы этот человек походил на труп. Оно мирилось с природой лишь в том случае, если от природы ничего не оставалось. Этот формализм не изжит до сих пор. Он имеет своих «мастеров» и адвокатов. Он иногда маскируется не без искусства.
Нигде формализм не разоблачает себя до такой степени, как в рисунках для детей. Именно здесь со всей силой выступают его внутренняя пустота, мертвечина, гниль. Пачкотня в детской книге глубоко реакционна, потому что она отрицает полностью и начисто весь реальный детский мир. Здоровый, веселый, радостно смеющийся советский ребенок ненавистен художнику-компрачикосу, как ненавистен и обыкновенный мир растений, цветов, вещей, машин. В книге сказок Маршака есть стихи о Днепрострое. Какие грязные, мрачные иллюстрации сочинил к этим стихам Лебедев! Вместо крана — у него размазанная черная клякса. Но и люди у него — клякса, и звери — клякса, и дети — клякса. В этом мире размазанных чернил нет и не может быть ни смеха, ни солнца. Да они и не нужны художнику. Более того, они ему ненавистны, потому что реальны, жизненны, говорят о здоровье, о силе, красоте. Формализм свысока и презрительно относится к реальному миру, к живым краскам и звукам. Он отвергает в живописи цельность образа, как в музыке отрицает мелодию и ясность фразы.
Сказки, песни, загадки / С. Маршак ; Рисунки В. Лебедева. — Москва : Детская литература, 1973.Формалист пренебрежительно относится к широкой аудитории. Он не только не хочет быть понятным, — он усматривает в понятности оскорбление для себя. И если ему удается иногда замаскировать это среди взрослых, то он выдает себя с головой, входя в детский мир. Только человек, не любящий советских детей, мог так изобразить пионерский костер, как это сделано на стр. 107 в книжке Маршака.
Рис. «Пионерский костер». Сказки, песни, загадки / С. Маршак ; Рисунки В. Лебедева. — Москва : Детская литература, 1973.Не о ребятах — читателях книги — думал художник, когда упражнялся в своих рисунках, а только и единственно о себе. Поможет ли ребёнку рисунок подхватить и усвоить текст сказки — это дело десятое, это и вообще не входит-де в задачи искусства. Основное — в поисках линии, которая ласкает взор самого художника. По существу это рисунки для небольшой группы эстетов, пристроенные в книге для детей. Дети отвернутся от пачкотни формалистов, но «любители» с удовольствием поставят книгу на полку изданий дурного вкуса.
Уродство имеет свою историю в искусстве. Известны, например, химеры Нотр-Дам де Пари. Не станем вдаваться в анализ источников, родивших эти мрачные образы. У советских мастеров иные источники вдохновения. Во всяком случае надо без пощады гнать людей, которые вздумали бы украшать стены советского детского дома скульптурой в стиле парижских химер. Кто не умеет или не хочет просто, весело, любовно работать для советских детей, кому ненавистен радостный и солнечный мир советского ребенка, кто способен только малевать «каки» для своего собственного удовольствия, тот пусть уйдет подальше от ребят.
На совещании по детской литературе при ЦК ВЛКСМ тов. А. А. Андреев говорил: «Всю эту мазню, которая не дает никакого реального представления о действительности, и все извращения в этой области надо из детской литературы беспощадно изгонять. Пусть такие художники рисуют свои рисунки для себя, для своего собственного удовольствия, а нашему ребенку мы эту мазню преподносить но позволим. Просто тошно и больно иногда становится, когда берешь детскую книжку в руки с такой мазней».
Формализм забрался довольно глубоко в детскую книгу, пользуясь покровительством эстетствующих издателей. Только борьба с левацким уродством в живописи откроет путь для подлинного и полноценного художественного оформления советской детской книги.
«Правда», 1 марта 1936 г.
via – Очень хороший сайт tehne.com
В 1818 году английский инженер-строитель сэр Уильям Кубитт разработал машину «tread-wheel» («беговая дорожка»), предназначенную для исправления упрямых и праздно шатающихся заключенных.
Заключенные должны были наступать на 24 спицы большого лопастного колеса, приводя его в движение. Машина использовалась для перекачки воды или перемалывания зерна. За изнурительные восемь часов в сутки, заключенные взбирались на высоту в два километра. Напряжение и плохое питание, часто приводили к травмам и заболеваниям, что не помешало исправительным учреждениям по всей Великобритании и США закупить машины. Тюремному охраннику Джеймсу Харди приписывают укрощение наиболее непокорных заключенных тюрьмы Нью-Йорка, в 1824 году, с помощью данного устройства. Он писал, что: «монотонный труд на беговой дорожке уравновешивает характер заключенных, и это не есть проявление террора с его стороны».
В Англии, беговая дорожка сохранялась до конца XIX века. И была отменена, как слишком жестокое наказание.
via
Жан Жорес был пацифистом и одним из лидеров социалистического движения. Перед Первой мировой он призвал к совместному антивоенному выступлению пролетариата всех европейских стран. Но Франция активно готовилась к войне и в прессе началась националистическая истерия – такая же, как в России и в Германии
В разгар этого патриотического угара Жорес писал: «Не пройдет и шести месяцев, как начнется война. Я получаю столько писем с угрозами, и я не удивился бы, если бы оказался ее первой жертвой. Я прощаю того, кто меня убьет. Виновными будут те, кто даст ему оружие. Я мечтаю только о том, чтобы мне не пришлось слишком мучиться»
Жореса застрелили в упор в парижском «Кафе дю Круассан» перед самым началом мобилизации. Его убийца Рауль Виллен за день до этого упражнялся в стрельбе из револьвера в тире католической ярмарки. Он был приговорен к пожизненному заключению, но в 1919 был оправдан — суд нашел убийство противника войны вкладом в победу.
+ развернуть текст сохранённая копия
+ развернуть текст сохранённая копия
