В Лондоне будет поставлено ревю "Jacques Brel is Alive and Well and Living in Paris" по песням Жака Бреля

If you prefer the color blue and you would like to incorporate Diamond State in your front room it’s the correct alternative. Blue could be a heat color, it’d be nice if the color blue is employed to form a unique combination within the front room, as a result of the blue color has meant […]

Необычное решение пришло в голову архитекторам из Fabian Tan Architect при работе над проектом дома в Куала-Лумпур, Малайзия. Стены одной из комнат особняка можно убрать просто нажав на них.

Подробнее..

(на фото Майк, я не шучу)

Майку сегодня 59, и сама эта цифра вгоняет в ступор, и даже не потому, что Майку 36 и больше уже не будет. 36 слишком много, а 14 лет - в самый раз.

Именно это ощущение преследует меня со школы, когда вот такой взрослый старый дядька Науменко почти тридцати лет наговаривает речитативом тексты, достойные подростка. В мои 14 лет я чувствовал себя старше Майка: с одной стороны, нас сближал мальчишеский максимализм, с другой - ну не может взрослый человек требовать от мира больше, чем тот может дать, требовать капризно и не желая платить. Это была не качественная, но количественная избыточность: съест-то он съест, да кто ж ему даст.

Забавно, но было время, когда "Зоопарк" считали группой №1 в Ленинграде, а снобов типа "Аквариума" с их свистелками и перделками воспринимали скорее как недоразумение (Джойса не читал, но одобряю).Ещё забавнее было то, что музыкальные идеи и, главное, тексты и Майк, и БГ брали из одних источников, совершенно не волнуясь о копирайте. Забавнее всего, однако, читать ранние интервью Шахрина, который говорил примерно следующее: "ЧайФ" единственная группа в Свердловске, играющая рок-н-ролл, правда, я, Владимир Шахрин, английского не знаю, Чака Берри не слышал, с Бобом Диланом не знаком; а зачем, когда есть Майк, который уже всё разжевал"

Эмоции, однако, важнее моего старческого бурчания. "Я люблю "Зоопарк", я люблю "Секрет", я люблю "Кино"... Стоп, по последним сведениям депутатов госдумки Цою писали тексты в ЦРУ; не будем про "Кино", развалившее СССР. То ли дело Майк - ни ЦРУ, ни АНБ, ни даже Ми-6 его не считали своим шпионом. Правда, тот же Боб Дилан, ни о чём не подозревая, дарил Майку свои песни. Хорошо, что наша госдума ничего не знает о национальности Дилана, иначе непременно записала бы "Зоопарк" в агенты мирового сионизма и слепое орудие Ха-Мосад ле-модиин у-ле-тафкидим меюхадим. А что, хорошая картинка: сидит ночью Майк на коммунальной кухне, отгоняет тараканов левой рукой, а правой расшифровывает морзянку: "Шолом, детка, детка, шолом".

Как мог бы написать Белинский, все мы вышли из "Уездного города N" - кто обещал вернуться, кто обещал помнить, а большинство ушло, чтобы никогда не вспоминать этот город.

Ленинграда давно нет, тараканов нет, Майка нет, и даже Волкова кладбища, где Майк похоронен, тоже нет (кладбище стало раз и навсегда Волковским). Остались только мои 14 лет, и я хрен кому их отдам.

У каждой женщины, молодой или старой, есть одна очень маленькая, но важная штучка; у каждой семьи, счастливой либо несчастной, всегда есть страшная тайна, которая на поверку оказывается достойной разве что мыльного сериала: вот у прабабушки по маминой линии был, оказывается, первый муж, который заболел однажды потешной болезнью и исчез с горизонта, расчистив место для второго мужа - тот ничего, был здоров.

В огороде бузина, а у меня ментом был киевский дядька.
* * * * * * *

В мае 1985 бабушка Анна решила, что пора бы съездить в столицу Украинской ССР полюбоваться (первое) на цветущие каштаны, также (и это второе) - поглядеть на Василия Николаевича (или не Василия, но сути дела это не меняет).
-- Василия я не видела, - сказала бабушка, - четверть века, тогда ещё Герман Титов в космос полетел. Не спрашивай, кто такой Василий.
-- Кто такой Василий? - спросил я.
-- Видишь ли, - очень смутилась бабушка, - твой дед после немецкого лагеря не сразу вернулся домой. Наши власти подозревали тёмное шпионское дело, но обошлось. Василий тогда поступил по закону, то есть не стал ворошить прошлое.
-- Кто такой Василий?
-- Он помог деду. У них были сложные отношения, затем не было никаких, я не знаю всех подробностей, но главное, новый 1947 год дед встречал со мной, а не в Республике Коми. Остальное, это правда, неважно.
-- Кто? Такой? Василий?
-- Я не знаю... я не знаю, что он делал всё это время. Сейчас он киевский милиционер. На пенсии. И ещё он мой родной брат.

-- Обережно, двері зачиняються. Наступна станція Хрещатик, - сказали в вагоне метро.
-- Надо же, раньше говорили по-русски, - удивилась бабушка. - Нам ехать до Комсомольской, а затем трамваем до улицы Петра Запорожца. Запомни, Василий с детства был туповат, всегда с ним соглашайся, это безопаснее. Пенсионер-то он пенсионер, но бывших чеки... то есть бывших милиционеров не бывает.
-- Бывших кого?
-- Бывших выделений из внутренних органов.
-- Ха-ха.
-- Я тебе этого не говорила. Я тебе вообще ничего не говорила. И называй его дедушкой, никак иначе.

-- Аааанечка, - пропел на пороге квартиры толстый человек с необычайно белой и какой-то мучнистой кожей. - Клава, дорогая, смотри, кто к нам приехал!
-- Здравствуй, Вася, - несколько натянуто ответили бабушка. - Я привезла показать тебе внука. Твоего двоюродного внука.
-- Здравствуйте, дедушка, - я ответил, как учили.
-- Стаааааасик, какой ты большой, я тебе не дедушка, а дядя.
-- Здравствуйте, дядя Вася.
-- Ну, будем же на "ты". Сколько тебе лет? Четырнадцать?!. Женилка, поди, выросла? Значится, выпьем на бутер... этот... шахт. Аня, я тебе ответственно заявляю, что такому здоровому парню от домашнего самогона ничего плохого не будет. Клава, накрывай на стол! А в семь часов вы пойдёте в наш самый главный театр - ТЮЗ. Какой, спрашиваешь, спектакль? Да "Молодая гвардия". По Шолохову.

-- Ну как вам Островский? - Спросил вечером дядя.
-- Островский - это "Гроза", - несколько раздражённо ответила бабушка.
-- Это гроза, - согласился Василий. - Такая гроза, что никому мало не показалось.
-- А ещё мы гуляли по городу. Вася, каштаны существуют, и они на самом деле цветут.
-- Каштанами любовались, значит? Японцы тоже любовались в своей Хиросиме. От слова "хер", - и дядя довольно захохотал. - Значит так, комсомольцы. Завтра вы поедете к Светке, устроите исправительные работы этой проститутке. Аня, не смотри на меня страшными глазами, Стасик ещё не знает слова "проститутка".

Клавина дочь проститутка Светка одна воспитывала семилетнего сына, у неё дома раздвижные двери и огромная смятая кровать на уровне пола. Собственно проституткой Светка не была, она долго и безуспешно устраивала личную жизнь. Результат поисков мужа был более чем туманным, но Светке, безусловно, нравился сам процесс.
-- Господа, поедемте купаться на Днепр. Нет, на канал. Вообще-то там охранная зона, но если очень хочется, то можно.
-- Господа все в Париже, - неудачно пошутила бабушка.
-- Ближайшие господа в Ужгороде. Или Латвии, - заметила Светка. Бабушка смутилась.

Купаться на запретном канале было весело, выходить из воды не хотелось, и Светка изображала малороссийскую спасательницу на водах в своём мини-купальнике, но перестаралась, и поняла, что перестаралась, долго ждала меня на берегу, пока я неуклюже полоскал под водой плавки. Моя почти первая женщина, старая старуха тридцати трёх лет.

Уже в последний киевский день дядя Вася спросил, перевоспитали ли мы Светку.
-- Она хорошо водит машину, - уклончиво ответила бабушка.
-- И не только машину, - заметил я.
-- Ну что, завтра в Свердловск, ваше большое село в тайге? - пошутил дядя Вася.
-- Мне больше некуда возвращаться.
-- Ты могла вернуться гораздо раньше, и домой, если бы не ждала неизвестно кого неизвестно зачем.
-- Я ждала мужа, от которого родила двух дочерей. Я и Стасика привезла только затем, чтобы ты понял, что у тебя ничего не получилось.
-- Нет у меня детей, я все силы отдал работе, - дядя Вася разбавил фальшивые слова настоящими пьяными слезами.
-- Такие, как ты, не размножаются.
-- А ему повезло, он не дожил до новой встречи со мной.
-- Ему повезло, - согласилась бабушка.
-- Он сбежал от меня и отсиживался в своём Свердловске. Там нельзя жить. Там людей нет. Есть какие-то злые, скуластые, скорченные.
-- А ты сбежал в Киев, и у тебя водянка.
-- Ты не знаешь, что тут было, ты ничего не знаешь. Бендеровцы за каждым углом, не знаешь, от кого пулю схлопочешь.
-- И сейчас бендеровцы?
-- А сейчас ещё больше. Только ослабишь вожжи - и рванёт.
-- Тоже мне извозчик. Биндюжник.
-- Я не бандюжник, - дядя Вася зарыдал в голос и упал мордой в стол.

-- Ты извини нас за этот дурацкий индийский фильм, другого с Василием у нас не получилось, - сказала бабушка уже в такси по дороге в Борисполь. - Вася по большому счёту - толстый обиженный ребёнок. У него всё просто... точнее, всё сложно. Он чужой везде и ведёт вечную борьбу со своим прошлым: кто кого первым съест. А Киев в сущности очень мягкий, тёплый, в нём нельзя с холодом. В этом городе можно только жить и совсем не надо умирать.
-- А ещё в Киеве нужно любить, - добавил я, вспомнив Светку, и понял, что глагол "любить" нужно заменить на русский матерный. А что? Мне четырнадцать лет и мне простительны пошлые формулировки.