Европейский экономический и валютный союз не знает аналогов в истории суверенных государств. Еврозона представляет собой «сообщество государств» совершенно нового типа, который не укладывается в традиционную вестфалийскую концепцию суверенитета. Страны в составе Еврозоны, как и люди в любом обществе, с одной стороны независимы, но с другой - тесно связаны друг с другом. Они могут положительно или отрицательно влиять друг на друга. Для хорошего управления всей структурой нужно, чтобы отдельные государства и институты Европейского Союза выполняли свои обязательства. Кроме того, экономический и валютный союз - это именно два союза: экономический и валютный. Европейский валютный союз работает на удивление хорошо.

С появлением евро в 1999 году в 17 странах с общим населением 322 млн. человек наступила ценовая стабильность; среднее годовое значение инфляции не превышало 2.03% - это лучше чем в Германии с 1955 по 1999 годы. Более того, Еврозона создала 14.5 млн. новых рабочих мест с начала своего существования. Для сравнения, в Штатах за тот же период было создано 8.5-9 млн. рабочих мест. Конечно, в Европе по-прежнему существуют серьезные проблемы на рынке труда; но в этом нет ничего особенного: всем развитым экономикам так или иначе приходится стимулировать рост занятости.

Также, консолидированный текущий счет всей Еврозоны выглядит относительно сбалансированным, соотношение долга и ВВП в регионе намного ниже, чем в Японии, а годовой дефицит гос. финансов гораздо меньше, чем в США, Японии и Великобритании. Иными словами, евро сам по себе не виноват в том, что Еврозона превратилась в самое слабое звено мировой экономики. Чтобы понять, что же произошло, нужно повнимательнее присмотреться к экономическому союзу Европы. Начнем с того, что Пакту о стабильности и росте, который должен был гарантировать надежные фискальные политики во всех странах региона, никто никогда не следовал. Напротив, в 2003 и 2004 годах Франция, Германия и Италия сделали все, чтобы ослабить его. Европейская комиссия, Европейский центральный банк, а также небольшие и средние страны Еврозоны не позволили переписать Пакт, но отношение к нему изменилось и не в лучшую сторону.

Кроме того, управление Еврозоной не подразумевает мониторинг и регулирование индикаторов конкурентоспособности - динамики номинальных цен и затрат в странах-участницах, а также внешних дисбалансов в регионе. (в 2005 году, задолго до кризиса, управляющий совет ЕЦБ поручил мне рекомендовать введение соответствующего регулирования ряда национальных индикаторов, в том числе и затраты на рабочую силу в пересчете на единицу продукции). Третий источник бед - отсутствие инструментов антикризисного управления. Когда создавалась Еврозона, в мире, особенно в развитых экономиках, царила атмосфера «расслабленной небрежности». И, наконец, тесная взаимосвязь между кредитоспособностью коммерческих банков и правительства к конкретной страны стала еще одним источником нестабильности, особенно губительным для Еврозоны.

К счастью, многого удалось добиться, включая значительные улучшения Пакта о стабильности и росте и введение контроля над индикаторами конкурентоспособности и национальными дисбалансами. Появились новые инструменты антикризисного управления. Достигнута договоренность о том, что для стабильности и процветания всего Евросоюза необходимы структурные реформы во всех 27 странах и завершение формирования единого рынка. Предложенный банковский союз поможет отделить кредитоспособность коммерческих банков от правительств. Но этого мало. Вместо того, чтобы облагать штрафами страны, нарушающие правила и игнорирующие рекомендации - а именно этого требует Пакт - Европейский Совет и, конечно же, Европарламент должны напрямую принимать решения о том, какие меры нужно применить к конкретной стране в конкретном случае.

Мысль о том, что единая валюта подразумевает наличие некоторых ограничений в плане фискального суверенитет, давно не нова. «Федерация в исключительных обстоятельствах» - это просто логическое следствие неэффективности штрафных санкций, предусмотренных Пактом, оно не противоречит концепции делегирования, применяемой со времени вступления в силу Пакта: до тех пор, пока национальные экономические политики укладываются в общие правила, никаких санкций не будет. Пожалуй, самый важный элемент «федерации в исключительных обстоятельствах» - это мощный демократический якорь. Ее реализация должна быть основана исключительно на демократических процедурах принятия решений с ясной и прозрачной политической подотчетностью. В частности, решения о применении мер, предложенных Комиссией и одобренных Советом должны быть утверждены большинством голосов в Европарламенте, то есть представителями стран Европейского Союза.

В таких исключительных обстоятельствах парламент страны должен иметь возможность объяснить Европарламенту, почему страна не может выполнить рекомендованные действия, а Европарламент - наглядно продемонстрировать, что на кону стабильность и благополучие всей Еврозоны. Как бы там ни было, последнее слово будет за Европарламентом. Раньше я предлагал сформировать министерство финансов Еврозоны, которое отвечало бы за активацию фискальной и экономической федерации, когда в ней возникнет необходимость, и применять инструменты антикризисного управления, такие как Европейский механизм обеспечения стабильности. Кроме того, оно отвечало бы за надзор в банковском секторе и представляло бы Еврозону на всех заседаниях международных финансовых институтов.

Но, в конечном счете, «федерация в исключительных обстоятельствах» должна выйти за рамки этой «исключительности». Министр финансов войдет в состав будущего органа исполнительной власти в Европе вместе с другими министрами, отвечающими за федеральные департаменты. С этой точки зрения, Еврокомиссия перерастет в Европейское демократическое правительство, наподобие предложенного министром финансов Германии Вольфгангом Шойбле - он упомянул о создании института президента. Совет, между тем, станет будущей верхней палатой, а нижняя палата уже выбирается гражданами ЕС. Я хорошо осознаю всю дерзость своих предложений. Но европейцам пора выучить свои уроки прошлого. Нам нужно уяснить для себя, что необходимо сделать, чтобы обеспечить одновременно демократическое и максимально эффективное управление.

Жан-Клод Трише
Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate

Экономика Китая сбавляет обороты, и причин тому немало: европейский финансовый кризис, неустойчивое восстановление в США, вялый рост внутренних инвестиций - это лишь самые очевидные. Учитывая то, что экспорт и инвестиции отвечают за 30% и 40% от общего роста ВВП в Китае соответственно, не грех предположить, что экономика страны остро ощущает на себе последствия охлаждения внешнего спроса и скопления безнадежных долгов на фоне чрезмерных и совершенно бездарных расходов на основные средства. И все же, риски, связанные с этими факторами - это лишь симптомы более глубоких институциональных проблем. До тех пор, пока власти не займутся этими требующими безотлагательных действий вопросами, разговоры о новой модели роста Китая, основанной на потреблении (о которой говорится в одобренном правительством Пятилетнем плане), останутся лишь пустыми разговорами.

В конце концов, основные торговые партнеры Китая, международные финансовые институты, такие как Всемирные банк и Международный валютный фонд, а также политическая элита страны уже давно поняли, что структурная уязвимость китайской экономики обусловлена чрезмерными инвестициями и низким потреблением на уровне домохозяйств. Более чем за десять лет Китай призывают к реформам, направленным на изменение этих нестабильных экономических моделей, которые сокращают благосостояние обычных китайцев, и дестабилизируют мировую торговую систему.

Главной отличительной чертой китайских макроэкономических дисбалансов считается зависимость экономики от экспорта, обусловленная вялым внутренним спросом: Китай - страна со средним уровнем доходов, но ему не хватает покупательской способности для потребления производимых им же товаров и услуг. Получив практически неограниченный доступ на рынки в развитых странах, Китай вот уже два десятилетия во всю эксплуатирует внешний спрос и повышает свой экономический потенциал.

Если эта точка зрения верна, то решение проблемы лежит а поверхности: Китай может устранить свои дисбалансы, увеличив доходы граждан (через снижение налогов, повышение заработных плат или увеличение социальных расходов), которые получат возможность больше тратить и, таким образом, сократят зависимость экономики от экспорта. Практически все ведущие экономисты советуют Китаю нечто подобное. Но китайскую зависимость от экспорта можно объяснить и другой причиной, в большей степени связанной со слабым политическим и экономическим институтом страны.

В частности, иностранным компаниям очень сложно вести дела в Китае - отсюда зависимость от экспорта. Коррупция государственной власти, незащищенность прав собственности, жесткие нормативные ограничения, слабая дисциплина выплат, плохая система логистики и распространения, повсеместное взятничество, подделки и воровство интеллектуальной собственности: все эти преграды повышают стоимость транзакций и не дают бизнесу нормально функционировать на внутреннем рынке.

Но если частная китайская компания продает свои товары на Запад, таким гигантам как Wal-Mart, Target, или Home Depot, ей можно не беспокоиться насчет оплаты. Ей не придется преодолевать массу препятствий, подстерегающих ее на внутреннем рынке, потому что на Западе давно существуют отлаженные экономические институты и деловые практики, которые защищают их интересы и позволяют сократить операционные расходы.

Данные международных исследований в полной мере отражают институциональную слабость Китая. Так, Всемирный банк опубликовал свой годовой обзор, посвященный условиям для ведения бизнеса в 183 странах мира. В исследовании за июнь 2011 года Китай располагался на почетном 91 месте, после Молдовы, Албании и Беларуси. Особенно трудно там начать бизнес (151 место), плохо дело обстоит с налоговыми выплатами (122 место), с получением разрешений на строительство (179 место) и подключением электричества (115 место).

Оказавшись в такой враждебной среде, частные предприниматели Китая вынуждены заниматься «международным арбитражем» - пользоваться преимуществами эффективных экономических институтов Запада для расширения своего бизнеса (большинство компаний, ориентированных на экспорт, принадлежат частным лицам и иностранным фирмам).

К сожалению, Китай уже и так прибрал к рукам значительную долю мирового экспорта товарами (10.4% в 2010 году), а экономическая стагнация на Западе ограничивает внешний спрос, поэтому такая стратегия уже не приносит желаемых результатов. Между тем, чтобы перенаправить китайцев на внутренний рынок, одной государственной политикой, нацеленной на повышение доходов населения, не обойтись.

Чтобы операционные издержки внутри страны снизить до уровня экспортных рынков сбыта, нужно хорошо поработать с деловой средой: внедрить эффективную законодательную базу и надежную нормативную систему, обеспечить государственную защиту брэндов и борьбу с воровством интеллектуальной собственности, улучшить логистику и совладать с бюрократией. Быстро такие вопросы не решаются.

По сути, китайскому правительству нужно из разбойного государства сделать заботливое, где к частному бизнесу будут относиться как к создателю благосостояния, а не как к объекту для поборов. Почти во всех остальных странах такие трансформации сопровождались установлением законности и/или переходом от авторитарных режимов к демократическим. Коммунистическое правительство не способно поддерживать экономический рост из-за отсутствия законности и политической подотчетности, что ставит перед ним жизненно важную дилемму.

После разгрома про-демократического движения на площади Тяньаньмэнь в 1989 году партия поклялась не сдавать свою политическую монополию. Инвестиционный бум и преимущества глобализации, усилившейся за последние двадцать лет, позволили ей наслаждаться ситуацией, в которой и волки сыты, и овцы целы - то есть, поддерживать свое положение в условиях экономического процветания, не создавая никаких институтов, необходимых для такого процветания. Далее так продолжаться не может.

В определенном смысле, китайский пузырь - интеллектуальный и политический, а не только экономический - уже лопнул. Охлаждение экономики Китая обнажило ее структурные слабости и политические деформации, развеяв миф о «китайской уникальности», который гласил, что Китай может продолжать рост без ключевых институтов, необходимых для формирования современной рыночной экономики.

Минксин Пей, профессор Колледжа Клермонт-Маккена
Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate

Что из себя представляет кризис? Может быть, это затяжной экономический спад, длительный период высокой безработицы, бедности, инфляции? Безудержное падение валютного курса, фискальные дефициты, высокая стоимость заимствований и политический паралич? Большинство людей полагают, что кризис существует, если есть хотя бы несколько несчастий из этого списка. Но почему же все думают, что Еврозона охвачена кризисом, хотя тревожные признаки присутствуют лишь в некоторых странах, и то частично? Так что же такое кризис Еврозоны и как его определить? Уже по которому кругу мы обсуждаем единую валюту, которая не отвечает различным нуждам всех стран-участниц и твердим, что рано или поздно от евро придется отказаться из-за несовместимой с жизнью валютного союза экономической дивергенции.

При этом чаще всего упоминается разница в темпах роста, в создании рабочих мест и уровнях безработицы, а также разительные отличия в балансах текущих счетов, что проявляется в существенных колебаниях затрат на рабочую силу в пересчете на единицу продукции. Осознание таких дивергенций ведет к высоким премиям за риск в проблемных странах, что, в конечном счете, неизбежно приводит к оттоку капитала в безопасные активы.

Такая динамика наблюдается сейчас в Еврозоне, в особенности в периферийных странах. Премии за риск начали опасно расти в 2009 году, в 2011 и в 2012 эта тенденция лишь усилилась, а отток капитала превратился в паническое бегство. Но если задуматься, что же стало причиной таких движений капитала, на ум сразу приходят нестабильные политики, которые характерны отнюдь не только для расточительных стран Еврозоны. Так, в Европейском Союзе, к примеру, Венгрия и Великобритания отличились гораздо более существенными структурными пороками, чем некоторые страны периферийной Еврозоны.

И гибкие валютные курсы им мало чем помогли, или, по крайней мере, эти государства по каким-то причинам решили не пользоваться данным преимуществом. Более того, есть страны, где бремя государственного долга намного больше, чем во всех периферийных странах Еврозоны вместе взятых - например, в США и в Японии. Другие государства, такие как Норвегия и Швейцария «наслаждаются» профицитами текущих счетов в размере, превышающем 10% от их ВВП. Но добились они таких успехов исключительно за счет управления валютными курсами.

Стоит вспомнить о том, что в течение десяти лет вплоть до 2005 года Германия считалась «слабым звеном в Европе». Эта страна была совершенно неконкурентоспособна, когда вступала в Еврозону. Причиной тому были высокие зарплаты и рост цен после объединения. Эти проблемы удалось решить путем предпринятых страной структурных реформ уже в составе валютного союза. То же самое относится и к новичку Еврозоны - Эстонии, где активные действия, направленные на сдерживание роста заработных плат помогли стране повысить свою конкурентоспособность на едином рынке за короткий промежуток времени. Так откуда же столько сомнений в жизнеспособности евро?

Кто-то считает, что попытки силовым методом заставить страны реформировать экономики обречены на провал, мы можем поплатиться за то, что приносим демократию в жертву валютному союзу. Фактически, усилия правительств и международных институтов направлены в нужную сторону. Еще год назад никто не верил в то, что фискальный договор будет одобрен. Более того, несмотря на некоторые колебания, премия за риск в проблемных странах все же снизилась, при этом странам-донорам не пришлось брать на себя новые финансовые обязательства.

Многое остается неясным. Есть ли надежда, что Еврозона выкарабкается? Смогут ли страны-должники строго следовать программам реформ, или их граждане откажутся жить в условиях жесткой экономии? Сумеют ли страны-доноры избежать волны популизма, которая толкнет их к протекционизму? Чтобы остановить панику, снизить премии за риск и обеспечить более полное использование совместных ресурсов, необходимо разумное сотрудничество, которое позволит снять риск моральной недобросовестности. Например, непременно нужно облегчить транснациональную миграцию.

Высокой безработицы среди молодых специалистов можно было бы избежать, если бы страны-доноры, нуждающиеся в иммигрантах для оживления своей рабочей силы, смогли их привлечь. Более активная иммиграция будет способствовать повышению квалификации и росту уровня доходов, сокращая при этом расходы стран-должников на выплату пособий по безработице. Чем выше мобильность трудовых ресурсов в ЕС, тем меньше в Европе будет национальных предрассудков.

Итак, готова ли Европа двигаться дальше, к политическому союзу, восполняя недостающие элементы единого рынка, системы евро и Шенгенского договора, открывшего внутренние границы? В качестве модели для будущих Соединенных Штатов Европы может служить Швейцария.

Страна, где говорят на четырех языках и живут четыре народа, с фискально сильными субнациональными единицами (кантонами), единой валютой и федеральным правительством, которое реализует общее управление. Если ЕС сумеет правильно воспользоваться своим опытом и наладить более эффективное управление, экономика Союза будет расти быстрее. Годовые темпы роста на ближайшее десятилетие могли бы достигнуть 2.5%. Крайне важно обеспечить надежную помощь странам, оказавшимся в беде.

Странам должникам будет проще убедить финансовые рынки в твердости своих намерений, если они примут фискальный пакт вместе с технической помощью, направленной на укрепление управленченских процессов. В Греции должны работать чиновники по борьбе с коррупцией из США, итальянские специалисты по оптимизации налогов, немецкие эксперты в вопросах приватизации и испанские профессионалы из сферы туризма - они помогут в значительной мере ускорить темпы модернизации греческой экономики.

Все сводится к столь необходимому и часто упоминаемому Плану Маршала для периферии. При этом совершенно очевидно, что проблемным странам Европы нужны в первую очередь не деньги, а навыки планирования и управления расходами. За последние десять лет Греция должна была освоить только пятую часть европейских средств, выделенных на модернизацию. Тогда не было бы сейчас такой ситуации. Европа не может себе позволить оставить все как есть.

Норберт Уолтер, бывший главный экономист Deutsche Bank Group, глава Deutsche Bank Research.
Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate

Люди в развитых странах ждут не дождутся, когда же к ним вернется полная занятость, покинувшая их во времена Великой рецессии, пора бы им перечитать эссе под названием "Экономические возможности для наших внуков", написанное Джоном Мейнардом Кейнсом в 1930 году. Общая теория занятости, процентных ставок и денегг, опубликованная Кейнсом в 1936 году, дала правительствам инструменты для борьбы с безработицей, вызванной экономическими спадами. Однако в эссе Кейнс, увидевшем свет раньше теории, Кейнс разграничивает безработицу, вызванную временными экономическими спадами, и, так называемую "технологическую безработицу" (в его собственной терминологии), "обусловленную тем, что появление новых технологических возможностей, позволяющих сэкономить на рабочей силе, опережает появление новых способов использовать эту рабочую силу".

Кейнс утверждал, что в будущем этот тип безработицы станет гораздо популярнее. При этом он видел в ней скорее надежду, а не повод для отчаяния. По крайней мере, развитый мир уже почти приблизился к решению. "экономической проблемы" - проблемы дефицита, которая обрекала человечество на тяжкий изнурительный труд.

Машины быстро сменяли людей, при этом темпы роста производительности росли невероятными темпами при минимальных усилиях со стороны человека. На самом деле, Кейнс полагал, что наши современники будут работать по пятнадцать рабочих часов в неделю, и этого будет достаточно, чтобы обеспечить себя всем необходимым для полноценной и комфортной жизни. Что ж, в плане благосостояния развитые страны Кейнса не подвели, но вот незадача, большинство из нас вынуждены работать гораздо больше, чем 15 часов в неделю, правда отпуск у нас теперь больше, а работа не такая физически изнурительная, поэтому живем мы дольше. Как бы там ни было, его надежды на продолжительный досуг не оправдались. Автоматизация идет полным ходом, но мы по-прежнему работаем в среднем 40 часов в неделю. Фактически, продолжительность рабочей недели перестала падать где-то в начале 80-х.

Зато "технологическая безработица" растет. Начиная с 1980-х, нам ни разу не удавалось вернуться к полной занятости 1950-х и 1960-х. Если большинство людей работают по 40 часов в неделю, значит внушительному и постоянно растущему меньшинству приходиться мириться с навязанным им досугом в виде безработицы, неполной занятости и вынужденного ухода из рядов рабочей силы. Сейчас экономики развитых стран постепенно восстанавливаются после рецессии, при этом большинство экспертов справедливо полагают, что эта группа людей станет еще многочисленнее. Это значит, что нам не удалось обернуть технологическую безработицу в добровольный досуг для людей. Почему? В основном, потому что львиная доля роста производительности за последние тридцать лет пошла на пользу исключительно состоятельным людям.

Так, в США и Великобритании с начала 1980-х наш капитализм окрашивается в кровавый цвет и обнажает клыки и когти - именно таким его видел Маркс - законом джунглей, где побеждает сильнейший. Богатые и очень богатые стали еще богаче, доходы остальных не сдвинулись с мертвой точки. Иными словами, для большинства качество жизни вовсе не выросло в четыре или пять раз по сравнению с 1930-ми. Не удивительно, что они работают дольше, чем предполагал Кейнс. Но есть и еще кое-что. Современный капитализм жаждет потребления каждой своей клеточкой. В современном обществе удовлетворение этой потребности превратилось в отдушину, своего рода вознаграждение за необходимость работать больше. Рекламщики транслируют нам одну и ту же идею: найдите себя в шопинге.

Аристотель знал нестабильность, только как личный порок; но даже не подозревал о существовании коллективной, политической или спланированной нестабильности, которую мы называем экономическим ростом. Цивилизация "вечной жажды потребления" показалась бы ему моральным и политическим безумием. А, в определенном смысле, и экономическим тоже. Дело не только в том, что таким образом у нас скоро кончатся запасы природных ресурсов. Мы просто не можем до бесконечности экономить на рабочей силе и не находить ей нового применения. Этот путь ведет к расколу общества на меньшинство производителей, специалистов, контролеров и финансовых спекулянтов с одной стороны и большинство неудачников и безработных - с другой. Даже если не брать в расчет моральный аспект, такое общество рано или поздно окажется перед классической дилеммой: как примирить ненасытное желание потреблять с низкими доходами. Прежде нам помогали кредиты, которые, в конечном счете, оставили развитые экономики с огромными неподъемными долгами.Очевидно, что это решение вовсе не решение, потому что оно ведет к периодическим коллапсам и сбоям всей системы. Иными словами, нам не удастся бесконечно наращивать автоматизацию производства, не изменив в корне отношения к потреблению, работе, досугу и распределению доходов. В противном случае, восстановление после этого кризиса станет лишь прелюдией к новому, еще более жестокому.

Роберт Скидельский, профессор политэкономии Университета Уорик, член Британской академии, член Палаты Лордов.
Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate

От Гонконга до Санпаоло инвесторы говорят лишь об одном: О Греции. Останутся ли греки в Еврозоне, или покинут ее навсегда? Что станется с Европейским союзом и мировой экономикой? Еще совсем недавно Европа была для развивающихся экономик зеркалом, в котором отражался блеск и великолепие их собственного успеха. Они с плохо скрываемым злорадством сравнивали высокие уровни долга в Европе со своими темпам роста. Гордились своей "положительной энергией", когда в Европе царило уныние. С каким удовольствием и знанием дела, они советовали Европе упорнее трудиться и тратить меньше, смешивая законное чувство гордости за отчизну с понятным желанием свести исторические счеты и отдать своим бывшим колонизаторам должок за годы унизительного подчинения.

Но времена меняются очень быстро, и сегодня развивающиеся страны не без оснований встревожены угрозой, нависшей над их экономиками, угрозой, которая пришла из слабой и чахлой Европы. Более того, европейский недуг сулит беды политическому строю - особенно в Китае - из-за тесной взаимосвязи между существующими соглашениями и договоренностями и дальнейшим экономическим ростом.

Если кризис в Европе приведет к падению годовых темпов роста ВВП в Китае ниже 7%, в Индии ниже 3%, а в Бразилии ниже 3%, тяжелее всего придется наименее защищенным слоям населения. На них никогда не делали ставку, ориентируясь, в первую очередь, на материальное благополучие, игравшее ключевую роль в успехе этих стран. Социальное неравенство, достигнув новых высот, выйдет боком, выльется в недовольства и массовые акции протеста.

В этом случае Европа неожиданно превратится в зеркало совсем иного толка: развивающиеся страны увидят в нем все свои структурные недостатки, как под увеличительным стеклом. Поэтому Европа должна спасать экономику Греции и банки Испании любой ценой, а развивающиеся страны - лезть из кожи вон, помогая ей в этом. В Старом свете хорошо знают - чем дольше ждешь, тем выше цена, и тем ниже шансы на успех.

К несчастью, страны, которых объединяет прежде всего нежелание признавать свои обязательства на международном уровне, не смогут сделать нужные выводы. Да, большинству развивающихся стран кажется дикой мысль о том, чтобы помочь Европе финансово, а не "добрым советом". И вот, почему:

Во-первых, блока развивающихся стран попросту не существует. У них разное видение своего развития, разные политические курсы, в отличие от Запада, объединенного демократией. Ее суть не меняется, несмотря на разные взгляды и ценности. И это очень важно. Европа и Соединенные Штаты останутся союзниками, даже если Барак Обама окажется "президентом на один срок", как Николя Саркози во Франции.

Во-вторых, развивающиеся страны Европе, скорее, соперники, а не партнеры. Их объединяет лишь недоверие Китаю. В таких условиях очень сложно выработать единую долгосрочную стратегию.

Китайцы хвастают тем, что думают "вперед", в отличие от американцев, которые думают "вширь", или европейцев, которые думают "вглубь". Такую мысль недавно высказал известный китайский эксперт в области международных отношений. Но когда речь заходит о европейском финансовом кризисе, поведение Китая определяется исключительно сиюминутными стратегическими соображениями, даже несмотря на то, что в 2011 году инвестиции страны в европейские экономики выросли в три раза. Конечно, скупить за бесценок половину пирейского порта гораздо выгоднее, чем инвестировать в долгосрочную консолидацию греческой экономики и ее финансовый сектор.

В-третьих, оппортунизм развивающихся стран основан на двойном недоверии: к Европе, и, конечно, как ни парадоксально это звучит, к самим себе. Иными словами, им не хватает уверенности в собственных возможностях спасти больного, коим является Европа.

Это противоречит триумфальным настроениям, витающим в Азии. Так, Кишор Мабубани, ведущий специалист в области международной политики в Сингапуре, недавно заявил в Вене, на конференции, что следующее тысячелетие будет принадлежать Азии. И все же от внимательного наблюдателя не ускользнет едва уловимая тревога, витающая в высших кругах развивающихся стран. Их неуверенность проявляется по-разному: начиная с накопления ликвидных активов в качестве страховки от внешних и внутренних потрясений, и заканчивая повальным стремлением дать детям заграничное образование.

На самом деле, больная Европа, да и весь Западный мир, может излечиться сам, благодаря своей внутренней силе и защитным механизмам: демократии и закону. Вот, почему нынешний европейский кризис может оказаться для развивающихся стран более устойчивых, чем Европа, в экономическом плане, но более хрупких в политическом.

Доминик Мойси,
Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate