+ развернуть текст сохранённая копия
Аэропорт Гибралтара
В Гибралтаре взлетно-посадочная полоса размещена на пересечении с шоссе, соединяющем территорию с Испанией. Когда самолеты садятся или взлетают с ВПП, дорожное движение на шоссе прерывается с помощью шлагбаумов и светофоров подобно тому, как это происходит на железнодорожных переездах.
Куршавель, Франция.
Аэропорт Куршавель является частью огромного горнолыжного курорта Les Trois Vallées во французских Альпах. Он известен своей суперкороткой полосой (ее длина всего 525 метров), построенной под значительным уклоном, и прерывающейся вертикальным горным склоном (почти, как и в Непальской Лукле). Лед и непредсказуемые ветра – это вечное беспокойство для пилотов. Не каждый сможет справиться с посадочной полосой зимней страны чудес – во время длительных специальных тренировок пилоты должны показать свои способности, соответствующие множеству требуемых критериев.
Аэропорт Мадейры
Пилоты должны заходить на посадку в аэропорт Мадейры, зажатый между горами и Атлантическим океаном, строго по часовой стрелке, чему их специально обучают. Несмотря на то, что взлетно-посадочная полоса продлена до 2.745 метров, при посадке у пассажиров волосы буквально «встают дыбом». Сначала пилоты направляют самолет на горы, а в самую последнюю минуту резко поворачивают вправо.
Аэропорт Хуанчо
Этот аэропорт расположен на обрывистом полуострове на северо-востоке. Сильный ветер не редкость на этом острове, поэтому пилоты при посадке должны решать проблему ветра и возможного скольжения при маневрировании на взлетно-посадочной полосе, чья длина составляет лишь 396 метров.
"Однажды, когда французский король Карл VI следовал куда-то в сопровождении своей стражи, один из пажей выронил копье. Услышав звон оружия, король, доведенный до предела беспрерывным ожиданием покушения, дико закричал и, выхватив меч, принялся рубить налево и направо. Прежде чем телохранителям удалось почтительно скрутить своего повелителя, впавшего в буйное помешательство, несколько человек было убито и ранено."
"В конце сороковых специально ко Дню Военно-Воздушного Флота - генералиссимус этот праздник высоко чтил - был закончен фильм "Жуковский". Сталин в те годы решил, что в стране должно выходить не более двенадцати картин в год; больше - баловство, может помешать работе; не следует слишком уж баловать зрелищами наш народ;картины надо делать биографические - о великих деятелях русской науки и культуры, бороться, таким образом, с низкопоклонством перед загнивающим Западом и проявлениями безродного космополитизма. Как на грех, именно в день праздника сталинских соколов Сталин уехал на Кавказ. Связываться со Сталиным по телефону было не принято. Места, где он отдыхал, не знал никто; он часто менял дачи, хотя более всех других на старости лет полюбил дом на озере Рица; Крым и Сочи почти не посещал, тянуло на родину. А коробки с "Жуковским" лежали у Большакова (председателя кинокомитета), и он метался из одного начальственного кабинета в другой, спрашивая совета, как поступить: ждать возвращения товарища Сталина в Москву или же выпустить картину к празднику? Молотов (говорили, что Большаков начал восхождение, работая у него шофером) от совета воздержался; Берия посмеялся: "Принимай инициативное решение, ты - министр, тебе и карты в руки!" Полагая, что столь категорические слова ближайшего соратника вождя не могли быть произнесены случайно, Большаков подписал приказ о выпуске фильма на экраны. Улицы всех городов Союза заклеили афишами, о новой работе советских кинематографистов сообщило радио, причем неоднократно, да и пресса откликнулась рецензиями, понятно, восторженными, ибо никто и представить себе не мог, что фильм вышел без санкции вождя. А наутро после премьеры с Кавказа поступила вэче-грамма от Сталина с просьбой срочно поставить на повестку дня один лишь вопрос: "О положении дел в советском кинематографе". Большаков понял: вот и пробил его последний час. Вечером того дня, когда вернулся Сталин, председатель кинокомитета был вызван в Кремль. Молотов, Каганович, Берия, Маленков и Ворошилов заняли свои места за длинным дубовым столом, Большаков за маленьким столиком, Сталин, как обычно, медленно расхаживал по кабинету, зажав в руке трубку. Объявив заседание открытым, Маленков вопрошающе взглянул на Сталина. Тот, продолжая расхаживать по кабинету, молчал, словно бы собираясь с мыслями, остановился, наконец, под портретом Маркса и тихо, чуть не по слогам, спросил: - Товарищ Большаков, нас интересует только один вопрос: каким образом на экранах страны появился новый художественный фильм "Жуковский"? Конкретно: кто из руководства смотрел эту работу, когда, какие высказал замечания? Еще конкретнее: кто дал санкцию на выпуск этой картины в свет? Большаков медленно поднялся; лицо враз отекло, побелело. - Да вы сидите, товарищ Большаков, сидите, - Сталин чуть махнул рукой. - Сидите... Большаков тем не менее продолжал стоять, чувствуя в себе мерзкое желание вытянуться по швам: - Товарищ Сталин... Мы тут посоветовались, - моляще глядя то на Молотова, то на Берия, начал он, ожидая их поддержки; те, однако, сосредоточенно писали что-то на листках бумаги. - Мы тут посоветовались и решили... Сталин словно бы споткнулся; обернувшись к Большакову, изумленно спросил: - Вы тут посоветовались? - пожав плечами недоуменно, повторил: - Значит, вы советовались... Хм... А посоветовавшись, решили... Он постоял мгновение на месте, потом чуть ли не крадучись пошел к двери, глухо повторяя слова Большакова, словно бы обсматривая их и примеряя к чему-то своему, заранее выношенному. - Они посоветовались и решили, - говорил он все тише и тише, будто устав от этих слов. - Они тут все решили, посоветовавшись... Открыв тяжелую дверь кабинета, он обернулся и, упершись взглядом в лоб Молотова, повторил в задумчивости: - Итак, вы тут посоветовались... И решили... С этим он и вышел. Настала мучительная тишина, было слышно, как скрипел грифель в руках Берия, по-прежнему что-то писавшего на толстой желтоватой бумаге. Внезапно дверь отворилась, Сталин заглянул в кабинет и вдруг улыбнулся своей чарующей, обезоруживающей улыбкой: - И... правильно решили... Когда дверь закрылась, Маленков, откашлявшись, заключил: - Товарищи, вопрос о положении дел в советском кинематографе можно считать рассмотренным... "
