Вспомнились августы прошлых лет -- истощённо-похмельные, жадно-хватающие-последнее; с одной стороны, внешняя холодность и отстранённость, с другой стороны, заглатываешь жизнь залпом, как текилу-бум, чтоб шибануло в нос, чтобы успеть пройтись пешком на рассвете, чтобы успеть почувствовать запах года, незаметно пролетевшего в пьянках и необязательных тусовках и долгих интернет-ночах в гулком кибер-кафе, чтобы успеть почувствовать себя живым, а не послушно исполняющим заведённый когда-то собою же бессмысленный танец; чтобы успеть вдохнуть воздух, а не разбавленный кондеем табачный дым, и услышать шум листвы и дальний гул проспектов; услышать что-то ещё, кроме грохота метро или музыки в наушниках или назойливых мотивчиков в кафе. Август, это время, когда обесцениваются добытые или заработанные деньги, когда банкротятся и сводятся на нет все уравнения смутных предвидений и ожиданий; и как раз пустота, наоборот, обретает какую-то самостоятельную ценность. Именно в августе у меня всегда была меньше всего потребность в обществе, и явно довлела потребность к долгим ночным прогулкам в одиночестве, и болтанию ногами на краю крыши соседнего шестнаря, но в то же время не отпускало ощущение уходящего поезда и какая-то немая, подразумеваемая потребность добрать что-то, что я раньше намеренно или по невниманию пропустил или чем снисходительно пренебрёг; стремление, как в древнем Риме, подбить итоги года, и в то же время паралич от ощущения ускользающего прекрасного времени, и ощущения преддверия зимы-осени, которые мне зрительно представлялись красно-коричневым девятым валом помоев и промозглых отбросов. В августе начинаешь вдруг резко ценить бархатность ночного неба и приятный ночной ветер, ведь скоро они обратятся жёлто-серым ватным одеялом и резким пронизывающим поддувалом в пах и в горло. В августе начинаешь ценить возможность пройти пешком, одному или с другом, километров пять-семь-десять по городу, и при этом не замёрзнуть вдрызг и не впасть в уныние, а только получить радость и поделиться ею. Иными словами, август похож на ворох среднего номинала банкнотов, которые остаются от шикарного приза, когда сам приз как-то подозрительно быстро и бессмысленно проебался, но, вроде бы, осталось ещё много и существенно, хотя дачу или автомобиль ты на это уже не купишь; и как-то смутно досадно на собственные недавние планы, которые снова по-тихому и незаметно проебались у тебя под носом, причём проебались сами, или даже при твоём же неосознанном, немотивированном содействии -- но, пока ещё что-то есть, то досадно-и-ладно, похуй-пляшем, хоть уже и не канкан, но, скорее, танец маленьких ебанутых похмельных лебедей. И хочется как-то хоть немного ещё попридержать остатки, чтобы успеть получить хоть какое-то внятное удовольствие, вместо пёстрого и неразборчивого вихря быстро пронёсшихся увлечений и впечатлений; чтобы было что пощупать, помять в кулаке, вместо того чтобы только вспомнить -- но пальцами нашариваешь в карманах лишь мелкую сдачу и мятые просроченные счастливые билеты, дырявленные и бесполезные. И что же дальше? Что, что... И тому надо радоваться, и тем быть довольным, хоть раньше я и любил попредаваться сожалениям по собою же проёбанным вистам -- так ведь в том нет толку. Что ты сам отдал, то навеки твоё -- а если что проебал, так то ты продолжаешь и дальше проёбывать каждый блядский летний, зимний или осенний, день -- и август, это как раз то время, когда вдруг отчётливо это понимаешь, и спохватываешься, и пытаешь ещё хоть что-нибудь успеть, но, устыдившись резкости и наивности этого порыва, одёргиваешь сам себя, и уже не отдаёшь, и не проёбываешь, а просто отпускаешь на волю дней.