Один из самых сильнейших приёмов стимулирования творчества и получения какого-нибудь конечного продукта (серии картин или арт-объектов, готовую книгу, фотосерию) — это запереться в келье и начать творить. В жизни это может выглядеть по-разному.
Например, в виде онлайн-марафонов 750 слов и Nanowrimo, в которых поучаствовал и я.
Или в виде арт-резиденции — поселения или здания, в котором творцу даны все условия для творчества. У него просто нет выбора — он творит.… Читать далее ⇢
Один из самых сильнейших приёмов стимулирования творчества и получения какого-нибудь конечного ... + развернуть текст сохранённая копия
Скучных собеседников часто обвиняют в том, что они «нагоняют зевоту».
На ... + развернуть текст сохранённая копия
На самом деле, ничего они не нагоняют. Сном тут даже не пахнет. Стокнувшись с таким индивидом, зевать не тянет вовсе, а вот скандал устроить или стол перевернуть — очень даже.
Это как маленький тест на адекватность, который невозможно пройти. Бомба замедленного действия. Будь ты хоть йог, хоть фашист, хоть английский лорд в пятом поколении, хоть реинкарнация Будды Шакьямуни — все равно не выдержишь, рано или поздно отпустишь ехидное словцо, бросишься в истерике в туалетную комнату или нарежешься в дребадан, чтобы притупить гневные импульсы замороченного мозга. Как им это удается? Просто супер-способность какая-то.
Вот так сидишь порой и думаешь, как прекрасно было бы действительно обзавестись предохранителем на случай нытика. Только он начинает гундеть — ты сразу вырубаешься. Можно с зевотой, можно без зевоты, главное чтобы работало.
Есть, куда развивать психику.
Сейчас много запрещают. И это нормально. Куда страшнее то, что мы сами запрещаем ... + развернуть текст сохранённая копия
Сейчас много запрещают. И это нормально. Куда страшнее то, что мы сами запрещаем себе. И дело тут даже не в государстве, не в страхе получить дубиной по спине или оказаться за решеткой. Мы просто привыкли прятаться. Без всякой угрозы со стороны, мы скрываемся от вездесущего соседа, сидящего за виртуальным углом — того, кто вечно подглядывает, подслушивает, делает мир тесным. Социальные сети неожиданно населили мир кучей лишних людей, которые за минуту сделают пьяный твит доказательством супружеской измены, а новую фотографию в фейсбуке — судебной уликой. Если ты не боишься говорить, любая глупость сразу становится достоянием гласности, любой поступок — пищей для сплетен. Выбор есть, как же без него? Можно молчать. Врать в ночных телефонных разговорах. Тонко чувствовать течение, обходить неприятные темы, замыкаться и принимать на веру любые, даже самые идиотские правила, пытаясь сохранить на черный день свою куцую житейскую заначку адреналина. Утром, проснувшись с похмелья у друзей, к которым убежал от неприятной женщины, можно судорожно вычищать список входящих вызовов, смс и удалять ночные твиты. Можно бояться сказать миру, как тебе херово. Это нормально. Но если ты боишься написать, как тебе хорошо, ты по уши в дерьме, мон шер. Когда-нибудь, если тебе не повезет, ты станешь лысыми стариком со вздувшимися венами и выпавшими зубами. Отдельные счастливчики впадут в маразм, попадут под машину, сломают шею, упав с лестницы, но тебя пронесет, везунчик. Ты останешься наедине с собой и захочешь что-то донести перед смертью... но не сможешь. Ты испугаешься. Промолчишь и тихо сдохнешь. Тебя никто не подслушает, не застанет на месте преступления. Никто не прочитает твои диалоги в социальной сети, не сделает выводов и не обвинит тебя в измене. Никому не будет дела до твоих мыслей, как и до тебя самого. Тебя не станет, и лучшее, на что ты сможешь надеяться, — благодарный пост в дневнике твоего внука. Одна беда — ты его уже не прочитаешь. Не загоняй себя в клетку. Говори. Делай. Живи. И пожелай приятного просмотра тем, кто кусает локти за портьерой. А вообще, иди-ка лучше спать. Поздно уже.
Не устаю удивляться собственной реакции на все эти церковно-панковские скандалы. ... + развернуть текст сохранённая копия
Не устаю удивляться собственной реакции на все эти церковно-панковские скандалы. Какие-то пару-тройку лет назад в сходной ситуации я бы тут устроил помпезный ядерный антиклерикальный фейерверк со всеми втекающими и вытекающими, всем бы воздал и раздал, ужо полетели бы кровавые клочки по закаулочкам, да... Знамо ли дело — в кои-то веки народ активно попер на церковь! Да о таком прогрессе отношений даже мечтать нельзя было! Все выводы и доводы в ночных околоцерковных беседах приходилось вымерять, выдавливать по капле, чтобы не обидеть верующих знакомых, не перегнуть палку, а тут — на тебе! — белая, пушистая кухонная интеллигенция скорчила гримаску, топнула ножкой и бросились самолично кусать РПЦ. Ох, я бы ликовал. Ох, я бы смаковал. Ох, я бы бился не на жизнь, а на смерть. У меня в то время вообще вся жизнь была одной большой экзистенциальной дракой с собственной тенью. А потом я устал от войны. Понял, что право на выбор нельзя завоевать или отбить. Либо он есть, либо нет, и никакая церковь, никакие далай-ламы, никакие инопланетяне с этим ничегошеньки поделать не могут. Когда знаешь, чего хочешь, никто тебе не помешает: ни люди, ни их слова. Надо просто знать. Просто быть. Просто владеть собой, гордиться собой, любить себя. Жить для себя, а не для войны, мира или еще чего-нибудь возвышенного. Слиться с собственной тенью и стать наконец чем-то цельным, завершенным, способным не только драться, но и созидать. Осознание этого простого факта перечеркнуло практически всю мою сознательную молодость, все мои маленькие битвы, победы и поражения. Это было ужасно, но жалеть о тех годах было еще ужаснее. Я дал утвердительный ответ на вопрос: живу ли я? — и все остальное моментально потеряло значимость, растворилось, табачным дымом унеслось в форточку. Сейчас, глядя на все эти танцы с бубном, суды и пересуды, я не вижу людей. Передо мной картонные фигурки, ярлычки, веселые картинки в калейдоскопе стереотипов. Король бьет шестерку, джокер бьет пусси райот, конь бьет слона. Время тасует фигуры и карты, шарики слетаются и разлетаются... Многие не видят смысла в жизни без этой игры, иных она развлекает, а мне просто скучно. Я уже выиграл и ни о чем не жалею.
