| Сегодня 27 ноября, среда |
      |
  
|
  
Какой рейтинг вас больше интересует?
|
Выборы, выборы... и не только кандидаты2011-12-06 22:41:40 (читать в оригинале)Наконец-то собралась написать пост о том, как была наблюдателем на выборах 4 декабря. Мой участок в Ставрополе – Кооперативный техникум на улице Серова (№36). Шла наблюдателем не как журналист, но от партии «Справедливая Россия», так по разным причинам получилось. День начался сразу с мелкого и очень распространенного нарушения: пускать меня на участок до его открытия не хотели, поэтому пришлось тарабанить. Каждый раз к стеклянной двери подходил кто-то из членов комиссии, спрашивал, что нужно, и говорил «Ждите восьми, раньше вам здесь делать нечего». С попытки, наверное, четвертой нас (к тому времени - меня и наблюдателя от ЛДПР) все-таки пустили. Оказалось, что на участке уже спокойно присутствовали наблюдатель от «Правого дела» и двое от Михаила Кузьмина (независимый кандидат, член «Единой России»). Помимо меня (а я была наблюдателем с правом совещательного голоса) и моего напарника (который устранился с участка еще где-то в обед), в качестве наблюдателей были двое человек от ЛДПР (если бы не они, я бы рехнулась), девушка от «Правого дела», бабушка от КПРФ, двое наблюдателей от Михаила Кузьмина и двое наблюдателей от «Единой России». Собственно, если добавить к этому члена избирательной комиссии с правом решающего голоса от этой же партии, свободно получаем абсолютную передозировку «любимой» партией на квадратный метр помещения... На участок в первой половине дня заходила журналистка, которая дала нам книжечку «Талисман наблюдателя» - памятку "Голоса", которая могла бы оказаться полезной, если бы не глухое верещание, которое каждый раз поднимали председатель вместе с одной из наблюдательниц, когда речь заходила о законе, который мы, по их нескромному мнению, не знали априори. Но об этом - ниже. Начался избирательный день с того, что в 8 утра на участок ввалилось хорошо организованное и координируемое студенчество Коптеха. Подойти к столам членов комиссии из-за этой толпы было катастрофически невозможно. Я несколько раз выходила на улицу за студентами, часть которых из участка двигалась не к выходу за территорию техникума, а в другой его корпус. Поговорила с напарником, он тоже сходил, вернулся, сказал, что ничего страшного там не происходит. С 8 до 10 утра, по данным председателя комиссии, проголосовало 150 человек. Наблюдательница от ЛДПР, опоздавшая на участок, начала вести свой подсчет в 10 утра. Поток студентов к этому времени начал снижаться, и в какой-то момент коллега заметила, что от одного из столов отошел человек с двумя паспортами, и указала на самый дальний от нас стол, к которому, как оказалось, нельзя подобраться даже, когда на участке никого нет. Поскольку я вооружилась в этот день и камерой, и фотоаппаратом, спокойно взяла свой хэндикам в руки и, без демонстративных размахиваний, даже не открывая я, спокойно подошла к столу члену комиссии. Председатель тут же достаточно вежливо попросила меня отойти, потому что рядом с сейфом стоять категорически запрещено. С чем я, собственно, спорить не стала и предположила, что мне можно было бы встать на ступеньках, которые располагались за сейфом, на приемлемом от него расстоянии, зато оттуда у меня был бы достаточно хороший обзор на весь зал. Но в этом мне также было категорически отказано.  Подошла к своей коллеге от ЛДПР и выяснила, что она тоже давно по этому поводу беспокоится, потому что загороженный член комиссии постоянно что-то пишет на протяжении последнего часа. Наблюдатель (без права совещательного голоса) от ЛДПР подошел к одному из членов комиссии (представитель «ЕР») и попросил раздвинуть таблички. Конечно же, нас послушали моментально: между табличками появился зазор в 1 (!) сантиметр шириной, что просто убило. Посовещавшись с коллегой от ЛДПР, мы решили, что раз уж у «Справедливой России» нет соответствующего документа на съемку, а не федеральный закон всем класть, снимать должна наблюдатель от ЛДПР. И что вы думаете? Стоило только приблизиться к столу наблюдателей и сказать, что мы не будем снимать лиц, но эту картину снять обязаны, от председателя и одной наблюдательницы от Михаила Кузьмина бурным потоком посыпались все те же знакомые аргументы. С одной поправкой: разрешающий съемку документ – «вообще не то!». То есть если в первый раз нам, нарушив закон, запретили снимать, ссылаясь на отсутствие специального документа, второй раз запретили это делать, несмотря на его наличие. Коллега проконсультировалась со штабом, ей сказали, писать жалобу. Мне посоветовали не провоцировать. Жалобу коллеги, как свидетель, подписала я и другой наблюдатель от ЛДПР, при попытке ее вручения у председателя случилась вторая истерика: тетки взбесновались и возопили, что это МЫ нарушаем закон, что МЫ провоцирует срыв выборов, что МЫ отрабатываем деньги партий, что МЫ… а угадайте теперь, чем это закончилось? Конечно же, члену комиссии, которая ВООБЩЕ не принимала участия в ругани, стало плохо. В результате – примчавшаяся машина скорой помощи и многократные обвинения в духе «Зачем?! Зачем вам это было надо?!..» Сразу скажу, что мы держались, как могли, чтобы не отвечать на крики, что было нереально трудно, и спорила я (не теряла надежду на то, что меня услышат) ровно до тех пор, пока не поняла, что это бесполезно. И повторяю: нас в любой момент могли бы вышвырнуть оттуда, и снимать напролом имело бы смысл только в том случае, если бы потеря одного человека ничего бы существенно не поменяла. Но нас было трое. Да, не уточнила, что членом комиссии, который молчал, к которому никто не обращался, но у которого поднялось давление на фоне конфликта была та самая женщина (безусловно, несчастная, потому что давление - не шутки), которая сидела у сейфа, огородившись тремя табличками, и что-то непрестанно записывала. Нет, я ни в коем случае не считаю, что есть ситуация, которой она могла бы заслужить проблемы со здоровьем, я ни в коем случае не злорадствую, но… и чувства вины за произошедшее не испытываю ни-ка-ко-го. Более того, я имею наглость утверждать, что члены комиссии не имеют права таким образом реагировать на жалобы. Во-вторых, кричали и бросали свои места, чтобы с нами разбираться, председатель и ей сочувствующие – но никак не мы. Надо сказать, что появление скорой помощи предопределило дальнейшее развитие событий. На мою коллегу написали жалобу, которую подписали все члены комиссии, но коллегу с ней так и не ознакомили. Жалоба, как оказалось, заключалась в том, что наблюдатель стояла возле сейфа (хотя стояла возле него я, и отошла после первого же спокойного замечания). Второе обвинение – в том, что наблюдатель проводил фото- и видеосъемку (не было сделало ни одной видеозаписи или фотографии). Третье – она специально довела члена избирательной комиссии, за что должна понести наказание (ни одного слова доведенному члену комиссии ни ей, ни мной сказано не было). В довесок к этому на участок примчался сын «пострадавшей», который подошел к моей коллеге и попросил ее паспорт, затем просто увел с собой (сына вроде бы и понимаю, но что-то мешает признать, что он имел право, не зная ситуации, угрожать дальнейшим разбирательством). Дежурившие полицейский сказали, что они могут просто выдворить сына, и никаких документов предъявлять ему просто не следовало. Сын пообещал коллеге, что поедет с кем-то консультироваться и будет подавать жалобу в вышестоящие инстанции. В этот момент уже началось нечто феерическое. Периодически кто-то пробегал по участку и кричал: «Воды, срочно горячей воды». К счастью или нет, но избирателей в этом время не было. С урны глаз мы старались не спускать даже во время этой наигранной суеты. Молодая девушка Альбина из комиссии, взывая к моей совести, спросила, не хочу ли я сфотографировать ЭТО, мол, как плохо из-за нас хорошему человеку. Другая девушка, представляющая в комиссии «Патриотов России», кстати, еще после первого конфликта загадочно на меня посмотрела и сказала «… (чье-то имя). 50 тысяч?». Я спросила потом у коллеги из ЛДПР, что бы это могло значить, оказывается, что был слух, будто кто-то в городе платит наблюдателям по 50 тысяч рублей. Я оскорбилась, понервничала. А потом забила. И кое-как в итоге все улеглось. Председатель комиссии, которой тоже стало дурно, то ли заодно, то ли просто на всякий случай, вернулась на место. Через какое-то время уже после отъезда скорой и сына, на мой вопрос о промежуточном количестве проголосовавших (а надо понимать, что в дальнейшем каждое наше «неловкое» движение приводило к обвинениям в «девочки, чего вы еще от нас хотите?») получила ответ голосом человека, находящегося категорически при смерти: «Я не могу. Мне тоже плохо. Мне тоже сделали укол. Я не могу считать. Вы видите, в каком я состоянии? Я не могу ничего посчитать». Кстати, после этой ситуации таблички легли плашмя - на всех столах. Потому что совершенно не важно, что именно нас смущало и о чем мы просили – нам показали, что наши претензии абсурдны, но эти честные люди готовы пойти на встречу. Член комиссии с повысившемся давлением слегла, конечно, на несколько часов. Говорят, проблемы со здоровьем у нее были и до начала выборов, мы вот довели до криза. Во время этого феерического скандала, упрекнув нас в полном незнании законов, наблюдатель от Михаила Кузьмина сначала рассказала, что она проходила инструктаж, что она знает об этой процедуре все, а вот кто инструктировал нас и инструктировал ли вообще – непонятно, поэтому разрешенная съемка – вымышленный нашим больным воображением закон. Позже председатель продекламировала один из пунктов инструкции, в котором черным по белому было написано, что фото- и видеосъемка может производиться, но только в том случае, что она не мешает работе комиссии. По мнению председателя, это было ее победой. Пересказывать абсурдность ситуации – занятие не стоящее, там просто нужно было быть: все члены комиссии повскакивали со своих мест, в это время мы, одни глазом поглядывая за урнами, другим – на обезумевших теток, тупо не могли вставить ни слова. Вы просто представьте: вся комиссия побросала свои места, встала полукругом вокруг нас возле столба, который видно на единственном оставшемся от этого «чудесного» дня фото, чтобы рассказать нам, что мы своим поведением мешаем комиссии работать! «Посмотрите», - вторили тетки друг другу, - «Из-за вас же никто не работает!». Следующее нарушение произошло перед вторым выездом для вечернего надомного голосования: представителям партий ЛДПР и «Справедливая Россия» (то есть нам) просто отказали в возможности поехать, мотивируя тем, что по закону, если наблюдатель от партии выезжал утром, вечером, то есть второй раз, делать этого он не имеют права. Более того, не предупредив, как это положено, за полчаса до отъезда, нас просто поставили перед фактом: вы не едите, потому что ваши представители уже ездили, теперь едут «Правое дело» и наблюдатель от Михаила Кузьмина. Вызвать машину для того, чтобы поехать за ними (а если вдруг за урной хотят ехать представители всех партий, но машины для этого нет, мы имели права вызвать свою машину, и ехать за ними следом) мы, конечно, не успели. Ну, и член комиссии от «Единой России» также поехал вечером, хотя утром «ЕдРо» ездило вместе с «СР» и ЛДПР, которым второй раз ехать запретили. Да, при попытке объяснить, что мы имеем право ездить столько, сколько хотим, снова началось массовое причитание по поводу незнания закона. Но, к сожалению, полученные членами комиссии «инструкции», к которым постоянно апеллировала ее председатель, на этом участке оказались единственным законом, который хоть и противоречил закону федеральному, но соответствовал поставленным перед безропотными «советскими» людьми (так сама окрестила всех присутствующих председатель: «Все мы советские люди, должны верить друг другу!»). Сегодня я безраздельно чувствую вину за то, что не была жестче, за то, что все-таки не достала камеру, потому что уже в тот момент было совершенно ясно, что делать на этом участке просто нечего, и единственное правильное поведение, раз уж ничего доказать мы не можем – фотографировать, снимать и тиражировать. И тут я скажу, что никогда у меня не будет жалости к тем, кто вот так нагло и однозначно нарушает закон. Плохо им, хорошо им – есть закон, на котором они потоптались. Какая может быть жалость? При этом хочу заметить, что я ни в коем случае не утверждаю, что все эти ситуации обязательно были обусловлены какими-то вариантами фальсификаций. Но именно так и ставят себе капканы сами члены комиссий, которые, возможно, руководствуются не необходимость нарушить, а элементарной глупостью, неумением принимать правильные решения. И, безусловно, мы тоже могли бы быть хитрее, мы могли бы сделать больше, мы должны были быть более опытными и подготовленными, мы должны были настаивать… Но, с другой стороны, как это могло бы исправить ситуацию, в которой "советские" тетки вопят при каждом случае о том, что ты мало жил, мало видел и ничего в жизни не понимаешь. Убедить этих людей в том, что они – мумии, у которых в голове не укладывается, как можно сказать «нет» входящим в разрез с общепринятым законом инструкциям и действовать так, как считаешь нужным ты сам, уже невозможно. Пока ящик для надомки уехал без нас, я отправилась проголосовать на свой участок по месту жительства, располагался он в Первой школе. Честно вам скажу: я приехала туда и чуть не прослезилась. Член комиссии, которая меня регистрировала, повернула ко мне книгу со списком избирателей и, протянув ручку, сказала: «Согласно новому законодательству, вы можете сами вписать данные своего паспорта. Подумайте хорошо – это ваш выбор» - я просто не поверила своим ушам. Во-первых, это не была «советская» тетка с «инструкциями». Это была стильно одетая женщина, с хорошим маникюром, которая наверняка тоже получила эти инструкции. Но у нее почему-то хватило сил делать так, как говорит закон, а не чьи-то преступные заветы. Кстати, на моем участке, согласно все тем же «инструкциям», все избиратели расписывались в книге за бюллетени вверх ногами – книга должна была лежать неподвижно. Из Первой школы, где стояли электронные урны, а наблюдатели сидели за столами прямо напротив комиссии, на свой участок я возвращалась, мягко говоря, с тоской. Более точно – как на войну. Дальше целый кусок не хочу описывать, потому что делать или говорить больше не было ни смысла, ни сил. После закрытия участка начались подсчеты, которые длились очень долго. Часть комиссии хваталась за голову, бледнела, краснела, но считала. Было забавно наблюдать, как на этапе вскрытия урн и выездных ящиков последовательность процедуры работы с ними председателю объяснялась хором. Был и такой момент: председатель взяла испорченные бюллетени и ответственно заявила: «Ну, эти я могу положить в любую стопку». Все члены комиссии отреагировали одинаковым «Нет, Валентина Михайловна, конечно, не можете». На словах: «Я – председатель, проходила инструктаж, мне виднее» испорченные бумаги у нее буквально были вырваны из рук. Конечно, это не попытка фальсифицировать, а просто элементарное и стыдное для председателя незнание. Далее, после опустошения стационарной урны она попросила всех сделать три шага назад от столов, а с того краю, где мы стояли с коллегой из ЛДПР… приставила двух полицейских. Просто представьте себе: четыре составленные вместе прямоугольные парты, и со стороны их более узкой части стоим мы, еще один наблюдатель сидит за нами, а по краям этой узкой части стоят двое полицейских. Парни постояли минуты две и с неловкостью отошли в сторону, сказав потом, что о таком их не просили ни на одних выборах. Потом два раза лично я делала замечание председателю, которая случайно или специально сперва положила пустой бюллетень в стопку «ЕР», а потом испорченный сверху на стопку «Справедливой». Потом, к счастью, эту стопку у нее тоже из рук забрали, перемещали и перебрали снова. Кстати, на протяжении всего дня отношение председателя к нам металось от очень вежливого до глубоко обвиняющего. То есть даже в моменты сортировки бюллетеней, после всего сказанного и рассказанного, она подходила к нам и говорила: «А у нас вообще ЛДПР любят, да», «Ой, ну, как же они могут портить бюллетени, ай-ай». При этом она превращалась в совершенно иного человека, когда речь заходила о чем-то ей неприятном. И, знаете, кто-то, может уже догадался, чем закончился этот день, но я все-таки напишу, что после всех долгих подсчетов, пересчетов и заполнения увеличенных копий протоколов (которые, слава богу, были вывешены на стену), в четыре часа утра нам было объявлено следующее: через два-три часа вы сможете получить протоколы, уже заверенные. На просьбу представить их копии перед заверением председатель ответила: «Никаких копий я вам не дам». Почему? «У меня... [угадайте что?] ...инструкции!». Руками в этом случае развели даже члены комиссии, даже представители «ЕдРа» - все предпочли отказаться от споров с председателем, которого начинала бить истерика от указаний на то, что ее инструкции расходятся с законом. Собственно, на просьбу рассмотреть мою жалобу по поводу того, что нас не пустили с урной во время второго выездного голосования, мне было сказано (ну, как «сказано» - раздался вопль), что никакие жалобы рассматриваться не будут, потому что «Все это не жалобы, а подлые кляузы!». То есть председатель не просто отказалась их подписывать, она оказалась принимать факт их физического существования. А, судя по всему, под конец дня в голове этой бедной женщины ("бедной женщины" - я действительно так считаю и буду настаивать на том, что таких людей к процессу выборов допускать просто нельзя) все перепуталось вконец. В частности, она заявила, что не хочет ничего слушать ни про какие жалобы, пока я не подпишу «ответную», которая, по словам председателя, составлена на меня. Когда девушка из комиссии тактично напомнила, что жалоба составлена не на меня, а на мою коллегу от ЛДПР, председатель разразилась очередной тирадой про то, что доведет это дело до конца, что вина за испорченной здоровье лежит всецело на наблюдателях, что все наши действия – провокация, что для нас нет ничего святого, что они – люди пожилые, а нам-то с этим еще жить и жить… На заднем фоне забасил на эту же тему водитель, на ступеньках появилась женщина в домашних тапочках (я предположила, что техничка), которая засверлила в меня пронзительным, укоряющим взглядом. К счастью, на тот момент мне было уже категорически пофиг. Тетки-наблюдательницы, узнав, что протоколы составят и заверят без них, спокойно стали растекаться по такси и разъезжаться. Мы же с ЛДПРовцами, которым, безусловно, нереальные респект и уважуха, помчались в штаб ЛДПР.У меня к этому моменту сел телефон, позвонить я никому не могла, а у ЛДПР стояла машина прямо у участка. Да, ЛДПРовцы - наблюдатель с правом совещательного голоса Катя, с которой мы все это прошли вместе, были друг другу свидетелями и пр., просто наблюдатель, который активного участия в наших баталиях не принимал, но во всем поддерживал, и присоединившаяся ближе к концу наблюдатель с правом решающего голоса Евгения. Респект еще дежурившим на участке полицейским, которые тоже очень помогали не раскиснуть. К сожалению, с участка мы ломанулись так быстро, что даже с ребятами не попрощались. Далее в штабе мы расстались с Катей, которая подписала жалобу по поводу невыдачи протокола. Меня подбросили до штаба «Справедливой», где я что-то устало начала рассказывать, а мне в ответ: «Просто забудь это как страшный сон». Я развернулась и поковыляла домой. От положенной 1000 рублей отказалась, просто не смогла ее взять. Когда пришла, поняла, что хочу только одного – физически отмыться. В предыдущем эмоциональном посте «Силы и места для шага вперед» можно почитать, буду ли я наблюдателем на следующих выборах. Сегодня понимаю, что с каждым часом, который отдаляет меня от Дня выборов, я все больше понимаю, что должна быть вообще-то благодарна судьбе, что побывала именно на таком, забытом богом участке, именно с таким неопытным, но очень в себе уверенным «советским» председателем. После этого мне не страшно уже ничего. Да, друзья, в избирательной комиссии были хорошие, достойные люди. Но не один из них не нашел в себе смелости, силы или потребности признать, что их коллеги нарушают закон. Не могу винить их ни в подделке результатов, ни в пособничестве партии фальсификаторов, ни в том, что они как-то неправильно живут – просто не могу. Но я никогда в жизни не позволю себе прислушаться к морали их уст тех, кто сам аморален, а именно таким в моем понимании является человек, нарушающий или допускающий нарушения. Безусловно, это не все, что я могу по этому поводу сказать, но этот пост и так вышел неприлично длинным. Безусловно, были на этих выборах в России гораздо более серьезные пресеченные и раскрытые фальсификации. А это… ну, кому-то может показаться, что просто – в рамках помахать кулаками после драки. Только я глубоко убеждена, что никакое это не «после», а самое настоящее «перед». И воспринимать то, что происходит сейчас как нечто исключительно «после» - значит оставаться покорным и признающим, что ненормальное и отвратительное есть приемлемая норма. Да, кому интересно, лично я на региональном уровне голосовала за «СР» («Яблоко» у нас не прошло), на федеральном – за «Яблоко». В одном из следующих постов расскажу, как изменилось мое отношение к другим партиям (кроме одной, с которой полная стабильность), и почему до выборов голосовать за коммунистов у меня рука не поднималась, а теперь – не исключено. И прошу прощения, что это пост вышел настолько длинным, что я даже не хочу его перечитывать. И еще я могла где-то случайно поменять местами наблюдателей от «Единой России» и от Михаила Кузьмина. Потому что при всем моем уважении к этому человеку, наблюдатели от него, члена «Единой России», для меня, по сути, никак не отличаются от наблюдателей непосредственно от «ЕР». Точно так же, как любой наблюдатель от депутата КПРФ, например, воспринимался бы мной как наблюдатель от этой партии. P.S.: Кстати, вот здесь есть сильно укороченная версия моего Дня выборов, написанная в 5 утра 5 декабря, то есть сразу по возвращению с участка. Предупреждаю, что запись передозирована матом, но прошу меня правильно понять: после 22 часов, проведенных в не самых приятных условиях, фильтровать было сложно.
|
 
Категория «Кино»
Взлеты Топ 5
Падения Топ 5
Популярные за сутки
|
Загрузка...
BlogRider.ru не имеет отношения к публикуемым в записях блогов материалам. Все записи
взяты из открытых общедоступных источников и являются собственностью их авторов.
взяты из открытых общедоступных источников и являются собственностью их авторов.