Во всяком начале заключён конец: всякий понедельник подразумевает пятницу, но если ты умеешь отличить главное от неглавного, то должен дорожить тем, что даётся именно в зловещий и прекрасный понедельник. Это не дерзость - закрыть собой чью-то интимную вакансию на пятничной волне. Настоящая дерзость - ловить в служебном воздухе понедельника выходные феромоны.
В подлунном мире меняются не сущности, а понятия, освещение, и феромоны, например, не нановещества, а всего лишь узкое, биохимическое обозначение флюидов.
В рабочую неделю словно через форточку понедельника втягивается ветер уик-энда. Тестостерон стучит в твоём сердце, сонный взгляд сильнее статики стягивает на женских телах до зубовного скрежета облегающие тряпки.
В министерстве правды очень медленные лифты. Обманчиво медленные, как белые медведи, во всякую поездку они - аттракцион для естествоиспытателя. Даже если едешь один, в свёрнутой в трубку утренней газете найдёшь на первой полосе какую-нибудь колкость в адрес правительства. Но утром редко едешь один. Заходят леди с включённой музыкальной гарнитурой - очень слышно их хриплое дыхание, которое они не контролируют. Заходят тучные люди, сдерживаемое дыхание которых трансформируется в сопение. Заходят и дышат жвачным перегаром дезодорированные офисные маскулинумы.
Я разгадал иллюзионистский секрет лифта: в нём каждый чувствует себя любовником в шкафу.
Иной раз едешь с подтянутым офицером из службы безопасности, который профессионально или со скуки пытается вычислить тебя - прочитать твою должность на бейджике, на третьем этаже заходит мальчик-мажор, он же буфетчик с кудрями Амура, и ты удивлённо впервые смотришь на его ноги, потому что полгода, как его знаешь, не видел его ног, потому что он буфетчик и держит ноги за стойкой, какие-то странные ноги, не подходящие для него; на пятом буфетчик выходит, а ты уже спрятал бейджик в карман, чтобы офицер не брякнул здравия желаю, а заместо буфетчика заходит олицетворённый цветок лилии - точно такая же когда-то пахла в твоём доме - всю неделю пахло лилией, и белый медведь опять медленно карабкается вверх на гору с эсбэшником, тобой и лилией, вверх над Крымской площадью, над мглой московской, над Остоженкой, над Садовым кольцом с рядом эвакуаторов и полицейских Volvo по случаю съезда власти, над платиновым куполом Зачатьевского монастыря, в котором патриарх отслужил торжественный молебен, провожая на Афон Пояс Богоматери.
Толстой повторял вслед за кем-то из апостолов: жениться, конечно, худо, по сравнению с тем чтобы целиком отдать себя Богу, но лучше всё-таки жениться, чем всю жизнь разжигать.
Садовое, Крымский мост, набережные, подземка, где объявляют, что начало очереди на Воробьёвых горах, - круглосуточно на пути обыденных, устоявшихся городских течений - островки и плотины из десятков тысяч людей, среди которых моя мать, например, и двоюродные сёстры. Люди в большинстве - здоровой сельской масти, стати и закваски, в ватных пальто и звериных шубах, а часто ещё обвязанные шалями или даже поверх в жилетах.
Среди них я - в чёрной коже и с мефистофелевским портфелем - чувствую себя кислотным пижоном. Мои ботинки сверху истоптаны. Сегодня на Остоженке в полночь видел тут и там организованные группы с детьми, которым на вид от шести лет, пересекали "зебру", нашёлся унтерменш, который психанул в образовавшейся пробке и засигналил, - из тех, наверное, кто молится на свой монитор и производит в блогах антиклерикальный ропот.
И на "Кропоткинской", уже заполночь, вваливаются в вагон - главным образом паломницы позднего детородного возраста, с почти скоморошечьей косметикой на лицах, не столько просветлённых, сколько просиянных. Впрочем, я сам весь вечер едва сдерживал в себе чувствительный восторг - восторг сопричастности, не нарушенный даже зрелищем драки на "Проспекте Мира", из-за которой задержали поезд.
Кэмерон работал над "Аватаром" 15 лет, Мирзоев 14 лет вынашивал дерзновенную мысль снять - не поставить! - "Бориса Годунова". Разница не только в том, что у Кэмерона были деньги, а у Мирзоева их не было, а когда появились, то мало - 500 тыс. (в России бюджетность картины не порок, а авторское кино, тем более если картину делает театральный режиссёр, её лаконизм вроде бы уместен), разница в глобальности замысла и его исполнения.
Разве те сейчас времена, чтобы скромная материальная база картины героизировала продюсера, в актёрах пробуждала энтузиазм волонтёров, а в зрителе - чуткость к режиссёрскому волюнтаризму? То, что я сказал выше - бюджетность не порок - всего лишь ирония: это устаревший тренд, и творческий успех сейчас во многом определяется эффективностью или конъюнктурностью менеджмента. Или огромностью таланта.
Мирзоев, конечно, не ради экономии на сценаристе взял за основу драму "О царе Борисе и о Гришке Отрепьеве", но слишком прозрачно и, я бы сказал, с местечковым размахом потратил непросто добытые средства на представительские авто, сквозняком пролетающие по Большому Каменному мосту у Кремля в раннее московское утро. (...)
На спецпоказе Ирина Хакамада, единственная помпезная персона в первом ряду, блеснув перед публикой туфлями-копытцами от McQueen, уверяла всех, что она ещё политик и что в политике-де внутренние монологи и нравственные страдания (подразумевала кровавых мальчиков) не имеют места быть, и под умильным взглядом загорелой, в фисташковом брючном костюме Татьяны Пушкиной бесстрастно констатировала, что фильм - провокация, и даже, возможно, его не будут смотреть (широкие массы).
А пока ведущая "Женских историй" приглашает на сцену режиссёра, актёров, специалиста по русскому средневековью и социолога из Левада-центра (куда же без него?), мы силимся рассмотреть в мирзоевском тираноборческом пафосе провокативные, по мнению very important Ирины Мицуовны, образы: это прежде всего Годунов на фоне триколора, что позволяет провести параллель между Московским царством и Российской Федерацией, и хичкоковский кровавый мальчик, символизирующий, несомненно, Ходорковского. (...)
BlogRider.ru не имеет отношения к публикуемым в записях блогов материалам. Все записи взяты из открытых общедоступных источников и являются собственностью их авторов.
