tanyant Голосов: 1 Адрес блога: http://tanyant.livejournal.com/ Добавлен: 2008-04-15 01:02:26 блограйдером Lurk

2013-11-05 04:07:39 (читать в оригинале)

Лет пять назад попросили меня купить на мою американскую карточку какой-то специальный комбинезон для скалолазания и вообще ночевки на снегу. Американский интернет-магазин не хотел принимать русскую карточку, а костюм нужного размера у них там один оставался, и надо было срочно.

Жалко, что ли? Я и заплатила картой, а мне вернули деньги в Москве. Микроуслуга, сделать и забыть.

Комбинезон, по плану, должен был отправиться по одному дружественному адресу в Огайо, а уже оттуда его предполагалось забрать и отвезти в Москву с оказией. Но через секунду после того, как я нажала на последнюю клавишу, оформляя покупку, выяснилось, что по дружественному адресу в Огайо в день доставки никого не будет, все уехали на каникулы. И хорошо бы, чтобы пакет задержался дня на три. Потому что почтовая компания, как выяснилось, положит пакет на крыльцо, и его могут спереть местные воры и бомжи. То ли это был UPS, то ли кто другой, уже не помню.

Но не тут-то было.

Остановить отправку комбинезона оказалось абсолютно и принципиально невозможным. Взялся - ходи, и никак иначе. Ни задержать отправку, ни подержать пакет на почте они не могут. Я писала им, звонила - бесполезняк. Вот посылать мне радостные реляции по электронной почте они могут ("мы уже выслали! ваша посылка в пути!") - это пожалуйста.

Все участники сделки волновались и заламывали руки. Женщина, чей комбинезон, боялась, что вещь пропадет и деньги с ней вместе. Принимающая сторона нервничала, так как у них в районе бесхозный пакет привлек бы ненужное внимание праздношатающихся. Я волновалась как передаточная инстанция, хотя могла бы положить на всё с прибором.

В конце концов все обошлось, все хорошо кончилось. Но с тех пор - а прошли годы - мою почту принялись бомбардировать рассылками такого развязного содержания: "Хелло, Татьяна!!! Мы знаем твою любовь к экстремальному отдыху и разделяем ее с тобой!!! Рады сообщить, что в продажу поступили новые альпинистские ботинки... ледорубы... утепленные шлемы..."

Я скрежетала зубами (ведь моя идея отдыха - это неподвижное лежание в гамаке) и стирала эти письма, а они все сыпались и сыпались. Наконец вал стих (может, разорились, может, менеджер сменился), но тут начал свою атаку российский магазин альпинистского снаряжения, а российские магазины жалости не знают. Тексты поступают такие: "Случилась печалька и вы не видите нашу суперполезную рассылку? Нажмите скорее сюда", "Скорее добавьте нас в адресную книгу и Вы не пожалеете! Ура!", "Татьяна! Спешите! Сегодня обувь со скидкой до 60%!" и прочие бессмысленные ужасы. Отписаться от них не получается, отписка не работает. Вот так мелкое доброе дело оборачивается адом.

Сегодня они предлагают мне кроссовки Onitsuka. О нет, сука! Нет!!!

---

2013-11-05 04:03:36 (читать в оригинале)

Как-то ездили мы с сестрой Натальей на литературную конференцию в Финляндию. Она вся прошла за городом, на зеленой травке: кто хотел - сидел на раскладных стульях, а кто предпочитал валяться - валялся под дубами. Мы и интервью давали, валяясь. Интервьюер тоже валялся рядом.

Комара ни одного не пролетело, хотя рядом было озеро. Все было мирно, расслабленно, трезво. Зная собственную склонность к свинскому пьянству, хозяева запретили продажу вина и пива во время конференции, но по ее окончании обещали хороший выпивон.

Так и вышло: нас всех посадили на пароходик и отправили в плавание по системе озер, соединенных каналами. Финская сосновая природа, чистая вода, скалы, редкие темно-красные домики, вокруг которых не наплевано и не намусорено. Едешь и дивишься: отчего по эту сторону границы все так чисто и благостно, и отчего с нашей стороны, с совершенно аналогичным населением: карелы, ингерманландцы, финны - такой глобальный срач? Но этот метафизический вопрос, как всегда, повисал в воздухе и не получал ответа.

Винища на пароходе было залейся, и пива тоже, так что финны уже через двадцать минут ходили со стеклянными глазами и красными лицами. Но оставались такими же молчаливыми и сдержанными: нация интровертов. Все внутри.

Несколько человек, кто покрепче, оказались музыкальным ансамблем: они достали маленькие гармошечки - буквально размером с дамскую сумочку - и заиграли на них, припевая что-то рифмованное. Другие слушали, сдержанно веселясь и молчаливо одобряя.

Я спросила у финского переводчика, - про что поют? Это, сказал он, частушки про Троцкого. Перевод, сказал он, примерно такой:

Троцкий тесто замесил,
Троцкий блины печь собрался.
Ой, Троцкий, ой, Троцкий,
Не знал он, что Суоми - исконно финская земля!

А потом ансамбль гармонистов, окончательно уже остеклянев, заиграл "Калинку". И тут один финн - соломенно-белый, в глухом черном суконном костюме, длинный, как лыжи, вдруг одним прыжком вскочил на рундук и заплясал вприсядку, далеко выкидывая сухие, как жерди, ноги. Лицо у него при этом оставалось неподвижным, только наливалось малиновым жаром. И потел очень.

Казалось, он пляшет не потому, что ему хочется, а потому, что не плясать не может. Если бы частушечники не оборвали мелодию, он бы, наверно, упал на палубу с сухим стуком, как Кощей. Но они милосердно прекратили песнь. Остановился и финн. Тяжело дыша, он выпрямился во весь свой двухметровый рост, плюс рундук. Встретился с нами взглядом с этой высоты. Постучал себе согнутым пальцем в грудь и сказал:
- Умм - эуропейски, душа - русская!

---

...

2013-10-19 23:17:45 (читать в оригинале)

Как-то раз, давным-давно, я купила стиральную машину какого-то скандинавского производства, шведскую, наверно; у них тогда была маркетинговая мода на панибратство.

В инструкции для пользователя - на почти русском языке - стиральная машина обращалась ко мне на "ты" и разговаривала доверительно. "Здравствуй! Я - твоя стиральная машина. Прежде чем начать мною пользоваться, внимательно прочти инструкцию до конца".

Я прочла. "Спереди у меня расположены четыре кнопки и два циферблата". "Слева наверху, над кнопками, ты найдешь выдвижной ящик с двумя отделениями".  "Перед стиркой отдели светлое белье от темного". "Налей в меня средство для смягчения белья".

Я зачиталась и даже увлеклась: по жанру инструкция была ближе всего к софт-порно.

"Если ты не хочешь, чтобы я дула горячим воздухом, отключи эту функцию".

"Во время отжима я могу начать сильно содрогаться и даже подпрыгивать; во избежания этого укрепи меня путем фиксации ножек к полу (скобы А1 и А2 прилагаются)".

"По окончании стирки я подам продолжительный звуковой сигнал в виде гудка; его громкость ты сможешь регулировать".

"Не допускай попадания в меня детей и домашних животных!"

О сила простодушного искреннего слова, о сила прямого обращения и замены пустого "вы" сердечным "ты"! Каких-то семь или восемь страниц этого нескладного лепета, и я уже сроднилась с ней, она стала мне странно родной, как становится порой почти близким случайный спутник, с которым разговоришься в электричке, возвращаясь с букетом пионов с дачи, а потом он, - досада какая, - сходит на станции Кушелевка, а тебе ехать до Финляндского. Она уже почти женилась на мне, эта автоматическая, с фронтальной загрузкой, на пять кило сухого белья особа, и хорошо, что я женщина, а если бы я была мужчиной? Как бы сложились - или как осложнились - наши с ней отношения?

А под конец, когда она уже практически стала человеком или, во всяком случае, глубоко вошла в мою жизнь и дала почувствовать, как она мне необходима, она вдруг делала последний рывок и проявляла чудо самопожертвования, самоотречения и какого-то высшего, почти уже и недоступного человеку смирения:

"А когда я стану не нужна тебе, отрежь у меня электрошнур,  открой дверцу и вынеси меня на место сбора мусора"...

...День, что ли, сегодня такой; я вспоминаю ее, думаю о ней; я думаю, что чему-то, пожалуй, я могла бы у нее поучиться. А я даже не помню, как ее звали.

...а когда я стану не нужна тебе, отрежь у меня электрошнур...

---

ШВЕДЫ

2013-10-11 00:38:23 (читать в оригинале)

Много, много, много лет назад, - прямо скажем, 25 лет назад - я первый раз приехала на Крит и жила на краю города Ретимно. Тогда город Ретимно был маленьким и кончался там, где старый университет. А дальше шли буераки и неудобья и тарахтел экскаватор, копавший землю под будущие здания - сейчас они тянутся километров на 15 от этого места.

В общем, все еще было свежее, молодое и нетронутое. И дороги на Крите были непроезжие, а некоторые вообще пылевые, так что приятно было снять сандалии и брести по этой остывающей вечерней пыли, как по муке. Теперь-то всюду асфальт, и всюду удобно доехать, но не только мне, вот в чем беда-то. И ужасные, удобные шоссе проложены напролом через чудные, таинственные горы, полные деревьев и птиц; нет там теперь ни деревьев, ни птиц, а только отвалы рыжего камня и свист ветра.

Вот приехала я туда впервые и сидела в ресторанчике в гавани, на самом берегу, и вертела головой. Там все рестораны дрянь, туристское обдиралово, и рыба мороженая, и цены задраны, но есть один настоящий, прямо под носом, но неприметный, - там всё как надо, домашнее, а опознать его можно по тому, что там едят сами греки. Скатерти в синюю клетку, солнце светит, и можно крошить хлеб рыбам прямо в мутную воду со стола.

А метрах в трех от меня, в невкусном ресторане, сидела женщина, шведка, лет тридцати пяти, - волосы морковного цвета дыбом, футболка прямо на голое тело без лифчика, как у скандинавских женщин принято, в окружении трех викингов завидного роста и богатырской красоты, таких краснолицых, с золотыми шевелюрами, с пронзительно голубыми глазами. Все они были пьяные в жопу, очень веселые, а она пьянее и веселее всех, и громко хохотала, разевая рот. Нельзя было ее не заметить.

И вот прошло четверть века, и прежний Крит, манивший своей нетронутостью, своей удаленностью, пасторальностью и патриархальностью поблек и зарос бетонными пансионатами и гостиницами, а его отдаленные окраины, где с горы открывались сумасшедшие виды на синие сверкающие воды и пустынные побережья, застроили теплицами и затянули отвратительной белой пленкой, чтобы, значит, помидорчики под ней выращивать для нас, приехавших жить в этих бетонных пансионатах и гостиницах, раскрашенных в веселенькие цвета.

И уже больше не хочется сесть за руль и ехать вдаль, вдаль, вдаль, потому что там вдали тоже асфальт, пленка и удобства. И то счастье, которое я испытывала от этих диких просторов, ушло, и не вернуть его.

И вот прошло 25 лет, и я снова сижу в маленькой гавани Ретимно, в домашнем ресторане за столом с синей клетчатой скатертью, и постаревшая хозяйка несет заказ, и вино, и я как всегда думаю: как же пить, когда я за рулем?.. Ну а как же не пить?.. И за соседним столом раздается громкий, пьяный, на всю распахнутую пасть гогот. И я оборачиваюсь - Боже!..

Поредевшие волосы морковного цвета дыбом, морда облуплена, футболка напялена прямо на голое морщинистое тело без лифчика, нога в гипсе торчит пистолетом, да и рука тоже обмотана каким-то бинтом; та же шведка, в инвалидной коляске! В окружении трех ссутулившихся викингов с лицами свекольного цвета, с развевающимися остатками светлых волосенок, с глазами, выцветшими до белизны!

Все пьяные в жопу, все заливисто хохочут, - одного раздирает кашель курильщика, он машет рукой: ну вас! - но они от этого только громче и веселей заходятся в счастливом пьяном смехе, а она, морковная красавишна, пьянее и веселее их всех.

И от уважения к этим непобедимым людям я чуть не заплакала.

---

2013-09-02 18:11:34 (читать в оригинале)

Каждый раз, как варю чечевицу, вспоминаю.

Начало 60-х годов. Мамина подруга, Вера Кракау, купила в магазине редкостную редкость: чечевицу. Обрадовалась! Последний раз перед войной ее видела! Позвала гостей: художника Боба Крейцера с женой. Съездила в Елисеевский, купила рыбки красной и белой, хорошего сыру, ананас. Хлеб "ленинградский", длинный, замена французскому багету. Масло вологодское. Паюсная икра.
И как вершина всего - чечевица.

Вежливый Боб Крейцер чечевицу ест, но видно, что ему не очень.
Вера Кракау, обеспокоенно: "Вам не нравится?"
Боб Крейцер, меланхолически: "Да нет, ничего, я привык. Десять лет, каждый день, в лагере-то".

Крейцер сидел, сначала в тюрьме, потом в лагере как английский шпион. Должны были расстрелять, и уже вывели на расстрел, но на последней перекличке что-то там не сошлось. Фамилия такая-то? - Такая-то. Год рождения такой-то? Такой-то. Все надо было повторить "полным ответом", как в школе. Место рождения такое-то? По документам он родился в Орле, а на самом деле в Берлине. Он и возразил. Немножко удивились: а чего это он в Берлине родился? - отвели в сторону, слово за слово, а потом как-то шестеренки расстрельной логики дали сбой, и убивать его не стали. Отправили в лагерь. Сидел с уголовниками. Эти его тоже не съели, потому что он хорошо "романы толкал". Пересказывал Жюль Верна, Гюго, Майн Рида, - что там читали мальчики из хороших семей? (Кстати, хозяйке на заметку. Учите детей читать книги, может пригодиться.)

В него влюбилась дочь начальника лагеря. Такая - с глазами в пол-лица. Тамарочка. Восемнадцать лет. А ему, наверно, лет сорок пять уже, коротконогий, доходяга, очки, веснушки, картавит. Родители Тамарочки били ее смертным боем, чтобы разлюбила его, но она не разлюбила. Они выгоняли ее на мороз, и она застудила себе женские органы, и у нее никогда потом не было детей.

Когда его срок вышел, его выпустили на свободу, и Тамарочка бежала вместе с ним. Они скитались по дальним, разрешенным к проживанию городам, ища работы и пропитания и опасаясь преследования, и оно было. Однажды ночью, зимой, принесли телеграмму. Боб читал ее и не мог понять ничего - чушь какая-то. Но одно слово было его детским именем, прозвищем, которое было известно только близким, и очень немногим. Это был тайный знак, не иначе. Кто был этот неизвестный друг? Что он знал? Как смог предупредить? Они так и не узнали этого, а просто наспех оделись и бежали из этого города. А утром пришли их арестовывать, но опоздали.

Так они перебегали несколько лет, чувствуя, что спасение в движении. Боб-то был покрепче - все же он читал Майн Рида, Жюль Верна, Гюго и другие укрепляющие дух и разум книжки, - а Тамарочка начала сходить с ума от страха. Она сидела на табуретке и раскачивалась часами: взад-вперед, взад-вперед. Боб боялся, что она правда обезумеет.

Но если подумать, то зачем бы ей был нужен ум, Тамарочке? Все ее существо было чистая безрассудная любовь.

Так они дотянули до 1956 года, и была амнистия, и Бобу разрешено было жить в Ленинграде, вы подумайте; и у него даже была своя отдельная однокомнатная квартира, и все вообще кончилось хорошо, так сказать. Вот только детей не могли завести, и чечевица казалась на вкус не очень.

Я теперь думаю: вот потому и не было ее до начала шестидесятых, чечевицы-то. Весь урожай шел в лагеря. А когда лагеря позакрывали - потоки чечевицы направили в магазины для гражданского населения. Ешьте. Теперь ваша очередь.

Временно.