Север не найден Голосов: 1 Адрес блога: http://hrivelote.livejournal.com/ Добавлен: 2008-04-20 12:35:49 блограйдером Lurk

Домик с характером

2014-03-14 14:54:15 (читать в оригинале)

Домик с характером, думаю я. Вот какой бы я хотела. Во-первых, он старый, и чем старше, тем лучше. А еще в нем есть что-то неправильное: скрипучая лестница, болтающаяся кухонная дверь, облупившаяся краска на рамах, муравьиная тропа, да хоть всё сразу. И это неправильное не требует срочной починки, как морщинки вокруг прекрасных глаз не требуют немедленного ботокса. Домик с характером заставляет тебя забыть о том, что ты взрослый человек, и у тебя все под контролем, и ты привык менять пространство под себя, в соответствии с золотым стандартом комфорта. В этом домике ты - ребенок, полагающийся на старших, доверяющий мирозданию и принимающий окружающую среду как есть.

Да, определенно, в нашей пражской квартире этот характер был, но мы не сумели с ним совладать; Тео захотелось замуровать глупые окошки в ванной и туалете, выходящие в шахту, в бессолнечный колодец, где выл и свистел голодный ветер и полоскались клочья серой паутины. Я была против, яростно, необъяснимо, как умеют дети, но он успокоил и уговорил меня, как умеют взрослые. Он был напуган окошками, в них сочился хаос. Рабочие замуровали окошки, выгладили стены и облицевали красивой плиткой. Они даже фальш-камин в гостиной обили плинтусом, а рядом всадили четыре электрические розетки. Я не винила Тео, он просто хотел, чтобы мне, нам всем, было удобно. Я поплакала немножко, а потом квартира перестала меня интересовать. Мне как-то стало все равно, что с ней будет дальше, какая мебель будет в ней стоять, какие люстры, какая кухня. Домик с характером превратился в обычное временное жилище, во вложение денег, в ипотеку, в требующий внимания и расходов объект обладания, взрослого и скучного.

А теперь мы решили продать ее. И мне не жаль, хоть я так полюбила мрачный Жижков, его закопченную и жуткую изнанку, его крикливые трамваи. Столько ходила по этим холмам, через тоннель в сонный Карлин, наверх в респектабельные Винограды, почти каждый день - на Ольшанское кладбище, будто проваливаясь сразу за воротами в сказочную страну. Сквозь прорехи подворотен мне сверкала яркая подкладка осени, а когда садилось солнце, темнота Жижкова утешала меня, в ней я была больше дома, чем в своей квартире.

Нет, квартира не отторгала меня. Просто когда я была внутри, мы были заодно, обе пустые и ненужные. Я много и вонюче курила, лежа на надувной кровати, издающей стоны и скрип от любого движения, даже от биения сердца. Потом распахивала окна и выстуживала комнаты, но вонь не исчезала, только превращалась из свежей в застарелую, мышиную, тараканью. Я готовила еду в микроволновке, поставленной прямо на пол, питалась из пластиковых контейнеров. Ждала Тео, как всегда жду из его бесконечных поездок, и ожидание ело меня поедом. Во мне разрасталось неназываемое, как будто это мои окошки замуровали, и что-то серое колотится теперь внутри меня, воет в холодной шахте, пытается прорваться наружу. Я уносила это в себе прочь из дома, забиралась на Витков, плавающий в молочном тумане, шарахалась в мокрых кустах, ночью, скуля от ужаса. Не потому, что боялась того, что прячется в толще тумана, а потому что чувствовала в себе зреющее, наливающееся темной кровью нечто. Оно поспевало неторопливо, из серого становилось черным, обрастало пухом и перьями, успокаивалось понемногу и больше так не билось.

Я помню осень третьего года, тогда чернушка так сильно стала мной, что у меня почернело лицо, и я не могла согреться, а московская грязь была такой жирной, мазутной, замешанной на золотых листьях, с неба текло, на водку не хватало, да и пить было страшновато, просто каталась в метро, неся внутри черную курицу, изнывая от ее присутствия, от невозможности кому-нибудь открыться, и только один человек видел ее так же ясно, как меня. Он входил в ванную, где я поливала себя кипятком, трясясь от холода, и говорил: что с тобой, у тебя черные ноги, у тебя черные губы, а мне нечего было ему сказать, нечего дать, нечем расплатиться за то, как глубоко он меня видел и знал и принимал в себя.

И вот, я не хотела открываться Тео, а еще не хотела, чтобы он подумал, будто все это подростковый фарс, или бабская истерика, или переутомление, которое лечится отдыхом; лучше бы он вообще ничего об этом не знал, потому что чернушка - безвинное черное страдание, расцветающее в животе, и когда оно там, нельзя больше ни о чем думать, невозможно, но надо как-то маскироваться и жить дальше, вот ужас-то, ведь именно этого хочет небо от безымянных черных куриц, чтобы смерчи страдания дотягивались упрямыми пальцами прямо до облаков. И поэтому, когда Тео наконец вернулся, я продолжала ходить по ночам на Витков, шаталась там, как пьяное привидение, как городская сумасшедшая, разговаривала сама с собой. Ничто не угрожало мне там, в спасительной темноте.

Мы сбежали из Праги перед Рождеством: кончилась виза. Как уезжали, не помню, помню только связки мертвых фазанов, висящие у входа в мясную лавку, украшенную огнями. Дул ветер, фазаны шевелились. Домик с характером, конечно, тут ни при чем, хоть и характерец у него оказался так себе.

---

2014-03-02 14:34:15 (читать в оригинале)

Обновила ссылку на фото в профиле.

---

2014-02-28 23:30:05 (читать в оригинале)

Прекрасный рассказ

---

Человек, который видел людей

2014-02-28 00:47:50 (читать в оригинале)

Меня окружают старухи. Старики тоже, но их меньше. Еще меньше молодых людей, девушек, детишек - и слава Богу, вот этих лучше бы не было совсем. Когда я вижу юную девушку, пусть даже не очень симпатичную, у меня все внутри начинает ныть. Казалось бы, пора привыкнуть, ведь я не вчера родился, но привыкнуть я не могу. Я все равно жалею ее, жалею, как последний дурак.

Старухи — другое дело. Мне с ними интересно, они все разные. Некоторые ведут себя, как маленькие девчонки, играют в мяч, дуются друг на дружку, клянчат сладости в магазинах у других старух, бегут в школу с огромными розовыми ранцами за спиной. Некоторые ходят за ручку и целуются в метро со стариками или парнями, или с мужчинами средних лет. Ярко красятся, носят мини, отрываются в ночных клубах. Водят в парк старушек и старичков пободрее, это меня как раз забавляет больше всего. Когда одна бабка кормит голубей хлебом, а вторая носится вокруг, как заведенная, верещит и пугает птиц.

Есть еще старухи, которые волнуют меня своим запахом и манерой двигаться, говорить, нести себя миру. Я влюбляюсь в них, запросто могу потерять голову. Даже был женат на такой, но жить вместе мы не смогли. Не знаю, в чем дело, наверное, я казался ей слишком странным. Еще бы не казался. Я ведь никогда не рассказывал ей, какими я вижу людей. Это мой секрет, и мне нравится его иметь. Особенно нравится потому, что я не сразу понял, в чем он заключается. Я открыл его в себе, как месторождение нефти. Я не хочу делать на нефти бизнес, но мне приятно знать, что она у меня есть, если вы понимаете, о чем я.

Мою жену звали Варвара. Она была грузной, и у нее были усы. Это не мешало ей быть эффектной дамой, другие мужчины сходили по ней с ума. Избыток внимания сделал ее взыскательной. Варвара быстро раздражалась, если встречала на пути какое-нибудь препятствие. И даже если не встречала. Ее многое во мне не устраивало, особенно под конец нашей совместной жизни. То, что она называла «придурью». Например, она не могла взять в толк, почему я всем подряд старухам говорю «вы» и называю их по имени-отчеству. Видимо, в ее глазах существовала некая градация или иерархия старух, которой я пренебрегал. Но что поделать, мои родители научили меня именно такой вежливости.

Когда мы с Варварой развелись, сперва я горевал. А потом подумал, как все-таки хорошо, что мы не успели дать жизнь еще одному человеку. Вдруг бы у нас родился ребенок?! Я бы этого не вынес.

Друзей у меня всегда было мало, но они были, и близкий друг был тоже. Иногда мне даже хотелось открыть ему секрет. Или хотя бы выпытать у него его собственный. Спросить, например, как он находит вон ту старушку, что с таким шиком курит на скамейке и поглядывает в нашу сторону. Хотелось узнать, какова она в его глазах. Но я понимал, что это слишком интимно. Вот у меня есть нефтяная скважина, а у него, может, золотая жила, и почему он должен хотеть меняться. К слову, он тоже кое-что считал во мне придурью наверняка, но был гораздо снисходительней моей жены. Просто иногда, услышав от меня о ком-нибудь «старушка», вдруг начинал хохотать. Я рад был смешить его, потому что он был молодой.

А я... Да, я старик, всегда был им, сколько себя помню. И поэтому, конечно, считал себя сильнее и крепче. «Старость нужно уважать,» - твердили мне родители, и я это усвоил. Хотя что может быть проще, чем уважать силу. Беречь нужно молодых — это тоже часть моего секрета. Их не уберечь, это правда, но можно сделать их жизнь чуточку легче и приятней. Ведь мало кому из них удастся пережить, осмыслить и сделать столько, сколько еще удастся мне.

Чего я долго не мог понять — это цифры, обозначающие возраст. И почему окружающим важно их знать. Почему одни любят отмечать день рождения, а другие ненавидят. Как эти цифры могут влиять на восприятие жизни и друг друга. Поначалу, когда я думал об этом, у меня закипал мозг. Но мало-помалу я установил кое-какие связи и закономерности, и это помогло мне узнать, в чем заключается мой секрет.

Хуже всего с детьми. Дети — это страх, и трепет, и душевная боль. Видеть детей невыносимо, особенно в компании древних старух, которые ругают их, одергивают, пугают и кричат. Но я не вмешиваюсь, чтобы не выдать себя случайно. Они такие хрупкие, детки, как резная яичная скорлупа, такие ценные своей непрочностью, недолговечностью. Они совершенство — неудивительно, что их так мало. Но я знаю, что есть места на земле, где детей великое множество. В Африке, например. Там я бы не выжил. Мое сердце бы разорвалось.

Мое сердце вообще живет неспокойной жизнью. Все из-за того, что я люблю смотреть на людей. Действительно люблю, и поэтому я не желаю покоя своему сердцу. Хотя и не могу не думать о том, каким был бы для меня мир, имей я другой секрет. О том, как бы я жил, если б видел людей по-другому. Не такими, какими они будут в час своей смерти.

---

2014-02-17 16:37:12 (читать в оригинале)

Сегодня я жаловалась сестре по скайпу, что уронила на ногу нож маслом вниз, а потом на вторую - маникюрные щипцы, тоже маслом вниз, и от них остались две дырки, как будто меня ужалила змея. А потом решила постричь когти и порезала ногу так, что залила все кругом кровищей, как в фильме ужасов, час сидела обмотанная кровавыми салфетками и ржала.
- Не помнишь, - говорю, - как тебе на голову упал стеклянный плафон и разбился, а мне осколком рассекло бедро?
- Нет.
- Странно. А у меня шрам до сих пор. Спорим, ты так, как я, не умеешь?
- А я думаю, что везучая. Во всяком случае, говорю это себе, когда мне в еде попадается какая-нибудь хрень, гайки там, камни, скорлупа.
- Мне обычно ничего не попадается такого. Навскидку могу вспомнить только тряпку в кексе и гондон в банке фрикаделек.

Иногда во время прогулок по разным городам я фотографирую что-нибудь, что кажется мне забавным. Наверное, по этим фото знающий человек мог бы поставить мне какой-нибудь диагноз. На самом деле, мое чувство юмора не претерпело больших изменений с тех пор, как мне было пять лет, и я очень любила анекдот про "ик-пук-траляля". В общем, все кучей под катом,

В Чехии кусками продают каки:


А в Черногории - желе зека:


На детской площадке нельзя ширяться:


Чехи приглашают русских за покупками:


Кондитерская "Корни":


Меню разные:










Балканская поп-дива:


Выворачивает карманы:


Срет: