Мудрая_Nancy Голосов: 2 Адрес блога: http://www.liveinternet.ru/users/671873/ Добавлен: 2007-10-29 00:26:00 блограйдером jolly_m

Без заголовка

2009-11-11 23:25:34 (читать в оригинале)

Мой сантехник похож на Сэма Уортингтона.
У него русый с рыжиной ежик, веснушки и издевательский прищур. Позвонит такой в дверь, на подбородке какая-то грязюка, а руки ухоженные. Вот прям ухоженные, без заскорузлостей, многовековой черни под ногтями - это же совсем никуда не годится, сантехник же. Но он ведь еще скажет "Наконец-то!". Именно это скажет, именно так - "Наконец-то!" и спросит после:
- Вы же вечером дома будете?
Естественно буду! - это про себя, потому что вслух недовольное:
- А сколько времени вам нужно?
- Я постараюсь как можно быстрее. Через полтора часа, хорошо?
* * *
Коридор завален инструментами, из ванной комнаты, еле слышно, маты над стояком
- Можно попить?
- Пиво? Вино??
- А просто вода есть?
- Только из крана. Но может чай как компромисс пойдет?
- Пойдет.
- С лимоном? С сахаром?
- С лимоном и с сахаром.
* * *
- Все готово, хозяйка!
- Может кофе?
- Какой-то Винни-пух.
- Просто у меня еще что-то с душем и вот тут, кажется, протекает и... вы можете прибить полочку?
* * *
- Сможете запомнить?
- Конечно!
- Итак, купите гофру
- Чего?
- Гофру и еще сифон. И для полочки дюбеля на десяточку и саморезы к ним. Запомнили?
- Запомнила
- Тогда позвоните мне когда будете покупать. И шланг этот от душа сломанный возьмите, а то дадут не такой еще.
* * *
- Душ сами починили?
- На это мозгов хватило.
- И затянули даже нормально!
* * *
- Есть что-нибудь длинное?
- Отвертки пойдут?
- Отличный набор. Наверняка и молоток найдется?
- Увы. Но вот эти плоскогубцы прекрасно его заменяют.
* * *
- Какая дрель!
- Это не дрель. Это перфоратор. Он лучше. Мощнее.
* * *
- Зачем вы купили такое количество дюбелей и саморезов?
- Продавец сказал, что у него есть только в наборах.
- Вот жук!
- Ох.
- Ну ничего, может Вам понадобится еще что-нибудь повесить. Как-нибудь позже.
* * *
- Сколько я должна?
- Кофе. Просто кофе.

Если бы когда-то, в пору начального созревания, я не смотрела творения неизвестных немецких порнографов. Если бы, когда-то, в пору начального созревания, я не отдыхала от порно на раннем Висконти. Я бы не устраняла сегодня затор на кухне своими руками. Потому что либо пузатые щербатые анонимные псевдо Халки Хоганы в банданах и без нижнего белья, либо искусство. Но, если что, мне еще стиральную машинку надо приладить.

Надеюсь, мужчина, который станет ставить мне стеклопакеты, будет похож на Дженсена Эклза.

Купила крем от морщин.

---

Без заголовка

2009-10-16 09:42:56 (читать в оригинале)

Так, дорогие друзья.
Один интеллигентный мизантроп, по старости педант (особенно в финансовых вопросах), но склеротик, трудоголик, а так же умница и просто красавица, то есть Настасья Вартановна, с большим удовольствием к концу этого месяца снимет какую-нибудь скромную девичью обитель в славном городе Москва. Ударение на "скромную". Под скромной девичьей обителью я подразумеваю одно-двух-комнатную квартиру. так как наводить мосты любви и дружбы с кем-либо не готова и вообще люблю уединение. На длительный срок, естественно. Лучше в некоторой близости к лесопарковой какой-нибудь зоне. Некоторая удаленность от метро не критична.
Из начала сообщения ясно, что всякомму обществу я предпочитаю саму себя, а значит звонки возмущенных пьяными дебошами соседей в милицию и прочие неприятные всем жалобы - исключены. Впрочем, вы, дорогие друзья, и так про меня все знаете.

А то моему брелку-мишке крайне одиноко без ключей.

Пишем сюда: medvedig @ gmail.com
Звоним сюда: 8-926-880-39-99

---

Без заголовка

2009-09-22 05:56:24 (читать в оригинале)

Один единственный вопрос волнует меня последнее время: "Куда все девается?". Нет, не вокруг, а внутри. Куда испаряются эти привязки, зацепки, закорючки эти, которые привязывают, цепляют

Встаешь утром, брызгаешь на лицо холодной водой, чистишь зубы, бросаешь четыре чайные ложки кофе в турку, ставишь вариться, открываешь картинку. На картинке острая коленка, запястья и плоский живот. Смотришь на эту картинку, смотришь на турку - как бы не залило все вокруг. Но почему-то когда кофе оказывается в кружке, вместо картинки очередной документ. А ты даже не замечаешь в какой момент произошла эта замена: до того как пошла налить кофе или после того как села за стол.

Так же незаметно из жизни исчезают вещи, которые трогают. Не важно за что, но это всегда немного щенячье чувство.
Точнее, чувство, которые испытываешь к щенку или прочему животному детенышу. Сродни ситуации, когда возвращаешься поздно вечером домой и обнаруживаешь у двери в подъезд котенка. Невзрачного такого, худого, с огромной головой, косыми ушами и глазами навыкате. Котенок жалобно что-то попискивает. А у тебя в один момент слегка краснеют глаза и в носу странное чувство. Ты уже готов взять это блохастое глистастое существо к себе. Отмыть его, влить в его маленький рот антигельментиков. И молока в блюдце налить. И чтобы потом бранить его за шалости, гладить пузо в приливе нежности и тихо радоваться, когда он засыпает на пальцах твоей левой ноги, пока ты работаешь. Но максимум, что ты делаешь - это пускаешь котенка в подъезд и ставишь рядышком какое-нибудь старенькое, ненужное уже блюдце с этим чертовым молоком. Ты ведь уже зрелый и пусть глаза красные и в горле першит, понимаешь, что ну куда тебе еще этот, с большой головой. Похожее чувство ко мне испытывают некоторые мужчины.

А меня так трогают дети. Только без всяких сексуальных подтекстов. Дети от восьми до двенадцати. Те что младше - совсем еще детишки и ничего не понимают. Те, что старше, уже входят в штопор взрослой жизни. Первые еще не трогают, вторые уже. Трогают только те, что посерединке. Там еще столько всего. Предыхания этого глупого перед будущим. Без вселенских подростковых трагедий, но и без веры в деда мороза, зубную фею, карабаса барабаса и добрую крестную. Мечты глобальные. Попытки быть взрослее. Украденные тетрадки с выполненной контрольной, потому что тебе на прошлой неделе поставили за изложение пятерку, а той заводиле трояк. И любовь первая еще. Или вторая. Но настоящая. На неделю, но чтоб с разрывом аорты на целых два дня. И понимание какое-то, но оно зачаточное и потому слезы всегда сильные, но сменяются заливистым смехом через пятнадцать минут. И еще надежды, надежды, надежды. Сколько их? Какие они! Голова же кругом.
Вот на них, еще нескладных таких, наглых, застенчивых, пугливых, кокетливых... Не могу смотреть. Чтобы взглядом не остановиться, губу не закусить.

Мальчишка на кассе. С обгоревшими носом, прядями волос и руками по локоть тоже обгоревшими. В его ладошке совсем уже влажные три десятки. Кассир уже пробила нарезной батон, а он мнется перед витриной, где вперемешку презервативы, конфеты, анальные смазки и жевачки. И вдруг, резко забрав сдачу в восемь рублей, уходит. А я стою у банковского автомата и хочу догнать. Ведь там, в детстве, все желаемое такое простое и недостижимое одновременно. Тогда подрезаешь из кошелька мамы десятку ради пяти жевачек Турбо с вкладышами. Или не подрезаешь, а просто хочешь.
А что ты? Вот ты, который уже голову сломал, что бы такое придумать, чтобы хотя бы краткосрочная, но искренняя радость. Из чувства зависти, недостойного, унизительного, хочешь дать ему этих конфет или жвачки или что там ему сейчас так нужно. И просто увидеть его лицо.

Или идешь с утра за ряженкой и докторской колбасой. Ждешь, когда онная женщина на кассе отрежет тебе желаемые 200 грамм. А рядом мальчик и девочка. Девочка кокетливо, теребя косичкой, разглядывает стеллаж со сладким. Господи, когда ты последний раз понастоящему хотела сладкого? И когда ты стала предпочитать остроту, горечь и соль? Девочке лет восемь. На ней бежевая курточка и короткая юбочка в складку и колготки в складку на щиколотке и под коленками. Видно, она уже выбрала шоколадку. Но ждет, что решит ее спутник. Спутник пухленький такой - из тех, что довольствуются возможностью носить рюкзак, старается делать отстраненное лицо, но получается обиженное. У него в каждой руке по рюкзаку.
- Давай возьмем одинаковые? - говорит девчонка.
- Я не хочу. - говорит мальчик. А по лицу видно, что хочет. Очень хочет закинуть по рюкзаку на каждое плечо, проводить ее до подъезда, а по дороге обсуждать какие-нибудь школьные нелепицы и есть шоколадку.
- Тогда я тоже не хочу, - говорит девочка. И следом поддевает по поводу нехватки этих рублей, этих копеек и предлагает купить ему такую же шоколадку. Но мальчик отказывается. Его воспитывают настоящим джентльменом. Я стараюсь делать вид, что жду колбасу. Девочка пытается решить сложный вопрос: можно ли есть шоколадку одной, пока мальчик плетется с ее цветастым рюкзаком и только сонная продавщица ни на что не обращает внимания. Тогда я не сдерживаюсь и спрашиваю:
- Сколько не хватает?
Девчонка, видно, мама научила ее не разговаривать с незнакомцами и тем более не брать от них денег, минуту меня осматривает. Очень вдумчиво. Очень внимательно. Особенно глаза и, наконец, говорит "Десять рублей". К этому моменту я получаю свою ряженку, колбасу и сдачу. Вручаю бледно-зеленую бумажку и стараюсь не выбежать, но побыстрее уйти из магазина. Только чтобы задержаться на крыльце. Естественно из-за заедающей зажигалки, которая гаснет всякий раз когда прикасается к кончику сигареты, и увидеть как эти двое пойдут с тающими в руках шоколадками: он молчаливый и навьюченный и счастливый, и она болтающая. И хорошо. Так хорошо.

---

сама дура

2009-08-26 11:08:19 (читать в оригинале)

Господи, девчонка. Ну зачем? Зачем тебе это? Зачем у тебя болят руки? Откуда это все? Вот это все, что вокруг. Эти подписанные сумки, кипы вещей, библиотека в которой Петрарка, Венечка и Августин, и сумка от их величия неподъемная. А стол тебе зачем? Да, он такой большой, девчонка, на нем помещается три вазы с увядшими цветами. Учебники. словари, 10 записных книжек, томик Маяковского, Горин, Аллен, Буковски, стаканчик с карандашами и ручками, витамины, ноотропы, диктофоны, бумаги, ноты с любимой классикой, пепельница, лампа, улетевшие в мусорку три розы, масло апельсина и лимона и еще жуткая куча всего. Но жить ведь можно без него.
Или кровать. Она создает иллюзию мансарды. Первое время, просыпаясь, ты задевала макушкой потолок. Из крышки шкафа устроила книжную полку. В этой кровати ты любила лежать на трех подушках и смотреть кино. Ты ее зачем-то купила. Зачем? И зачем ты своими руками, которые на днях играли Баха и Курылевича, сонно перелистывали какую-то книжку, ее разбирала. Зачем ты роняла тяжелые детали на свое тело, зачем прилагала усилия. Нет, понятно, что надо вот именно так, самой, пытаясь выдрать искривленные временем ли шурупы из гнезд, потому что иначе ведь не пролезет, иначе ведь не выйдет. Не войдет.

А стиральная машинка? Хорошо. Вещи должны быть чистыми. И кнопочки у нее смешные и этот иллюминатор где все вертится. Но она такая большая. Ее же в руках не унесешь. Она же большая, тяжелая, белая. Но с ней еще можно смириться. Она сдача, но не белый флаг.

Но холодильник. Холодильник - это же почти мемориальный камень. "Здесь покоится... " Без имен и дат. Кому нужна эта лишняя информация? И тебе она не нужна. Как не нужны замороженные лисички, полкило клюквы, рулька и масло сливочное и сливочный сыр, которые полетели с мусорный пакет. И банка с мармеладом из горьких апельсинов, совсем на донышке. Так и не съеденные яйца, ты даже их уже не ешь. Все в помойку. И потом вымывать забившуюся в щели зелень. И все на автомате. И кружки эти с тарелками заворачивать в бумагу. И варенье клубничное в пленку. И все это как-то складывать. Куда-то. Не отдавая отчет, не задавая вопросов. И тащить это. Зачем-то.

Зачем? Это же не ты, ты же до сих пор мечтаешь оказаться в чужом городе и просто шарахаться по улицам и слышать незнакомую речь и снимать дешевые мотели. Ты любишь смесь мужского парфюма, коньяка и табака на своей коже. Мужские рубашки и платья. Ты любишь танцевать. И ты, ты ведь превратилась в букашку под этой кроватью, холодильником. стиральной машинкой, столами, стульями. В маленькую вонючку, которую потрешь пальцами и потом от них жутко воняет. Такие вонючки водились в твоем детстве, в загороди и еще на полудохлой розе. Но они были серые, а ты черная.

И ты ведь никогда не думала быть привязанной к одному месту, сегодня здесь - завтра там. Ты же любишь чтобы один рюкзак. И чтобы "Полетели?" и через два часа уже в небе. Ты трогаешь кончиками пальцев плечи, касаешься губами чьего-нибудь уха только чтобы через пять минут куда-нибудь убежать, конечно по делам, конечно важным. Ты прихватваешь сердца, но возвращаешь их обратно целыми и аккуратно пришитыми. В основном.
Но все же тащишь и этот стол и кровать эту разобранную, и холодильник. Ты грузишь их в машину, куда-то везешь, разгружаешь. Чего ты так испугалась, что пришлось баррикадироваться всем этим скарбом? Ты же ничего никогда не боялась, ты любишь игры открытую, ненавидишь трусих и предпочитаешь откровенность. Но тащишь? Тащишь. Что это? Возраст? Ну может быть. Двадцать восемь. Это как-то взросло. Но выглядишь моложе и не кажешься нелепой в коротких юбочках, майках с котами и белых носочках. Тебе все еще хочется чтобы тебя кружили и гладили по голове. Но чувствуешь себя старше. Тебя все меньше что-то удивляет, расстраивает, разочаровывает. Ттебе чаще скучно с другими людьми и интереснее с собой. Остаются только обиды. Да и их все меньше.
И ты сломана, девчонка. Из тебя вынули все внутренности. Медленно на каленвал наматывали кишки. Спускали кровь. Высасывали через трубочку мозг. Сжимали легкие, чтобы нельзя было дышать. Рвали сердце. И выдернули стержень. Осталась оболочка.
Из него можно сделать чучело. Набить его опилками из книг, кадров, воспоминаний и еще соломой из старых мечтаний, не воплощенных планов и разбитых надежд. И будет это чучело даже краше, потому что ненастоящее. Только вместо глянцевых пуговок будут живые глазки, но их же и спрятать можно. Точно также как пряталась за столами, кроватями, машинками и холодильниками. Как подменяла ими себя. Они свидетельства твоих нелепых компромиссов с собой. Твоей глупой гордыни, закопанных амбиций и торжествующего самообмана.
Они как шрамы на лице, которые ты не хочешь убирать потому что опыт.
Ну и мой сейчас окна тогда, дуреха. Все равно ни на что большее ты, девчонка, уже не способна.Господи, девчонка. Ну зачем? Зачем тебе это? Зачем у тебя болят руки? Откуда это все? Вот это все, что вокруг. Эти подписанные сумки, кипы вещей, библиотека в которой Петрарка, Венечка и Августин, и сумка от их величия неподъемная. А стол тебе зачем? Да, он такой большой, девчонка, на нем помещается три вазы с увядшими цветами. Учебники. словари, 10 записных книжек, томик Маяковского, Горин, Аллен, Буковски, стаканчик с карандашами и ручками, витамины, ноотропы, диктофоны, бумаги, ноты с любимой классикой, пепельница, лампа, улетевшие в мусорку три розы, масло апельсина и лимона и еще жуткая куча всего. Но жить ведь можно без него.
Или кровать. Она создает иллюзию мансарды. Первое время, просыпаясь, ты задевала макушкой потолок. Из крышки шкафа устроила книжную полку. В этой кровати ты любила лежать на трех подушках и смотреть кино. Ты ее зачем-то купила. Зачем? И зачем ты своими руками, которые на днях играли Баха и Курылевича, сонно перелистывали какую-то книжку, ее разбирала. Зачем ты роняла тяжелые детали на свое тело, зачем прилагала усилия. Нет, понятно, что надо вот именно так, самой, пытаясь выдрать искривленные временем ли шурупы из гнезд, потому что иначе ведь не пролезет, иначе ведь не выйдет. Не войдет.

А стиральная машинка? Хорошо. Вещи должны быть чистыми. И кнопочки у нее смешные и этот иллюминатор где все вертится. Но она такая большая. Ее же в руках не унесешь. Она же большая, тяжелая, белая. Но с ней еще можно смириться. Она сдача, но не белый флаг.

Но холодильник. Холодильник - это же почти мемориальный камень. "Здесь покоится... " Без имен и дат. Кому нужна эта лишняя информация? И тебе она не нужна. Как не нужны замороженные лисички, полкило клюквы, рулька и масло сливочное и сливочный сыр, которые полетели с мусорный пакет. И банка с мармеладом из горьких апельсинов, совсем на донышке. Так и не съеденные яйца, ты даже их уже не ешь. Все в помойку. И потом вымывать забившуюся в щели зелень. И все на автомате. И кружки эти с тарелками заворачивать в бумагу. И варенье клубничное в пленку. И все это как-то складывать. Куда-то. Не отдавая отчет, не задавая вопросов. И тащить это. Зачем-то.

Зачем? Это же не ты, ты же до сих пор мечтаешь оказаться в чужом городе и просто шарахаться по улицам и слышать незнакомую речь и снимать дешевые мотели. Ты любишь смесь мужского парфюма, коньяка и табака на своей коже. Мужские рубашки и платья. Ты любишь танцевать. И ты, ты ведь превратилась в букашку под этой кроватью, холодильником. стиральной машинкой, столами, стульями. В маленькую вонючку, которую потрешь пальцами и потом от них жутко воняет. Такие вонючки водились в твоем детстве, в загороди и еще на полудохлой розе. Но они были серые, а ты черная.

И ты ведь никогда не думала быть привязанной к одному месту, сегодня здесь - завтра там. Ты же любишь чтобы один рюкзак. И чтобы "Полетели?" и через два часа уже в небе. Ты трогаешь кончиками пальцев плечи, касаешься губами чьего-нибудь уха только чтобы через пять минут куда-нибудь убежать, конечно по делам, конечно важным. Ты прихватваешь сердца, но возвращаешь их обратно целыми и аккуратно пришитыми. В основном.
Но все же тащишь и этот стол и кровать эту разобранную, и холодильник. Ты грузишь их в машину, куда-то везешь, разгружаешь. Чего ты так испугалась, что пришлось баррикадироваться всем этим скарбом? Ты же ничего никогда не боялась, ты любишь игры открытую, ненавидишь трусих и предпочитаешь откровенность. Но тащишь? Тащишь. Что это? Возраст? Ну может быть. Двадцать восемь. Это как-то взросло. Но выглядишь моложе и не кажешься нелепой в коротких юбочках, майках с котами и белых носочках. Тебе все еще хочется чтобы тебя кружили и гладили по голове. Но чувствуешь себя старше. Тебя все меньше что-то удивляет, расстраивает, разочаровывает. Ттебе чаще скучно с другими людьми и интереснее с собой. Остаются только обиды. Да и их все меньше.
И ты сломана, девчонка. Из тебя вынули все внутренности. Медленно на каленвал наматывали кишки. Спускали кровь. Высасывали через трубочку мозг. Сжимали легкие, чтобы нельзя было дышать. Рвали сердце. И выдернули стержень. Осталась оболочка.
Из него можно сделать чучело. Набить его опилками из книг, кадров, воспоминаний и еще соломой из старых мечтаний, не воплощенных планов и разбитых надежд. И будет это чучело даже краше, потому что ненастоящее. Только вместо глянцевых пуговок будут живые глазки, но их же и спрятать можно. Точно также как пряталась за столами, кроватями, машинками и холодильниками. Как подменяла ими себя. Они свидетельства твоих нелепых компромиссов с собой. Твоей глупой гордыни, закопанных амбиций и торжествующего самообмана.
Они как шрамы на лице, которые ты не хочешь убирать потому что опыт.
Ну и мой сейчас окна тогда, дуреха. Все равно ни на что большее ты, девчонка, уже не способна.

---

Без заголовка

2009-08-19 00:09:08 (читать в оригинале)

Прихожу как-то в аптеку, с лица бледная такая, прошу Новопасситу микстурку. Тетенька фармацевт смотрит на меня сочувственно и достает самую большую бутылку.
Тут стали Настасье Вартановне сниться сны. Так себе, скажем, событие. Но они реалистичные такие. С лихо закрученным сюжетом. Без особых провисов в сценарии. Яркие такие. Ну что ваш Тони Скотт, который уже "Гнев", но еще не "Домино". Эротические реже. Всякий пиздец чаще.
На второй день приема божественной микстурки снился лепрозорий. Не сборище зарегистрированных на лепре, а самый настоящий приют прокаженных. Огромное такое здание. Мрачный такой ампир. С полуразрушенными сводами бесконечных балконных пролетов. Подвалами, переходами кунцкамерного толка, комнатами темными. Все в подтеках, запах гнилой плоти. Как полагается. Кругом обезображенные лица, у кого-то уже суставы к чертям полетели. И, значит, в этом месте я ищу дедушку. Во сне он болен проказой. Ищу я его, чтобы забрать из приюта скорби и определить в какое-нибудь более жизнерадостное заведение. Обычно в снах же как, главная интрига в том, что ищешь ищешь кого-то и ни в какую. Но дедушку-то я как раз нахожу. На лице явные следы его заболевания. Предлагаю ему проследовать со мной. А он смеется, разворачивается и уходит. Тут ко мне подбегают какие-то совсем уж странные личности, хватают под руки и ласково так объясняют, что деду тут и так заебись. Лепрозорий-то это конечно лепрозорий, но здесь такие деньги крутятся, - обычная такая бандитская тема, никому не интересно, что в трущобах творится, никакого излишнего внимания со стороны властей - а дед, значит, всем заправляет. Так что, спасибо деточка, за беспокойство, но не надо. Я, естественно, от одного только ахуя просыпаюсь.
Через день мне снился хоспис. Тоже не сказать чтобы веселое место. Зато без родственников и подробностей.
а сегодня вообще, ничего как говорится, не предвещало. Собираюсь в кругу своих добрых друзей в кинотеатре. Смотреть последнего Джармуша. Уже и реклама кончилась. В этот момент. подружка моя, в жизни молчаливое, можно даже сказать бессловесное скромное существо, начинает читать лекцию о тяжелом положении страны, и что ее муж из-за кризиса никак не может нести ответственность за семью, и значит, я должна взять на довольствие её и детей её. Тут еще и мама позвонила с примерно таким же спичем, кризис, жить не на что, давай, дщерь, окажи вспоможение. Причем все это с таким заходом, что я повинна в мировом финансовом кризисе. И Мертвое море тоже я, того, ага. Только бабла у меня нет, чувство вины достигает планетарных размеров и я просыпаюсь.

По трезвому размышлению во всем этом безобразии нет никакой работы для психоаналитика. Что, откуда и куда пошло я и так знаю. Интересно другое, с чего вдруг столько счастья с началом приема успокоительного.
Хотя и это не то чтобы вопрос века. С энергетиков я ложусь спать вообще без вариантов.


Я, в общем, решила, что лучше поболею ОРВИ каким. Благо знобит и в районе переносицы неприятные какие-то ощущения. Попью парацетамолу, чаю с медом и лимоном. А новопассит пить я больше не буду, пожалуй. С ним и до галоперидола недалеко.