Литвен Голосов: 1 Адрес блога: http://www.liveinternet.ru/users/1125825/ Добавлен:

Famous Dresden book

2013-06-04 19:57:29 (читать в оригинале)

Прочитала «Бойню номер пять», прочитала кучу рецензий на и статей по поводу, пролистала «Разрушение Дрездена» Ирвинга, и всё это так невыносимо грязно и мерзко.
Мне кажется, (в лучшем случае) половина людей делает из всего этого невероятно уёбищный вывод: бомбардировка Дрездена — это плохо, бомбардировка Лондона (Ковентри, Хиросимы, whatsoever) — хорошо. Мёртвые немцы вызывают сочувствие, мертвые союзники — нет.
Или наоборот.
Вспоминается одна из самых отвратительных передач, которые я когда-либо видела; показывали её, кажется, по культуре, и суть там была в том, что в одном помещении собрали детей и внуков людей, заведовавших концлагерями, и детей и внуков людей, сидевших в этих концлагерях. Первые обвиняли вторых, вторые извинялись перед первыми. Все плакали. Я минут десять бормотала «вы ебанулись», потом выключила телевизор.
Короче. Дело вот в чём:
Война — это плохо.

Не имеет значения, сколько человек погибло в Дрездене — 25 тысяч, 130 тысяч, 200 тысяч; в тот момент, когда мы начинаем считать смерть количественной категорией, нам пиздец как разумному человечеству. Потому что смерть двухсот тысяч — это плохо, и смерть одного человека — это плохо, и нет ничего чудовищнее, чем сказать, что одно хуже или лучше другого.

В «Разрушении Дрездена», впрочем, звучит (хотя и недолго) голос разума:
«Не настолько уж то или иное средство ведения войны аморально или бесчеловечно. Аморальна сама война. Если уж полномасштабная война развязана, она никогда не станет гуманной или цивилизованной, и, если какая-либо сторона попытается сделать это, скорее всего, она потерпит поражение. До тех пор пока мы будем обращаться к войне, чтобы урегулировать противоречия между нациями, нам придется выносить ужас, бесчеловечность и произвол, который несет с собой война. Таков, по моему мнению, урок Дрездена».
Эти прекрасные, в высшей степени резонные слова написаны маршалом авиации сэром Робертом Сондби, который «...никоим образом не был ответствен за решение провести полномасштабную воздушную атаку Дрездена. Не был за него ответствен и мой главнокомандующий сэр Артур Харрис. Нашим делом было наилучшим образом выполнить приказ, а директива поступила из военно-воздушного министерства».
Но ладно. Ладно.

Вернемся к Воннегуту. Тут мудрые литературоведы считают, что он не описывает саму бомбардировку, потому что «на самом деле ему просто нечего сказать. Войны вообще и бомбардировка Дрездена в частности видятся автором как чудовищная бессмыслица, которую невозможно даже адекватно описать. Воннегут не в состоянии осмыслить болезнь человечества, приводящую к войнам, и его книга застывает в стадии замысла. Бомбардировка Дрездена остаётся в романе именно тем, чем она и является — чёрной дырой, пустотой. Облачённая в слово, пустота утратила бы свой статус».
Всё это очень верно, но, по-моему, причина молчания Воннегута не в этом, а в том, что famous Dresden book вовсе не про бомбардировку Дрездена. Ну, то есть. Они соотносятся ровно в той степени, в которой красно-белый шест соотносится с хорошей стрижкой. И если, раз уж это так модно, нужно упрощать всё до детского уровня (хотя что может быть проще языка Воннегута), то: «Бойня номер пять» про то, что война — это плохо.

А те, кто говорит, что, мол, непонятно, как англичане и американцы могут оплакивать немцев, когда фау-1 и фау-2 падают на Лондон, — просто мудаки.

---

Father of Stones in the West

2013-05-30 19:01:55 (читать в оригинале)


I.
Дело в том, что Господь излучает сияние, равное по мощности примерно тридцати рубкам Энтерпрайз в фильме 2009-ого года; поэтому самое большее, на что ты можешь рассчитывать – разговор с кустом. Если же у тебя нет нужды или желания отвлекать бога разговорами, или в детстве мама учила тебя не разговаривать с незнакомыми кустами, – ты можешь разглядывать отпечатки его стоп. Многие считают, что этого достаточно.
Всё, что остается от существа после его смерти – это его следы: отпечатки птичьих и звериных лап; человеческих рук (мы всё же скорее меняем этот мир руками).
С абсолютной уверенностью можно сказать, что наши вещи – любимые чашки, любимые книги, ручки дверей и клавиатуры ноутбуков – хранят отпечатки наших пальцев; несколько месяцев, если верить криминалистам, в редких случаях – даже несколько лет. Никем не запрещено, впрочем, верить и в то, что твоя подушка хранит память обо всех твоих снах; что песчаный берег моря, когда ты возвращаешься на него год спустя, вспоминает форму твоих стоп и длину шага; что небо Риги – это не небо Москвы, и ветер Питера – это не ветер Таганрога, и с ними всеми у тебя отношения разной степени теплоты и доверительности. Что каменные стены Танаиса помнят твой смех и твои смешные юбки так же отчетливо, как помнят греков, скифов, венецианских торговцев, османских моряков, казаков и мертвых поэтов тридцатилетней давности (радостны мы, танаиты, праздничны наши одежды, радостны наши печали, празднична наша тоска). Что сваленные кучей на одной из полок камешки с разных перевалов, вершин и дорог, засушенные цветы, старые открытки, словом, весь этой милый сердцу хлам наделен странной и бессмысленной силой: способностью делать время вещным; каждый из этих предметов – ключ к затянутой паутиной двери в твоей голове.
Но речь не о том; я снова смотрю внутрь вместо того, чтобы смотреть наружу.
Так вот. Ты можешь оставить следы на песке – их смоет прибоем через пару часов; ты можешь оставить следы на незатвердевшем асфальте – его поменяют через пару лет, или, если человечество внезапно исчезнет (будем учитывать все возможности), через пару десятилетий одуванчики и трава превратят его в пыль. Из всех рукотворных вещей долговечнее всего, как говорит нам прекрасная и ужасная документалка “Life After People”, египетские пирамиды и рашморский мемориал, но и они когда-нибудь исчезнут. Короче, оставь надежду прикоснуться к вечности. Вечности нет.
Наш великолепный, невероятно сложный, сияющий миллиардами огней, такой как будто бы невероятно надежный мир со всеми этими прекрасными историями, теориями, религиями, памятниками и песнями, мостами и плотинами, космическими спутниками и библиотеками; неисчислимым количеством симулякров, выдуманных миров, несуществующих, но таких сладостных проекций реальности, настолько древних или настолько красивых, что иногда они кажутся более настоящими, чем все настоящие вещи на свете, – этот мир на самом деле так необыкновенно хрупок.
Но разве осознание недолговечности вещи не делает её ещё восхитительнее?
Смотри на следы бога, пока они не заросли травой.

II.
Father of Stones in the West – это, конечно, о моём отце. Здесь много чего можно и хотелось бы сказать, но часть из этого не стоит выносить из дома, а часть – из моей головы; поэтому вот что.
Мне было лет 11, когда я прочла где-то об атлантах, которые ушли в камень (гугл сейчас подсказывает, что это называется «сомати», окей, сомати так сомати). Меня это испугало, очаровало и восхитило, ну, стандартный набор, – а еще это осталось со мной навсегда как метафора близкого к идеальному состояния человеческого существа.
Археологи, лесники, геологи (список можно продолжить) годам примерно к пятидесяти начинают переставать быть людьми, потому что если на протяжении трёх десятков лет ты имеешь дело преимущественно с амфорами, подвесками и пряслицами, с землей и костями, – ты становишься в чём-то как они, очень древним, хранящим множество тайн, изъясняющимся исключительно сентенциями, парадоксами и загадками (здравствуйте, В., я шлю вам мысленный привет через время и пространство, надеюсь, вы здоровы и держитесь; хотя что вам будет, вы давно – плоть от плоти, камень от камня стены Танаиса, жар солнца, сладость вина, запах полыни).
Если же всю жизнь ты имеешь дело с камнями (блеск пирита, грани кварца, узоры малахита, глубина оникса), то неизбежно становишься камнем сам. Хороший, хотя и частный пример – гранат-астерикс, звездчатый гранат, камень, который больше самого себя. Но и в целом – это не так жутко, как истории про Хозяйку Медной горы (хотя все истории про то, как человек перестаёт быть человеком, поначалу немного страшны), это красиво и гармонично и цельно и нежно: человек, уходящий (или ушедший) в камень, с твердой сердцевиной, с блестящими гранями, ловящими лучи солнца; человек, с именем которого в одном предложении невозможно поставить слово «суетливость».
Обо мне (хотя и в куда меньшей степени) можно сказать то же самое: не то спасибо генетике, не то – двадцати годам в одном доме. Я много и громко говорю, быстро бегаю, часто плачу и почти профессионально превращаю мух в слонов, но всё это – рябь на воде, и если представить, что каждый из нас – рукопись, найденная в Сарагосе, шкатулка в шкатулке в шкатулке в шкатулке, и разобрать меня на части – в самом последнем ларце будет лежать мелкий камешек, обточенная волнами морская галька. Если коротко: по-настоящему меня никогда ничего не ебёт, и в моём личном списке как человеческих качеств, так и собственных достоинств это свойство прочно удерживает первую строку.
Спасибо, папа.

Серия сообщений "Haindl tarot":

...а теперь мы отправимся в увлекательные глубины моего подсознания, чтобы бросить по колечку в каждую роковую гору.
Аттеншн: может содержать незначительное количество самолюбования, морализаторства, нытья, обсценной лексики, латыни, цитат из стар трека, цитат из другой порнографии.
(не уверена, что в детстве мне правильно объяснили значение слова «незначительный»)

Часть 1 - V. The Hierophant
Часть 2 - Eight of cups
Часть 3 - VIII. Strength
Часть 4 - Father of Stones in the West

---

VIII. Strength

2013-05-26 14:51:02 (читать в оригинале)


Так, здесь у нас змея выше льва, солнце почти затмило луну, Лилит танцует капоэйру с врагом рода человеческого. Всё это выглядит довольно зловеще, если не обращаться к апокрифам, – но мы, конечно, обратимся к апокрифам, иначе зачем мы здесь вообще.
Короче, в иудейской мифологии (я понимаю под этими словами и древние хананейские верования, и каббалу, и апокрифическую традицию, и даже тех итальянских ребят, которые были уверены, что именам демонов и ангелов не обязательно быть на древнееврейском, достаточно, чтобы они звучали похоже; и наверняка что-нибудь ещё, что мне пока не пришло в голову), в этой прекрасной, ебанутой, экстатической мифологии вот что, в частности, говорится о Лилит: она не знает добра и зла. Ничего особенного, вроде бы, но вдумайтесь еще раз: не знать добра и зла. Способность различать добро и зло – главное отличие человека от любой другой твари (включая, например, ангелов). Ante hominem vita et mors, bonum et malum: quod placuerit ei, dabitur illi (Ecclesiasticus 15:17). Перед человеком жизнь и смерть, добро и зло: что он пожелает, то и будет дано ему (я цитирую Вульгату не потому что выёбываюсь, а потому что синодальный перевод в этом месте неточен, извините, если чьи-то чувства оскорблены). Способность различать bonum et malum приравнивалась к наличию разума, к трезвости рассудка, к достижению совершеннолетия, и вот ещё забавный момент: judicant per sensum aliquod esse bonum, aut malum, – говорит мой сладкий Франциск, – посредством чувства отличают добро от зла.
Таким образом, с одной стороны, наша красотка Лилит счастливо избежала мира, и, будь у нее надгробие, на нём можно было бы написать то же, что написано у Сковороды: мир ловил меня, но не поймал.
(я почему-то сначала написала «...у Ежи Леца», и теперь размышляю о том, а поймал ли мир его)
С другой стороны, Лилит – символ раскрепощенности; не той, которая синоним распущенности, а той, которая синоним гармоничности, потому что трахаться через дырку в простыне – это всё-таки нездорово (извините, если я снова оскорбила чьи-то чувства).
Вот вам и змея, которая выше льва, и солнце, которое меньше луны.
Лилит, не проклятая чувством, но благословленная чувственностью – прекрасный, изысканный выбор для VIII аркана; не знаю, как вам, а мне всегда казалось, что от марсельских, райдер-уэйтовских и всех прочих баб, укрощающих львов, идёт душок средневекового ханжества и фрустрации (знаете ли вы, почему и как именно единорогов ловили на девственниц? Помните ли вы, как прошёлся по этому Рабле?)
…так вот, Лилит танцует со Змеем, и, похоже, ведёт в этом танце; равно большая сила нужна для того, чтобы убежать от мира, и для того, чтобы принять мир и обрести с ним согласие (буква тет, постель и посох, суждение и чувство, благословление миром). Ну и, я полагаю, нужно быть женщиной, чтобы безболезненно сочетать всё это в себе.
Иудеи очень долго были уверены (возможно, уверены и сейчас), что излюбленная диета Лилит – это младенцы, в особенности необрезанные; обосновывалось это не то тем, что сама она в наказание стала бесплодной, не то тем, что в наказание она еженощно рожает сотню детей (не очень понятно, впрочем, как при этом у неё остаётся время жрать чужих). Мне же здесь видится всё та же тема добра и зла, потому что. Ну. Только дурак трактует алхимические трактаты буквально, – начитанный человек помнит, что любой магический текст – это шифр; древние знали толк в защите от дурака. Прочитав, например, у Карнока, что all which tyme to Land we shall not passe, no although our Ship be made of Glasse, but all tempest of the Aire we must abide, and in dangerous roades many tymes to ride, только идиот пойдёт строить корабль из стекла. Умный человек возьмёт перегонный куб. То же и с младенцами: ты – то, что ты ешь (здесь я отсылаю вас не к диетологии, а к тем ребятам, которые съедали печень врага, чтобы стать сильнее), и, поедая существ, которые ещё понимают язык птиц, ещё не отличают добро от зла, ты остаёшься в согласии с миром, в стороне от мира.
Нам всем стоит почаще жрать детей, вот что я думаю.

Серия сообщений "Haindl tarot":

...а теперь мы отправимся в увлекательные глубины моего подсознания, чтобы бросить по колечку в каждую роковую гору.
Аттеншн: может содержать незначительное количество самолюбования, морализаторства, нытья, обсценной лексики, латыни, цитат из стар трека, цитат из другой порнографии.
(не уверена, что в детстве мне правильно объяснили значение слова «незначительный»)

Часть 1 - V. The Hierophant
Часть 2 - Eight of cups
Часть 3 - VIII. Strength

---

Eight of cups

2013-05-25 13:26:10 (читать в оригинале)


Падающие звёзды красивы, падшие женщины иногда тоже, но на этом список заканчивается. Дети падают и плачут, ревут искренне, изо всех сил, даже если ничего особо и не болит; политики и актёры падают с пьедесталов, воображаемых или нет, и это всегда печально, или некрасиво, или вызывает жалость; падает пульс, падают нравы, падает уровень мирового океана (равно как и мирового интеллекта), падают курсы валют, падают империи, а лично у меня постоянно падает из кармана зажигалка, когда я завязываю шнурки, и еще падают безделушки со всех столов в моём новеньком доме в Солитьюде.
Stick around and watch me fall apart, нашёптывает каждая вещь, каждое человеческое существо; абстрактные понятия тоже этим грешат. Ебаная метафизическая гравитация рано или поздно заставит упасть, сломаться, разбиться на осколки всё, что тебе дорого. Это невероятно хрупкий мир, и мои отношения с людьми всё чаще напоминают мне мои отношения с огромными серебряными подносами, на которых уложены пирожные и яблоки в моём новеньком доме в Солитьюде. Одно неловкое движение – и всё это упадет, раскатится по углам, закатится под буфет, никогда не соберёшь, никогда не сделаешь, как было.
Мудрые матери перед тем, как разрешить своим дочерям носить каблуки, заставляют их часами вышагивать на высоченных неудобных шпильках, со стопкой книг на голове. Я думаю, подобное упражнение следует сделать обязательным для всего человечества; ввести специальные часы для этого в начальной школе, например. Потому что если ты с юных лет не научишься в совершенстве держать равновесие, если походка твоя не будет легкой и как будто танцующей, если ты не умеешь пройти по горной тропе с кувшином воды на голове – ты ебанёшься, дружок, ты проведешь большую часть жизни плача или матерясь, собирая яблоки с пола своего новенького дома в Солитьюде.
Как любой морализатор, практически никогда не следую собственным советам. Я не умею носить каблуки, мне в руки нельзя давать хрупкие вещи, я королева хаоса и энтропии, я приношу их с собой, куда бы не пришла; стоит мне, как сказочной царевне, махнуть правой или левой рученькой, как в радиусе пяти метров начинают падать подносы, горшки с цветами, чашки, пепельницы, нравы и империи. Как-то у меня с утра было две зажигалки, и к обеду я одну сломала, а другую потеряла.
Вспоминается, конечно, ВТ и «гренландский дух, приносящий несчастье», но, на самом деле, другим я несчастий не приношу (не считая мамы, которая изрядно расстраивается, когда ее горшки с цветами оказываются на полу, причём горшки – отдельно, цветы – отдельно, земля – ровным слоем по всем горизонтальным поверхностям). На обломках упавших замков и империй вырастают прекрасные вещи, неважно, о растительном ли мире речь или о более абстрактных понятиях; упавший человек тоже доставляет радость некоторым окружающим (не будем обсуждать моральный облик человечества).
Всё это не очень утешает, но хоть кота пивом обольём. К тому же, если вам, как и мне, никто вовремя не положил стопку книг на макушку, всегда можно заложить руки за спину (от греха и горшков подальше) и тихо говорить самому себе: go placidly amid the noise and haste, and remember what peace there may be in silence... You are a child of the universe, no less than the trees and the stars; you have a right to be here. And whether or not it is clear to you, no doubt the universe is unfolding as it should.

P. S. И вот еще песня, которая, как мне кажется, идеально подходит к этой карте. Я вообще хотела поговорить про Землю и глобальные проблемы, но получилось, как всегда, про себя и немножко про Скайрим.
Так что про Землю пусть говорит Нимой: всё равно у меня не получилось бы лучше.


Скачать бесплатно Leonard Nimoy - A Visit To A Sad Planet на Muzebra.com.

Серия сообщений "Haindl tarot":

...а теперь мы отправимся в увлекательные глубины моего подсознания, чтобы бросить по колечку в каждую роковую гору.
Аттеншн: может содержать незначительное количество самолюбования, морализаторства, нытья, обсценной лексики, латыни, цитат из стар трека, цитат из другой порнографии.
(не уверена, что в детстве мне правильно объяснили значение слова «незначительный»)

Часть 1 - V. The Hierophant
Часть 2 - Eight of cups

---

Про гипертекст

2013-05-24 23:01:57 (читать в оригинале)

Окей, технологический прогресс сосредоточен в основном на индустрии развлечений; я почти рыдала на том интервью Брэдбери, но ладно. Окей. Тогда вот что я реквестирую от тебя, дорогой прогресс.
Я хочу, чтобы через десять лет я могла пересмотреть XMFC, в конце которого никто никому не стреляет в позвоночник, а Чарльз и Эрик уезжают в Вегас и играют свадьбу. Возможно, с цыганами.
Я хочу, чтобы через десять лет я могла перечитать «Имя Розы», в котором в конце нет никакого пожара, Вильгельм вследствие чьих-нибудь чужих махинаций, интриг и прочего династического бардака (возможно, с королевскими подвесками) становится императором Священной Римской Империи, строит всю Европу на свой неповторимый францисканский манер, и где-нибудь к XVII веку разумное (каким бы еще ему стать) человечество выходит в космос, где его с распростертыми объятиями и радостными улыбками ждут вулканцы (ладно, ладно, это немного перебор, но до слова «космос» я была вполне серьезна).
Мы с дорогой Ри недавно говорили о свадьбах в Скайриме и МЕ; обсуждали, в частности, гипотетические игры будущего, с полным погружением в альтернативную реальность, всем таким. Ри утверждает, что даже воображаемые мужики из воображаемой реальности нас отшили бы (мы поспорили на бутылку чего-нибудь крепкого, вот, фиксирую на случай наступления будущего). Но черт с ними, с воображаемыми мужиками; тем более, все мы (ну, то есть та часть всех нас, которая читала Фрая) помним про «медовенький пирожочек». Но Чарльз и Эрик. Но Вильгельм.
У меня богатое воображение; я знаю, где искать хороший фанфикшен; в конце концов, я слегка знакома с законами драмы. Но всё это катастрофическое не то, мой внутренний ребенок топает ножками, скоро он упадет на живот и станет колотить кулаками по полу, короче, дайте мне настоящий гипертекст, настоящую гиперлитературу, которой так боялись все писатели в начале девяностых, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.