art ma-zaika

Саратов зажигает... огни большого городА

Молодцы наши девчонки, лихо крутят огненные шарики!

разговор с Бобом о Боге

мне там понравилось про слесаря Васю.
всё-таки русскоязычные люди, считающие себя буддистами — очень разнообразны.

Дима, я подумал, что фраза «христианство противопоставляет Силе Любовь» звучит для вас как пустой высокопарный лозунг, поэтому решил расшифровать. Речь же тут о конкретных вещах в области этологии вообще.

Видите ли, христианство отличается от прочих религиозных традиций тем, что его центральный императив «возлюбите врагов; благословляйте проклинающих вас» никак не сводим к парохиальному альтруизму (под парохиальным альтруизмом — вы же Докинза читали? — тут понимается зашитая на генетическом уровне склонность любого живого организма защищать интересы своего сообщества в ущерб конкурирующим сообществам). Христианство игнорирует любую земную идентичность.

В этом смысле христианская этика — сверхъестественна и противоестественна. Любить врагов — это оксюморон. Словом «враг» во всех языках называется объект ненависти — тот, кто по определению никак не может и не должен быть любим.

В отличие от иных религиозных традиций, противопоставляющих «силе» некую кодифицированную мораль — за кодифицированностью которой стоит, конечно, просто некая ещё более ужасная Сила («справедливый Аллах накажет неправедных») — христианство разрушает эту построенную на силе иерархию, воздвизая на ее месте иерархию новую, где аксиологически выше всех оказывается тот, кто больше и прежде всех прочих уступил, поделился, повеликодушествовал, простил, помилосердствовал и оказался в результате в лохах либо умер насильственной смертью. Просто по любви к врагам и к друзьям, равной к добрым и злым (а отнюдь не ввиду какой-то социальной или биологической целесообразности). Бог в христианстве — не справедлив. Он всех простил, вопреки справедливости: Сам добровольно отбыл наказание за всех преступников и был повешен за всех висельников.

В этом смысле христианство (как практика прямого действия: следования за конкретным Богочеловеком по его крестному пути) — есть не религия, а полная и окончательная отмена всяких религий. Никакие правила тебя не спасут, если ты полон нечистот.

Христианство есть прямое и личное, глаза в глаза, взаимодействие человека с подспудным Огнем, полыхающим внутри всякого бытия — с его Логосом, с Любовью как таковой. Скажем так, с «эросом бытия», если использовать приблизительно эллинистический философский словарь.

Разумеется, в реальной жизни словом «христианство», увы, чаще называется комплекс мер, направленных не на коммуникацию с Логосом, а, наоборот, на то, чтобы от Него понадежнее спрятаться за забором ритуалов и предписаний. Потому что Он страшен и бескомпромиссен. Либо ты шагаешь в Огонь, забыв о самосохранении — либо ты строишь асбестовые бастионы. Второе проще, конечно.

Первое (христианство в исходном смысле) требует от человека абсолютной личной ответственности, потому что обнуляет все поводы свалить ответственность на «Аллаха». Это ужасный стресс. Мы все, мечтающие когда-нибудь заполучить моральное право называться христианами, — увы, позорно сливаем эту ситуацию. Личная ответственность говорящим обезьянам не по сеньке шапка.

Поэтому историческое «христианство», увы, прекрасно описывается текстом вашей записи.

«Религия» и «христианство» — антонимы, потому что «религией» называется способ регламентировать отошения человека с Абсолютом и тем самым человека обезопасить, дав ему чёткую спасительную инструкцию. А христианство, исходно, — упраздняет все регламенты и отменяет все инструкции. В христианстве бесполезно исполнять нравственные предписания, если эти предписания не становятся частью твоего существа. «Рабами уже не называю вас, но друзьями». Требуется самому, органически, стать богоподобным, — а не имитировать богосыновство, исполняя Закон Моисеев. «Итак, будьте совершенны как Отец ваш небесный». Невыполнимое для гомо сапиенса требование — быть совершенным, стать Богом. Единственный тут способ — человеческое должно быть преодолено. Говорящая обезьяна сгорает в этом Огне — остаётся чистая любовь (бескорыстное желание добра не себе, а произвольно взятому другому). Это очень страшно, лучше давайте выпьем. Нутыпонел.

Мы все (christian-wannabe) отдаем себе полный отчет в том, Чем бы мы могли быть, — и в том, что мы Этим не являемся. Но мы помним о том, «как могло бы быть, если бы мы все ежеминутно не лажали».

Это нас невротизирует, поэтому мы такое унылое говно.

Кто торгуется в том смысле, что-де крестная мука невелика в сравнении с чьей-то ещё (онкология, освенцим), тот не помнит о размере онтологического провала, преодолённого в Боговоплощении — о степени добровольного умаления. Пусть таковой представит себе, что превратился в жука, которому какие-то мальчики оторвали лапки и медленно поджаривают его с помощью увеличительно-зажигательного стекла. Потом пусть сосредоточится на мысли, что этот жук — нарисованный. И мальчики тоже — нарисованные. А потом пусть ещё умножит градус унижения на коэффициент, равный бесконечности.