Апостол Матфей довольное время оставался в Иерусалиме или, по крайней мере, в пределах Палестины, проповедуя здесь слово Божие. Но потом вознамерился отправиться в Эфиопию, чтобы и там благовествовать о Спасителе и спасении мира. В это-то время, желая оставить верным сынам Церкви письменное свидетельство того чистого учения о Христе Иисусе, которое столько летпроповедовал им устно, он написал святое Евангелие, первую по времени книгу нового завета. Таким образом и здесь прежний мытарь явился первым евангелистом. Происхождение его евангелия относят вообще к 42 году по Р. Х., или к 8 по Вознесении Господнем. Написано оно было первоначально на языке еврейском или сирохалдейском, но переведено на греческий в самой глубокой древности, по свидетельству св. Афанасия Великого, Иаковом, братом Господним, а по свидетельству других, Иоанном Богословом.

По отшествии из Палестины, св. Евангелист Матфей обтек с словом благовествования Христова страны Персии и Индии, потом проник в Эфиопию и, укрепляемый благодатию Господа Иисуса, предстал с евангелием самому дикому и зверообразному племени антропофагов. Повествуют, что Господь явился ему тогда в образе прекрасного юноши с жезлом в деснице и подав мир апостолу, вручил ему жезл тот и повелел ему посадить его в землю пред дверьми недавно устроенной церкви. Посаженный жезл укоренился, возрос в огромное дерево и принес несравненные по красоте и сладости плоды, а от корня его произошел источник самой чистой воды, которая измывала всю нечистоту и безобразие лиц антропофагов (См. Четьи Минеи ноября 16 дня). Это, без сомнения, символы животворящего тела и крови Христовой и всеочищающей воды благодатного крещения христианского, которые принес к дикому племени св. апостол и евангелист. Он имел там утешительные успехи во благовестии Христовом, скоро рукоположил в город Мирмены епископа Платона, а сам, пребывая в уединении, непрестанно молился об обращении всего племени ко Христу. Исцелив бесноватых в семействе князя страны, Фульвиана, он сначала привлек к себе его удивление и почтение; но потом обратил на себя всю силу гнева его, когда народ стал усердно слушать спасительную проповедь апостола и обращаться к истинному Богу от ложных кумиров и скверн идолослужения. Тогда страшную казнь уготовали благовестнику Христову: распростерши тело его на земле и пригвоздивши руки и ноги к земле, обложили его потом горючими веществами и зажгли их. Пламень был жесток: он опалил вокруг стоящих, потом растопил идолов, поставленных пред мучеником, но не повредил тела св. апостола. Князь, в изумлении и ужасе, хотел уже с честию извести апостола из огня, но св. Матфей, совершив последнюю молитву, предал душу свою в руце Божии. В непродолжительное время, сам Фульвиан отрекся от своей власти и принял в крещении имя Матфея, в честь и славу св. апостола, потом, по смерти Платона, избран и посвящен был во епископа и сделался ревностным проповедником евангелия, стараясь довершить то, что начал сам апостол, и подражая ему в подвигах молитвы, терпения и усердия к вере Христовой.

Источник: http://vsemolitva.ru

comments

Апостол Фома проповедовал в Парфии, Мидии и Индии. Предание сохранило повествование о том, при каких обстоятельствах пошел св. Фома на дело благовествования в Индию. Тамошний царь пожелал выстроить себе дворец. По внушению Господа, св. Фома назвался архитектором и отправился на зов царя. По прибытии, св. Фома начал ревностно проповедовать веру Христову, многих крестил, а золото, полученное на постройку, раздавал нуждающимся. Он знал, что Бог поможет ему обратить к истине призвавшего его государя, он помнил учение Христа о сокровище на небе (Матф. VI, 19–20).

И в самом деле, все больше распространялось слово Божие, но были и недовольные. Они-то и донесли царю, что назвавшийся архитектором и не начинал постройки роскошного дворца, а проповедует нового Бога, творит чудеса и раздает царское золото нищим. Разгневался царь и велел заключить св. Фому в темницу. Тем временем любимый брат царя сильно занемог. Во время болезни вознеслась душа недугующего в небесные селения и, волею Господа, в видении ему были показаны жилища, приготовленные для святых, и предложено было избрать одно из них. Когда же он выбрал лучшее, то ангел Божий сказал ему: "Это жилище ты не можешь занять, потому что Фома соорудил его на золото брата твоего, и оно принадлежит твоему брату – царю".

Придя в себя, больной рассказал о видении. Уразумел тогда царь смысл этого видения, поспешил освободить св. Фому и просветился от апостола светом христианского учения, а св. Фома возблагодарил Бога за все происшедшее.

Проповедию своею, знамениями и чудесами апостол приводил многих ко Христу до самой мученической своей кончины от рук язычников. Он был проколот копьями. Один христианин тайно взял честные мощи св. Фомы и отнес их в Месопотамию в город Эдессу. Здесь была построена во имя его великолепная церковь, и верующие из отдаленных стран стекались туда и получали исцеления.

Источник: http://vsemolitva.ru

comments

Высоким действующим лицом в первенствующей Церкви является св. Иаков, брат Господень по плоти. Ему Господь особенно являлся по воскресении Своем, по свидетельству св. ап. Павла (I Кор. 15, 7). К нему первому послал св. ап. Петр известить о своем чудесном освобождении из темницы: возвестите, говорит, Иакову и братиям сия (Деян. 12, 17). Он присутствовал, занимал важное место в лике апостолов на первом соборе Церкви апостольской: он первый утвердил голос Петра и дал свое предложение, которое принято всем собором. К нему в дом, как знаменитейшему из апостолов, незадолго до своих уз, приходил св. апостол Павел, и собрались все пресвитеры, дабы слышать повествование об обращении язычников. Он назван у св. Павла братом Господним, столпом Церкви, прежде апостолов Петра и Иоанна, и вместе с ним подал руку Павлу и Варнаве в знак согласия и, вероятно, с своим мнением, чтобы Павел и Варнава шли на проповедь к язычникам, а Петр и Иоанн к обрезанным – к иудеям.

Св. брат Господень не предпринимал трудных шествий апостольских для проповеди евангельской, однако ж, ему достался жребий едва ли не самого трудного служения апостольского. Из всех народов, современных апостолам, самый упорный и злой народ был иудеи, из всех городов был Иерусалим. Чернь, книжники и фарисеи, архиереи и старцы, – все дышало ненавистью и враждою против апостолов и евангелия. И здесь-то, в этом городе и народе, оставлен был св. Иаков, брат Господень, блюстителем веры и юной Церкви Христовой, всеми гонимой. Можно себе представить, какой великий и тяжкий подвиг предлежал ему. Необходимы были не только высокие дарования духовные, но и видимые знаки власти и важности иерархической. Посему он возведен в сан епископа или Самим Господом Иисусом, как думает св. Златоуст, или собором и избранием апостолов, – что все равно в таком обществе, которое, видимо, управлялось Духом Святым. Его Церковь называлась матерью всех церквей. Его иерусалимская кафедра апостольская сделалась точкою соединения для правителей юной Церкви. К нему, как мы видели прежде, относились или же лично приходили посланники Божии из разных земель и народов с донесением об успехах проповеди евангельской, и для решения встречавшихся недоумений. Он первый положил основание благочинию и порядку церковно-богослужебному, по внушению Св. Духа составив божественную литургию. Это та самая литургия, которую мы доныне слушаем в храмах Божиих, только сокращенная св. Василием Великим и Златоустом немощи ради человеческой. Но ее и доселе вполне совершают сирийские христиане. Не выходя из Иерусалима, св. апостол и брат Господень умел действовать, как лицо вселенское; и можно сказать, что он был первым вселенским патриархом нового завета.

Общественная и частная жизнь св. Иакова, его чудеса и способ учения были так славны, что им удивлялись не только христиане, но и самые враги христианства. Талмудисты, эти неистовые враги и лжецы на христиан, говорят о св. Иакове, как о чудотворце, и даже указывают на виллу или мызу Шеханию, из которой, будто бы, происходил он. Вот их свидетельство. Одно: "Раввина Елеазара, сына Дамагова, ужалила змея; и пришел Иаков, муж родом из мызы Шехании, исцелить его во имя Плотника". Другое: "Приступил Иаков, из мызы Шехании, исцелить его во имя учителя своего Иисуса". Знаменитый писатель иудейских древностей, Иосиф Флавий, не упоминая о других апостолах, отмечает, однако же, мученическую кончину св. Иакова, брата Господня, и, по мнению многих древних писателей, почитает эту кончину причиною разрушения Иерусалима.

Христианская древность единогласно прозвала св. брата Господня праведником и справедливейшим из людей. Епифаний, Егезипп, Никифор, Иероним и другие изображают св. апостола величайшим подвижником. Он был во всю жизнь девственником, почему имел особенное общение и дружбу с Иоанном Богословом. Ходил босыми ногами, вина и сикера не пил, не умазался елеем и не мыл тела своего в бане, бритва не восходила на голову его: носил одежду льняную. Пища его была – один хлеб, питие – простая вода. Молитвы и коленопреклонения его были так часты и продолжительны, что от них кожа на коленях его сделалась тверда, как верблюжья. Подобно древнейшему подвижнику, св. пророку Илии, он сводил с неба дождь во время засухи. "За высоту жизни, философии и благочестия" он так был уважаем в Иерусалиме и любим от народа, что не только верующие, но и неверные за великое благо почитали хоть прикоснуться к одежде его. Во время общественных смут и бедствий народ видел в нем оплот для себя, почему он и называл его обли или офли – оплот, убежище народа. Только эта любовь народная и высшая степень праведности, дающей мудрецу способность примирять самые враждебные партии в состоянии объяснить, как св. Иаков в мятежном городе-Христоубийце мог удерживаться на епископском престоле около 24-х лет и управлять Церковью почти спокойно. В книге Деяний апостольских видим возмущение иерусалимлян против Стефана первомученика, против Иакова Заведеева, против Петра и Павла, – и ничего не находим против праведного брата Господня. Петр и Павел временно появились в Иерусалиме, – и народ с яростью восстает на них. Св. Иаков постоянно пребывает в Иерусалиме, управляет тою самою Церковью, которую преследуют в лице других апостолов, – и народ не касается его, более двадцати лет не только терпим, но и глубоко уважает предстоятеля Церкви. Иерусалим повседневно видит, как проповедь христианского епископа похищает детей его и пленяет их в Христову веру, – и не возбраняет проповеднику.

Особенными временами проповеди Иаковлевой были великие праздники иудейские – Пасха, Пятидесятница и Кущей. На эти праздники стекались в Иерусалим, в бесчисленном множестве, из разных земель и городов, иудеи природные, язычники, обратившиеся к иудейству, и даже язычники никуда не обращенные. В эти-то времена епископская кафедра Иакова превращалась в кафедру всемирную, брат Господень являлся учителем вселенной и был апостолом в собственном смысле, посольствуя по Христе к людям из всякого народа, иже под небесем. Богодухновенная мудрость учения его видна из послания, написанного им верующим из всего израильского народа. Успех же проповеди был и причиною мученической кончины Иаковлевой. Св. брат Господень пострадал при иудейском первосвященнике Анане, на девяносто шестом году своей богоугодной жизни, и около двадцать четвертого года по вознесении Спасителя. Иудейский историк Флавий пишет о смерти св. Иакова так: "Анан, вообразивши, что теперь-то настало для него удобное время (ибо правитель Фест умер, а Альбин был еще в дороге), созывает синедрион судей, приводит в оный брата Иисуса, называемого Христом, – Иаков имя ему, и некоторых других, взводит на них вины, как будто на преступников закона, и предает на побиение камнями" (Древн. кн. 20, гл. I).

Анан, кажется, для того и появился в сане великого архиерея, чтобы доставить св. Иакову мученический венец. Он был первосвященником всего три месяца, и низвержен Альбином именно за смерть Иакова и некоторых других (см. у Флав. там же).

Христианские историки гораздо подробнее изображают мученичество св. Иакова. Они говорят, что в праздник Пасхи, когда в Иерусалим стеклись народы со всех краев света, фарисеи и книжники пришли к св. брату Господню и умоляли его, чтобы он, как человек всеми уважаемый, поучил народ отступлению от Христа. Возвели апостола на крило Соломонова храма, – и апостол вслух всего народа началпроповедовать о Христе Спасителе, как об истинном Мессии. Обманутые фарисеи и книжники свергнули св. благовестника с высокого крила церковного. Изнемогающий от падения Иаков стал на колена и молился; буйная толпа изуверов бросила на него тучу камней. Некто из сынов Рихавовых хотел защитить праведника; но из толпы ринулся ремесленник и белильным деревом (валек, которым сукно валяют) нанес апостолу смертельный удар в голову. Он скончался, повторяя молитву брата и Господа своего Иисуса Христа: "Господи, отпусти им грех сей, не видят бо, что творят".

Источник: http://vsemolitva.ru

comments

Во время мученической кончины св. Стефана, мучители побивавшие его камнями, складывали свои одежды "у ног юноши, по имени Савл". Хотя сам он, видимо, и не принимал участия в побиении первомученика камнями, но был настолько ожесточен на великого проповедника христианства, "что одобрял убиение его", да и после не успокоился, а терзал Церковь, "входя в домы и влача мужчин и женщин в темницу". Этот яростный гонитель христианства был иудей, родом из Тарса, в Киликии. Родители дали ему хорошее образование. Савл в совершенстве знаком был с греческой литературой и глубоко понимал самый дух эллинизма. Но это была лишь одна сторона в его образовании. Дав своему сыну общее классическое образование, родители вместе с тем позаботились особенно дать ему высшее образование иудейское. С этою целию Савл был отправлен в Иерусалим, где процветали различные высшие школы, и там он "воспитан был при ногах Гамалиила", знаменитейшего законника своего времени. В школе этого-то великого учителя Савл был "тщательно наставлен в отеческом законе" и был ревнителем по Боге. Все это обширное образование, соединенное с высокими природными дарованиями, сделало Савла весьма видною личностью, и уже в Иерусалиме, среди фарисеев, он пользовался большою известностью не только за свою ученость, но и потому, что он "жил фарисеем по строжайшему в иудейском вероисповедании учению".

По окончании образования Савл наверно возвратился в Тарс; но город этот был теперь уже тесен для высокоученого и пылкого юноши, душа его просилась на более широкое поприще, и он вскоре опять появляется в Иерусалиме. И тут-то ему пришлось впервые столкнуться с новыми учителями, которые с успехомпроповедовали какое-то новое, неизвестное ему учение. Высокоученый фарисей из Тарса не преминул прислушаться к этим новым проповедникам и, к ужасу и негодованию, узнал, что онипроповедовали отмену Моисеева закона и на место его преподавали учение какого-то галилеянина, Иисуса из Назарета, Который был осужден на смерть и распят между двумя злодеями.

Нужно было опровергнуть и поразить этих проповедников, и Савл, действительно, выступил против Стефана и, несомненно, был одним из тех "некоторых из Киликии, кто вступил в спор с Стефаном". Спор между такими противниками мог быть только самый горячий, и Савл, к ужасу своему, увидел, что при всей своей учености он "не мог противостоять мудрости и духу, которым говорил" его противник. И тогда-то ревность его приняла кровожадный характер. Савл думал, что позор своего поражения он мог смыть лишь кровью Стефана, и одобрял его убиение. Сопровождавшие это страшное мученичество обстоятельства не могли бесследно пройти для такого пылкого человека, как Савл, и в душе у него, может быть, незаметно для него самого, шевельнулось страшное чувство сожаления и раскаяния, что он в своей ревности зашел так далеко, а вместе затеплилась и искра сомнения в своей собственной правоте. Но это было тяжелое чувство, нужно было подавить его, а достигнуть этого можно было только новою и усиленною ревностию в защите Моисеева закона и в гонении на врагов его. Если погублен такой высокообразованный и геройский проповедник его, как Стефан, то масса его последователей уже не заслуживает никакого сожаления, ее нужно уничтожить, и тогда ненавистное учение будет вырвано с корнем. С такими мыслями и чувствами Савл, вопреки наставлениям своего великого учителя Гамалиила, положительно стал "терзать Церковь" и гнал ее членов "до смерти". И это гонение навело ужас на христиан. Пред лицом грозного гонителя они рассеялись и исчезли. Иерусалим, по-видимому, был совершенно очищен от них. Такой успех дела должен был чрезвычайно обрадовать первосвященников и старейшин иудейских, которые, наконец, могли надеяться на полное истребление секты, так много делавшей им хлопот. Они даже были довольны и тем, что сделано, но Савл истребление христиан хотел довести до конца, и, "в чрезмерной против них ярости, преследовал их даже и в чужих городах". Особенно много христиан, слышал он, было в Дамаске, где они свили себе гнездо под властью аравийского князя Ареты. И вот, чтобы разорить и это гнездо, Савл обратился к первосвященнику, чтобы он дал ему полномочные письма в Дамаск, с которыми бы он мог устроить там судилище и в цепях приводить оттуда в Иерусалим всех, кого только найдет из христиан, как мужчин, так и женщин, с целью производства над ними высшего суда, примером правды и милости которого могло служить для них участь св. Стефана. И вот он, получив письма, отправился в путь, "дыша угрозами и убийствами на учеников Господа"; но по неисповедимым намерениям Промысла Божия путь этот привел его к совершенно неожиданному для него исходу, и он вышел из Дамаска не грозным гонителем с целою партией закованных в цепи и трепещущих за свою участь христиан, а смиренным последователем того Самого Назарянина, самое имя Которого дотоле звучало для него презрением и возбуждало в нем ненависть.

Этот чудесный переворот совершился на дороге, неподалеку от Дамаска, близ деревни Куакабы, как указывает предание. Пред знатным путником, ехавшим в сопровождении значительной свиты, расстилалась "пустыня Дамасская", ограничиваемая на севере цепью Ливанских гор; в прямом направлении виднелись башни самого Дамаска, кровли которого ярко сверкали под палящими лучами полуденного солнца. Путь был страшно тяжел и утомителен в эти часы дня, и Савл нетерпеливо стремился поскорее добраться до знаменитого своими садами города, чтобы отдохнуть под их сладостною тенью от пути и затем сразу приняться за дело. И вдруг кончилось все. Вокруг путников вдруг заблистал необычайный свет с неба. Его видел не Савл только, но и все его спутники. Вместе со светом, до спутников Савла донесся какой-то страшный, но невнятный голос. Как бы каким-то грозным мановением с неба они все были повергнуты в оцепенение на землю. Когда другие встали и отчасти оправились от ужаса, Савл лежал еще на земле, и в этом распростертом положении он видел необычайный человеческий образ и слышал голос, говорящий ему: "Савл, Савл, что ты гонишь Меня? Трудно тебе идти против рожна". Но в этот страшный момент Савл не узнал Того, Кто говорил ему, потому что он никогда не видел Его на земле. "Кто ты, Господи?" - сказал он. "Я - Иисус, Которого ты гонишь!" Ответ этот ужасом поразил Савла, и в душе его мгновенно и в ужасающей ясности воскресло все, что он делал против этого Иисуса Назарянина. В невыразимом трепете и ужасе Савл спросил его: "Господи! Что повелишь мне делать?" На это последовал милостивый ответ: "Встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать". Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя.

Савл встал, но все вокруг него было темно. Чудесное видение исчезло, но вместе с ним для взора Савла померкло и самое солнце. Он был слеп. Испуганные спутники взяли его за руку и повели к Дамаску. По прибытии в город его отвели в дом Иуды. Там с мукой в душе, в слепоте, в телесных страданиях, в умственном возбуждении, без пищи и пития, Савл пролежал три дня, а блеск поразившего его света постоянно предносился пред его темными глазами, и звуки того укоряющего голоса все еще раздавались в его ушах. Никто не может сказать, что переживала его душа в эти три дня. Наконец, буря его душевного состояния нашла облегчение в молитве, и затем к нему пришел один из христиан, уважаемый всеми, и даже иудеями, Анания, которому Господь явился в видении и открыл, что этот безжалостный гонитель будет избранным сосудом, чтобы возвещать имя Христово пред язычниками, царями и сынами Израиля. "И Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое", - говорил Господь. Добрый Анания, опасавшийся сначала идти к известному всем кровожадному гонителю, не медлил долее. Он вошел в дом Иуды, и обратился к страдальцу с дорогим приветствием, как к брату, и, возложив руки на его затемненные глаза, велел ему встать, смотреть и быть исполненным Святого Духа. И тотчас как бы чешуя отпала от глаз Савла, и вдруг он прозрел и, встав, крестился, и, приняв пищи, укрепился.

Проведя несколько дней в обществе Анании, который, несомненно, своею беседою ободрил дух его и преподал ему начатки христианских истин, Савл совершенно возродился духовно и почувствовал себя совершенно другим человеком. Между его прежним и настоящим легла непроходимая бездна. Ему открылись глаза на сущность вещей, и теперь к изумлению видел, что все то, в чем он полагал свою славу и свое величие, было отжившею ветошью и тьмою в сравнении с истинным светом гонимого христианства. И при одном воспоминании, что он был гонителем Церкви, ужас поражал его богопросвещенную душу и тем с большею ревностью он теперь стремился загладить это свое прошлое гонительство проповеданием Христа. Оправившись от душевного и телесного потрясения, он сразу же выступил проповедником евангелия, и в Дамасских синагогах изумлялись все, как этот яростный гонитель христианства теперь вдохновеннопроповедовал о Христе. Но душа Савла была разбита и требовала более продолжительного утешения. Ему нужен был такой отдых, во время которого он мог бы всецело оторваться от окружающего мира, уйти в самого себя, проверить свое душевное состояние и в уединенной беседе с Богом найти окончательное подтверждение своему призванию. И вот Савл, подобно великим ветхозаветным праведникам, удалился из Дамаска в Аравию, где и пробыл около трех лет. Только после этого продолжительного пребывания в пустыне, проведенного, несомненно, в глубоком душевном самоиспытании, Савл опять возвратился в Дамаск, и там начал проповедь о Христе.

Появление такого великого проповедника, о котором уже могли забыть отчасти, обратило на него общее внимание, и так как он всю прежнюю свою ученость, подкрепленную еще высшими откровениями, всецело обратил на проповедь и защиту евангелия, то никто из иудейских книжников и законников не мог выстоять против него. Это естественно возбудило против него крайнее негодование среди иудеев, и они даже составили заговор убить его. В этом заговоре приняли участие даже правитель Дамаска, который приставил стражу к городским воротам. Опасность была страшная, тем более, что она грозила в самом же начале прекратить деятельность Савла, который не успел еще хоть сколько-нибудь загладить грехов своей прежней жизни. Нужно было избежать ее, и в этом отношении помогли ему уже начавшие собираться около него ученики. Они воспользовались тем, что дома на востоке окнами выходили на городскую стену, и, посадив Савла в большую корзину, спустили его на веревке за стену, подобно тому, как в древности Раав спасла соглядатаев. Избежав опасности, Савл тогда направился в Иерусалим. Там ему уже не было места среди старейшин иудейских, и он должен был искать убежища среди новых своих собратьев - христиан. Еще будучи гонителем, он, вероятно, слышал об ап. Петре, который выдавался среди других апостолов своим мужеством в проповеди и славился чудесами. С ним-то "видеться" и решился Савл, чтобы найти в нем мужественного друга и наставника. Ап. Петр принял его со свойственным ему радушием, так что Савл пробыл у него дней пятнадцать, и за это время познакомился и с Иаковом, братом Господним. Других апостолов частью не было в это время в Иерусалиме, частью же они продолжали недоверчиво относиться к обращенному свирепому гонителю, предполагая в его обращении лишь коварный прием для разузнания всех тайн жизни среди христиан. Но великодушный Варнава, сам эллинист, близко познакомившись с Савлом, убедил, наконец, апостолов, что пред ними не прежний гонитель, а смиренный христианин, удостоившийся Христова откровения на пути в Дамаск. И тогда, будучи принят в общество апостолов, Савл совершенно укрепился нравственно и вновь выступил на проповедь Христа в синагогах иудейских, смело состязаясь с эллинистами, во главе которых он некогда отстаивал ветхий завет против Стефана. Такой переход его на сторону бывших своих противников, естественно, возбудил крайнее раздражение среди иудеев, и ему грозила участь св. Стефана. Савл был в крайнем унынии и однажды до такой степени молился в храме, что пришел в исступление. И в это время ему было новое явление Христа, Который, повелевая ему удалиться из Иерусалима, вместе с тем возложил на него великое служение - быть апостолом язычников. "Иди, - говорил Христос, - Я пошлю тебя далеко к язычникам". Смиренно приняв на себя это великое поручение, Савл при помощи учеников добрался до одного из морских портов, тайно сел на корабль и, избегнув, таким образом, грозившей ему опасности, отправился в Кесарию, потом в Тарс, отсюда он был призван Варнавою в Антиохию. В Антиохии ученики Господа впервые стали именоваться христианами; впоследствии это наименование сделалось нарицательным именем всех последователей Христа. Вскоре Савл и Варнава опять посетили Иерусалим; случилось это в 44 г. по Р. Х. Там разразился страшный голод, давно уже предсказанный пророком Агавом. Антиохийские христиане, соболезнуя бедствию их палестинских братий, поручили Варнаве и Савлу доставить им собранное пособие. Исполнив это поручение, они вернулись в Антиохию. Вскоре после сего наступило время первого апостольского путешествия ап. Павла. К этому великому подвигу Савл был подготовлен новым чрезвычайным откровением, которое побудило его проповедовать там, где еще не было известно имя Христово. Предстоятели антиохийской Церкви также получили откровение: Дух Святой через пророков сказал им: "Отделите мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я их призвал"; вследствие чего, после поста и молитвы, они получили возложение рук и отправились в Селевкию, а оттуда - на остров Кипр. Везде они с успехомпроповедовали слово Божие, а в Парфе, главном городе острова, Савлу удалось обратить к вере и крестить самого проконсула Кипра, Сергия Павла. Этот правитель давно пытливо искал истинной веры; до прихода апостолов, он подпал влиянию одного лжепророка Вариисуса, который выдавал себя за посланника Божия, но Савл, исполнившись Духа Святого, разоблачил обман этого волхва и поразил его слепотою. Проконсул Сергий Павел, увидев это чудо, уверовал во Христа и немедленно принял крещение, а Церковь с тех пор стала и Савла называть римским именем - Павел.

Путешествие св. апостола Павла сопровождалось большими испытаниями. Так, в Листре, когда он исцелил хромого от рождения, народ почел его за бога и даже намеревался воздать ему божеские почести, а когда Павел с негодованием отклонил это нечестивое намерение, толпа пришла в ярость и хотела умертвить его. Вообще, Павел многократно подвергался гонениям, но он неустанно продолжал свое служение истинному Богу, а когда он вместе с Варнавой предпринял обратное путешествие, то, посещая уже основанные церкви в областях Малой Азии, везде рукополагал пресвитеров и заботился о благоустройстве церковной жизни.

Когда разнесся слух о возвращении Павла из его первого апостольского путешествия для обращения язычников, все верующие в Антиохии немедленно собрались, - каждый желал слышать об успехе проповеди. Повествование Павла наполнило сердца всех радостью и живою благодарностью милосердному Господу, Который отверз двери веры для язычников наравне с избранным народом иудейским.

Между тем, проповедь евангелия язычникам возбудила ревность и неудовольствие христиан обрезания. Родился вопрос о необходимости обрезания для язычников, желающих принять христианство. Павел и Варнава, главным образом, восстали против этой необходимости, и потому Церковь антиохийская, во избежание раскола, отправила их в Иерусалим для разрешения возникшего спора авторитетом апостолов и пресвитеров иерусалимской Церкви.

Собравшиеся в Иерусалиме на общем церковном соборе долго не могли прийти к соглашению. Неразумные ревнители закона Моисеева много спорили с защитниками свободы христиан от ига еврейского. Прежде горячо говорил за них первоверховный апостол Петр, а потом послышалась красноречивая защита Павла. Вместо рассуждений и доказательств, он рассказал собранию историю своего апостольского путешествия, из которой самым очевидным образом открывалось, что Дух Святой в излиянии даров Своих на учеников Павловых не полагал никакого различия между обрезанными и необрезанными и что, следовательно, обрезание не составляет необходимой принадлежности нового завета.

Решительное слово было сказано председателем собора св. ап. Иаковом. Он подкрепил все, сказанное Петром и Павлом, пророчествами из ветхого завета, и собор изволением Святого Духа единодушно решил не налагать на новообращенных из язычников обрядов закона Моисеева. Павлу и Варнаве был вручен ответ, который успокоил Церковь антиохийскую.

Было это в 52 г. по Р. Х. Собор этот послужил образцом всем последующим вселенским соборам.

Возвратившись из Иерусалима после собора апостольского в Антиохию, ап. Павел недолго пребывал в бездействии, а, взяв с собою на этот раз Силу, предпринял свое второе апостольское путешествие. Проходя Сирию, он в городе Листре нашел себе нового спутника - Тимофея, который с тех пор неутомимо разделял труды св. ап. Павла. Везде апостол извещал верующих об определении иерусалимской Церкви относительно свободы обращающихся язычников от обрядового закона и встречал такую любовь к его учению, такую преданность во вновь обращенных, что они "если бы возможно было, исторгли бы свои очи, дабы отдать ему".

В приморском городе Троаде Павел в ночном видении был призванпроповедовать евангелие македонянам. Ему "предстал некий муж македонянин, прося его и говоря: прийди в Македонию и помоги нам". Это был вопль западного мира, просившего апостола о том, чтобы он пришел освободить его от тяготевшего над ним ига безверия и греха. И апостол немедленно откликнулся на призыв - отправился в Македонию. В это время, между прочим, к нему присоединился Лука, возлюбленный врач, который, помогая апостолу своим медицинским искусством в его телесных немощах, решил следовать за ним и в его великом путешествии по Европе.

Сев в Троаде на корабль, проповедники чрез два дня прибыли в греческий город Неаполь, и оттуда направились в главный город восточной Македонии Филиппы. На пути в молитвенный дом им встретилась одна служанка, которая была одержима духом прорицательным, наподобие того, каким отличалась знаменитая дельфийская пифия; она настолько прославилась своими мнимыми прорицаниями, что доставляла большой доход своим господам. Почувствовав присутствие людей, которым дана была власть изгонять бесов, она стала неотступно следовать за ними, постоянно повторяя: "Сии человеки рабы Бога всевышнего, которые возвещают нам путь спасения". Так продолжалось несколько дней, и так как она препятствовала проповеди, то ап. Павел именем Иисуса Христа изгнал из нее духа, она исцелилась и перестала прорицать. Но это исцеление служанки возбудило крайнее негодование в ее господах, так как они лишились хорошего дохода. И вот они с яростию обрушились на апостолов, повлекли их на площадь к начальникам и обвиняли их в том, что они, будучи иудеями, возмущают город и проповедуют обычаи, которых римлянам не следует ни принимать, ни исполнять. Городская чернь стала на их сторону, а за нею, не расследовав дела, пошли и городские воеводы, которые, "сорвав с них одежды, велели бить их палками. И, дав им много ударов, ввергли в темницу, приказав темничному сражу крепко стеречь их". Заключив из такого приказания, что узники виновны в каком-нибудь особенном тяжелом преступлении, тюремщик ввергнул их в наиболее крепкое внутреннее помещение темницы и велел, кроме того, забить им ноги в колоду, т. е. в брус, имевший пять отверстий, в которые забивались руки, ноги и шея преступников. Тюремщик на этот раз забил апостолам в колоду только ноги, но и такое положение после перенесенных на площади побоев было мучительно тяжелым. Но великие благовестники не пали духом и в течение ночи оглашали мрачные стены темницы сладостными песнопениями, к которым невольно прислушивались все узники. И вот в самую полночь вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы. От страшного сотрясения двери темницы открылись, цепи узников сорвались с колец в стене. Пробужденный от сна начальник тюрьмы, увидев двери темницы открытыми, тотчас же извлек свой меч и хотел убить себя, думая, что его узники бежали, потому что в таком случае он сам должен был отвечать за них своей жизнию. Ап. Павел, однако же, тотчас заметил его намерение и, всегда в совершенстве владея собою даже среди опасности, закричал ему громким голосом: "Не делай себе никакого зла, ибо все мы здесь". Эти слова расплавили сердце тюремщика. Попросив светильник, он бросился во внутреннее отделение темницы и в трепетном волнении повергся к ногам Павла и Силы. Затем, освободив им ноги от колод и выведя их из внутреннего заключения, он воскликнул: "Государи мои, что мне делать, чтобы спастись?" Самый тон речи показывал в нем глубокое благоговение. И апостолы отвечали ему: "Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой". Глубоко тронутый, начальник темницы тотчас же собрал все свое семейство, омыл узникам раны и, получив первые уроки евангельской истины, крестился со всем своим домом. Такой оборот дела крайне смутил городских воевод, и они, опасаясь какого-либо мщения себе за вчерашние жестокости, отправили ликторов с наказом выпроводить апостолов поскорее из города. Но апостол Павел захотел и воеводам преподать урок осторожности на будущее время. Послав ликторов за самими воеводами, апостол строго сказал им: "Нас, римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают; нет, пусть придут и сами выведут нас". Ликторы отправились с этою вестию к воеводам, и она повергла последних в немалую тревогу. По своему невежеству, предубеждению и начальственному высокомерию, они совершили вопиющее нарушение римского закона и публично оскорбили величие Рима. Им грозила крайняя неприятность самим предстать на суд проконсула с ответом за это вопиющее беззаконие: поэтому они поспешили извиниться пред апостолами и просили их поскорее удалиться из города. Но апостолы, чувствуя за собою великое право римского гражданства, не сразу исполнили эту просьбу низких воевод, а, отправившись в гостеприимный дом христианки Лидии, поучали там собравшихся христиан, и затем уже с миром оставили город.

Оставив Филиппы, апостолы-миссионеры беспрепятственно достигли главного города Македонии - Фессалоники, или Солуни. Тут множество иудеев, прозелитов и язычников сделались учениками Павла и приняли веру Христову. Он неустаннопроповедовал в публичных собраниях и в частных беседах открывал важнейшие истины евангелия. Кроме того, он изумлял фессалоникийцев своим бескорыстием; несмотря на то, что проповедь не оставляла ему времени на другие труды, он не хотел получать пропитание от учеников своих и сам содержал себя деланием палаток, трудился он над ними по ночам. Проникнутые великим уважением к добродетелям Павла, ученики слушали и принимали слово его не как человеческое, но как слово Божие.

Но и здесь Павел не избегал преследования от иудеев и, покинув Фессалоники, отправился в Афины.

Когда корабль пристал к знаменитой афинской пристани - Пирею и пред взором апостола язычников открылся знаменитый город, то не трудно вообразить, какой поток мыслей прошел по душе св. апостола Павла. Пред ним лежал город, слава которого гремела по всему миру, и одно имя которого приводило в восторг каждого образованного человека. Еще в школе Савл, быть может, лелеял в себе мечту - побывать в этом центре мировой учености, куда стекались для довершения своего образования молодые люди со всех концов земли. Теперь эта мечта осуществилась - но в каком виде? Теперешний Павел шел сюда не учиться, а учить... Всякого смутила бы такая поразительная перемена в положении, но тот, кто облечен был силою свыше и неустрашимо шел навстречу всевозможным опасностям и даже смерти, боговдохновенный проповедник креста, смело вступил в философский город.

Проходя по улицам города, апостол с удивлением смотрел на богатство и разнообразие его исторических и художественных памятников. Все здесь живо напоминало величественные образы великого прошлого. На улицах и на площадях стояли статуи великих мужей и героев; но рядом с ними зоркий взгляд апостола заметил множество и таких статуй, которые изображали богов: пред ними курились жертвенники. Подобных статуй с прилежащими к ним капищами здесь было так много, что ап. Павел возмутился духом. Но еще более возмутился дух его, когда он присмотрелся к самим афинянам: одни с благоговением преклонялись пред идолами, другие с усмешкой проходили около них, и на всех лежала печать какой-то пустоты и легкомыслия. "Нет, афиняне, - как бы сказал сам себе возмущенный апостол, - не свет вы миру, а тьма для него! Не даром причудливый мудрец ваш среди дня зажигал факел, чтобы с ним найти между вами хоть одного человека..." Опечаленный взор апостола еще раз пробежал по рядам курящихся жертвенников человеческого неразумия; на одном из жертвенников взор его остановила на себе надпись, гласившая: "Неведомому Богу". Лицо апостола просветлело, и он сразу же понял, что и душа языческих афинян искала истинного Бога и несознательно поклонялась Ему под видом этого "неведомого Бога". Это ободрило апостола, и он, как бы почувствовав в себе новый прилив могучих сил, быстро пошел на городскую площадь.

Площадь, по обыкновению, была переполнена народом: одни собирались тут по торговым делам, другие из любопытства услышать что-либо новое, третьи послушать философов, которые тут же, потряхивая своими длинными волосами и размахивая широкими плащами, вели философские прения и излагали философские идеи. Философия в это время находилась уже в полном упадке, и так называемые философы, не давая ничего нового, занимались лишь пустым и высокопарным пересказом учений своих великих предшественников, при этом извращая их до того, что все оказывалось, по выражению Цицерона, вверх дном. Поэтому когда ап. Павел выступил с проповедью учения, которое поражало своею новизною, самобытностью и жизненностью, то она сразу же обратила на себя внимание, и многие стали прислушиваться к ней. Ободренный успехом, апостол, побывав в синагогах для беседы с иудеями, стал ежедневно ходить на площадь и день ото дня все больше слушателей собиралось вокруг боговдохновенного проповедника. Наконец, на него должны были обратить внимание и некоторые из философов, видимо, оставшихся без слушателей. Злоба и досада кипела в их сердце на неизвестного им проповедника; но все-таки любопытство пересилило злобу, и они стали из-за толпы прислушиваться к проповеди смелого незнакомца, решившегося соперничать с ними. А вдохновенная проповедь его могучим потоком разливалась по массам и какою-то чудною силою приковывала внимание народа: толпы как бы замерли, и мертвая тишина была лучшим одобрением проповеди апостола вместо шумных рукоплесканий, какими обыкновенно рассеянная и праздная толпа наделяла дутые речи философов. Философы с затаенной завистью видели необычайное действие учения неизвестного проповедника на массы; но странно, что они, мудрецы, сами ничего не могли понять из нее. Весь запас их философского знания не давал им силы понять новое учение, подобного которому они не встречали ни у Платона, ни у Аристотеля, ни у Эпикура, ни у Зенона, ни у других столпов философии, которые, по их понятию, исчерпывали до дна все море премудрости. Бывшие в толпе стоики и эпикурейцы, дотоле враждовавшие между собою, теперь удивленно переглянулись, стараясь друг у друга найти разрешение поразившей их загадки. Но взоры тех и других выражали лишь одно тупое недоумение. Глухой ропот досады пронесся между ними. Некоторые из более смелых философов попытались вступить в спор с апостолом и остановить его речь возражениями; но возражения, как раскаленные уголья, возвращались и падали на их головы: в речи апостола им не было соответствия. Укрывшись в толпе, возражатели, опять недоумевая, рассуждали между собою: "Что же хочет сказать этот суеслов?" Так "эти безумцы в своей мудрости" хотели позорным именем заклеймить великого проповедника евангельского учения; но не закрыли они этим своего безумия, еще яснее оно выглянуло из-под их философской внешности. Другие, по-видимому, более вслушались в новое учение и говорили: "Кажется, он проповедует о чужих божествах", и злобная нота зазвучала в этих словах. "Как! Этот дерзкий пришелец не думает ли возмущать народной совести? Он не чтит Минервы, священной покровительницы города, не признает прославленных богов народных, храмы и статуи которых во множестве украшают улицы и площади! Он осмеливается подрывать народную веру! Он возмутитель против религии, государства и установившегося порядка, он развратитель народа и юношества..." Таким злобноковарным языком заговорили те из философов, для низкого честолюбия которых ничего не стоило прибегнуть к самому бесчестному средству, лишь бы только устранить ненавистного соперника. Ослепленные злобой мудрецы готовы бы были тут же расправиться с неизвестным им проповедником, если бы они не боялись народа, который лучше их понимал своим простым чувством истину проповедуемого ему и мог страшно отомстить оскорбителям проповедника. В виду этого злобствующие ненавистники, прикрыв свою злобу невинным любопытством, пригласили апостола Павла в ареопаг, чтобы он там подробнее изложил пред руководителями народа свое новое учение. Не вспоминали ли они тайно при этом, что именно в этом верховном судилище изобличивший подобных им софистов мудрец некогда присужден был испить смертоносную чашу?

На скалистом холме против Акрополя под открытым небом собрался верховный совет - ареопаг. На высеченных в скале скамьях восседали члены ареопага - именитые граждане города, государственные деятели, полководцы, философы, поэты. По склонам холма и в прилегающей долине толпился народ. Посредине площадки, образуемой скамьями, возвышались один против другого два массивных камня; при формальных судебных заседаниях на одном из них становился обвиняемый, на другом - обвинитель. На один из них, как можно думать, теперь поставлен апостол Павел. Его взорам представилось блестящее собрание, никогда невиданное им дотоле. Над ним висело безоблачное небо, откуда некогда услышал он божественный голос, призвавший его к апостольскому служению. Апостол почувствовал в своем сердце палящий огонь апостольской ревности. Окинув собрание огненным, проницательным взглядом, пред которым должно было дрогнуть сердце коварных философов, апостол начал речь. "Афиняне!" - воскликнул он. Собрание напрягло слух. "По всему вижу, - продолжал апостол, - что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая то, что вы чтите, я нашел и жертвенник, на котором написано: неведомому Богу. Сего-то, которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам". Лица присутствующих вытянулись от изумления. Слова неизвестного проповедника звучали такою уверенностию и такою силою, какой и тени не представляли туманные речи философов, и в то же время так близко касались всех слушателей, что все невольно переглянулись между собою. Не восстал ли пред ними великий Платон, который один только мог говорить с подобною силою, и таким языком, что им заговорили бы сами боги, если бы сошли на землю? Или не возродился ли пред ними мощноязычный Демосфен, от речей которого трепетали цари? - Речь апостола звучала, как речь этих героев греческого красноречия. Пред блестящим собранием ареопага, действительно, был Платон, но Платон высшей евангельской философии, - действительно, Демосфен, но Демосфен божественного слова... Для некоторых же слушателей, именно философов, страшным громом иронии загремели последние слова оратора. Они, эти тщеславные, высокомерные мудрецы, блиставшие праздным никому не нужным фразерством, с тупым недоумением останавливались пред таинственною надписью на жертвеннике и не могли дать ответа на инстинктивный запрос народной мысли; и вот явился проповедник, который с смелою уверенностью и неотразимой силою убеждения разрешает загадку. Злоба с новою яростью закипела в них; но эта злоба была теперь совершенно бессильна: апостол одним словом лишил ее юридической основы, сказав, что он проповедует не чужих богов, а только проливает свет знания о том Боге, Которому народ несознательно уже поклоняется. Так коварно подготовленный суд над вестником божественной истины всею силою осуждения обрушился на врагов его!

Между тем, вдохновенный проповедник продолжал свою речь. Как прозрачная струя живительного источника лилась она из его уст и оживотворяла ум и сердце слушателей. Это была глубокая, неведомая им дотоле философия, но в то же время она была проста для понимания и с неотразимою силою действовала на сердце. Это была простая речь, но в то же время каждое слово ее, как молния, пронизывало душу слышавших его и явственно отпечатлевалось на лицах их. С необычайною ясностию изложив возвышенное понятие о Боге, до Которого едва осмеливались подниматься величайшие мудрецы древнего мира, и показав на основании известных народных поэтов все неразумие поклонения сделанным руками человеческими идолам, апостол, наконец, перешел к проповеди о призывавшем его на апостольское служение Господе, Которому он посвятил весь свой гений, всю свою жизнь. "Итак, - говорил он, - оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем всюду покаяться, ибо Он назначил день, в который будет праведно судить вселенную, посредством предопределенного Им Мужа, подав удостоверение всем, воскресив Его из мертвых..." Вдруг в ареопаге произошло смятение: услышав о воскресении из мертвых, последователи эпикурейской философии не имели сил долее сохранять спокойствие; последние слова в устах вдохновенного проповедника, как огненные стрелы, вонзились в извращенные чувственною философией сердца их и открыли пред ними ужасающую картину праведного возмездия за ту бездну грехов, в которой проходила вся жизнь, руководившаяся грубочувственным началом: станем есть и пить, ибо завтра умрем. Но чтобы скрыть от присутствовавших свою сердечную боль, они прикрыли ее насмешкой, и стали насмехаться над страшным для беззакония учением. На стоиков это учение произвело более спокойное впечатление, и они не прочь были еще послушать его, но, воспользовавшись суматохой, равнодушно, а может быть и не без иронии, сказали апостолу: "Об этом послушаем тебя в другое время" - и, конечно, не старались уловить этого времени.

Смятение в собрании продолжалось. Видя невозможность дальнейшей проповеди, апостол вышел из ареопага. Скоро разошлось и все собрание, и каменные сидения членов ареопага, столь же жесткие, как и их сердца, опять опустели. Итак, неужели бесплодно осталось слово апостола? - Нет живо и действенно слово Божие; оно глубоко запало в сердца некоторых из присутствовавших и принесло свой плод. "Некоторые мужи, пристав к Павлу, уверовали; между ними был Дионисий Ареопагит и женщина, именем Дамар, и другие с ними". Это был первый трофей евангелия в центре философского язычества. Такова была первая встреча евангелия с языческою философией. Уже при первой встрече с ним дотоле непреоборимая владычица умов смутилась и сразу почувствовала грозную для себя силу неведомого пришельца. Но смутившись, она не захотела сразу преклонить пред ним своего знамени. Еще целых пять веков она усиливалась поддерживать свое знамя во имя язычества и мудрости его.

Из Афин ап. Павел отправился в Коринф. Он также усерднопроповедовал коринфянам, но учение его не имело у них такого успеха, как в других городах. В то время Коринф блистал безмерной заботливостью наставлять своими посланиями его жителей; он предостерегал их против ложных толкований, языческих обычаев и против гордости духовной; в особенности же убеждал их хранить между собою мир и любовь. Начав свое второе апостольское путешествие в 53 г., ап. Павел в 55 г. через Кесарию отправился на праздник в Иерусалим, а оттуда возвратился в Антиохию.

Через год апостол возобновил свою деятельность проповедническую и предпринял свое третье апостольское путешествие. Долее всего пробыл он в Ефесе, где около двух лет ежедневнопроповедовал в училище у одного язычника Тираина, расположенного к христианству. Успеху его проповеди особенно способств

По успении Пресвятой Богородицы ап. Иоанн вышел, с учеником своим Прохором, на проповедь в Азию, которая досталась ему по жребию. Когда оба апостола вошли в Ефес, встретила их известная своею злобою женщина Романа, содержавшая торговую баню в Ефесе. Она наняла Иоанна и Прохора работать в той бане и, происками обратя их в рабов, мучила их, сделавши Иоанна истопником, а Прохора – накатчиком воды, и в такой неволе Иоанн и Прохор пробыли немало времени. В бане той жил демон, который каждый год удавлял одного из моющихся в бане, или мужчину, или женщину; так как, когда строилась та баня, под фундамент бани, по совету бесовскому, закопаны были живыми юноша и девица, и с тех пор началось ежегодное демонское убийство. Так и во время службы в бане Иоанна и Прохора, пришел в баню мыться сын городского старейшины Диоскора, молодой человек именем Домн, и диавол напал на него и удавил. Это разнеслось по всему городу и все плакали о несчастном юноше, а Диоскор, отец его, услышавши о смерти сына, умер от горя. Романа, возлагая на Иоанна вину в смерти Домна, сказала ему: "Если ты не воскресишь Домна, то я душу твою вымучаю из тела". Иоанн помолился и воскресил юношу, приведя этим в ужас Роману, которая говорила, что Иоанн или Бог, или Сын Божий; но Иоанн начал проповедовать силу Христову и учил веровать в Иисуса. Потом воскресил и Диоскора, и все они, Диоскор, Домн и Романа, уверовали во Христа и крестились. Это чудо привело в страх весь народ, из которого некоторые называли Ионна и Прохора волхвами, а другие оспаривали их, говоря, что волхвы не воскрешают мертвых. Иоанн отогнал из бани и нечистого духа, и, вместе с Прохором, поселился в доме Диоскора, утверждая новопросвещенных в вере и уча добродетельной жизни.

В Ефесе настал праздник Артемиде, и все люди праздновали этот день в белых одеждах, торжествуя и веселясь при храме Артемиды, против которого был и идол той богини. Иоанн вышел на это торжество, встал на высоком месте близь идола и начал обличать народ в слепоте, что они не знают кому поклоняться, и вместо Бога почитают беса. Народ пришел от этого в ярость и начал бросать в Иоанна каменьями, но все камни, вместо Иоанна, летели на бросающих их. Иоанн же, подняв руки на небо, стал молиться и вдруг воздух сделался так горяч, что до 200 человек из народа умерли, а остальные едва пришли в себя от страха и начали просить милости у Иоанна. Иоанн помолился, и все умершие воскресли и, наученные апостолом, уверовали во Христа и крестились.

Когда же св. Иоанн совершил много и других знамений, и слух о творимых им чудесах распространился всюду, то бес, живущий в Артемидином капище, зная, что и он будет изгнан Иоанном, принял на себя вид воина и сел на видном месте города, горько плача. Проходившие мимо него спрашивали, откуда он и о чем так плачет. На это бес ответил: "Я из Кесарии Палестинской, служу там начальником над темницами, и мне отданы были под стражу пришедшие из Иерусалима два волхва, Иоанн и Прохор, осужденные на смерть за их злодейство; но они волхвованием убежали из темницы, и князь хотел казнить меня за них. Я уже умолил князя, чтобы он пустил меня отыскать их, и вот слышу, что волхвы эти здесь; но у меня нет помощников, чтобы схватить их". Говоря это, бес показывал в удостоверение выданное ему свидетельство на поимку Иоанна и Прохора и большой узел золота, обещая дать это золото тем, кто погубит этих волхвов. Некоторые воины, слыша это, сжалились над своим собратом, восстановили народ против Иоанна и Прохора и, пришедши толпой к дому Диоскора, кричали: "Или отдай нам волхвов, или мы сожжем твой дом". Диоскор хотел лучше лишиться своего дома, нежели предать им Иоанна с Прохором. Но Иоанн, предвидя, что этот мятеж народный будет иметь добрый конец, предал сам себя и Прохора волнующейся толпе, которая повела их к храму Артемидину. Когда они дошли до капища, Иоанн помолился Богу, и храм идольский внезапно разрушился, не причинивши вреда никому. По разрушении храма апостол сказал находившемуся в нем бесу: "Тебе приказываю, нечистый бес, говори: сколько лет ты живешь здесь и ты ли возмутил народ против нас?" – "Двести сорок девять лет я живу здесь, – отвечал бес, – и я вооружил этот народ против вас". Иоанн сказал на это: "Повелеваю тебе именем Иисуса Назарянина не оставаться больше на этом месте", – и тотчас бес вышел и исчез.

В то время римский кесарь Домициан воздвиг великое гонение на христиан. Перед ним оклеветан был Иоанн и, схваченный начальником азийским, отправлен в Рим к кесарю. Кесарь, бивши его жестоко, велел дать ему смертельный яд; но яд не повредил ему; потом Иоанн брошен был в котел с кипящим маслом, но и из котла вышел невредим, и народ, удивленный такими чудесами, кричал: "Велик Бог христианский". Кесарь же, не смея больше мучить Иоанна и считая его бессмертным, осудил его на изгнание на остров Патмос, как предсказал Господь Иоанну во сне, говоря: "Тебе придется много пострадать и ты будешь изгнан на один остров, который весьма нуждается в тебе".

Исполняя приговор кесаря, воины взяли Иоанна с Прохором, отвели на корабль и отправились к острову Патмосу. Во время этого плавания, однажды, когда воины сели за обед, пили и веселились, один из них, юноша, играя, упал с корабля в море и утонул. Тогда веселие обратилось в скорбь, так как невозможно было помочь утопавшему; в особенности же рыдал сильно отец утонувшего юноши и от горя хотел и сам броситься в море, но был удержан товарищами своими, и все, зная чудеса, творимые Иоанном, начали просить его помощи. Иоанн спрашивал каждого из них: "Какого кто почитает бога?" На вопрос этот иной отвечал: Аполлона, иной – Юпитера, иной – Геркулеса, другой – Эскулапа, иные – Артемиду Ефесскую. "Столько у вас богов, и они не могут спасти одного утонувшего человека", – ответил Иоанн и оставил их в печали до утра. На следующее утро Иоанн, сжалившись о погибшем юноше, помолился со слезами Богу, и вдруг море взволновалось, один вал обрушился на корабль и поверг пред ногами Иоанновыми юношу живым. Это чудо привело всех в ужас, все чрезвычайно радовались о спасении юноши, а Иоанна начали весьма почитать, сняли с него железные цепи, которыми он был окован, и хотели даже отпустить на свободу; но Иоанн убедил их исполнить приговор и отвезти его в назначенное место. Таким образом, воины привезли Иоанна с Прохором на Патмос и сдали правителю острова, вместе с предписанием к нему. Мирон же, тесть правителя, взял Иоанна и Прохора в свой дом.

У этого Мирона старший сын Аполлонид был одержим бесом, предсказывавшим будущее, и все считали Аполлонида пророком. Когда же Иоанн входил в дом Мирона, Аполлонид вдруг пропал без вести: он убежал в другой город, по внушению беса, боявшегося, чтобы Иоанн не изгнал его. Все в доме Мирона начали плакать об Аполлониде, не зная, куда он девался; но вдруг Мирон получил от сына письмо, в котором Аполлонид писал, что Иоанн волхв выгнал его из дома своим чародейством, и что он не может возвратиться до тех пор, пока Иоанн не будет погублен. Прочитавши это письмо, Мирон побежал с ним у своему зятю и рассказал все. Правитель же, схвативши Иоанна, хотел предать его на растерзание зверям, но Иоанн просил правителя подождать немного и позволить ему послать к Аполлониду своего ученика, обещая возвратить сына в дом отца. Правитель согласился на посылку ученика, а Иоанна, оковавши двумя цепями, посадил в темницу. Прохор пошел к Аполлониду с Иоанновым письмом, в котором Иоанн написал: "Иоанн, апостол Иисуса Христа, Сына Божия, прорицающему духу, живущему в Аполлониде, повелевает: во имя Отца и Сына, и Святого Духа выдь из создания Божия и не входи в него никогда, но вне острова оставайся один в местах безводных, а не в людях". Когда Прохор пришел с этим письмом к Аполлониду, тотчас бес вышел из него. Аполлонид же, получив снова здравый смысл и как бы пробудясь от сна, пошел с Прохором в свой город и не заходя в свой дом, побежал в темницу к Иоанну и, припадая к его ногам, благодарил его за освобождение от нечистого духа. Родители Аполлонида, братья и все родные, узнавши о возвращении Аполлонида, сбежались все и радовались, а Иоанна тотчас освободили. При этом Аполлонид рассказал о себе: "Много лет прошло уже, как я раз спал крепким сном на своей кровати, и вдруг какой-то человек, ставши с левой стороны кровати, потряс меня и разбудил. Открывши глаза я увидел человека черного, как обоженный пень, с горящими, как свечи, глазами, и затрепетал от страха. Он же сказал мне: "Раскрой рот". Я раскрыл, а он влез в мой рот, и я чувствовал, как он поместился в моем животе, и с этого самого часа сделал для меня известным все и о добре, и о зле, и обо всем, что делалось в доме. Когда же апостол Христов вошел в наш дом, тогда сидящий во мне сказал: "Беги отсюда, Аполлонид, чтобы не погибнуть злой смертью, потому что человек этот волхв и хочет умертвить тебя". Потому я тотчас убежал в другой город. Иногда приходила мне мысль возвратиться домой, но он не позволял мне, говоря: "Если Иоанн не умрет, ты не можешь жить в своем доме". Когда же в тот город, куда я бежал, пришел Прохор, и я увидел его, то нечистый дух тотчас вышел из меня таким же образом, как вошел в мой живот; я почувствовал облегчение от ужасной тяжести, пришел в здравый рассудок и мне стало чрезвычайно хорошо". Все, слышавшие этот рассказ, припали к Иоанну, а он начал учить их вере в Господа нашего Иисуса Христа. Мирон с женою и детьми уверовали и крестились, и была великая радость в доме Мироновом.

В тех местах, в пустыне, жил волхв Кинопс, много лет производя, силою бесовскою, разные чары, за что жители Патмоса считали его богом. И жрецы Аполлоновы, злобясь на Иоанна за разрушение Аполлонова капища и за то, что он обратил всех людей к вере во Христа, пошли к Кинопсу с жалобою на апостола и умоляли волхва отомстить ему за бесчестие их богов. Кинопс, много лет живший безвыходно в пустыне, не хотел сам идти в город, но жрецы не переставали приходить к нему с этой просьбой. Наконец, Кинопс обещал им послать в дом Мирона лукавого духа взять душу Иоанна и предать ее вечному суду, и на следующее утро послал к Иоанну одного князя лукавых бесов, приказывая принести к нему душу Иоаннову. Бес отправился к дому Мирона и стал на месте, где был Иоанн, а Иоанн, узнавши это духом, сказал бесу: "Повелеваю тебе именем Христовым не трогаться с места до тех пор, пока скажешь, зачем ты пришел ко мне". Бес стал на месте, связанный словами Иоанна, и рассказал все. Иоанн спросил беса: "Посылал ли тебя еще когда Кинопс взять душу человеческую и принести к нему?" – "Вся сила сатанинская находится в Кинопсе, – отвечал бес, – он в дружбе с нашими князьями, и мы находимся при Кинопсе, который повинуется нам, а мы – ему". Иоанн, выслушавши это, сказал: "Я, апостол Иисуса Христа, повелеваю тебе, лукавый дух, не входить больше в жилища человеческие и не возвращаться к Кинопсу, а выйти вне острова", – и бес тотчас вышел с острова. Кинопс же, видя, что посланный не возвращается, послал другого духа, но и с тем произошло то же самое. Наконец, Кинопс послал из князей бесовских двоих, приказывая одному войти к Иоанну, а другому наблюдать, что произойдет, и принести известие об этом. Один из этих бесов вошел к Иоанну и подвергся тому же, чему подверглись и прежде посылаемые бесы, а другой бес, стоя в стороне и видя беду своего друга, побежал к Кинопсу и рассказал все происшедшее. Это известие привело в ярость Кинопса, и он, взявши с собою множество бесов, пошел сам в город. Все горожане, увидевши пришедшего Кинопса, обрадовались, пришли к нему и кланялись. Кинопс же, найдя Иоанна учащим народ, пришел в бешенство и начал говорить народу: "Слепцы, совратившиеся с истинного пути, послушайте меня: если Иоанн праведен, и если все слова его справедливы, то пусть он побеседует со мною и пусть совершит такие же чудеса, какие я совершаю; тогда вы сами увидите, кто из нас больше: Иоанн или я. Если он окажется больше меня, то и я поверю его словам и делам". Высказавши все это, Кинопс взял из народа одного юношу и спросил: "Жив ли твой отец?" – "Он был моряк и утонул в море, когда корабль, на котором отец плавал, разбился". Кинопс, обратясь к Иоанну, сказал: "Покажи теперь, Иоанн, свою силу и представь сыну отца его живым, чтобы мы верили твоему учению". Иоанн ответил на это: "Христос послал меня не мертвых выводить живыми из моря, а учить прельщенных людей". – "Вот же, – сказал Кинопс народу, – хоть теперь верьте, что Иоанн обманщик и только прельщает вас. Возьмите же его и держите до тех пор, пока я выведу сыну утонувшего отца", – и народ схватил Иоанна. Тогда Кинопс поднял руки и ударил в ладоши: море взволновалось так, что все пришли в ужас, и Кинопс сделался невидимым. Все закричали громко: "Велик ты, Кинопс!" И Кинопс внезапно вышел из моря, держа, как сказал, отца юноши, и все удивились. "Это ли твой отец?" – спросил Кинопс юношу. "Да, господин", – ответил юноша. И все, поклонившись Кинопсу, хотели убить Иоанна, но Кинопс остановил народ, говоря: "Погодите, когда увидите больше этого, тогда подвергнете Иоанна мукам". Сказавши это, Кинопс призвал другого человека и спросил: "Был ли у тебя сын?" – "Да, – отвечал спрашиваемый, – был у меня сын, но из зависти убит". И тотчас Кинопс закричал, призывая по именам убитого и убийцу, и оба предстали пред ним. "Это ли твой сын и это ли его убийца?" – спросил Кинопс отца. "Да, господин", – отвечал тот. "Ну что, удивляешься, Иоанн?" – спросил Кинопс апостола. "Я не удивляюсь этому", – ответил Иоанн. "Погоди, – продолжал Кинопс, – увидишь больше этого, тогда будешь дивиться и не умрешь до тех пор, пока я приведу тебя в страх чудесами". – "Все твои чудеса скоро рушатся", – отвечал Иоанн. Народ, услышавши такой ответ, бросился на Иоанна и избил его так, что все сочли его мертвым. "Оставьте его непогребенным, – сказал Кинопс народу, – пусть птицы небесные съедят его". И все, оставивши Иоанна, ушли с Кинопсом с того места, радуясь. Но св. Иоанн не умер от этих побоев и продолжал учить народ. Кинопс же, услышавши, что Иоанн учит народ на месте, называемом Каменевержение, призвал беса, помогающего ему в волшебстве, и, придя на место, где был Иоанн, сказал ему: "Я хочу тебя больше осрамить и пристыдить, для чего и оставил тебя живым; потому иди на песчаный морской берег, – там ты увидишь мою славу и будешь осрамлен". С Кинопсом в это время было три беса, которых люди считали мертвецами, воскрешенными Кинопсом, и когда все пришли на морской берег, Кинопс ударил в ладоши, бросился в море и исчез в волнах; а народ закричал: "Велик ты, Кинопс, и нет никого большего тебя". Иоанн же приказал бесам, стоявшим тут в подобии человеческом, чтобы они не отходили от него, помолился Богу, прося, чтобы Кинопс не оставался более в живых, и Бог исполнил его прошение. Тихое море внезапно вскипело волнами, и Кинопс не мог выйти из моря, а погиб там. Бесам же, которых люди считали людьми, воскресшими из мертвых, Иоанн сказал: "Во имя Иисуса Христа, распятого и воскресшего в третий день, повелеваю вам: выйдите из этого острова". И бесы исчезли. Люди, пришедшие к морю с Кинопсом, три дня и три ночи сидели на песке, ожидая Кинопса, так что многие изнемогли от жажды и зноя, а трое детей даже умерли. Иоанн сжалился над ними, помолился об их спасении, воскресил умерших детей, исцелил больных и долго поучал их вере, так что все уверовали, крестились и разошлись по домам, славя Христа; а Иоанн возвратился в дом Миронов и часто выходил к народу, уча о Христе Иисусе.

Однажды он нашел лежащего при дороге человека в жестокой горячке и исцелил его крестным знамением. Некоторый же еврей, именем Филон, часто споривший с Иоанном о вере, видя это исцеление, просил Иоанна прийти к нему в дом. У Филона была жена, пораженная проказой, и когда Иоанн вошел в их дом, жена Филона припала к ногам апостола и тотчас исцелилась от проказы и уверовала во Христа. Тогда и сам Филон уверовал и принял св. крещение со всеми домашними. После этого Иоанн вышел на торговую площадь, куда собралось множество народа слушать спасительное учение. Пришли туда и жрецы идольские, из которых один, искушая святого, сказал: "Учитель! У меня есть сын хромой обеими ногами; прошу тебя, исцели его, и если исцелишь, то и я уверую в Бога, Которого ты проповедуешь". Святой же ответил ему: "Зачем ты искушаешь Бога, Который явно укажет твое лукавство?" Сказавши это, Иоанн послал к сыну жреца с такими словами: "Во имя Христа Бога моего встань и приди ко мне". Хромой тотчас встал и пришел к Иоанну совершенно здоровым; а отец исцеленного, за искушение, в ту же минуту охромел обеими ногами, упал на землю, крича от болезни и умоляя апостола: "Помилуй меня и исцели именем Христа Бога твоего я верую, что нет иного Бога, кроме Него". Иоанн, будучи умолен жрецом, исцелил его и, научивши вере, крестил.

В следующее утро Иоанн пришел к человеку, больному водянкой, 18 лет не встававшему с постели, исцелил его и просветил св. крещением. В этот же день, правитель острова, поступивший на место Миронова зятя, умолял Иоанна прийти к нему в дом, потому что беременной жене правителя пришло время родить, но она не могла разрешиться от родов и жестоко страдала. Иоанн не медля пошел к нему и лишь только нога апостола ступила на порог дома, как жена тотчас родила, и боли мгновенно прекратились. Правитель же, видя это, уверовал во Христа со всем домом своим.

Проживши в этом городе три года. Иоанн пошел оттуда в другой город, отстоящий от первого верст за пятьдесят, жители которого помрачены были идолопоклонством. Когда Иоанн вошел в этот город, то увидел народ, совершающий праздник, и тут же связанных юношей. Иоанн спросил одного из стоявших там: "Для чего связаны эти юноши?" – "У нас есть великий бог волк, – ответил спрашиваемый, – которому мы ныне совершаем праздник, и ему в жертву будут заколоты эти юноши". Иоанн просил того человека показать ему этого бога, а тот ответил: "Если хочешь его видеть, то подожди до четвертого часа дня и увидишь жрецов, идущих с народом на то место, где бог является; с ними и ты пойдешь и увидишь бога волка". Иоанн же начал упрашивать этого человека, чтобы он сам повел его на то место, говоря: "Я вижу, что ты человек добрый, а я пришел из другого места и очень желаю видеть вашего бога волка, и если ты мне покажешь его, то я дам тебе за это драгоценную жемчужину". Человек тот согласился на просьбу Иоанна, привел его к трясине и озеру, говоря: "Отсюда выходит наш бог и является народу". Иоанн стал ждать выхода того бога, и вот, около четвертого часа дня, вышел из воды бес в виде огромного волка. Иоанн спросил его именем Христовым: "Сколько лет ты живешь здесь?" – "Семьдесят лет" – отвечал диавол. Тогда апостол сказал: "Повелеваю тебе именем Отца и Сына, и Святого Духа: выйди из этого острова и больше не возвращайся никогда сюда". И диавол мгновенно исчез. Человек, приведший Иоанна, видя это, пришел в ужас и пал к ногам святого, а Иоанн научил его святой вере и сказал: "Вот ты получил от меня жемчужину, которую я обещал тебе". В это время пришли на то место и жрецы с ножами в руках, ведя связанных юношей и сопровождаемые народною толпою, и ждали выхода волка, приготовясь заколоть юношей для его насыщения. Когда же, дожидаясь долго, они все не видели выхода своего бога, тогда Иоанн подошел к ним и просил развязать неповинных юношей, говоря: "Нет уже вашего бога волка, который был бес, потому что сила Иисуса Христа победила его и прогнала". Они, слыша, что погиб волк, пришли в ужас и начали искать его, но, не найдя нигде, развязали юношей и отпустили; а св. Иоанн началпроповедовать им Христа, обличая их заблуждение, и многие, уверовавши, крестились.

Возвратясь, по смерти императора Домициана, с острова Патмоса в Ефес, ап. Иоанн обходил окрестные страны, устрояя в них церкви и поставляя епископов.

В одном городе, неподалеку от Ефеса, заметил он юношу, приятный вид которого и открытый характер привлекли особенное внимание апостола. Указав на него, св. Иоанн сказал новопоставленному епископу города: "Вот этого юношу пред всею Церковию и пред очами Господа я поручаю тебе на твое хранение и пастырское попечение" потом, покончив дела свои в этом городе, апостол возвратился в Ефес. Исполняя волю св. Иоанна, епископ принял юношу в дом свой и со всею заботливостью воспитывал и учил его.

Но после того, как просветил его святым крещением, стал уже менее смотреть за ним и дал пылкому юноше свободу, которая впоследствии привела его на путь погибели. Развратные сверстники юноши сделали его участником своей грешной жизни. Сначала они привлекали его роскошными пиршествами, потом заставили его участвовать в ночных грабежах своих, наконец, довели до того, что предприимчивый юноша, желая быть великим в самом разврате, собрал шайку разбойников и сделался ее предводителем. Так был потерян для Церкви тот, которого, как сокровище, предал ап. Иоанн на сохранение епископу.

Через несколько времени апостол опять пришел в город, где оставил юношу, и, призвав епископа, говорил ему:

– Возврати мне тот залог, который я и Господь предал тебе при свидетельстве всей Церкви. Я требую у тебя юношу, требую душу брата!

Епископ вздохнул и, прослезившись, сказал:

– Юноша умер!

– Как умер? Какою смертию? – спросил Иоанн.

– Он умер, – продолжал епископ, – для жизни Божией, потому что сделался злым и развратным, и теперь место его не в Церкви, а на горе с разбойниками.

Услышав это, апостол растерзал одежды свои и с великим воплем, ударяя себя по главе, говорил:

– Хорошего же стража оставил я душе брата! Подайте мне скорее коня и проводника!

И, сев на коня, поспешно поехал на показанное ему место.

Здесь передовые разбойники схватили св. старца и, согласно с его желанием, повели к своему начальнику. Но предводитель разбойников как скоро увидал и узнал апостола, так смутился и в такой приведен был стыд, что бросился бежать от него. Тогда св. старец, забыв свои лета, сам ускорил шаги свои и, преследуя разбойника, сам кричал ему вслед:

– Сын мой, зачем бежишь ты от отца твоего, старого и дряхлого? Сжалься надо мною, сын мой, не бойся, еще есть тебе надежда спасения. За тебя я сам себя предам Христу, охотно приму и смерть за тебя, как Господь принял ее за всех нас, и душу мою отдам за душу твою, только остановись и поверь мне, что я послан к тебе от Господа.

Слыша это, разбойник остановился и несколько времени стоял, не смея взирать на апостола, потом, отбросив все, с трепетом и со слезами приблизился к святому старцу, обнял его и омывал себя слезами. Плакал вместе с ним и св. Иоанн, отечески ободряя грешника и целуя его, наконец, возвратился вместе с ним в город. Но дело пастырской любви апостола тем не кончилось. Св. Иоанн, возвратив грешника на путь покаяния, сам разделял с кающимся строгость покаяния, сам с ним постился и молился и дотоле не оставил города, пока заблудшегося не утвердил совершенно на пути спасения.

В последние годы своей жизни, будучи очень стар, св. апостол говорил только одно наставление: "Дети, любите друг друга!" Ученики спросили его, почему он повторяет одно и то же. Апостол отвечал: "Это – самая необходимая заповедь. Если исполните ее, то исполните весь Христов закон". Св. евангелист Иоанн Богослов, один из апостолов, умер естественною смертию на 105 году жизни. Почувствовав ее приближение, он велел приготовить для себя могилу, сам возлег в ней, как на ложе, и мирно скончался. Святые останки его вскоре после погребения верующие не нашли во гробе, только 8 мая каждогодно исходил из гроба его прах, который местные жители называли манною, и который помогал освобождению от страстей и исцелению болезней.

Источник: http://vsemolitva.ru

comments