Пятый собор Вселенский был в Константинополе при Юстиниане, в 553 году. Случай, по которому созван этот собор, между прочим, научает нас, как опасно доверять во всем тем писателям, которые не приняты и не одобрены Церковью.

Слепая доверенность некоторых иноков в Палестине к знаменитому учителю Оригену была причиною новой ереси – Оригенизма, которым допускалось существование душ человеческих прежде соединения их с телами и отвергалась вечность будущих мучений для грешников и для самих демонов. Отсюда произошли споры между верующими, вражда и даже гонение оригенистов против правоверных. Другой камень преткновения были сочинения Феодора мапсуетского, учителя Несториева, Феодорита кирского, писавшего против св. Кирилла, и письмо Ивы едесского к Марию персу. Писания эти были благоприятны несторианам, но не были отвергнуты собором халкидонским, и потому давали еретикам повод отвергать этот собор Вселенский. Для прекращения этих-то смятений в Церкви и для большего подтверждения собора халкидонского созван был 5-й Вселенский собор, на котором 165 епископов рассмотрели упомянутые писания, доказали их неправославие, и, наконец, произнесли осуждение как на прежние ереси – несториан и евтихиан, так и на новую ересь – оригенистов.

Председатель этого собора, св. Евтихий, патриарх цареградский, представляет собою пример твердости православного исповедания. На соборе, защищая истину, он действовал согласно с императором Юстинианом, осуждавшим еретические писания, но когда сам император стал защищать неправое мнение, будто плоть Иисуса Христа, и прежде смерти, не подлежала повреждению (а следовательно и страданию), и требовал от пастырей согласия на это мнение, ревнитель истины отверг учение, противное истине, и за то потерпел 12-летнее заточение в стране Амасийской. Сам Бог засвидетельствовал там святость исповедника, прославив его многими чудесами, а потом вразумил и самого императора, который пред кончиною своею познал собственное заблуждение и поручил племяннику своему Иустину возвратить святого пастыря из заточения.

Подобную твердость пастырского духа имел и блаженный Анастасий Синаит, патриарх антиохийский, который в послании к Юстиниану обличал его заблуждение и ни за что не хотел изменить истине. Заточен был и он; но уже вымыслили на него клеветники при императоре Иустине II. Когда, после 23-летнего изгнания, возвратили его на прежнее достоинство, то сам св. Григорий, папа римский, изъявлял ему свою радость и как с другом вел с ним духовную переписку.

Источник: http://vsemolitva.ru

comments

Вскоре возникли в Константинополе новые смуты. В одном из столичных монастырей был в то время архимандритом Евтихий, который явил себя ревностным противником Нестория. Но, опровергая лжеучение Нестория, он сам впал в противоположную крайность, и стал утверждать, что в Господе Иисусе Христе человеческое естество было совершенно поглощено Божеством, и потому в Нем следует признавать только одно Божеское естество. Некоторые епископы обвиняли Евтихия в ереси перед Флавианом, патриархом константинопольским, преемником Прокла, и один из них потребовал, чтобы мнения Евтихия были подвергнуты рассмотрению поместного собора, который именно в это время происходил в Константинополе. Кроткому и миролюбивому Флавиану очень не хотелось поднимать спора; он знал, как легко в таком отвлеченном вопросе придать всякому необдуманному выражению значение ереси, и, боясь нарушить только что водворившийся мир, он всячески старался частным образом привести Евтихия к сознанию своего неправомыслия; но все было тщетно, и собор должен был принять обвинение и призвать Евтихия к ответу. Евтихий несколько раз отказывался явиться. Флавиан посылал сказать ему, что ему нечего бояться, что в судьях найдет снисходительность и кротость, что всякий человек подвержен заблуждению и не должен стыдиться сознаться в своих ошибках. Наконец, по третьему зову, Евтихий явился с вооруженной стражею. На вопросы епископов он отвечал двусмысленно, оказывал величайшее пренебрежение Флавиану, но был уличен в ереси, и определением собора лишен церковной степени.

Но Евтихий не покорился этому решению и требовал пересмотра дела, писал ко многим епископам и, между прочим, к папе Льву Великому; обвинял Флавиана в склонности к ереси Нестория. Папа узнал от Флавиана об истинном ходе дела, и в письме изложил учение Церкви о соединении во Христе двух естеств: Божеского и человеческого; это изложение осуждало мнение Евтихия. Но Евтихий имел сильных покровителей: за него была императрица Евдокия и любимец царя Феодосия, евнух Христафий, который пользовался огромной властью и ненавидел Флавиана за то, что Флавиан при посвященнии своем не дал ему денег и на требования его отвечал, что деньги церковные должны быть употреблены лишь для нужд Церкви или для бедных. Кроме того, Евтихий нашел себе усердного союзника в Диоскоре александрийском, который был рад случаю стать против константинопольского патриарха.

Эти недостойные союзники обвинили Флавиана в ереси и убедили царя созвать собор в Ефесе (449). Диоскор был назначен председателем; участь Флавиана решена. Диоскор имел в своем распоряжении толпу вооруженных воинов и привел до 1000 иноков, преданных ему; в народе распространился слух, что Флавиан и преверженцы его разделяют единого Господа Иисуса Христа на двух. Диоскор признал изложение учения Евтихия правым; некоторые епископы изъявили желание, чтобы было прочтено письмо папы; но Диоскор этого не допустил и произнес низложение Флавиана, Феодорита кирского, Домна антиохийского, как еретиков; угрозами заставлял он епископов соглашаться с его решениями; некоторые были принуждаемы подписывать свои имена на белой, не исписанной бумаге. Всякое слово Диоскора принималось приверженцами его с громкими одобрениями и вносилось в акты как определение собора; возражения же не выслушивались и заглушались шумом. Флавиан едва подал голос, чтобы возражать против беззаконного образа действий, как Диоскор призвал воинов; они вошли с оружием, палками и цепями, и вместе с иноками бросились на святого патриарха; все они громко кричали, что надо сжечь или рассечь надвое еретиков, которые дерзают разделять Христа. Патриарху Флавиану нанесли столько тяжких ран, что он скончался через несколько дней. Диоскор произнес и над папою отлучение от Церкви, и среди шума и смятения кончился этот беззаконный собор, справедливо заклейменный в истории названием ефесского разбоя.

Император, обманутый превратным изложением дела, подтвердил определения беззаконного собора, но со всех сторон поднялись возражения и изъявления живейшего негодования, епископы жаловались на принуждение и насилие, уполномоченные от папы, возвратившись с собора в Рим, рассказали там о беззаконных действиях Диоскора. Папа Лев и множество епископов восточных убеждали Феодосия созвать Вселенский собор. Но Феодосий не успел этого сделать, он внезапно скончался, и уже сестра его Пульхерия и супруг ее император Маркиан в 451 году созвали четвертый Вселенский собор в Халкидоне.

Заседания собора происходили в церкви святой мученицы Евфимии, при участии 630 епископов, в присутствии императора и императрицы; председателем был патриарх Анатолий, преемник св. Флавиана. Ересь Евтихия была осуждена, Евтихий и Диоскор были низложены и изгнаны; было повторено осуждение ереси Нестория, и по прочтении письма папы Льва был изложен догмат, что "Иисус Христос есть истинный Бог и истинный человек; по Божеству Он вечно рождается от Отца и во всем Ему подобен; по человечеству же Он во времени родился от Пресвятой Девы Богородицы и во всем подобен нам, кроме греха. По воплощении Он имеет одно лицо и два естества, соединенные в Нем неслиянно, неизменно, нераздельно, неразлучно".

Источник: http://vsemolitva.ru

comments

Несмотря на те славные победы, которые истина одержала над заблуждениями и ересями на первых двух Вселенских соборах, дух лжи не смирился и не умолк. В V веке он снова посягнул на чистое и святое учение Христово и, для исполнения злых своих намерений заставив действовать слабый ум человеческий, успел посеять между последователями Христовыми семена лжеучения. Главным орудием его был Несторий, патриарх константинопольский. Он учил, что Бог Слово обитал в рожденном от семени Давидова, как в храме, и что от Девы Марии родился человек, а не Бог Слово, ибо смертное рождает смертное по естеству.

При столь превратном образе мыслей о Сыне Божием Несторий имел некоторые добрые свойства, которые в благомыслящем человеке могли бы принесть большую пользу Церкви, но в нем они сделались соблазном для верующих и гибельным орудием к уловлению простых сердец в сети заблуждения. По единогласному отзыву современников, Несторий вел себя в Антиохии неукоризненно; все удивлялись его любви к уединению и постоянному занятию чтением. Будучи там священником и отправляя должность народного проповедника, он исполнял свое дело с честию и славою; при ясном и сильном голосе, при способности говорить свободно и красноречиво, он всегда показывал себя на кафедре самым искренним ревнителем истины и благочестия, самым пламенным поборником апостольского учения против ересей и заблуждений, так что благосклонная молва не замедлила провозгласить его славным подражателем св. Златоуста.

Слух о достоинствах Нестория дошел и до императора Феодосия младшего, который и избрал его на место Сисиния, епископа константинопольского. Слава Нестория предварила его прибытие в Константинополь. Жители этого города, еще помня любимого ими Иоанна Златоуста, который пришел к ним также из Антиохии, и надеясь найти в Нестории нового Златоуста, с радостию нарекли его своим пастырем. Но, между тем, как и император, и двор, и народ устремляли на него взоры, исполненные радостной надежды, благочестивый затворник Далмат предостерегал верующих от приближающихся бедствий. "Блюдитесь, – говорил он пришедшим поздравить его с новым патриархом, – блюдитесь, братие, ибо нам предстоит теперь опасный соблазнитель, который многих заразит своим вредным учением". И, действительно, Несторий не замедлил оправдать предсказание прозорливого отшельника.

В самый день своего вступления на престол патриарший Несторий, в присутствии двора и народа, говорил речь, и в ней сделал такое воззвание к императору: "Государь, дай мне землю, очищенную от еретиков, и я воздам тебе небо; помоги мне истребить еретиков, и я воздам тебе небо; помоги мне истребить еретиков, и я помогу тебе истребить твоих врагов-персов". Многим из народа, для которых ненавистны были еретики, понравилась столь пламенная ревность к православию; но других, которые по словам умели угадывать свойства души и образ мыслей, испугала столь решительная самонадеянность. Ариане, новатиане, аполлинаристы и другие еретики, действительно, скоро испытали всю жестокость гонения от Нестория; но, поражая еретиков, Несторий не упускал из виду и православных, только не вдруг осмелился коснуться их; таил несколько времени свою ересь в темных и двусмысленных выражениях. Учение, в котором воспитаны были верующие константинопольские, сильно говорило против него и не давало ему открыть прямо свой образ мыслей. Надобно было приготовить их к тому, и Несторий решился сперва не сам от себя объявить свою ересь, а возложить это дело на священника Анастасия, прибывшего вместе с ним из Антиохии, которого он уважал и пользовался его советами. Анастасий, опасаясь оскорбить слух верных открытием Несториева лжеучения во всей его наготе, не устремился против И. Христа, а напал на имя Богородицы. Так однажды, проповедуя в церкви константинопольской, он сказал, чтобы никто не называл св. Марии Матерью Божиею: ибо Она была человек, а Бог не мог родиться от человека. К подтверждению сего учения он привел и доказательства; но, несмотря на то, верующие сильно оскорбились его речью; многие из клира и народа вслух говорили, что это учение совершенно новое для них, что они соблазняются, слыша сначала противные тем, в которых воспитаны. Впрочем, этот первый вопль древней веры против нововведений не остановил Нестория. В праздник Рождества Христова он сам взошел на кафедру защищать свое учение. Приведши слова апостола Павла: "Понеже человеком смерть бысть и человеком воскресение мертвых" (I Кор. XV, 21), он продолжал: "Послушайте св. Павла, если сомневаетесь, как называть Марию: Богородицею или человекородицею. Если бы Бог имел матерь, тогда были бы правы и язычники, коих боги родились от матерей; тогда бы и апостол Павел солгал, сказав о божестве И. Христа: без Отца, без матери, без родословия (Евр. VII, 3). Нет, Мария не Бога родила; родившееся от плоти плоть есть; тварь не могла произвести Творца, но родила человека, орудие божества".

Когда, таким образом, Несторий старался утвердить свое лжеучение, Евсевий, адвокат константинопольский, хорошо наставленный в догматах веры, восстал из среды народа и, одушевляемый святою ревностию, произнес вслух: "Само вечное Слово родилось во второй раз по плоти от жены". Народ смутился: люди более просвещенные хвалили смелый поступок Евсевия; другие же, напротив, рассердились на него и укоряли его в нескромности. Несторий, поддерживая сторону последних, произнес еще речь. В ней, будто желая опровергать ариан и македониан, на самом деле старался опровергнуть учение православное, утверждая, будто не должно говорить, что Слово родилось от Марии или умерло, а только человек, в котором было Слово. Вскоре явилось на публичном месте города воззвание к епископам, пресвитерам, диаконам, чтецам и всем мирянам константинопольским, написанное тем же Евсевием. В нем Несторий прямо назван еретиком; противопоставлен его учению символ антиохийский, в сущности совершенно согласный с никейским; приведены против Нестория мнения святого Евстафия, епископа антиохийского, присутствовавшего в никейском соборе, и таким образом доказано, что Несторий отступил от преданий той Церкви, в которой был воспитан.

Несторий старался внушить свое учение двору и императору и тем преклонить их на свою сторону; народ приучал к новому учению частыми проповедями, и, без сомнения, таковые усилия не всегда оставались тщетными, особенно если к ним присоединить разного рода обольщения, употребляемые Несторием, а иногда угрозы и насилия. Многие слабые души, или из каких-нибудь корыстных видов, или по малодушию и недостатку искренней преданности вере, присоединились к сильной стороне патриарха; но и вера древняя и истинная не оскудевала в защитниках. Прокл, еп. кизикийский, в присутствии самого Нестория, говорил проповедь о воплощении, и в ней сильно поддерживал православное учение. Утверждал, что Сын Марии не простой только человек, но и Бог истинный; что правильно говорят: Бог пострадал, Бог умер; что святую Деву должно называть собственно Материю Божиею, Богородицею, и что тут нечем глумиться язычникам и нечего злословить арианам. Несторий жестоко оскорбился этой проповедью, тем более, что она была прекрасно составлена и заслужила большое одобрение у слушателей. Было обыкновение: если священник или младший епископ говорил проповедь в присутствии главного епископа, то последний прибавлял от себя что-нибудь в наставление народа. Несторий, воспользовавшись этим обыкновением, взошел после Прокла на кафедру и стал опровергать его. Какой соблазн для верующих. Сам патриарх стал попирать истинную веру, которой долженствовал быть первым защитником. Он еще прикрывал себя личиною верности к православию, порицал ариан, аполлинаристов и других еретиков. Но сквозь этот тонкий покров можно было ясно видеть его преступное намерение – ниспровергнуть древнюю, истинную веру и ввести свое новое ложное учение. Он и сам неосторожно обнаружил это намерение, сознавшись, что его учение, кажется, противно учению других учителей Церкви. После этого он говорил еще три речи, будто против Ария, Аполлинария и других еретиков, но в самом деле против Прокла, которого, впрочем, не называл в них по имени.

Ревностные последователи Нестория собрали его речи, расположили их по порядку и занумеровали. Они скоро начали распространяться во всех провинциях восточных и западных; дошли даже до Рима, впрочем, без имени автора. Скоро произошло волнение в умах: многие начали сомневаться, не обманываются ли они, почитая И. Христа Богом; некоторые уже решились не называть Его Богом; иные даже не терпели, чтобы другие так Его называли и усвояли Ему имя Сына Божия только в том смысле, в каком оно может быть усвоено и всем людям святой жизни. Итак, зло, возникши в Константинополе, быстро разливалось по всем концам христианского мира, и заражало слабые и легковерные умы. Но Бог хранил Своих верных. Он избрал в Александрии сильного защитника истинной веры, долженствовавшего славно победить врагов ее. Это был св. Кирилл, епископ александрийский.

Некоторые из египетских монахов пришли к св. Кириллу и уведомили его, что ересь, которой учителем почитают Нестория, проникла в свв. обители Египта и возмутила покой мирных пустынников; что многие из них, забыв простоту евангельскую, вдаются в суемудрые прения, колеблются сомнением, подлинно ли И. Христос есть Бог, а другие прямо говорят, что Он только орудие или сосуд божества, Богоносец. Столь неожиданное и горестное известие сильно поразило св. Кирилла. Несторий, от которого он ожидал так много полезного для Церкви православной, оказался еретиком и врагом ее. Опасное состояние монастырей египетских требовало скорой помощи, и св. Кирилл написал окружное послание к пустынникам. В нем говорит, что простым людям (каковы были большая часть пустынников) приличнее бы было совсем не касаться таких предметов, которые темны и для просвещеннейших мужей. Но так как уже зло распространилось, то он почел за нужное наставить их, не входя, однакож, в споры. "Удивляюсь, – продолжает он, – как можно спрашивать о том, должно ли называть Св. Деву Матерью Божией? Ибо если И. Христос есть Бог, то почему же Св. Дева, Матерь Его, не есть Матерь Божия? Так верить заповедали нам апостолы, хотя сами они и не употребляли слова: Богородица. Так учили наши отцы, и в особенности блаженной памяти Афанасий", из которого св. Кирилл и приводит два места. Это послание скоро дошло до Константинополя, где св. учитель имел ходатаев по делам своей Церкви, и принесло там большую пользу. Многие даже из первых становников писали к св. Кириллу и благодарили его за наставление. Но Несторий чрезвычайно оскорбился этим посланием. Поручив отвечать на него священнику Фотию, одному из своих приверженцев, он стал изыскивать средства повредить доброй славе св. Кирилла, в котором уже предвидел страшного своего противника. Некоторые александрийцы, осужденные св. Кириллом за различные преступления, согласились содействовать злым намерениям Нестория: начали распускать слух, будто св. Кирилл худо управляет Церковью, домогается сделаться самовластным, возбуждает возмущения против императорских чиновников и держится секты манихеев. Эти клеветы Несторий старался довести до сведения императора, и, вероятно, успел в том, потому что император с того времени не совсем выгодно стал думать о св. Кирилле.

Между тем, св. Кирилл, не теряя надежды исправить Нестория, написал к нему увещательное письмо. Так как Несторий жаловался первоначально на письмо св. Кирилла к египетским пустынникам, то св. Кирилл в письме к Несторию так говорил: "Споры начались не от письма моего, но от гибельных сочинений, тобою или кем другим повсюду рассеянных. Сии сочинения произвели такой беспорядок в Египте, что я нашелся вынужденным употребить это средство. Посему нет для тебя никакой причины жаловаться на меня. Не ты ли сам виновник сих возмущений! Перемени свои выражения и назови св. Деву Богородицею, дабы тем прекратить общий соблазн. Впрочем, будь уверен, что за веру И. Христа я готов претерпеть все, даже узы и смерть".

Несторий написал краткий ответ, в котором говорит: "Опыт покажет, какие плоды произойдут от нашего спора!"

Церковь константинопольская была в бедственном состоянии. В то время жил в Константинополе епископ, по имени Дорофей, человек корыстолюбивый, льстивый и отважный. Однажды в церкви, при многочисленном собрании народа, когда Несторий сидел на епископском месте, Дорофей взошел на кафедру и так сказал: "Кто говорит, что Мария есть Матерь Божия, да будет анафема!" Православные испустили громкий вопль и выбежали из церкви, не желая сообщаться с теми, которые проповедуют столь нечестивое учение. Несторий же не только не упрекнул за это Дорофея, но и допустил его к принятию св. таин. Многие священники константинопольские отделились от Нестория, иные явно, другие тайно. Несторий, чтобы не слышать возражений против нового учения, запретил им говорить с кафедры. Народ, лишенный возможности слышать в церкви благочестивое наставление своих пастырей, кричал: "Есть у нас император, но нет епископа". За это одних хвалили и заключали в темницу, других, которые явно укоряли Нестория в церкви, также жестоко наказывали. Некоторые монахи, осмелившиеся прийти в дом к Несторию и представлять ему, сколь опасно его учение, были преданы светской власти, и подвержены жесточайшим мучениям. Так Несторий свирепствовал в Константинополе. Защитники веры обратились к императору, который, хотя и был предубежден в пользу Нестория, но имел кроткую душу и сердце богобоязненное, всегда доступное мольбам угнетенной истины. Кратко изложив пред ним свое учение, описав свои страдания, православные умоляли его не подвергать Церкви столь опасной ереси, какую проповедует их патриарх. "Заклинаем тебя, – говорили они, – созвать Вселенский собор, чтобы опять соединить Церковь и остановить ужасные успехи заблуждения. Если ты презираешь нашу просьбу, мы будем вопиять к Царю царей, Который придет судить живых и мертвых, что мы невинны в бедствиях, которые отсюда могут произойти".

Между тем, Несторий, видя многих противников своему учению, и между ними сильного своею ревностью и доброй славою св. Кирилла, вздумал преклонить на свою сторону Целестина, епископа римского, которого помощь во всяком случае была для него полезна. Он отправил ему письмо, в котором писал: "Я нашел в Константинополе, – говорит он, – большое повреждение в истинном учении; употребил к излечению сего недуга и строгость и кротость. Некоторые говорят, что Слово, единосущное Отцу, получило свое начало от Девы Марии, Матери Христовой. Они не боятся называть Ее Материю Божиею, хотя отцы никейского собора не усвоили Ей сего названия. Я уже сражался с ними, – и мои подвиги, которые, думаю, небезызвестны уже и тебе, не остались бесполезными; ибо многие, наконец, признали, что младенец бывает одного естества с материю, что нет никакого смешения Слова с человеком, но только простое соединение. Впрочем, можно св. Деву назвать и Материю Божиею, потому что храм Слова, не отдельный от Него, произошел от Нее, а не потому, что Она есть Матерь Слова; ибо никакая жена не может родить того, кто существовал прежде ее". С сим письмом Несторий отправил к папе некоего Антиоха, которому вручил также и свои сочинения о воплощении, подписав их собственноручно.

В то же время и св. Кирилл писал письмо к Целестину, в котором изображал состояние константинопольской церкви следующим образом: "Никто не ходит в собрание Нестория, кроме немногих, и то людей легкомысленных и льстивых. Почти все монастыри, архимандриты и многие из сенаторов не сообщаются с ним, из опасения оскорбить веру. "Наконец, говорит, что надобно немедленно" пресечь зло, и что он, по древнему обыкновению их церквей, уведомляет его о сем, и просит изъявить свое мнение: должно ли еще сообщаться с Несторием, или прямо объявить ему, что его все оставят, если он будет упорствовать в своем заблуждении?" С этим письмом св. Кирилл отправил в Рим диакона Посидония, вручив ему еще сочинение, в котором кратко изложено учение Нестория.

Между тем, Несторий, не получая ответа от Целестина, написал к нему другое письмо, в котором, как и в первом, говорит сначала об изгнанных пелагианах; потом касается православных константинопольских, по его словам, еретиков.

Целестин, получив письма и сочинения, велел написать трактат для утверждения истинной веры против новой ереси, что и было исполнено Иоанном Кассианом, который был сведущ в богословии.

После этого Целестин собрал собор в Риме, на котором сочинения Несториевы были исследованы, сравнены с учением свв. отцов и осуждены; а св. Кириллу поручено было привести в исполнение суд сего собора. Несторию объявлялось, что, если он будет опровергать учение апостольское, и в продолжение 10 дней, считая от получения письма, не предаст анафеме своего нечестивого учения, то будет отсечен от тела Церкви.

Раскаялся ли теперь еретик? Не только не раскаялся, но даже объявил, что ему не в чем и раскаиваться. "Думал ли я, – говорил он, – подвергнуться клевете касательно чистоты веры, – я, который доселе сражаюсь со всеми ересями?"

Между тем, св. Кирилл собрал в Александрии собор из египетских епископов. На нем утверждено было определение собора римского, и написано соборное письмо к Несторию, которое было последним для него увещанием. В нем епископы объявляют Несторию, что если в назначенный Целестином срок он не отвергнет своих заблуждений, то они не хотят более иметь с ним общение и не будут признавать его епископом; напротив, тех, которые им низложены или отлучены, примут в свое общение. Письмо оканчивается 12 славными анафемами, в которых заключается вся сущность дела и которые направлены против всех еретических предложений Нестория.

Епископы, посланные из Александрии с соборными письмами, еще не прибыли в Константинополь, как император, видя, что раскол грозит разделить всю Церковь, счел необходимым собрать Вселенский собор, чего давно желали православные, притесняемые Несторием, равно как и сам Несторий. Последний надеялся усилиться на соборе, при содействии светской власти, и осудить св. Кирилла. Император назначил быть собору в следующем 431 году, в день Пятидесятницы, в городе Ефесе. Св. Кириллу было послано пригласительное письмо и поставлено в обязанность известить всех епископов смежных провинций, а также и западных, о созвании Вселенского собора, и пригласить их.

Посланные св. Кириллом епископы, по прибытии в Константинополь, в воскресный день, в кафедральной церкви, в присутствии всего клира и почти всех знатных людей, подали Несторию соборные письма. Но надменный еретик не смирился и после того, как прочитал в них свое осуждение и узнал, что против него восстал весь Запад и Египет. В душе его еще с большею силою закипела ярость против св. Кирилла. Суд соборов римского и александрийского сделался известным во всем Константинополе. Несторий, чтобы успокоить несколько народ, объявил от себя 12 анафем, противоположных Кирилловым, и в то же время говорил с кафедры речи, в которых кратко повторял нечестивое свое учение, стараясь представить его не столь важным, чтобы им занимался собор Вселенский.

Ему известно было, что св. Кирилл из всех епископов был самым искусным, сильным и твердым в прениях; посему он ничего не опускал, чтобы уменьшить его авторитет и сделать подозрительным; старался даже оклеветать его как преступника; говорил, будто он, св. Кирилл, вооружился против него золотом, т. е. подкупил тех, которые отделились от Нестория. Об анафемах св. Кирилла, между прочим, говорил, что в них содержится учение погрешительное. Это мнение Нестория разделял и друг его, Иоанн антиохийский. Последний оскорбился ими и думал, что св. Кирилл, восставая против Нестория, впал в другую крайность – в ересь Аполлинариеву. Посему он препоручил двум знаменитым епископам своей епархии: Андрею самосатскому и Феодориту кирскому, написать ответ на соборное письмо св. Кирилла. Таким образом, еретическое учение Нестория сверх авторитета своего виновника снискало себе знаменитых защитников в Иоанне антиохийском, Андрее самосатском и Феодорите кирском, которых почитали тогда славными учителями Церкви. Но что более всего надмевало и ободряло Нестория, – так это сильное покровительство двора. Несмотря, впрочем, на быстро возрастающую силу зла, ревность св. Кирилла не охладевала: он, как добрый воин Христов, неутомимо подвизался за истину. Увидев вышедшие против себя сочинения, он скоро издал своих три: в первом из ни защищался от притязаний Андрея самосатского, во втором опровергал Феодорита кирского, третье сочинение противоположено речам Нестория, произнесенным против Прокла. Но ужасное зло уже достигло крайней степени; соблазн распространился по всему Востоку и Западу; всеобщее волнение колебало умы и сердца христиан; потрясенная Церковь близка была к раздроблению на части; мирное стадо Христово готово было разделиться. Все с нетерпением ожидали Вселенского собора и с надеждою устремляли взоры свои на Ефес.

Приближался день Пятидесятницы, и представители христианства отовсюду начали съезжаться в Ефес. Св. Кирилл александрийский, в сопровождении 40 египетских епископов, прибыл сюда за 5 или за 6 дней до праздника. Около сего же времени прибыл и Несторий. Его сопровождали 10 епископов, охранные воины и два вельможи: Кандидиан и Ириней, из коих первый, начальник преторианской стражи, был послан императором для сохранения тишины и порядка во время соборного заседания, а последнего влекла в Ефес одна дружба с Несторием. Спустя пять дней после Пятидесятницы, прибыл Ювеналий иерусалимский с палестинскими епископами, вскоре за ним – Флавиан фессалоникийский с епископами македонскими. Но Иоанн антиохийский со многими сирскими епископами и митрополитами находился еще в пути. За пять или за шесть дней своего прибытия он прислал к св. Кириллу письмо, в котором изъявлял ему великую дружбу и нетерпеливое желание с ним видеться. "Много потерпевши, – писал он, – в 30-дневном пути я, наконец, по твоим молитвам, стою пред вратами. Молись за нас, чтобы нам через пять или шесть дней благополучно окончить путь и прийти в твои объятия, муж святый и любезный". Вместе с сим письмом прибыли в Ефес два митрополита из спутников Иоанна. Когда св. Кирилл и другие епископы спросили у них о причине медлительности Иоанна, то они отвечали: "Он велел сказать, что если промедлите далее 6 или 7 дней, то не откладывали бы собора, а делали, что нужно".

Между тем, прошло 15 дней после срока, назначенного императором: более 200 епископов собралось из различных областей. Многим из них не позволяли долее медлить издержки; многие сделались нездоровыми; некоторые даже умерли в Ефесе. Все роптали на медленность Иоанна и многие явно говорили, что он не хочет присутствовать на соборе, из опасения, чтобы при нем не осудили его друга и одноземца. Все это расположило св. Кирилла приступить скорее к открытию собора, – и он назначил собраться всем епископам 22 июня в большом храме Пресвятой Богородицы.

21 июня 431 г. посланы были к Несторию 4 епископа просить, чтобы он явился в следующий день на собор. Несторий отвечал им: "Подумаю, и, если мне заблагорассудится, приду". Между тем, желая, вероятно, составить свой отдельный собор, послал к Мемнону, еп. ефесскому, просить, чтобы для него отворили церковь св. Иоанна. Но Мемнон отказал ему в этом, зная, что от сего может прийти в волнение народ, который смотрел на Нестория, как на явного еретика.

Собор открылся 22 июня в храме Пресвятой Богородицы. Первое заседание открыли 148 епископов. Посреди храма, на возвышенном троне, положили Евангелие, как знамение присутствия Самого Иисуса Христа. Вокруг Него составилось избранное общество благочестивых епископов, из коих каждый занял место, смотря по важности занимаемого им престола. Так как епископ римский был в отсутствии, а константинопольский был обвиняем, то св. Кирилл, как старший из всех присутствующих епископов, по занимаемому им престолу и личным достоинствам и заслугам, занял первое место на соборе, с правами председателя. Феодот, епископ анкирский, предложил, чтобы сам Несторий явился в собрание, и чтобы с общего согласия рассматривались дела веры. Тут встали 4 епископа, посылаемые к Несторию, и объявили ответ его: "Подумаю, и если мне заблагорассудится, приду". Флавиан филиппийский предложил, чтобы в другой раз послали епископов просить Нестория на собор; вследствие чего отправлены были к Несторию еще 3 епископа, которые, возвратившись, донесли следующее: "Мы, пришед к дому Нестория и увидевши около него множество вооруженных воинов, просили, чтобы кто-нибудь доложил ему о нас. Нам отвечали, что он спит и не велит никого пускать к себе. Мы спрашивали, что нам отвечать собору, от которого мы посланы: некоторые из клириков, вышедши на порог, отвечали нам то же, что и воины. Когда же мы настоятельно требовали ответа от самого Нестория, то вышел Флоренц, трибун, и, велевши нам подождать, пошел за ответом. Наконец, вышел с некоторыми клириками и сказал: "Я сам не видал Нестория, но он велел сказать, что придет на собор тогда, когда все епископы соберутся". Хотя из сего ответа можно было уже видеть, что Несторий не хочет явиться на собор, но, следуя порядку суда церковного, свв. отцы собора послали в третий раз 4 епископов с письменным приглашением, в котором говорили: "Св. собор терпеливо ожидает твоего прибытия; если же и теперь не придешь оправдаться пред ним в еретических предложениях, проповеданных тобою публично в константинопольской церкви, то знай, что он поступит с тобою, как повелевают каноны свв. отцов". Но это кроткая внимательность св. собрания к вероотступнику оказалась напрасною. Тревожимый преступною совестию, он укрывался под защитою вооруженных воинов и не допускал к себе никого из собора, так что посланные епископы принуждены были возвратиться без всякого ответа. Свв. отцы собора, видя такое упорство Нестория, приступили к исследованию дела.

По прочтении никейского символа, Петр, священник александрийский, представил письмо св. Кирилла к Несторию. Когда его прочли, св. Кирилл, обратившись к епископам, сказал: "Вы слышали мое письмо; скажите, прошу вас, что об нем думаете?" Тогда Ювеналий иерусалимский, и за ним по порядку 126 епископов, каждый в различных словах, выразили одно мнение, что письмо св. Кирилла согласно с символом никейским, и все они одобряют его учение; прочие епископы молчанием подтвердили сие мнение. После сего Палладий амасийский потребовал, чтобы прочли письмо Нестория. Оно было прочтено. Св. Кирилл опять спросил отцов собора, что об нем думают. Тихий ропот пробежал по рядам епископов. Между прочими Акакий мелитский отвечал: "Письмо Нестория показывает, что он не даром избегает спора: он исказил св. Писание и учение отцов; собственная совесть его преследует, и он окружился воинами". Прочие отцы собора закричали: "Кто Нестория не предает анафеме, тот сам анафема да будет! Православная вера его осуждает; св. собор осуждает! Кто сообщается с Несторием, да будет анафема! Все мы письмо и догматы Нестория осуждаем! Все еретика Нестория предаем анафеме! Вся земля осуждает его нечестивую веру! Кто Нестория не осуждает – анафема!"

Когда умолк общий голос справедливого негодования, Ювеналий, еп. иерусалимский, потребовал, чтобы прочли соборное письмо Целестина к Несторию. Петр, священник александийский, прочел его и предложил священному собранию согласное с ним письмо св. Кирилла, которое оканчивалось 12 анафемами. Когда и это было прочтено, Флавиан филиппийский спросил: "Удовлетворил ли Несторий по сим письмам?" Епископы александрийские, которым поручено было отдать ему эти письма, отвечали: "Мы отдали их самому Несторию в праздничный день в кафедральной церкви в присутствии всего клира и знатных вельмож; он обещал нам дать ответ на них, но после запер для нас двери и не только не удовлетворил требованию, изложенному в сих письмах, но публично произносил в церкви речи еще хуже прежних, и даже доселе не престает соблазнять народ".

Тогда Фид, епископ иопийский, сказал: "Остается ли Несторий в прежних мыслях о вере, об этом надобно спросить Акакия и Феодота, здесь присутствующих: они недавно с ним разговаривали и могут рассказать нам, что слышали от него в последние три дня". Св. Кирилл, обратившись к сим епископам, сказал: "Так как теперь идет дело о предмете для всех важном, о вере в Иисуса Христа, то вы, мужи благочестивые и прямодушные, должны рассказать откровенно, что слышали из уст Нестория, находясь уже в Ефесе". Епископы эти были друзьями Нестория, но пред св. Евангелием и голос дружбы не утаил горькой истины. "Прискорбна для меня, – сказал Феодот анкирский, – участь друга моего, но вера священнее дружбы; и хотя дух мой смущается, но я должен отвечать на ваши просьбы... Впрочем, мое свидетельство не слишком необходимо, потому что письмо его (Нестория) уже довольно показало, как он верует". Акакий мелитский отрекся от Нестория, когда еще произносил суд над письмом его; теперь ему оставалось подтвердить свидетельство Феодота, и он сказал: "Вера в опасности – и всякая приязнь должна умолкнуть. Я любил Нестория более всех, и чего не предпринимал для его сохранения? Но скажу истину, да не погублю души своей. Тотчас по прибытии своем в Ефес я говорил с ним, и, видя его в ужасном заблуждении, употреблял всякие средства, чтобы привесть его к истине. Он обещал мне, что оставит свое мнение. Но спустя 10 или 12 дней, когда я опять стал говорить с ним о предметах веры, то изумился, услышав его возражения. Он нелепыми вопросами хотел принудить меня – или совершенно отвергнуть, что Божество Единородного Сына приняло плоть, или признать, что Божество Отца, Сына и Св. Духа вместе с Божественным Словом воплотилось, что было бы противно православию. В другом разговоре один из его епископов утверждал, что Сын, Который пострадал, отличен от Слова Божественного, я не снес такого богохульства: простился с ним и удалился. Один из бывших с ним покровительствовал даже иудеям, что они погрешили не против Бога, а против человека". Таково свидетельство друзей о вероотступнике! Оно ужаснуло благочестивых епископов.

Общий голос решил участь Нестория. Ему, как нововводителю, произнесли приговор осуждения в следующих словах: "Так как Несторий, сверх других негодных дел, не повиновался нашему приглашению на собор и не принял даже посланных от нас епископов, то мы принужденными нашлись исследовать нечестивое учение его. Открывши же частию из его писем, частию из других сочинений, частию из разговоров, которые он на сих днях имел в этом городе (Ефесе), и которые подтверждены были свидетелями, что он и мыслит и учит нечестиво, мы вынуждены были со слезами произнесть следующее горестное определение: Господь наш Иисус, Христос, на Которого он изрыгал богохульства, устами этого св. собора осуждает его – лишить епископа сана и отлучить от общества верных". Этот приговор подписали более 200 епископов; ибо многие, сперва не хотевшие быть на соборе, присоединились к нему во время заседаний, а некоторые даже после пришли и подписали это определение. Жители ефесские, с утра до позднего вечера дожидаясь решения собора, когда услышали, что Несторий осужден, все в громких единодушных восклицаниях начали благословлять собор и славить Бога, Который поразил врага веры. Когда епископы вышли из церкви, народ с зажженными факелами провожал их до домов; весь город был освящен; всех одушевляла светлая радость.

На другой день объявлен был Несторию приговор собора в следующих словах: "Св. собор, благодатию Божиею по повелению благочестивейших и христианнейших императоров собранный в Ефесе, Несторию, – новому Иуде. Знай! за нечестивые твои догматы и презрение канонов, ты, по законам церковным, низложен св. собором и лишен всякой степени церковной".

Источник: http://vsemolitva.ru

comments

Арий умер, но ариане остались, и ересь ожила в новых порождениях своей нечистой силы. Более и более распространяясь, арианство, наконец, потопило весь Восток, и уже до такой степени расплодилось, что ариане не узнавали друг друга и одни из них считали еретиками других ариан. Они поражали друг друга проклятиями на своих соборах, которые были беспрерывны и многочисленны, и непосредственно из учения Ария возникло до десяти главнейших отраслей, не считая еще других ветвей, которые от этих отраслей рождались. Особенно развилась и шла как бы в параллель с собственным учением Ария ересь Македония. Тот отвергал божество Сына Божия; этот – божество Св. Духа.

Особенно способствовало усилению арианства покровительство императорской власти. Пока еще Константин, сын Константина Великого, был на престоле западной империи, православные находили там убежище от ярости ариан, и самое нерасположение Констанция, императора восточного, к православию еще удерживалось в границах. Но когда умер Констанс, легкомысленный Констанций вполне предался своему увлечению против православной веры, и дал волю арианам. Поразительное описание бедствий этого времени находим у св. Илария, который сам терпел жестокое гонение от ариан. Он писал к Констанцию, против него самого. "Скажу тебе, Констанций, скажу то, что сказал бы Нерону, что сказал бы Декию и Максимину. Ты враг Божий, лютый зверь против Церкви, гонитель святых, ненавистник проповедников Христа, истребитель веры, тиран в делах уже не только человеческих, но и божеских. Но в этом ты еще только сходствуешь с Нероном и с Декием. Но посмотри на твои собственные дела. Ты говоришь, что ты христианин, а ты враг Христу; ты представляешь, что утверждаешь веру, а ты разрушаешь ее, сам живя против веры. Ты раздаешь епископства своим приверженцам; отдаешь под стражу священников; собираешь войска на ужас Церкви, созываешь свои соборы, хочешь и запад совратить в нечестие; ты подводишь мины под города, где живут православные, мучишь их голодом, томишь на холоде, постоянно обманываешь, убиваешь лестию, под видом благочестия истребляешь самую веру".

В это страшное для Церкви время жил и действовал ко вреду ее Македоний. Македоний сначала был чистый арианин, и арианами возведен на константинопольский престол.

На престоле епископском он оказал столько гордости и жестокости в своем характере, что не только православные видели в нем своего врага и гонителя, но и самые ариане стали ненавидеть. Враги его из самых ариан успели усилить нерасположение к нему императора, так что император лишил его кафедры и передал ее Евдоксию антиохийскому, также одному из самых злых ариан. Македоний, не терпя унижения, отстал от той секты ариан и решился открыть себе новый путь к своим целям. От учения о Сыне Божием он обратился к догмату о Св. Духе и дал новый вид этому догмату. Он началпроповедовать, что Дух Св. не единосущен ни Отцу ни Сыну, но есть сила, подчиненная им и служебная. Множество новых сообщников пристало к Македонию, и хотя в рассуждении второго лица Св. Троицы они были неодинаковых мыслей, но все согласно отвергали божество Св. Духа. "Среди таких волнений в Церкви, – говорит св. Иларий, – вера уже не на Евангелии основывалась, а зависела от обстоятельств".

Такие бедствия Церкви продолжались до Феодосия Великого. Феодосий решился положить конец неустройствам церковным. В самом начале своего правления, приняв крещение от православных, Феодосий издал повеление, которым всех подданных призывал к согласному исповеданию Св. Троицы; запретил сборища еретические, и, отняв у них право именоваться церквами, грозил им судом гражданским; запретил публичные прения о вере, которые доселе волновали народ и только усиливали заразу еретических лжеучений. Потом Феодосий назначил быть в Константнополе общему собору епископов, для точнейшего определения догматов веры и умирения Церкви. Это было в 381 году по Р. Х.

По приглашению императора собрались в Константинополе 150 православных епископов, согласно с никейским символом исповедывавших единосущие Св. Троицы. Между прочими здесь были прославленные Церковию, как за чистоту православия, так и за святость жизни: св. Кирилл иерусалимский, Амфилохий иконийский, Геласий кесарийский, Григорий нисский, брат св. Василия Великого, Мелетий антиохийский, св. Григорий назианзин и многие другие, из которых большая часть терпели жестокие гонения от ариан.

Феодосий призвал было на собор и македонианских епископов, в числе 36, надеясь, что они согласятся в исповедании веры с православными. Но они, сказав прямо, что не допускают и не допустят единосущия, удалились с собора. Тогда отцам собора не оставалось ничего более, как утвердить основания православной веры, принятые в никейском соборе. Итак, они восстановили в полной силе никейский символ и, утвердив его неприкосновенность, как неизменного основания веры, дополнили, по преданию Церкви, членом о Св. Духе: "Иже со Отцем и Сыном споклоняема и славима" и еще некоторыми другими членами, направленными против тогдашних ересей. Полный, составленный таким образом символ, под именем никейско-цареградского, остался неизменным правилом веры на все времена Церкви.

Источник: http://vsemolitva.ru

comments

Есть предание, что святой Петр, епископ александрийский, увидал однажды во сне отрока Иисуса в хитоне, разодранном с верху до низу. "Господи! – сказал Петр. – Кто дерзнул коснуться одежды Твоей?" – "Арий раздрал ее" – отвечал Господь.

Арий, родом из Ливии, в 300 году по Р. Х. принял участие в расколе Мелетия; но вскоре оставил его и с раскаянием обратился к Петру, епископу александрийскому. Отличные умственные способности и обширное образование Ария обратили на него внимание Петра, который и возвел его на степень диакона. Но когда открылось, что Арий тайно продолжает связь с мелетианами и, оправдывая их заблуждения, вместе с этим обвиняет своего епископа за отвержение последователей Мелетия, Петр навсегда отлучил его от Церкви. После мученической смерти Петра Арий притворным раскаянием успел снискать благоволение преемника его – Ахиллы; этот святитель не только освободил его от церковного осуждения, но и вскоре рукоположил в пресвитера. По смерти Ахиллы, Арий, несомненно, надеялся занять его место, но клир и народ избрали пресвитера Александра (в 313 году по Р. Х.), мужа, отличавшегося красноречием, кроткого, милостивого к бедным, любимого и уважаемого всеми. Арий сделался врагом Александра. Снедаемый завистью к сверстнику своему, недостойно, по его мнению, занявшему престол святительский, он, в чувстве оскорбленного самолюбия, изыскивал все средства к его погублению и своему возвышению. Но не надеясь очернить поведение Александра, известного клиру и народу своими высокими добродетелями, Арий старался оклеветать его учение. Неоднократное собеседование Александра с своим клиром о единосущности Сына Божия с Богом Отцом доставило Арию случай обвинять его в том, будто он восстановляет ересь Савелия, в III веке по Р. Х., учил, что Бог есть единая сущность, единое лицо, а Троица – только три имени. Ученики его называли Бога на небе Отцом, на земле – Сыном, в тварях – Духом Святым. Таким образом, по их учению, Бог-Отец под именем Сына родился от Девы, пострадал и умер. Впрочем, опасаясь явным противоречием учению епископа раздражить клир, Арий изъявлял несогласие с ним сперва в сомнениях. Облекая свои мысли тонкими отвлеченными выражениями, при помощи диалектики, он из своих и других суждений выводил обоюдные и двусмысленные следствия. Так действовал Арий в частных прениях со своим епископом, в присутствии клира; между тем, под видом дружеской откровенности, в беседах со своими сверстниками, он тайно разливал яд тонкого злоречия на Александра. Вкрадчивым видом благочестия, славою учености и победами в прениях, он мало-помалу успел склонить на свою сторону и увлечь новым своим учением 70 дев, 12 диаконов, 7 священников и несколько епископов. Лжеучение Ария о Сыне Божием большею частию так сокращают: "Было время, – говорит он, – когда Сына Божия не было. Он сотворен из несуществующего, а отнюдь не рожден из сущности Отца. Рожден во времени, а не от вечности, не как истинный Бог от Бога истинного, но сотворен из ничего. Он ниже Отца и по природе и воле изменяем". Эта ересь, усиливаясь со дня на день, вскоре исторгнулась из Александрии и, подобно губительной язве, быстро протекла по всему Египту, Ливии, Верхней Фиваиде и по многим другим областям.

Александр не успел прекратить зло в самом его начале. Он надеялся кроткими увещаниями обратить Ария на путь истины. Но когда эта мера оказалась недействительною, Александр, устрашаемый великостию зла, вынужден был, наконец, прибегнуть к средствам более верным. Пригласив епископов из Египта и Ливии, он составил в Александрии собор, на котором после обличения ереси общим приговором отцов собора еретики лишены своих мест, преданы проклятию и выгнаны из Александрии.

Осужденный Арий, почитая унижением для себя смягчить суд Церкви и справедливый гнев своего епископа раскаянием, прибег к новым козням, достойным его злого сердца. Он видел, что без помощи епископов ему невозможно исполнить своих замыслов, поэтому унизительными письмами просил некоторых из них защитить его от несправедливых, по его словам, притеснений со стороны Александра и разрешить от соборного осуждения. Из Александрии он удалился в Палестину и успел снискать здесь благоволение многих епископов, и в особенности сильное покровительство Евсевия, епископа никомидийского. Этот епископ ревностно защищал Ария перед прочими епископами и даже сам содействовал ему в распространении нечестивой ереси, которая потом заразила Палестину, Никомидию, Вифинию и другие области.

Александр, видя, что ересь Ария более и более распространяется, поспешил окружным посланием известить об этом своих сослужителей епископов. Он пишет, что появились в его Церкви люди нечестивые, которые стараются опровергать учение веры и возмущать мир Церкви; что Арий и его последователи вымышляют клеветы против Иисуса Христа, не верят Его Божественности и почитают Его равным тварям; ежедневно воздвигают гонения на служителей алтаря, соблазняют и обманывают простых и неопытных. Уведомляет, что все они осуждены собором и изгнаны из Александрии, но, рассеявшись по различным местам, обольстили многих православных епископов, из коих одни давали им пространные письма, а другие даже подписывались под их письменными изложениями веры и принимали их в свою Церковь. Кратко излагает учение ариан о лице Иисуса Христа, указывая на те места Писания, которые приводили они в защиту своих мнений; опровергает их, противополагая им также места Писания и учение Церкви о Божественности Иисуса Христа. Жалуется на их высокомерие, по которому они всех считают невеждами и только себя мудрыми. "И самые злые духи, – восклицает Александр, – не могут сносить их нечестия, ибо и они опасаются произносить нечестивые слова против Сына Божия". Кроткое послание Александра, вместо того, чтоб расположить епископов к принятию деятельных мер против зла, только породило между ними споры и распри. Евсевий никомидийский старался более и более воспламенять их. Он письмами убеждал многих епископов противостать Александру и, сильный при дворе, успел склонить многих из них на свою сторону. Предстоятели Церкви увлекли за собою и народ. Пораженный скорбию, при виде поруганной истины, но не имея довольно силы и власти противостать бесчисленному сонму неистовых развратителей, Александр решился, наконец, довести дело до сведения императора Константина Великого.

Император с крайним огорчением принял весть о нарушении мира в Церкви. Сообразуясь с кротким духом божественной веры, он написал к Александру и Арию письма, убеждая их примириться между собою.

Но зло так усилилось, что не могло быть прекращено убедительным письмом благочестивого императора. Арий и не думал о примирении с Александром.

Одно могло теперь возвратить мир взволнованной Церкви. Вся Церковь, через предстоятелей своих, должна была изложить веру, преданную ей Христом и апостолами Его, и решить, согласно ли с нею или нет новое учение, которое было предметом таких жарких споров. Положили принять это последнее средство, и царь послал ко всем епископам христианского мира грамоты, которыми призывал их на Вселенский собор в город Никею, в столицу Вифинской области.

До сих пор еще не было и не могло быть Вселенского собора; он стал возможен только теперь, когда все обширное государство находилось под властию одного царя, признававшего христианскую веру за веру истинную. Епископы со всей вселенной могли теперь беспрепятственно съезжаться и открыто рассуждать о делах Церкви. Эти дела признавались не менее важными, чем самые значительные дела государственные. И, действительно, обсуждению Церкви предстоял вопрос самый важный. Триста лет Церковь боролась и страдала за имя Христа, ее Божественного Основателя; благовестники понесли это имя в отдаленные страны; мученики умирали радостно за это святое имя, их крепость и упование; и вот теперь, когда, по-видимому, настало торжество веры христианской, когда она далеко распространилась и признана за веру истинную, тогда-то дерзают опровергать самую сущность ее, объявляя, что Христос Спаситель не есть предвечный Бог! Подобное событие должно было взволновать Церковь более, чем всякое внешнее гонение.

Епископы со всех стран с готовностью поспешили в Никею. Все издержки их путешествия и пребывания в Никее принимал на себя Константин. По дорогам были для них приготовлены переменные лошади. Прибыли епископы из Египта и Палестины, из Сирии и Месопотамии, Африки, областей Малой Азии, Греции, из Персии, Армении, Мизии и Дакии, от задунайских готфов, недавно обращенных в христианство; всех – более 300; их сопровождали и другие духовные лица, пресвитеры и диаконы. С западных стран прибыло немного епископов: римский епископ Сильвестр не мог приехать по причине старости и слабости, а прислал вместо себя двух пресвитеров; галликанский епископ был, как полагают, представителем и британской церкви; Осия кордовский представлял церковь испанскую. Он был человек очень уважаемый и пользовался доверием царя. Многие из прибывших епископов были известны всему христианскому миру святостию жизни и высокою мудростию; многие были прославлены Богом чудотворною силою; многие претерпели тяжкие страдания во время недавнего гонения и носили еще следы славных мучений за имя Христово. Эти твердые и верные служители Христа с радостию готовились вновь исповедывать имя Спасителя и Бога, от Которого не отреклись перед гонителями.

Один из первых прибыл престарелый Александр, епископ александрийский, первый обличитель Ария, мужественный защитник апостольского учения. Он привез с собою молодого диакона, по имени Афанасия, которому суждено было прославиться своею твердостию и постоянством в борьбе с арианами.

Другой очень уважаемый епископ был Николай, святитель ликийского города Мир. Он много пострадал во время гонения и чудесным образом был призван пасти Церковь ликийскую. Он славился высокою добродетелию, милосердием своим к страждущим и силою чудотворной. Предание говорит, что, не стерпев богохульных слов Ария, он ударил его в виду всего собора, за что был лишен епископского сана; но сан был ему потом возвращен вследствие небесного видения. Наша Церковь глубоко чтит память великого святителя Николая, мирликийского чудотворца.

Святой Иаков низибийский был родственник армянского царя; с самых ранних лет он возлюбил Бога более всех мирских почестей и земного величия и посвятил себя Его служению. Он долго вел пустынную жизнь, пострадал в гонении при Максимине, посещал Персию для проповедания слова Божия, и, будучи избран епископом в город Низибию (в Месопотамии), ревностно заботился о чистоте веры. С ним прибыл на собор молодой ученик его Ефрем, известный потом под именем Ефрема Сирина.

Святой Евстафий антиохийский, Пафнутий фиваидский, Павел неокесарийский, Леонтий каппадокийский славились как твердые исповедники веры; они много пострадали во время гонения: Пафнутий лишился правого глаза и хромал; Павел не владел руками: они были уязвлены раскаленным железом по приказанию Ликиния.

Святой Спиридон, смиренный епископ Тримифунта, на Кипрском острове, славился святостию жизни. Он родился в простом звании и, будучи избран в епископы, сохранил привычки простой сельской жизни, трудился собственными руками, вместе с жителями работал в поле, пас стада свои, а между тем, помогал всем нуждавшимся в помощи. Силою Божиею он исцелял больных и творил великие чудеса. До торжественного открытия собора епископы часто собирались для предварительных совещаний, призывали Ария и старались убедить его, что его мнения ложны. На этих совещаниях могли присутствовать и посторонние. Однажды один языческий философ начал опровергать истину христианского учения; Спиридон встал, чтобы возражать ему. Многие убоялись, ибо знали, что Спиридон был человек простой и неученый; но смиренный пастырь был силен верою, и с ним был Дух Святой, наставляющий на всякую истину. Он твердым голосом сказал философу: "Во имя Господа Иисуса Христа, выслушай меня. Един есть Бог, Творец неба и земли, видимых же и невидимых, сотворивший все Словом и устроивший все Духом Своим. Слово иначе называется Сын Божий и Бог; Он умилостивился над человеками, благоволил родиться от Жены, жить с людьми, пострадать и умереть ради нашего спасения. Он воскрес, даровал воскресение роду человеческому и опять придет судить всех праведно и воздать каждому должное. Сему веруем без пытливости; итак, не утруждай себя напрасно, стараясь возражать истинам веры и допытываясь, могло ли это быть или нет, ибо они превосходят разум; но отвечай просто, веруешь ли этому или нет?" Философ молчал. "Веруешь ли?" – спросил опять епископ. "Верую", – отвечал неожиданно философ и потом говорил, что в словах Спиридона была какая-то непонятная ему, но непобедимая сила, которая открыла ему вдруг истину христианской веры. Это событие обратило многих язычников.

Константин прибыл заблаговременно в Никею; некоторые из последователей Ария подали ему жалобы и доносы на православных епископов; но Константин разорвал все эти бумаги, не прочитав их, и сказал, что все личные распри должны быть забыты и все внимание обращено на вопрос о вере.

Собор открылся 19 июня 325 года в одной из обширнейших палат царского дворца, под председательством, как полагают некоторые, Осии кордовского. Всех присутствовавших с пресвитерами и диаконами было более 2000 человек; епископов было 318. Скамьи стояли вокруг комнаты для епископов; в средине, на столе, лежала книга священного Писания, как верное свидетельство истины, с которым должно было согласоваться решение собора. Когда все уже были собраны, явился император с некоторыми придворными своими, христианами. Ради торжественного случая он облекся в самые пышные царские одеяния, блиставшие золотом и драгоценными камнями. Он смутился при виде величественного собрания, и молча, с поникшим взором, подошел к приготовленному для него золотому креслу. Епископы дали ему знак сесть и сели после него. Евстафий антиохийский и за ним историк Евсевий, тогда епископ кесарийский, произнесли речи, в коих воздавали Богу славу и благодарение за благоденствие Церкви под покровительством благочестивого царя.

Приступили к делу. Арий, призванный с своими единомышленниками на собор, упорно защищал свое учение; его сторону открыто держали до семнадцати епископов, между которыми были оба Евсевия, никомидийский и кесарийский; но православные с силою оспаривали их. Тут особенно привлек на себя общее внимание молодой диакон, прибывший с александрийским епископом, Афанасий. Никто не превосходил его силою красноречия; меткость его возражений уничтожила доводы ариан. Споры были жаркие, упорные; тщетно Константин употребил все влияние, чтобы согласить спорящих и привести их к дружелюбному решению; чем долее продолжались прения, тем очевиднее становилось, сколь далеки ариане от истины.

Прочитали несколько отрывков из сочинения Ария и арианское исповедание веры; оно возбудило сильнейшее негодование, и было разорвано. Ариане, видя, что открытое изложение учения их возбуждает общее негодование, прибегли к хитрости; они старались обмануть противников неясностию своих выражений, иногда как будто соглашались с православными, а затем оказывалось, что они придают словам другой, тайный смысл. Наконец, православные решили письменно изложить в исповедании веры сущность учения Церкви о Боге Отце и Господе Иисусе Христе. Составлен был Символ Веры и всем предложено подписать свое согласие с ним. Выражение Единосущный Отцу возбудило горячие споры; долго последователи Ария не соглашались на это выражение, говоря, что оно неверно и что его нет в Писании, наконец, из семнадцати арианских епископов большая часть уступила и подписала символ, но двое, чтобы выйти из затруднения, прибегнули к крайней недобросовестности: в слове единосущный они переделали одну букву, что изменяло смысл выражения Слово единосущный по греч. значит подобносущный, что было ближе к мнению ариан, которые таким образом изменили смысл предложенного выражения, и потом дали свою подпись, но обман был уличен. Арий не уступил, лжеучение его было торжественно осуждено, и он был изгнан с некоторыми из приверженцев своих.

Император Константин был прямодушен и доверчив и, к сожалению, недостойные люди пользовались этим для корыстных целей. Многие притворялись ревностными христианами, чтобы вкрасться в его доверие. Таким образом, действовали, между прочим, ариане. Ловко скрывая свои истинные убеждения, они постепенно приобретали влияние при дворе и в последние годы царствования Константина сделались всесильными. После смерти царицы Елены, Константин очень сблизился с сестрою своей Констанцией; а она находилась совершенно под влиянием ариан. На смертном одре она уверила царя, что Арий был несправедливо осужден и что следует возвратить его из ссылки. Это было исполнено. Возвратились изгнанные приверженцы Ария, в том числе Евсевий никомидийский, Евсевий кесарийский, Феогност никейский. Они явно отреклись от лжеучения, но тайно покровительствовали арианам. Евсевий никомидийский вскоре вкрался в доверие царя. Он был человек хитрый и лукавый; всеми средствами старался вредить православным и восстановить против них Константина. Происки его имели успех.

Арию дозволено было возвратиться из ссылки. Еретик прибыл поспешно в Константинополь, и тотчас же потребовал допущения к общению с Церковью; но для этого необходимо было согласие епархиального епископа. На кафедре константинопольской в это время восседал старец такого же имени и почти такого же характера, как и предшественник Афанасия. Св. Александр константинопольский – один из отцов собора никейского – пользовался всеобщим уважением за святость своей жизни и чистоту веры. Он не отличался блестящими талантами, но в своем ревностном благочестии почерпал столько твердости и мужества, каких в нем не предполагали. Обманутые его наружным спокойствием, ариане сначала во имя милосердия просили Александра даровать общение брату заблуждавшемуся, но раскаивающемуся. Александр отвечал с твердостию, которой от него не ожидали, что Арий был отлучен от Церкви собором Вселенским и что несколько епископов не имеют права отменить то, что утверждено всеми. Ариане снова просили, настаивали, но все было напрасно. От просьбы перешли к угрозам, говорили о желании императора, угрожали Александру низложением и заточением. Святой человек плакал, молился, но не изменял своего решения.

Такие сношения продолжались несколько дней. Александр был поддерживаем в своем решении и утешаем в своих страданиях пустынником Иаковом, епископом низибийским, бывшим в то время в Константинополе. По совету Иакова, константинопольские христиане были призываемы сряду семь дней в церкви для испрошения помощи Божией своему епископу. У врат святых мест народ собирался толпами: спорили, порицали, одобряли, во всем Константинополе происходило общее волнение и беспокойство. Убедившись в бесполезности сношений с епископом, ариане обратились, наконец, к императору. Последний был сильно этим смущен. Противодействие такого кроткого человека, как Александр, и такого святого пустынника, как Иаков низибийский, удивляло Константина и заставляло его подозревать какие-нибудь козни со стороны Ария. Прежде нежели на что-либо решиться, император призвал к себе Ария. "Могу ли я верить тебе? – сказал ему Константин. – Действительно ли ты держишься веры кафолической Церкви?" Арий показал императору свое исповедание веры. "Нет ли у тебя каких иных заблуждений, которые тыпроповедовал в Александрии? Поклянешься ли ты в этом перед Богом?" Арий, скрывая свои заблуждения, поклялся немедленно. "Иди же, – сказал ему Константин, – и если твоя вера чиста, то да будет угодна Господу и твоя клятва; но если твоя вера безбожна, да накажет Бог клятвопреступление".

После допроса Ария был приглашен во дворец и епископ константинопольский. Там, в присутствии ариан, ему приказано было самим императором принять Ария в общение на другой же день, который приходился воскресным. Александр хотел возражать, но его не слушали. Старец совсем смущенный, поспешил из дворца в соседнюю церковь, где, упав на колени, с горькими слезами изливал свою душу пред Господом. "О, Боже, – слышно было в шопоте молитвы святого старца, – если Арий должен будет войти в Твое святилище, то возьми душу мою к Себе и не погуби праведного с беззаконным. Но если Ты печешься о Своем наследии, останови Ария, дабы с ним не вошло лжеучение в Твою Церковь". Несколько минут спустя, выходил из дворца и Арий, в сопровождении своих друзей, составлявших его свиту и с торжеством его провожавших. Успех возвратил ему прежний нахальный вид. Еретик говорил весьма громко, и эта одушевленная группа привлекла взоры проходящих. Но когда она проходила по константинопольскому форуму, посреди которого возвышалась знаменитая порфировая колонна, Арий вдруг почувствовал себя нездоровым и удалился в особое здание, затворив за собою двери. Прошло несколько времени; удивлялись, что он долго не выходит. Слуга постучал и, не получая ответа, отворил дверь. Крик ужаса вырвался из уст его. Ересиарх, подобно Иуде, лежал на полу с распавшимися внутренностями.

Эта страшная новость быстро облетела Константинополь. Ужас, смущение, гнев объяли сердца друзей Ария, между тем как православные в одну минуту наполнили константинопольские храмы и благодарили Господа, так дивно покаравшего ересиарха и клятвопреступника.

Таков был бесславный и внезапный конец этого человека, который уже двадцать лет наполнял мир христианскою молвою своего имени. Писания Ария погибли; характер его мало нам известен. Целые периоды истории его жизни остались темными. Самое его учение с точностью определить трудно; а его имя сохранило печальную честь служить из века в век позорным именем для всех тех, которые, в безумной дерзости, покушаются оспаривать божественную славу у Спасителя мира и Богочеловека.

Пример страшной кары Божией за отступление от истинной веры Христовой мы находим не только на Арии, но и на других еретиках. Император Валент, когда вступал на престол, принял крещение от еретического (арианского) епископа Евдоксия и поклялся ему всеми средствами преследовать правоверных христиан. Тринадцать лет он царствовал и во все время своего царствования был жестоким гонителем православных. В самой столице – Константинополе православные церкви были заперты, а иные обращены в конюшни. Слух о страданиях правоверных дошел до отдаленных пустынь – и вот на защиту православия выступил высокий подвижник благочестия, преподобный Исаакий. Этот муж, презирая опасности, явился в самую столицу нечестивого Валента и увещевал правоверных стоять твердо за истинную веру Христову. В это время Валент вел войну с готами. Неприятели одержали победу и грозили разрушить уже самую столицу. Тогда Валент собрал новое войско и готовился сам выйти против неприятеля. В то время пред нечестивым царем предстал преподобный Исаакий и смело сказал ему: "Государь! Перестань утеснять православных, отверзи им церкви и Господь добре устроит путь твой пред тобою". Но царь не обратил никакого внимания на его просьбу. На другой день опять явился преподобный к царю, бывшему уже в походе, и сказал: "Государь! Отверзи церкви православным, и брань будет благополучна". Валент еще более озлобился на православных и самого Исаакия подвергнул тяжким побоям. Однако, желая блага Церкви Христовой и самому царю Валенту, преподобный снова предстал пред ним и сказал: "Государь! Послушай меня, перестань гнать православие, и победишь врагов и возвратишься увенчанный славою и честию; за ослушание же и сам погибнешь и все войско свое погубишь". Царь сильно разгневался и велел слугам своим заключить преподобного в темницу с тем, чтобы по окончании войны предать лютой смерти. Тогда Исаакий сказал: "Если ты воротишься с войны, – то я лжец; говорю тебе, что ты побежишь от врагов и огнем погибнешь". И слова преподобного сбылись во всей точности. Войска царские были разбиты; сам Валент был ранен и бросился спасаться бегством. Он хотел спрятаться в сарае с мякиною, но неприятели, узнав об этом, подожгли сарай и царь живым сгорел в огне (30 мая). Вот как грозно карает гнев Божий отступников от православной веры.

Источник: http://vsemolitva.ru

comments