Члены Государственного комитета обороны СССР

С началом Великой Отечественной войны Московский Кремль стал военно-политическим и экономическим центром управления страной. Здесь находились высшие органы власти в военное время – Государственный комитет обороны и Ставка Верховного Главнокомандования, которыми руководил И. В. Сталин. Пожалуй, ни одной из основных воюющих держав не удалось добиться того, чтобы ветви гражданской и военной власти сплелись в одном месте так прочно и органично.

В СССР специальные центры управления на случай войны заранее созданы не были. В сложившейся обстановке наиболее удобным и подготовленным местом оставался Московский Кремль. Несмотря на невиданную по новизне и сложности военную ситуацию, он, как и в былые столетия, блестяще справился со своей исторической ролью – центра принятия судьбоносных решений, в том числе в сфере войны и экономики.


Прежде всего в Кремле находился Государственный комитет обороны – чрезвычайный высший государственный орган, сосредоточивший всю полноту власти в годы Великой Отечественной войны. Историю его создания приводит А. И. Микоян, бывший тогда заместителем Председателя СНК СССР: «30 июня 1941 года меня и Вознесенского попросили зайти к В. М. Молотову. Когда мы вошли в кабинет, там были Л. П. Берия, Г. М. Маленков и К. Е. Ворошилов. По всему было видно, что они о чём-то уже договорились и теперь хотят поставить нас перед фактом. Берия сказал, что они тут посоветовались и решили внести предложение о создании Государственного Комитета Обороны во главе со Сталиным, которому передать всю полноту власти в стране. Я сказал, что согласен: это отвечает обстановке. Вознесенский тоже согласился. Решили ехать к Сталину, он находился на ближней даче. Приехали. Берия высказал наше предложение создать ГКО. Сталин согласился и сказал: “Нужно обсудить кандидатуры”.

Берия тут же заявил: “Кандидатуры есть”, и назвал пять фамилий: Сталин (председатель), Молотов (зам. председателя), Ворошилов, Маленков и Берия. Сталин спокойно выслушал и сказал: “Надо бы включить Микояна и Вознесенского”. Однако после небольшой дискуссии было решено не оголять Совнарком (СНК) и Госплан. Микоян и Вознесенский остались работать в СНК».

В тот же день совместным постановлением Президиума Верховного Совета, Совнаркома и ЦК ВКП(б) был образован Государственный комитет обороны (ГКО или ГОКО) в составе, согласованном на ближней даче. В дальнейшем он вырос до восьми человек. Членами ГКО также стали А. И. Микоян и Н. А. Вознесенский (3 февраля 1942 года), Л. М. Каганович (20 февраля 1942 года), Н. А. Булганин (22 ноября 1944 года заменивший К. Е. Ворошилова).

Сталин вернулся в Кремль в качестве председателя ГКО 1 июля 1941 года и возглавил оборону страны. В тот же день выходит первое Постановление ГКО «Об организации производства средних танков Т-34 на заводе “Красное Сормово”». Последнее, за № 9971, вышло 4 сентября 1945 года. Поскольку нумерация документов была сквозная, можно констатировать, что всего ГКО принял почти 10 тысяч постановлений (в среднем по 6 документов в день). Свыше двух третей из них относились к войне и экономике. Они имели силу законов военного времени.

Рождение ГКО стало оперативным ответом членов Политбюро ЦК ВКП(б) на складывающуюся обстановку. Микоян не пишет, кому пришла в голову подобная идея. Но из того, что данное решение озвучивал Берия, можно предположить, что он мог быть и инициатором создания комитета.

Государственный комитет обороны размещался в кремлёвском корпусе № 1 (здание Рабоче-крестьянского правительства СССР). Здесь же находился и Совет народных комиссаров СССР. На первом этаже был кабинет Ворошилова. На втором этаже работали члены ГКО: Берия, Вознесенский, Каганович, Микоян и Маленков. На том же этаже, в Особом секторе ЦК ВКП(б), находился кабинет Сталина. Часть третьего этажа занимали Молотов с его секретариатом и Оперативное бюро ГКО.

Большинство членов ГКО не только работали в Кремле, но и проживали на его территории. Вот их адреса:

Корпус № 1 (здание Рабоче-крестьянского правительства) – И. В. Сталин, квартира № 1;

Корпус № 5 (Кавалерский корпус) – Н. А. Вознесенский, квартира № 28; А. И. Микоян, квартира № 33; В. М. Молотов, квартира № 36;

Корпус № 9 (Апартаменты БКД) – К. Е. Ворошилов, квартира № 12;

Корпус № 20 (Детская половина БКД)– Л. М. Каганович, квартира № 1.

Кремль представлял собой особую территорию со своим порядком работы, проживания, посещения и обслуживания, где функционировал уникальный единый механизм государственного и военного управления. Здесь царил деловой дух оперативной и интенсивной работы. Как вспоминал начальник Главного управления тыла Красной Армии генерал А. В. Хрулёв, «в кабинет Председателя ГКО всегда свободно входили члены ГКО, которые докладывали подготовленные проекты постановлений – каждый по своему кругу деятельности. Сюда беспрерывно являлись военные руководители, наркомы и другие ответственные лица не только по вызову, но и по своей инициативе, если у них возникал крупный и неотложный вопрос. Заседаний ГКО в обычном понимании, т.е. с определённой повесткой дня, секретарями и протоколами не было».

Сталинский стиль работы не подразумевал видимой грани между рабочим кабинетом и квартирой, которые находились рядом. По крайней мере, для ближайшего круга членов ГКО её не существовало. Они нередко обсуждали проблемы у своего председателя в неофициальной, домашней обстановке. Например, во время ужина, где за беседой подводили итоги дня, рассматривали возникшие вопросы. Такая атмосфера делового общения создавала доверительные отношения и сплочённость.

Бывали в сталинской кремлёвской квартире и другие деятели, не относящиеся к «ближнему кругу» Хозяина. Из воспоминаний авиаконструктора А. С. Яковлева: «Обстановка скромная и строгая. Обилие книг. В столовой налево, во всю стену, старинный громоздкий буфет тёмного дерева с бокалами и, по кавказскому обычаю, рогами для вина. Посредине покрытый белоснежной скатертью стол человек на десять. В простенке, между окнами, тахта-диван. Направо у стены шкаф с книгами…»

После обсуждения проблемы в узком кругу члены ГКО подключали к решению вопроса руководителей и специалистов. В кабинете Сталина собирался уже более широкий круг лиц: члены ГКО, Ставки, Политбюро, наркомы, военачальники. Всё решалось оперативно, без бумажной волокиты. Распоряжения часто отдавались по телефону, телеграфу, при личном общении и лишь затем оформлялись в виде постановлений. По свидетельствам участников, процедура принятия решений была упрощена до предела, поощрялась инициатива ответственных лиц.

«Стиль работы, как правило, был деловым, без нервозности, своё мнение могли высказать все. Верховный ко всем обращался одинаково – строго и официально. Он умел внимательно слушать, когда ему докладывали со знанием дела. Сам он был немногословен и многословия других не любил, часто останавливал разговорившегося репликами – “короче!”, “яснее!”. Совещания открывал без вводных, вступительных слов. Говорил тихо, свободно, только по существу вопроса. Был лаконичен, формулировал мысли ясно», – вспоминал об этих заседаниях маршал Г. К. Жуков.

Стоит отметить, что уникальность ГКО во многом определялась и его составом. В него входили люди, имевшие за плечами разнообразный опыт политической, административной, общественной, военной и хозяйственной работы. Это были не аппаратчики в классическом понимании этого слова, а универсальные специалисты-организаторы. Важно и то, что их связывали единое мировоззрение и годы совместной деятельности.

ГКО представлял живой организм, в котором жесткая централизация органично сочеталась с гибкостью, оперативностью и творческим началом. Его структура менялась и совершенствовалась под влиянием необходимости. Так, при нём функционировали специальные бюро, комитеты, комиссии и группы, создавались и вспомогательные чрезвычайные органы, например Совет по эвакуации. Государственному комитету обороны подчинялись и наркоматы оборонных отраслей промышленности. Его члены отвечали за конкретные сферы деятельности. Так, Молотов ведал танковой сферой, Микоян – снабжением, ленд-лизом. Маленков занимался авиацией, Вознесенский – боеприпасами и чёрной металлургией, Берия – производством вооружений. Для координации действий подразделений ГКО 8 декабря 1942 года создаётся Оперативное бюро во главе с Берией.

Важнейшим направлением была координация работы экономики в интересах вооружённых сил. ГКО не только выстроил чёткую вертикаль управления, но и наладил оперативное межведомственное взаимодействие по горизонтали, которое в обычных условиях потребовало бы долгих согласований. К примеру, только на Наркомате авиапрома замыкалось с учётом смежников около 150 заводов, между которыми надо было обеспечить чёткую и быструю взаимосвязь.

В реализации постановлений ГКО большую роль играли группы его постоянных уполномоченных, которые контролировали на местах их выполнение. Для решения той или иной проблемы уполномоченный ГКО из любого района страны всегда мог связаться по телефону с Кремлём.

В Великую Отечественную войну, в отличие от Первой мировой, государственный центр и Ставка Верховного Главнокомандования сосредоточились в одном месте – в столице. Если император Николай II, став Верховным главнокомандующим (1915), перебрался из Петрограда в Могилёв, то Сталин оставался в Кремле, сохранив в руках рычаги политического, хозяйственного и военного управления страной.

Члены Ставки Верховного Главнокомандования собирались в кремлёвском кабинете руководителя. Правда, с началом бомбёжек её временно перевели из Кремля в дом № 37 по улице Кирова. Осенью 1941 года во время налётов люфтваффе Ставка перемещалась на станцию метро «Кировская», где был оперативно создан подземный центр стратегического управления вооружёнными силами.

Когда Москва стояла практически на линии фронта, Верховный главнокомандующий, ГКО и Ставка не покинули столицу, и это сыграло огромную роль в укреплении духа народа и армии. Оценивая этот шаг в беседе с писателем И. Стаднюком, Молотов утверждал, что в случае отъезда Сталина из столицы она бы пала.

О том, что в дни битвы за Москву глава государства был твёрдо уверен в победе, свидетельствовал переводчик В. Бережков, который вспоминал такой эпизод. В декабре 1941 года на переговорах в Кремле между Иденом и Сталиным британский министр иностранных дел отметил, что советско-германское противоборство будет трудным и длительным.

– Ведь сейчас, – добавил он, – Гитлер всё ещё стоит под Москвой и до Берлина далеко…
– Ничего, – спокойно возразил Сталин, – русские уже были два раза в Берлине, будут и в третий раз.

С 1942 года и до конца войны Ставка уже постоянно располагалась в Кремле. О её работе вспоминал начальник Оперативного управления Генштаба С. М. Штеменко: «Доклады Верховному главнокомандующему делались, как правило, три раза в сутки. Первый из них имел место в 10–11 часов дня, обычно по телефону. Это выпадало на мою долю. Вечером, в 16–17 часов, докладывал обычно А. И. Антонов. Таким образом, ездить в Ставку Антонову приходилось ежедневно, а иногда и по два раза в сутки. Перед тем подготавливалась обстановка на картах масштаба 1 : 200 000 отдельно по каждому фронту с показом положения наших войск до дивизии, а в иных случаях и до полка. А. И. Антонов досконально знал, где что произошло в течение суток. Тем не менее, он всё равно перед каждой поездкой в Ставку в течение 2–3 часов тщательно разбирался в обстановке. Он связывался с командующими фронтами и начальниками их штабов, уточнял с ними отдельные детали проходивших или только ещё планировавшихся операций, советовался с ними и проверял через них правильность своих предположений…

В Кремль въезжали всегда через Боровицкие ворота и, обогнув здание Верховного Совета СССР по Ивановской площади, сворачивали в так называемый уголок, где находились квартира и рабочий кабинет И. В. Сталина. Через кабинет Поскрёбышева входили в небольшое помещение начальника личной охраны Верховного Главнокомандующего и, наконец, попадали к нему самому».

В кремлёвском кабинете Сталина одновременно собирались члены Политбюро, ГКО и Ставки ВГК. Ведущие полководцы, хозяйственники, партийные работники совместно обсуждали комплекс насущных вопросов по военной экономике и вооружённым силам, действиям Красной Армии. В целом, под руководством ГКО Ставка спланировала 9 кампаний, 51 стратегическую и 250 фронтовых операций.

«Трудно было разобрать, где кончается Государственный Комитет Обороны и где начинается Ставка, и наоборот, – отмечал Г.К.Жуков. – На практике получалось так: Сталин – это Ставка и Государственный Комитет Обороны – тоже Сталин. Он командовал всем, он дирижировал, его слово было окончательным и обжалованию не подлежало». Ведь единство руководства обеспечивалось не только созданием нового органа управления – ГКО, но и тем, что его Председатель совмещал посты лидера правящей партии, главы правительства, наркома обороны и Верховного главнокомандующего. Каждой из этих должностей Сталин уделял должное внимание, сумев обеспечить их гармонию.

Только в своём кремлёвском кабинете Иосиф Виссарионович за время войны принял более 7000 посетителей: военачальников, партийных работников, конструкторов, директоров заводов, деятелей культуры и др. Здесь решалось множество текущих и кардинальных вопросов: военной стратегии и создания новой техники, народного хозяйства и культуры, внутренних дел и внешней политики.

Кстати, германской бюрократической машине так и не удалось создать орган, подобный Государственному комитету обороны. В условиях тотальной войны организованность и мобильность верховной власти СССР оказались на высоте. Попытка немцев централизовать управление за счёт создания совета министров государственной обороны во главе с рейхсминистром авиации Г. Герингом успехом не увенчалась. Отчасти это удалось затем сделать рейхсминистру вооружений и боеприпасов А. Шпееру, который потребовал от Гитлера самых широких полномочий и получил их. Однако и он не смог добиться тесного и эффективного взаимодействия всех отраслей экономики, которое обеспечил Советский Союз. А главное – не дало желаемого результата объединение Гитлером в одном лице высшей политической и военной власти. Этот факт признаёт и немецкая сторона. Как отмечал генерал Г. Фриснер, «многие немцы видели в объединении политического и военного руководства в руках Гитлера гарантию и залог конечной победы. Однако обе эти функции “не ужились” в Гитлере и не превратились в творческий синтез».

Такой творческий синтез обрёл жизнь в Кремле. В тотальном противостоянии СССР и Германии решалось будущее двух держав и целого мира. Исход этой борьбы в немалой степени зависел от эффективности системы управления. Та, что строилась под сводами корпуса № 1 Московского Кремля, одержала верх и привела наш народ к исторической Победе.

Литература и источники

1. Бережков В. M. Как я стал переводчиком Сталина. М., 1993.
2. Горьков Ю. А. Государственный комитет обороны постановляет. 1941–1945. Цифры. Документы. М., 2002.
3. Жиляев В. И. Московский Кремль в годы войны Великой Отечественной войны // Вестник МГИМО Университета. 2010. № 2.
4. Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1992.
5. Левандовский А. А., Щетинов Ю. А. Россия в ХХ веке. М., 2002.
6. Полководцы и военачальники Великой Отечественной. М., 1970.
7. Фриснер Г. Проигранные сражения. М., 1966.
8. Шефов Н. А. 1000 боёв и сражений русского оружия. М., 2007.
9. Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. М., 1973.
10. Яковлев А. С. Цель жизни. М., 1973.

Н. А. Шефов, кандидат экономических наук. Журнал «Русская история»

ertata

Высадка англо-американских войск в Северной Африке не отвлекла военно-морские силы Германии из баз Северной Норвегии. Наоборот, возобновившиеся конвои в северные морские порты заставили немцев перебросить дополнительные мощные силы и средства «Кригсмарине» на этот морской театр военных действий. В базы Норвегии были переведены новейший линейный корабль «Тирпиц», тяжелые крейсера «Адмирал Шеер» и «Лютцов», крейсеры «Кёльн», «Нюрнберг», [...]

(Рейнхард Гелен – первый, в центре – с курсантами разведшколы)

Историю пишут победители, а потому у советских летописцев не принято упоминать немецких шпионов, работавших в тылу в Красной Армии. А такие разведчики были, причём даже в Генштабе РККА, а также знаменитая сеть «Макс». После окончания войны американцы их перебросили к себе, делиться опытом с ЦРУ.

 

И действительно, сложно поверить, что СССР удалось создать агентурную сеть в Германии и оккупированных ею странах (самая знаменитая – «Красная капелла»), а немцам – нет. И если о немецких разведчиках во время ВОВ не пишут в советско-российских историях, то дело не только в том, что победителю не принято сознаваться в собственных просчётах. В случае с немецкими шпионами в СССР ситуация осложняется тем, глава отдела «Иностранные армии – Восток» (в немецкой аббревиатуре ФХО, именно он ведал разведкой) Рейнхард Гален предусмотрительно позаботился о сохранении самой важной документации, чтобы в самом конце войны сдаться в плен американцам и предложить им «товар лицом».

 

Его отдел занимался почти исключительно СССР, и в условиях начинающейся «холодной войны» геленовские бумаги представляли для США большую ценность.

 

Позднее генерал возглавил разведку ФРГ, а его архив остался в США (часть копий оставили Гелену). Уже выйдя в отставку, генерал опубликовал мемуары «Служба. 1942-1971», увидевшие свет в ФРГ и США в 1971-72 гг. Почти одновременно с книгой Гелена в Америке вышла его биография, а также книга сотрудника британской разведки Эдварда Спиро «Гелен – шпион столетия» (Спиро писал под псевдонимом Эдвард Кукридж, он был греком по национальности, представителем британской разведки в чешском сопротивлении во время войны). Ещё одна книга была написана американским журналистом Чарльзом Уайтингом, которого подозревали в работе на ЦРУ, и называлась «Гелен – германский мастер-шпион». Все эти книги опираются на архивы Гелена, использованные с разрешения ЦРУ и германской разведки БНД. Кое-какая информация о немецких шпионах в советском тылу в них есть.

 

 

(Личная карточка Гелена)

 

«Полевыми работами» в германской разведке Гелена занимался генерал Эрнст Кестринг, русский немец, родившийся под Тулой. Именно он послужил прототипом немецкого майора в книге Булгакова «Дни Турбиных», спасшего гетмана Скоропадского от расправы Красной Армией (на самом деле – петлюровцев). Кестринг в совершенстве знал русский язык и Россию, и именно он лично отбирал агентов и диверсантов из советских военнопленных. Именно он отыскал одного из самых ценных, как потом оказалось, немецких шпионов.

 

13 октября 1941 года был взят в плен 38-летний капитан Минишкий. Оказалось, что до войны он работал в секретариате ЦК ВКП (б), а ранее – в Московском горкоме партии. С момента начала войны занимал должность политрука при Западном фронте. Он был захвачен вместе с водителем, когда объезжал передовые части во время Вяземского сражения.

 

Минишкий сразу дал согласие на сотрудничество с немцами, мотивируя какими-то старыми обидами на советский режим. Видя, какой ценный кадр им попался, они пообещали, как придёт время, вывезти и его самого, и его семью на запад с предоставлением германского гражданства. Но прежде – дело.

 

Минишкий 8 месяцев провёл, обучаясь, в специальном лагере. А затем началась знаменитая операция «Фламинго», которую Гелен проводил в сотрудничестве с разведчиком Бауном, уже имевшем в Москве сеть агентов, среди которых самым ценным был радист с псевдонимом Александр. Люди Бауна переправили Минишкия через линию фронта, и он доложил в первом же советском штабе историю своего пленения и дерзкого побега, каждая деталь которого была придумана геленовскими экспертами. Его забрали в Москву, где приветствовали как героя. Почти сразу же, памятуя о его прежних ответственных работах, он был назначен на работу в военно-политический секретариат ГКО.

 

 

(Реальные немецкие агенты; примерно так могли выглядеть и другие немецкие шпионы)

 

По цепочке через нескольких немецких агентов в Москве Минишкий начал поставлять информацию. Первое сенсационное сообщение пришло от него 14 июля 1942 года. Гелен и Герре сидели всю ночь, составляя на его основе доклад начальнику генштаба Гальдеру. Доклад был сделан: «Военное совещание завершилось в Москве вечером 13 июля. Присутствовали Шапошников, Ворошилов, Молотов и главы британской, американской и китайской военнных миссий. Шапошников заявил, что их отступление будет до Волги, чтобы вынудить немцев зимовать в этом районе. Во время отступления должны осуществляться всеобъемлющие разрушения на оставляемой территории; вся промышленность должна быть эвакуирована на Урал и в Сибирь.

 

Британский представитель попросил о советской помощи в Египте, но получил ответ, что советские ресурсы мобилизованной живой силы не столь велики, как полагают союзники. Кроме того, им не хватает самолётов, танков и орудий, в частности, потому, что часть поставок предназначенного для России вооружения, которое британцы должны были доставить через порт Басра в Персидском заливе, была перенацелена для защиты Египта. Было решено провести наступательные операции в двух секторах фронта: севернее Орла и севернее Воронежа, с использованием больших танковых сил и воздушного прикрытия. Отвлекающая атака должна быть проведена у Калинина. Необходимо, чтобы Сталинград, Новороссийск и Кавказ были удержаны».

 

Всё так и произошло. Позднее Гальдер отметил в своём дневнике: «ФХО предоставил точную информацию о силах противника, заново развёрнутых, начиная с 28 июня, и о предполагаемой силе этих соединений. Он также дал правильную оценку энергичных действий противника по защите Сталинграда».

 

Вышеуказанные авторы допустили ряд неточностей, что объяснимо: информация им поступала через несколько рук и спустя 30 лет после описываемых событий. К примеру, английский историк Дэвид Кэн давал более правильную версию донесения: 14 июля на той встрече присутствовали не главы американской, британской и китайской миссий, а военные атташе этих стран.

 

 

(Секретная разведшкола OKW Amt Ausland/Abwehr)

 

Нет единого мнения и о настоящей фамилии Минишкия. По другой версии его фамилия была Мишинский. Но, возможно, и она не правдива. У немцев он проходил под кодовыми цифрами 438.

 

О дальнейшей судьбе агента 438 Кулридж и другие авторы сообщают скупо. Участники операции «Фламинго» точно работали в Москве до октября 1942 года. В этом же месяце Гелен отозвал Минишкия, устроив с помощью Бауна встречу с одним из передовых разведывательных отрядов «Валли», которое и переправило его через линию фронта.

 

В дальнейшем Минишкия работал у Гелена в отделе анализа информации, занимался с немецкими агентами, которых потом перебрасывали через линию фронта.

 

 

Минишкия был не единственным супершпионом. Те же английские военные историки упоминают, что немцы имели множество перехваченных телеграмм из Куйбышева, где в то время базировались советские органы власти. В этом городе работала немецкая шпионская группа. Были несколько «кротов» в окружении Рокоссовского, а несколько военных историков упоминали, что именно его немцы рассматривали как одного из главных переговорщиков при возможном сепаратном мире в конце 1942 года, а потом в 1944-м – если покушение на Гитлера было бы удачным. По неизвестным сегодня причинам, Рокоссовский рассматривался как возможный правитель СССР после свержения Сталина в результате переворота генералитета.

 

 

(Так выглядело подразделение немецких диверсантов из «Бранденбурга». Одна из самых знаменитых его операций – захват нефтяных месторождений Майкопа летом 1942 года и самого города)

 

Англичане хорошо знали об этих немецких шпионах (понятно, что знают и сейчас). Это признают и советские военные историки. Так, бывший полковник военной разведки Юрий Модин в своей книге «Судьбы разведчиков: мои кембриджские друзья» утверждает, что англичане опасались поставлять СССР информацию, полученную благодаря расшифровке немецких донесений, именно из-за боязни, что в советских штабах есть агенты.

 

Но персонально упоминают ещё одного германского суперразведчика – Фрица Каудерса, создавшего в СССР знаменитую разведывательную сеть «Макс». Его биографию излагает вышеупомянутый англичанин Дэвид Кан.

 

Фриц Каудерс родился в Вене в 1903 году. Его мать была еврейкой, а отец – немец. В 1927 году он перебрался в Цюрих, где стал работать спортивным журналистом. Затем жил в Париже и Берлине, после прихода Гитлера к власти уехал репортёром в Будапешт. Там он нашёл себе прибыльное занятие – посредника при продаже венгерских въездных виз бегущим из Германии евреям. Он завязал знакомства с высокопоставленными венгерскими чиновниками, а заодно познакомился с главой резидентуры абвера в Венгрии, и стал работать на немецкую разведку. Он сводит знакомство с русским генералом-эмигрантом А.В.Туркулом, имевшим собственную агентурную сеть в СССР – позже она послужила основой для формирования более обширной немецкой шпионской сети. Агенты забрасываются в Союз в течение полутора лет, начиная с осени 1939 года. Сильно помогло здесь присоединение румынской Бессарабии к СССР, когда одновременно «присоединили», заранее туда заброшенных и десятки германских шпионов.

 

 

(Генерал Туркул – в центре, с усиками – с соратникам-белогвардейцами в Софии)

 

С началом войны с СССР, Каудерс перебирается в столицу Болгарии Софию, где возглавил радиопост абвера, получавший радиограммы от агентов в СССР. А вот кто были эти агенты – не выяснено до сих пор. Есть лишь обрывки информации, что их было не менее 20-30 в различных точках СССР. О разведывательной сети «Макс» в своих мемуарах упоминает и советский супердиверсант Судоплатов.

 

 

Как уже говорилось выше, не только имена немецких шпионов, но и минимальная информация об их действиях в СССР до сих пор закрыта. Передали ли американцы и англичане информацию о них СССР после победы над фашизмом? Вряд ли – уцелевшие агенты были нужны им самим. Максимум, что было тогда рассекречено – второстепенные агенты из русской эмигрантской организации НТС.

 

(цитируется по книге Б.Соколова «Охота на Сталина, охота на Гитлера», изд-во «Вече», 2003 г., стр. 121-147)

Читать дальше

С самого начала войны Москва оказалась политическим, эконо­мическим и военным центром Советского Союза, центром, который должен был поднять армию и народ страны на защиту Отечества от немецкого вторжения и укрепить всеобщую уверенность в побе­де над опытным и коварным врагом. В Москве располагались все основные органы управления госу­дарством – Государственный Комитет Обороны, Ставка Верховного главнокомандования, Генеральный [...]