Лев Толстой против преступлений Петра Столыпина
Сегодня – 184-я годовщина со дня рождения Толстого. Вспоминается позиция Льва Николаевича, занятая им, по отношению к так популярному ныне премьер-министру Столыпину, к деяниям оного.
Родившийся в чуждом России Дрездене, Пётр Столыпин так навсегда и остался инородным телом в государстве Российском. Вспыльчивый и мстительный, отличавшийся непомерным самомнением и жестокостью, человек сей, принёс много несчастий на российскую землю.
Отец Петра Столыпина - Аркадий Дмитриевич (1822-1899 гг.) был дружен с Львом Николаевичем Толстым со времён Крымской войны – обороны Севастополя. Толстой, будучи противником насаждаемого буржуазного рабства и писал: «…уничтожиться должен строй капиталистический и замениться социалистическим…» Лев Николаевич ясно видел, что столыпинская рабовладельческая аграрная реформа в России, реформа нового закрепощения крестьян у земельного собственника недолговечна и обречена. Толстой справедливо отвергал все виды частной собственности, за исключением собственности на производство своего труда. В 1907 году в письме Столыпину великий писатель указывал:
«Нужно уничтожить вековую, древнюю несправедливость... Несправедливость эта, так называемое право земельной собственности, чувствуется теперь всеми людьми христианского мира, но особенно живо русскими людьми... Несправедливость состоит в том, что как не может существовать права одного человека владеть другим (рабство), так не может существовать права одного, какого бы то ни было человека, богатого или бедного, царя или крестьянина, владеть землею, как собственностью. Земля есть достояние всех, и все люди имеют одинаковое право пользоваться ею... Для того, кто понимает этот вопрос в его истинном значении, должно быть ясно, что право владения как собственностью хотя бы одним осьминником земли, будь владелец распрокрестьянин, так же незаконно и преступно, как владение богачом или царем миллионом десятин. И потому вопрос не в том, кто владеет землей и каким количеством, а в том, как уничтожить право собственности на землю и как сделать пользование ею одинаково доступным всем»…
В ответном письме Пётр Столыпин начертал:
«Природа вложила в человека некоторые врождённые инстинкты, как то: чувство голода, половое чувство и т. п. и одно из самых сильных чувств этого порядка — чувство собственности»…
По инициативе Петра Аркадьевича начали активно бороться с недовольными – были введены военно-полевые суды, в Россию пришли массовые казни. Тысячи людей были повешены и бесчинства кровавой пары Столыпин-Николай II продолжились; когда в мае 1908 года Лев Толстой написал:
«И это делается в той России, в которой не было смертной казни, отсутствием которой как гордился я когда-то перед европейцами. И тут неперестающие казни, казни, казни. То же и нынче. Но нынче это что-то ужасное, для меня, по крайней мере, такое, что я не могу не то что молчать, не могу жить, как я жил, в общении с теми ужасными существами, которые делают эти дела. Нынче в газете стоят короткие слова: исполнен в Херсоне смертный приговор через повешение над 20 крестьянами, т. е. 20, двадцать человек из тех самых, трудами которых мы живем, тех самых, которых мы развращаем всеми силами, начиная с яда водки, которой мы спаиваем их, и кончая солдатством, нашими скверными установлениями, называемыми нами законами, и, главное, нашей ужасной ложью той веры, в которую мы не верим, но которою стараемся обманывать их, 20 человек из этих самых людей, тех единственных в России, на простоте, доброте, трудолюбии которых держится русская жизнь, этих людей, мужей, отцов, сыновей, таких же, как они, мы одеваем в саваны, надеваем на них колпаки и под охраной из них же взятых обманутых солдат мы взводим на возвышение под виселицу, надеваем по очереди на них петли, выталкиваем из-под ног скамейки, и они один за другим затягивают своей тяжестью на шее петли, задыхаются, корчатся и, за три минуты полные жизни, данной им богом, застывают в мертвой неподвижности, и доктор ходит и щупает им ноги - холодны ли они…
Обращаюсь ко всем участникам непрестанно совершающихся под ложным названием закона преступлений, ко всем вам, начиная от взводящих на виселицу и надевающих колпаки и петли на людей-братьев, на женщин, па детей, и до вас, двух главных скрытных палачей, своим попустительством участвующих во всех этих преступлениях: Петру Столыпину и Николаю Романову.
Опомнитесь, одумайтесь. Вспомните, кто вы, и поймите, что вы делаете.
Ведь вы, прежде чем быть палачами, премьерами, царями прежде всего люди и братья людей, нынче выглянули на свет божий, завтра вас не будет. (Вам-то, вызвавшим и вызывающим к себе, как палачи, так и вы, особенную ненависть, вам-то особенно надо помнить это.) Неужели вам, выглянувшим на этот один короткий миг на свет божий - ведь смерть, если вас и не убьют, вот она всегда у всех нас за плечами, - неужели ваше призвание в жизни может быть только в том, чтобы убивать, мучать людей, самим дрожать от страха убийства и лгать перед собой, перед людьми и перед богом, что вы делаете всё это по обязанности для какой-то выдуманной несуществующей цели, для выдуманной именно для вас, именно для того, чтобы можно было, будучи злодеем, считать себя подвижником выдуманной России…
Разве вы можете верить в то, что, не удовлетворяя требованиям, определенным требованиям всего русского народа и сознанным уже большинством людей требованиям самой первобытной справедливости, требованиям уничтожения земельной собственности, не удовлетворяя даже и другим требованиям молодежи, напротив того, раздражая народ и молодежь, вы можете успокоить страну убийствами, тюрьмами, ссылками? Вы не можете не знать, что, поступая так, вы не только не излечиваете болезнь, а только усиливаете ее, загоняя ее внутрь…
Сначала я думал про Петра Столыпина, когда имел наивность предлагать ему выступление с проектом освобождения земли от собственности, что он только ограничен и запутан своим положением, думал и про Николая Романова, что он своим рождением, воспитанием, средой доведен до той тупости, которую он проявлял и проявляет в своих поступках, но чем дольше продолжается теперешнее положение, тем больше я убеждаюсь, что эти два человека, виновники совершающихся злодейств и развращения народа, сознательно делают то, что делают, и что им именно, находящимся в той среде, где они, вследствие своей возможности удовлетворять желаниям окружающих их людей, живут в постоянной атмосфере лести и лжи, что эти два человека больше каких-нибудь других нуждаются в обличении и напоминании.
Да, вы все, от первого палача до последнего из них, Николая II, опомнитесь, подумайте о себе, о своей душе…»
Яростный поклонник западного либерализма, поборник частной собственности на землю, разрушитель крестьянской общины, Пётр Сполыпин в России вызывал резкое неприятие, перешедшее в ненависть всего народа российского. Преступления его были столь велики, что гибель кровавого реформатора казалась предрешённой… Сиё понимал и ненавидимый всеми Пётр Аркадьевич, незадолго до своей гибели сказавший: «Меня убьёт собственная охрана»…
Сарафанов Владимир : "Не могу молчать!" -
http://www.diletant.ru/blogs/6880/2975/
Несмотря на многочисленные жертвы террористической войны, которую вели левые радикалы против государства, значительной части российской интеллигенции революция виделась абсолютным благом, незамутненным источником добра, а гибель революционеров - жертвой во имя прекрасного будущего, подтверждающей злую суть реакции.
Так, в 1908 г. Л.Н. Толстой опубликовал статью «Не могу молчать», где он указывает на главных виновников террористической войны в России – государство и его представителей. Толстой уточняет, что именно возмутило его: «“Семь смертных приговоров: два в Петербурге, один в Москве, два в Пензе, два в Риге. Четыре казни: две в Херсоне, одна в Вильне, одна в Одессе”. И это в каждой газете. И это продолжается не неделю, не месяц, не год, а годы. И происходит это в России, в той России, в которой народ считает всякого преступника несчастным, и в которой до самого последнего времени по закону не было смертной казни. Помню, как гордился я этим когда-то перед европейцами, и вот второй, третий год неперестающие казни, казни, казни. Беру нынешнюю газету. Нынче, 9 мая, что-то ужасное. В газете стоят короткие слова: “Сегодня в Херсоне на Стрельбицком поле казнены через повешение двадцать крестьян за разбойное нападение на усадьбу землевладельца в Елисаветградском уезде”».
Примечательно, что великий гуманист не осуждает убийство как таковое, вне зависимости от того, убит ли городовой, министр, революционер или прохожий. Нет, Толстой заостряет внимание на одном части всего спектра убийств – смертной казни, а значит, указывает на единственного виновного - государство. Правда, потом выясняется, что события «несколько» искажены. Количество казненных крестьян завышено. Возможно, что вообще никого не казнили. Толстой признает: «В газетах появились потом опровержения известия о казни двадцати крестьян. Могу только радоваться этой ошибке: как тому, что задавлено на восемь человек меньше, чем было в первом известии, так и тому, что эта ужасная цифра заставила меня выразить в этих страницах то чувство, которое давно уже мучает меня, и потому только, заменяя слово двадцать словом двенадцать, оставляю без перемены все то, что сказано здесь, так как сказанное относится не к одним двенадцати казненным, а ко всем тысячам, в последнее время убитым и задавленным людям».
Даже то, что автор стал «жертвой молвы» не остудило его обвинительный пафос. Он прямо указывает на источник зла: «Это самое делают те люди, которые устраивают все это и спокойно, ради блага людей, заставляют людей, от судьи до палача, подкупами, угрозами, обманами совершать эти дела, наверное лишающие их истинного блага. И в то время как все это делается годами по всей России, главные виновники этих дел, те, по распоряжению которых это делается, те, кто мог бы остановить эти дела, - главные виновники этих дел в полной уверенности того, что эти дела - дела полезные и даже необходимые, - или придумывают и говорят речи о том, как надо мешать финляндцам жить так, как хотят этого финляндцы, а непременно заставить их жить так, как хотят этого несколько человек русских, или издают приказы о том, как в “армейских гусарских полках обшлага рукавов и воротники доломанов должны быть по цвету последних, а ментики, кому таковые присвоены, без выпушки вокруг рукавов над мехом”. Да, это ужасно!»
В одной каше здесь сварены «ожившие» крестьяне Елисаветградского уезда, «несчастные» финляндцы, обладавшие на 1908 г. максимумом автономии, которая и сейчас нечасто встречается в самых цивилизованных странах, «обшлага» и «доломаны».
Однако самое ужасное, самое фантасмагорическое во всем этом состоит в том, что Ясную Поляну - имение самого графа - защищали от нападений окрестных крестьян нанятые его супругой, Софьей Андреевной, стражники. Толстой, свободно гуляя под их охраной по парку, подвергал их «моральной порке», делая из диалогов с малограмотными стражниками глубокие выводы. Издатель журнала «Жизнь для всех» В. А. Поссе в своей книге «Мой жизненный путь» вспоминал рассказ Толстого: «Подошел я к стражнику и спрашиваю его: “Чего это у тебя сбоку висит? Нож, что ли?”
- Какой нож? Это не нож, а тесак.
- Что же ты им будешь делать? Хлеб резать?
- Какой там хлеб?!
- Ну, так мужика, который тебя хлебом кормит.
- Ну что ж, и буду резать мужика.
- Ведь сам ты тоже мужик. Как же тебе не совестно резать своего брата мужика?
- Хоть совестно, а резать буду, потому такова моя должность.
- Зачем же ты пошел на такую должность?
- А затем, что вся цена мне в месяц шестнадцать целковых, а платят мне тридцать два целковых, потому и пошел на эту должность.
- Ответ стражника, - с усмешкой заметил Толстой, - объяснил мне много непонятных вещей в жизни. Взять хотя бы Столыпина. Я хорошо знал его отца и его когда-то качал на коленях. Может быть, и ему совестно вешать, а вешает, потому что такова его должность. А на эту должность пошел, потому что красная цена ему даже не шестнадцать целковых, а, может, ломаный грош, получает же он - тысяч восемьдесят в год».
Грандиозно! Какая глыба! Странно только, что такой «матерый человечище» не в состоянии понять, что кроме новых актов террора его «добрая» статья ничего не могла вызвать и не вызвала.
Еще дальше пошел известный писатель В.Г. Короленко. В 1906 г. крестьяне села Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии забили до смерти помощника исправника Барабаша. Советник губернского правления Ф.В. Филонов при помощи сотни казаков заставил их покаяться, поставив на колени. Короленко был возмущен поведением Филонова. В его гневной статье говорилось: «Я буду ждать, что, если есть еще в нашей стране хоть тень правосудия, если у вас, у ваших сослуживцев и у вашего начальства есть сознание профессиональной чести и долга, если есть у нас обвинительные камеры, суды и судьи, помнящие, что такое закон или судейская совесть, то кто-нибудь из нас должен сесть на скамью подсудимых и понести судебную кару: вы или я. А если вы, как другие вам подобные, останетесь безнаказанным, если, избегнув всякого суда по снисходительности начальства и бессилию закона, вы вместе с кокардой предпочтете носить клеймо этих тяжелых публичных обвинений, то и тогда я верю, что это мое обращение не пройдет бесследно».
И он угадал. Его угрозу услышали эсеры и поспешили воплотить ее в жизнь. Боевик Д.Л. Кириллов выстрелил в Ф.В. Филонова из револьвера, когда тот шел на службу – пуля пробила подбородок и вышла из затылка. Убийца скрылся в Швейцарии. Короленко обвинили в подстрекательстве, но отнюдь не власти, а сама жертва. Незадолго до своей гибели Филонов написал ответ литератору, где обвинил его в сгущении красок и демагогии. Там же он указал на то, что Короленко фактически призвал террористов расправиться с ним, и он уже начал получать анонимки с угрозами.
Возникает вопрос - кто гуманнее? Чиновник, наказывающий темных крестьян за убийство «покаянием на коленях», и считающий, что это станет профилактикой от будущих преступлений или просвещенный писатель, обличивший за это чиновника и подставивший его под пули фанатиков-террористов?
Сложный вопрос, который, на мой взгляд, не разрешен до наших дней. Важно понять: литература, и особенно публицистика, являются особенно действенными средствами в периоды общественных конфликтов. Трактовка событий имеет наиважнейшее значение и тотально воздействует на массового читателя. Поэтому, если писательское сообщество в своем большинстве встало на одну из противоборствующих сторон, это обстоятельство способно в перспективе обеспечить данной стороне успех. К сожалению, большинство российских литераторов начала ХХ в. выбрали сторону революционных агрессоров, изменив при этом объективности, гуманизму и милосердию. Для определения же степени «гуманности» сторонников борьбы с самодержавием достаточно назвать число жертв революционного террора за 1905–08 гг. – 17 тыс. человек. Из них только от рук социал-демократов (не считая эсеров и анархистов) погибло 5 тыс. государственных служащих.
Отрывок из "Зеленой Книги"
( 1-я часть вышла в Ливии в январе 1976, 2-я - 2.2.1978, 3-я - 1.6.1979 ...
Отрывок из "Зеленой Книги"
( 1-я часть вышла в Ливии в январе 1976, 2-я - 2.2.1978, 3-я - 1.6.1979 ...
+ развернуть текст 
