В одном пограничном ВВУЗе как-то раз случилась напасть: в казарме рейдерским способом прописался грибок с красивым иностранным именем Онихомикоз, скверным характером и коммунистическим взглядом на жизнь – ему хотелось всех уравнять.
    С весёлым хрумканьем он вгрызался в курсантские ногти на ногах и жрал, перескакивая с одной жертвы на другую. Меры, принятые против него, не помогали. Грибок приобрёл характер эпидемии. 
   

Для него были созданы все условия: портянки-то у курсантов не именные. Выдавались раз в неделю взамен отношенных. Тазики в курсантской бане имени Карбышева тоже общие. В общем, беда. 
    В санчасти для такого случая в качестве единственного средства была припасена бездонная банка какой-то мази на основе марганцовки. Из-за этого спустя пару недель все портянки в части приобрели радостные малиновые узоры авангардного стиля «Фут-принт». 
    Особо аристократизированные личности не выдержали и купили-таки себе персональные портянки, которые раз в неделю отдавали родителям стирать и гладить. Да ещё и мазью какой-то подозрительно не малиновой мазались втихомолочку. 
    Отщепенцы. 
    Все же прочие продолжали мучиться по-пролетарски. Ногти крошились, как тротуарная плитка имени Собянина, и не реагировали на внешние раздражители. 

В один прекрасный момент кто-то из курсантов узнал, что от грибка отличнейшим образом спасает лак для ногтей. Уточнить, что это какой-то специальный лечебный лак, он, по-видимому, просто забыл… 
    Весть о панацее мгновенно облетела измождённую роту. Курсанты просили привезти им лак своих мам, сестёр и подруг. Все начали красить ногти чудо средством. 
    Были, конечно, и такие, что прекрасно понимали всю абсурдность случайного рецепта, но это уже было не важно. Эффект толпы, знаете ли. Те самые пресловутые 5%. В общем, даже разумных ботаников охватило цветное безумие, творящееся вокруг. Они не менее залихватски включились в процесс и даже старались перещеголять других, малюя ногти в какие-нибудь особо кричащие тона или даже радугой - каждый палец в свой неповторимый эйвон. 
   
    Рутинная военная жизнь заиграла новыми красками, появились новые темы для разговоров: чей лак лучше, да какие цвета самые модные в этом сезоне. 
    И вот в разгар всей этой антигрибковой кампании после вечерней поверки, но ещё до отбоя, нежданно-негаданно явился батяня-комбат. Самое неудачное время выбрал, будь он неладен. 
    Почему неудачное? Потому что именно в этот отрезок распорядка дня идёт процесс подготовки ко сну, и курсанты курсируют между койкой и умывальником в исподнем и тапочках. На босу ногу… 
    Пока командир батальона слушал заученный доклад дежурного по роте, боковым зрением успел отметить некий аномальный факт. Ему показалось, что мимо прошмыгнул боец в ярко красных ногтях. 
    Комбат мотнул головой, прогоняя наваждение, но сразу увидел ещё одного. 
    - Та-ак! Погодь, сержант. Ну-ка, боец, стой! 
    В атмосфере казармы отчётливо запахло Шекспиром. 
    Курсант, бежавший мимо с зубной щёткой наперевес, тут же встал, как конь перед травой, и доложился, кто он есть. А взгляд такой невинный-невинный, и даже нимб мухами не засижен. 
    - Ну-ка, ситцевый мой, объясни мне, старику, что это у тебя на ногах?.. 
    И пока курсант путано разыгрывал из себя блаженного, рассказывая, что на ногах у него тапочки, которые он получил в каптёрке, комбат зорким взглядом успел оценить общую обстановку. 
    Она его удручила. 
    Ноздри его хищно раздулись, во взоре появилась атипичная угроза, и он объявил построение. Форма одежды номер «раз»! 
   
    По команде дежурного курс построился и замер. Комбат, глядя на курсантские ноги, прошёлся вдоль строя сначала туда, а потом обратно. Потом ещё раз. В зловещей тишине раздавались лишь его шаги да звук бьющейся о плафон настойчивой мухи. 
    Дальше рассказывать особо нечего. Когда комбат понял, что пёстрое разноцветье на ногах вверенной ему боевой единицы Российской Армии не мираж, он взорвался обильным криком вблизи очень похожим на мат. Причём какой-то однообразный, потому что всё действие в повествовании крутилось вокруг лишь «Виниловые педерасты», «Я вас, радужные мои, заставлю плац пузом протереть» и оптимистичных обещаний всем чего-то расширить и что-то туда углубить. 
    Задушевный разговор.
    От него у комбата даже брови распушились. 
    Кульминацией томного вечера стал, конечно же, мини-стриптиз суточного наряда. Когда и основа основ – ночные стражи со штык-ножами – скинули кирзовые сапожки и явили свету очередной л’етуаль, комбата уже нужно было откачивать. 
    И его откачали, конечно. 
    Спасло роту как раз-таки единство и общий д’артаньянизм. Так как даже сержанты и старшины, то есть все младшие командиры, в общем порыве демонстрировали изысканность цвета, то рота миновала бурных репрессий. Отделалась лёгким испугом в виде бесплатного месячного абонемента на пятикилометровый марш-бросок.

    Когда абонемент истёк, а страсти улеглись, сержанты сошлись во мнении, что расстройство комбата было вызвано всё-таки тем, что не было в их выборе цвета строгого армейского единообразия.