Холодный, обложной дождями, июнь внезапно сменился жаром июля. Город  враз высох, обмелел, скукожился. Стояла липкая немая духота, желеобразное, тягучее варево -- ни всхлипа, ни вздоха. Асфальт превратился в битумный джем,  крутые склоны выгорели и редкий залетный ветер вяло теребил пожухлую траву, скорее по привычке, чем от внезапно настигнувшей страсти, на липах появились квелые желтые листья -- патогномоничный  признак болезненного стремительного распада. Утренний студеный квас  в бочках  к обеду прокисал и продавщицы неопределенного возраста -- голосистые, мордатые, на толстых коротких ножках, смачно плюнув в городское пекло, писали торопливо на листе в клеточку, вырванном из школьной тетради, "кваса нет", и, позвякивая тяжелой мелочью, растворялись в городском мареве до следующего утра.

Жизни в городе не стало, дворы опустели. Молодые барышни, надев цветастые сарафаны из ивановского ситца, белоснежные спины с тонкими серповидными лопатками и голенастые ноги, перелетными птицами упорхнули на юга, где настоящее лето: бездонное море, горячий песок,  обветренные губы, соленые поцелуи и ночные танцы вдвоем, странные танцы.  Школьники младшего и среднего возраста разъехались по пионерским лагерям: загорать, купаться, впервые влюбляться и играть с вожатыми в зарницы. Древние старушки в белых носочках с лохматыми пудельками и болонками переживали липкую блокадную жару в тесных квартирах, пили душистый "Корвалол" и били рекорды вызовов городской скорой помощи лаконичными жалобами "плохо", "очень плохо",  "умираю, опять умираю". Только редкий дворовой мужик появлялся во дворе пьяной тенью, да и та была легкая, сквозящая, тающая дымкой вонючей папироски.

Подружки Жанетты в то лето готовились поступать в высшие учебные заведения. Рыжая, толстая Катька-хохотушка, вскормленная матерью-одиночкой, продавщицей магазина "Березка", в торговый, худенькая, нежная и трепетная Лена  на биофак в педагогический, ну а Светка умело готовилась в медицинский -- обычное дело династией при живых семейных врачах: бабки Полины Лукиничны -- известного в широких кругах дерматолога, деда Михаила Ивановича -- доцента кафедры микробиологии и родителей офтальмолога и хирурга.

Жанетта грустила, растила живот и нервно вязала тонкими круговыми спицами пинетки из мохеровой голубой нити. Нить крутилась, рвалась, путалась. Из широко открытых окон несло жаром. Толик, новоиспеченный муж, закончив свое ПТУ, распределился токарем на завод "Ленинская кузня", где и пропадал все будние дни, впрочем и выходные, говорил, что срочный заказ -- рабочая необходимость. Мама Жанетты периодически на все это безобразие устало хмурилась выщипанной бровью -- самая широкая часть у внутреннего уголка, кривила четко очерченный рот, но к удивлению была молчалива. В то лето ей не до крикливых претензией в сторону дочери было.

Внезапно  вспыхнула страсть -- остро и обжигающе.  Левая связь с временно  одиноким на лето мужчиной  -- председателем профкома одной организации. Организация была большая, потенциал огромный, его жена и двое детей, как обычно,  лето проводили на южных берегах профсоюзного санатория, а мужик томился в городском вареве -- рабочая необходимость.

(продолжение следует)

Мама Жанетты, пышная женщина с неживыми белыми кудельками на голове, четко очерченным помадой цвета спелой рябины ртом и необычайно визгливым голосом, всегда была женщиной с претензией. Приехав в столицу из глухого полесского села после окончания 8 классов, якобы учиться на маляра-штукатура, она  имела на эту столицу скромную претензию, ничего лишнего -- городского мужа с пропиской и отдельной жилплощадью, умелое нанесение окрасочных составов на поверхности конструкций сердце ее ничуть не волновало.

Сделав кучу лишних движений: лишившись девственности, натурального цвета волос, десяти килограммов и двух подруг, она, таки, к 20 годам обзавелась мужем. Муж ее Василий был старше на 10 лет, имел мягкий характер,  субтильное тело, лысину спереди, маму в пригороде, непыльную работу сантехника в совмине сутки через трое, кровные 30 метров в новом cветлом доме, пахнущем свежей краской и паркетным лаком.

Свадьбу отыграли в феврале шумно, с претензией "как у людей": расписались в центральном ЗАГСе на Шелковичной -- очередь была страшная, но Василий договорился, на капоте черной "чайки" ехала пластмассовая кукла Даша в пене рюш из тюли, цветы были свежие -- гвоздики и каллы, в ресторане подавали бутерброды с колбасой и шпротами, маринованного карпа в желе, яйца фаршированные грибами, салат "Днестр", "Столичный", "Селедку под шубой", соленья, украинский борщ с пампушками, утку запеченную в яблоках, бисквитный рулет с лимонным кремом и прочие разносолы. Невесту тошнило, жених был нежен и участлив, гости пьяно кричали "горько". Родителей своих невеста о свадьбе не известила, на праздник не позвала -- без претензий.

А в мае, когда зацвели киевские каштаны, родилась Жанетта -- 3100, 51 см. При регистрации, конечно, такого имени в реестрах ЗАГСа не обнаружилось, записали со скандалом Жанной. Жанной Васильевной. При получении паспорта это глупое недоразумение было исправлено, наступили совершенно другие времена -- перестройка, демократия, гласность, конец холодной войне. К тому времени семья обменяла с доплатой свои 30 метров в хорошем районе на 60, но на окраине -- ни метро, ни развлечений. Но это пустое, в трехкомнатной квартире у каждого было по комнате -- это претензия. Василий к тому времени вовсе облысел, по-прежнему работал сутки через трое сантехником, мама в пригороде умерла, оставив в наследство дом, где Василий развел нехитрое хозяйство: кролики, курочки, помидорчики, огурчики и прочая зелень.

Жанетта в детстве  матери проблем  не доставляла, была спокойной здоровой девочкой -- пара простуд за год и ветрянка в пять лет не считается, развивалась согласно возрасту, играла в тихие домашние игры, собирала календарики с милыми котиками и собачками по три копейки из киоска "Союзпечать", вела дневник в толстой тетради на 96 листов, куда вклеивала красавиц, вырезанных втихаря из маминого польского журанала мод,  прослаивая их любовной поэзией: "любить -- это прежде всего отдавать, любить -- это значит чувства свои, как в реку..." и анкетами для подружек на 50 вопросов: Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Кто твоя любимая подруга? У тебя есть мальчик? Как ты назовешь своих детей? Какое твое любимое животное? еt cetera.

Но  в выпускном классе школы, как раз после зимних каникул, в один из хмурых дней, когда сизое небо повисло над городом и буйный ветер визжал в подворотнях, Жанетта была обнаружена матерью дома. Вернувшись домой  в середине дня, по причине внезапно случившейся сезонной простуды, она обнаружила в прихожей чужие мужские ботинки, а на своей широкой кровати югославского производства в изломанных крахмальных простынях бесстыже голую, с малиновым румянцем дочь в объятиях  соседа Толика, учащегося местного ПТУ. 

Густым и темным вечером за закрытыми дверями кухни жена Василию поставила претензию: в свободные от дежурства дни утром сопровождать Жанетту в школу, после обеда -- забирать. Кролики и куры пошли на тушонку. Василий перебрался в город. С Жанеттой была проведена педагогическая беседа на тему "Толик -- не пара".

Когда в город пришла весна --  ослепительная бьющим в окна ранним солнцем,  прозрачная высоким небом, зеленеющая кручами Днепра, пьянящая липкой первой зеленью -- вскрылась беременность Жанетты. Толик и его родители были поставлены перед фактом женитьбы, впрочем, особого сопротивления они не оказали. Школу кое-как Жанетта закончила, получила аттестат, а на следующий день тихо расписалась с соседом Толиком. Жить стали у ее родителей. Василий съехал в пригород, опять развел кроликов, курочек и  овощные пасторали.

(продолжение следует)