Отчего у меня охотники на вампиров получили название "волки".
Во-первых, у карпатских ...
Отчего у меня охотники на вампиров получили название "волки".
Во-первых, у карпатских цыган есть поверье, что волки ненавидят вампиров и подстерегают у могил, чтобы разорвать на куски. Особенной лютостью по отношению к вампирам отличаются белые волки - переосмысленный образ "волчьего князя", лешего из славянских поверий.
Во-вторых, балканские славяне уверены, что волколаки - те же вампиры, то есть кровушку кушают. Поскольку мои охотники тоже кушают кровушку, пусть и не человеческую, а вампирячью, то не вижу причин не сассоциировать их с волколаками.
Ну и не надо мне никогда тыкать словом "дампир". Нет такого слова в цыганском языке, и мне всё равно, что пишут популярные сайты. Они вообще понапишут, ага.
Запись сделана с помощью m.livejournal.com.
http:// ...
solo_invierno на LiveLib.ru
"Впервые читаю книгу, в которой вампиры не охотники, а еда. Причем добыча не кого-нибудь, а хрупкой девушки с ростом в полтора метра и двумя килограммами платиновых волос. А куда ей деваться? Вынужденная самим фактом своего рождения жить одна, без защиты семьи и своего народа, она научилась быть сильной, смелой и вооруженной. А вообще-то она, несмотря на некоторое искажение исторических реалий, наша современница, двадцатилетняя девчонка, вкладывает нерастраченную нежность и страсть в танец, лелеет свой талант, воспаряя к вершинам мастерства. Она определенно лучшая, вот ей-то и достаются забавные ситуации приключения и странствия. А еще любовь. Нет, даже две любви, и не понятно, какая сильнее - к неправильному рыцарю, благородному вампиру или упрямому мальчишке, так жаждущему выглядеть взрослым, чтобы его защиту и покровительство девушка воспринимала всерьез.
Правильный ли выбор сделала героиня в конце книги, покажет вторая часть. А мне финальный аккорд показался трагичным. Для девушки, чей танец - волощенная свобода, и вдруг ошейник...
Книга написана очень легко и красиво. Так только и писать о благородстве, тайне и красоте. Стихи Лорки, звучащая из строк музыка, магическое очарование восточной Европы создают прекрасный антураж к танцам героини. В "Луне" все естественно, сомневаться не приходится. Волшебное с обыденным и сверхъестественное с реальным слиты воедино так, что попадая с первых страниц в ее мир, ты уже видишь перед собой героев - хмурит брови Лилянка, сидя у ночного костра, обиженно вскидывает голову Кристо, загадочно улыбается Ловаш Батори (упорно похожий в моем воображении на молодого Бандераса:), и ты уже не знаешь, кто из них ближе тебе, и невольно спешишь дочитать поскорее до конца."
От
yarkaya:
"Тема вампиров мне глубочайше фиолетова. Первое и последнее, что я о них читала, был "Дракула Брема Стокера" в девятом классе на домашнем чтении по английскому: почему-то школьная библиотека достала их много, на целый класс. "Сумерки" и прочее мне совершенно не покатили.
... "Луна, луна, скройся" - роман-фентези о вампирах, цыганах, вампирах-цыганах и цыганах-вампирах.
В первый день недоумевала вроде "что я тут делаю". На второй вдруг втянулась, особенно там, где героиня-танцовщица говорит о танцах. На третий день вдруг поняла, что всю ночь, просыпаясь, думала, что будет дальше. На четвертый - перевернула весь интернет в поисках второй части "Ручной волк императора Батори". Во второй части гораздо меньше описания специфической реальности, которую придумала Лиля, меньше описания танцев и культуры цыган (специальная фишка, даже нет - изюмина), зато гораздо больше готики, все наперебой мертвые, могилы, серебряное оружие и светящиеся черепа.
Сегодня дочитала. Очень здорово, всем советую - даже тем, кто не очень в вампирской теме."
и от Моисеевой Анастасии на LiveLib.ru о "Сказках для падчерицы":
"Лилит создает в своих произведениях необыкновенные миры, полные тайн и загадок. Образы завораживают, заставляя нас почувствовать себя частью этих историй, перенестись на страницы ее книг."
Сильно разные по темпу и настроению, по замыслу «Луна, луна, скройся!» и « ...
Сильно разные по темпу и настроению, по замыслу «Луна, луна, скройся!» и «Волчьим шагом: время для сказок» составляют единое целое — повествование о женской инициации. Главной героине, Лиляне Хорват, необходимо пройти три ритуала. Один — чтобы стать из обычного человека «волком», существом, путешествующим между миром мёртвых и миром живых; этот обряд происходит до действия первой повести. Второй — чтобы стать из адептки жрицей; им первая повесть заканчивается. Третий — чтобы стать из «ребёнка» взрослой женщиной со всеми её правами и обязанностями. Этим обрядом заканчивается вторая повесть.
Как и в случае с первой повестью, «Время для сказок» повторяет описание прединициационного периода и переполнен символами — а что поделать, если я их страстно обожаю?
Итак, перед второй ступенью, обращением в жрицу, сегрегация инициируемой превращается в изоляцию. Эта изоляция продолжается почти до самого последнего обряда: сначала разум Лиляны оказывается обособлен, зависнув между мирами, затем она живёт практически безвыходно то в маленьком лесном домике, то в «снятой» для засады квартире, то в трейлере поихитителей, то в зачарованном замке, то в лесной избушке. Рядом с ней в эти моменты постоянно находятся только женщины, каждая из которых символизирует ту или иную инициацию, то или иное «я» Лиляны конечной: Люция — «волчица», Никта — жрица, цыганка Дина — взрослая женщина. Именно Дина сопутствует переходу Лиляны от пройденного второго ритуала к прохождению третьего, выхаживая её в лесном домике, словно повитуха, принявшая сначала ребёнка, а потом, обнаружившая его в тяжёлом состоянии, выхаживающая.
Конечно же, к инициации героиню готовит пращур — в его качестве выступает мёртвый жрец Марчин, троюродный дед Лиляны, теперь со стороны матери. Через саму инициацию же вновь проводит Ловаш Батори. На этот раз его «пращурность» я показывала не через звериные шкуры, а через рефреном повторяющиеся слухи о том, что он — её настоящий отец. Фактически, он и есть отец — не её, но её «духовного» двойника, девочки Агнешки, которая лицом — копия Лиляны, была зачата в том же доме и в тот же период, что она, и, в отличие от неё, умерла, не пройдя инициации, как должно умирать детское «я» инициируемого.
Марчин, как и Ловаш, не только «пращур», но и инициированный член общества: он жрец и он «рыцарь» — сабля на его боку и верный мёртвый скакун в этом смысле символичны.
Любая инициация — это в некоторой степени смерть, даже дефлорация. Неслучайно она сопровождается демонстрацией красной крови на белой ткани. Поэтому повесть наводнена символикой смерти. Здесь и всадник как таковой, и черепа в зачарованном замке, и сказка о князе Тёмного Леса, очевидно обыгрывающая сюжет Аида и Персефоны (и других богов смерти и их жён), и сама постоянная тема леса (который в сказках, как известно, является пространством смерти), и курганы, и колокол. Кроме того, героиня постоянно бродит по царству мёртвых и общается тоже в основном с мёртвыми: Марчином, Никтой, поэтом Лико.
Если первая повесть активно использовала сказки и поверья народов Балкан и Карпат, то во второй, чьё действие происходит на территории Польши и Литвы, используются более близкие русскому читателю европейские сказочные мотивы, в том числе специфически славянские и литовские. Заколдованные пояса на волколаках, Баба Яга, оружие, полученное из могилы, горошина под периной, ведьма, взбирающаяся в башню по золотой косе узницы, куколка, которую надо покормить, клубок-проводник, само выражение «волчьим шагом» — сюжеты и персонажи, знакомые каждому с детства, их не надо объяснять отдельно.
Про переодевания, «невидимость» и смену имени я говорила уже в прошлой статье, и нет смысла повторяться.
Остаётся только добавить: если девизом первой повести для меня было «Луна, луна, скройся!», то во второй стало – «Луна, луна, скрой меня».
***
Эта статья — не больше, чем справочник по символике, использованной в повести. Она интересна только тем, кто любит отыскивать спрятанные символы и не прочь себя проверить.
Ива — дерево луны. Богиня протягивает руку помощи своей подопечной.
Сабля в руке у Кристо — отсыл к образу рыцаря, намёк на то, что он свою инициацию прошёл уже полностью, он инициированный член общества.
Шимшир — имя, которое переводится как «самшит», растение, являющееся символом верности.
Тема проституции, всплывающая, когда Лико сообщается, с чем у испанцев ассоциируется слово «волчица», когда Лиляну принимают за проститутку и когда она уверяет Марчина, что ей пришлось проституировать для прокормления — отсылка к ритуальной проституции, через которую у некоторых народов должны были пройти девушки, прежде, чем выйти замуж.
Ладислав Тот — не могла не сделать его шефом аналога нашего КГБ, с учётом того, что древнеегипетский Бог Тот был богом мудрости и знаний. На самом деле, его фамилия переводится с венгерского как «словак», что, вместе с именем, делает очевидным, что он вовсе не венгр.
Серьги — как и в первой части, символ эротического влечения и способ кое-что узнать о персонажах как о мужчинах. Батори дарит серьги изысканные и дорогие и сам вставляет их в уши Лиляне, Марчин покупает ей совсем простенькие, хотя и из благородного металла, причём переборов её волю, Кристо дарит ко дню рождения серьги с жемчугом, который, как известно, является символом души, и вручает их, оставив на усмотрение Лиляны — доставать ли и надевать ли.
Жемчуг, кстати, является также «камнем» луны.
Цветы, которые Лиляна дарит Батори, Фрейд обязательно бы истолковал как желание отдать ему свою дественность.
Волосы — символ жизненной силы и отчасти сексуальности. Обрезание длинных волосы — лишение жизни и силы.
Проползание через каминную трубу — характерная для инициационных обрядов имитация прохождения через родовые пути. Вместо крови Лиляна вымазывается в саже. Вместо специально наносимых в процессе ран она просто ушибается.