На выходных мы //видолсы// ездили к Тэну на дачу на барбекю. Это было классно, к списку наших старых игр добавилось ещё и Дикси (?), такая игра с цветными психоделическими карточками, очень интересная. Большую часть времени играли в неё, ну и в Мафию, конечно. Один раз я была Шерлоком Холмсом убийцей, потом - Эдвардом Руки-Ножницы (но просто горожаниным), а потом - Люциусом Малфоем-горожаниным (вот же выпало!.. :D) При этом, мой Люциус обнаружил, что Дарт Вейдер - его отец, и хоть я и не сомневалась, что он убийца, но по скольку у нас был инцест :D - то я его покрывал, как мог))))))

И у нас был шикарный убийца-самоубийца О_о Т.е., когда Мари уже выиграла считай игру, и на ночь в городе оставалась только она-убийца и двое горожан, то... убийца, внезапно, покончил с собой, раскаявшись О_о Такой внезапный конец - первый раз на моей памяти)))

И так же внезапно был следователь-самоубийца О_о Когда он не мог разорваться, кого посадить в тюрьму - Люциуса Малфоя, Дарта Вейдера или колдуна из Алладина (забыла как зовут), то он покончил с собой О_о Папочка (Люц, я твой отец! (с)) укокошил-таки лишнего злодея, и мы захватили мир :DD

Плавали на речке, делали барбекю, смотрели гей-порно по Гарри Поттеру, КВН, пели, спали кто где придётся, и на утро разродились ещё поиграть в Дикси.

В общем... казалось, что ничего не изменилось. Будто бы я никуда и не уезжала. Ничего не изменилось, кроме...

Я приехала домой, и выспалась-таки не на полу. А когда я под вечер проснулась, то мне послышалось, что я слышу клацанье компьютера. И я подумала, что, наверное, это Бабуся играет в Lines.

...и на меня нахлынуло всё то, что Бабуси - больше нет. И всё что от неё осталось - это пепел в урне. И что дома я одна, в полнейшем одиночестве, потому что мама с Куроем в селе (Курой не может приехать в город, иначе его конфискуют по той старой истории, и с нем должен кто-то быть), а я одна - совсем-совсем.

И на меня накатила такая дикая тоска и тупая боль... Как асфальтовым катком - это не то, с чем можно бороться.

Хахаха. Я так всегда хотела остаться одна, мне так вечно казалось, что мне все только мешают жить... И вот я одна. Ололо.

1.

И вновь мы обращаемся к песне "Про дурачка" из альбома 1990 года "Прыг-скок" проекта Егора Летова "Егор и опизденевшие". Это первая, открывающая альбом песня. Известно, что при написании данной песни Егором "связующим звеном явилось несколько переработанное древнерусское заклинание на смерть".

 Вот оно:

"Ходит покойничек по кругу,
Ищет покойничек мертвее себя» 

Скорее всего это лишь часть заклинания. Точнее сказать невозможно, пока не удастся отыскать достоверный источник . Впрочем, дорогу осилит идущий,  камрад 183 сообщил, что нечто похожее он читал в "Славянской книге мертвых".

"Славянская книга  мертвых. Извод волхва Велеслава". Странная компиляция  славянского фольклора под соусом некоего откровения и с весьма архаической структурой.  Для нас данная книга представляет интерес только как сборник фольклора, поэтому оставим за скобками вопрос о её подлинности и т.п. Больше всего нас интересуют стихи №№ 158-200, так называемые "Подблюдные гадания на смерть".

 Они не содержать в себе упоминаемого Егором искомого заклинания "Ходит покойничек по кругу", но содержат другие, достаточно любопытные строки:

159. Идёт Смерть по улице,
Несёт блины на блюдце.
Кому вынется —  тому  сбудется,
 Тому  сбудется — не минуется!

 Сравним эти стихи со строчками из песни "Прыг-скок":

 "Идет смерть по улице,
Несет блины на блюдце,
Кому вынется,
Тому сбудется"

Таким образом, не найдя пока заклинания "Ходит покойничек..." мы нашли другой источник песни, "Подблюдные песни".

Здесь  можно было бы поставить точку, но сам материал, подблюдные песни, оказался очень интересным. Что же это такое, подблюдные песни?

2.

Начнем с того, что это не заклинания. Это гадания. Точнее элемент традиционных русских гаданий на блюдце. Отсюда и название. Причем это гадание не обязательно на смерть, а практически на любое событие.

 Как сообщает сборник "Русский фольклор" под редакцией В.П.  Аникина:

"Своё название песни получили в связи с игрой, которой сопровождалось гадание. В блюдо каждый играющий клал свой предмет (обычно колечко), затем пелись «подблюдные» песни. Ведущий игру не глядя вынимал из блюда первое попавшее под руку кольцо. Содержание песни относили к тому, чье кольцо оказывалось вынутым. Образ подблюдной песни заключал в себе иносказание, намек, по которому судили о будущем. У песни был обязательный припев, который закреплял гадание."

  Гаданий этих множество. Всех любопытных отсылаю к уже упомянутым "Славянской книге мертвых" и сборнику "Русский фольклор", М., 1984 г., изд-во "Художественная литература". Я также пользовался  книгой Е.А. Авдеевой "Записки и замечания из Сибири", 1837 года, и имеющимися в интернете записями фонда ФЭЦ (Фольклорно-этнографический центр).

 Нам, к сожалению, вряд ли установить, каким путем попали к Егору подблюдные песни и какими источниками он пользовался. Но подблюдные песни, как элемент фольклора, оказали влияние на всю русскую культуру последних двух веков. Каким бы ни был феномен Егора, но рассматривать его в отрыве от культурной среды, культурного контекста, в котором он существовал, было бы не правильно. Любое творчество имеет свой исток. Поэтому рассмотрим поближе такое явление, как подблюдные песни в культурологическом контексте.

 Доказательством огромного влияния подблюдных песен на народное творчество, на народную, а вслед за ней и всю русскую культуру являются многочисленные факты использования, цитирования, переработки подблюдных песен в русской словесности. Да и не только словесности.

 Уже в 1808 году В.А. Жуковский в балладе "Светлана" обращается к теме подблюдных песен:

 Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали…
За ворота башмачок,
Сняв с ноги бросали;
Снег пололи; под окном
Слушали; кормили С
Снежным курицу зерном;
Ярый воск топили;
В чашу с чистою водой
Клали перстень золотой,
Серьги изумрудны;
Расстилали белый плат
И над чашей пели в лад
Песенки подблюдны.

 От романтики любовных баллад подблюдные песни быстро перекочевали в творчество иного толка. В 1824 году будущие декабристы Кондратий Рылеев и Александр Бестужев, выпустили цикл стихов "Подблюдные песни". В них, сохранив форму народного творчества, поэты значительно изменили смысл. Подблюдные песни в их интерпретации это не столько гадания, сколько беспощадные обличения пороков и нравов власти, грозные пророчества и гневные овинения:

 1
Слава богу на небе, а свободе на сей земле!
Чтобы правде ее не измениваться,
Ее первым друзьям не состареться,
Их саблям, кинжалам не ржаветься,
Их добрым коням не изнеживаться.
Слава богу на небе, а свободе на сей земле!
Да и будет она православным дана. Слава!

 2
Как идет мужик из Новагорода,
У того мужика обрита борода;
Он ни плут, ни вор, за спиной топор;
А к кому он придет, тому голову сорвет.
Кому вынется, тому сбудется;
А кому сбудется, не минуется. Слава!

3
Вдоль Фонтанки-реки квартируют полки
Их и учат, их и мучат, ни свет, ни заря!
Что ни свет, ни заря, для потехи царя.
Разве нет у них рук, чтоб избавиться мук?
Разве нет штыков на князьков-голяков?
Да Семеновский полк покажет им толк.
А кому сбудется, не минуется. Слава!

4
Сей, Маша, мучицу, пеки пироги:
К тебе будут гости, к тирану враги,
Не с иконами, не с поклонами,
А с железом да с законами.
Что мы спели, не минуется ему,
И в последний раз крикнет: «Быть по сему!»

5
Уж как на небе две радуги,
А у добрых людей две радости:
Правда в суде да свобода везде, -
Да и будут они россиянам даны. Слава!

6
Уж вы вейте веревки на барские головки;
Вы готовьте ножей на сиятельных князей;
И на место фонарей поразвешивать царей.
Тогда и будет тепло, и умно, и светло. Слава!

7
Как идет кузнец из кузницы, слава!
Что несет кузнец? Да три ножичка:
Вот уж первой-то нож на злодеев-вельмож,
А другой-то нож - на судей на плутов,
А молитву сотворя, - третий нож на царя!
Кому вынется, тому сбудется,
Кому сбудется, не минуется. Слава!

 В интерпретации Рылеева и Бестужева подблюдные песни не только мощное обличение, но и полноценное литературное произведение. Произведение абсолютно самостоятельное, начавшее собственную, долгую жизнь.

 Вполне возможно, что помимо Рылеева и Бестужева у цикла были и еще авторы, из кружка декабристов, об этом существуют косвенные показания (напр. Е.П. Оболенского), но интереснее другое. Цикл сразу же ушел в народ, получил широкое распространение, гулял по нему в разных списках и дописках и через какое-то время прочно укоренился в сознании народа как его же творчество:

 Уж как шел кузнец
Да из кузницы -
Слава!
Нес кузнец
Три ножа -
Слава!
Первый нож
На бояр, на вельмож -
Слава!
Второй нож
На попов, на святош -
Слава!
А молитву сотворя,
Третий нож на царя -
Слава!

 Позднее,  оставшийся в живых в ходе репрессий декабристов  Бестужев еще вернется к теме подблюдных песен, в частности в написанной им в 1831 году повести "Страшное гадание".

Примерно в то же время, что и декабристы, Александр Сергеевич Пушкин создает гениальный роман в стихах "Евгений Онегин", в котором,  в частности упоминает подблюдные песни: 

   Они хранили в жизни мирной
   Привычки милой старины;
   У них на масленице жирной
   Водились русские блины;
   Два раза в год они говели;
   Любили круглые качели,
   Подблюдны   песни, хоровод;
   В день Троицын, когда народ,
   Зевая, слушает молебен,
   Умильно на пучок зари
   Они роняли слезки три;
   Им квас как воздух был потребен,
   И за столом у них гостям
   Носили блюды по чинам.

Шло время и вот уже великий русский драматург Александр Николаевич Островский в комедии 1853 года "Бедность не порок", во втором действии описывает гадание с применением подблюдных песен:

"Входят соседские девушки, их радушно привечают, усаживают. Арина приносит блюдо, покрытое полотенцем — девушки будут петь подблюдные песни, гадать. Барышни снимают кольца и кладут на блюдо; девушки запевают. Разлюляев на словах «К тебе будут гости, Ко мне женихи… Кому вынется — Тому сбудется» вынимает кольцо и отдает Любови Гордеевне."

 Островский вообще очень интересовался народным творчеством. Вершиной этого интереса стала написанная через 20 лет после "Бедности...", пьеса в стихах "Снегурочка". И, хотя она не содержала в себе подблюдных песен как таковых, но вся она была напитана народным творчеством, традициями, мифами, элементами обрядов. Она как бы произросла из народа, но уже на достаточно плодородном слое новой русской культуры. Отходя от народных корней, но будучи при этом в чем-то даже новаторской, она вдохновила двух великих современников, П.И. Чайковского и Н.А. Римского-Корсакова на написание великолепных  опер.

 Ученик Римского-Корсакова, большой поклонник народной музыки, двойной тезка Егора Летова, Игорь Фёдорович Стравинский, уже в 20 веке отдал должное подблюдным песням,  включив в цикл для хора a capella  "Четыре русские песни", подблюдную песню на народные слова.

 Вот краткий обзор использования, заимствования, переработки подблюдных песен в русской культуре 19-20 веков. Зародившись как часть обряда, она использовалась в литературе и музыке для создания лирических и трагических образов, для описания быта, как орудие пропаганды, как инструмент высокого искусства. В народе подблюдная песня жива и поныне, но услышать её в чистом виде можно лишь у бабушек, в глухих деревнях.

3.

Повторюсь, нам не дано узнать, откуда почерпнул Егор вдохновение на написание песни  "Про дурачка", но мы можем понять, в какой культурной среде она родилась.

Тема подблюдных песен в творчестве Егора не исчерпывается песней "Про дурачка".  Альбом 1993 года "100 лет одиночества" того же проекта "Егор и опизденевшие" содержит песню "В начале было слово":

 Как везли бревно на семи лошадях,
Сквозь игольное ушко, да за тридевять червивых земель,
За снотворные туманы, за бродячие сухие леса,
За дремучие селения, за кислые слепые дожди,
За грибные водопады, за бездонные глухие поля,
За рассыпчатые горы, за раззявые вонючие рты,
По дощатому настилу, по тревожной суетливой листве,
По подземным переходам, по зарёванным прыщавым щекам.
В начале было слово.
В начале было слово.
Все слова — пиздеж!

 Первые две строчки этой песни не что иное,  как переработанная подблюдная песня гадания на смерть. Подобный текст мы встречаем в уже упомянутой "Славянской книге мертвых":

 162.  Везут   бревно   на   семи   лошадях,
 Если   семь   не   повезут  —  восьмую   подпрягут ,
Далеко увезут и назад не привезут!
Это сбудется да не минуется!

 В архивах ФЭЦ есть также запись крещенской календарной песни: 

Крешшеныи вецяр да страшны вечёра, ой,
Ой, и страшныи-ти вецёра да крешшенскиё.
Илея, да илея, ой, крешшенскиё
Ходит котицёк да по забороцьке,
Ой, илея, да илея.
Ешшо ишшот котицёк да сибе кошецьку,
Ой, илея, да илея.
Ошшо кошецьку да сибе пароцьку,
Выбираёт котицёк дак себе пароцьку, да
Котик машёт лапоцькой.
Ой, илея, да илея.
Летят, летят воробышки,
Уселись на перегород,
Ой, илея, да илея.
Прилетел воробей,
Уклюнул воробышку,
Ой, илея, да илея.
Эта-то воробышка
Была его парочка,
Ой, илея, да илея.
Что везут бревно
Да на семи лошадях,
Ой, илея, да илея.
Что восьмую подпрягут
Да и гроб повезут,
Ой, илея, да илея.
Ходит по полю бодривко,
Рад бы бодриться, да штаны коротки,
Ой, илея, да илея.

Раствори, мати, квашеночку,
Пеки пироги,
Ой, илея, да илея.
К тебе, мама, сваты,
Ко мне – женихи,
Ой, илея, да илея.
К тебе, мама, в лаптях,
Ко мне – в сапогах,
Ой, илея, да илея.
Ко крыльцу подъехала карета,
В ней два жениха,
Ой, илея, да илея.
В сером хорошем костюме –
Не мой жених.
В синей оборванной кошульке –
Это мой женишок,
Ой, илея, да илея.

 (Источник: Никольские песни, записанные в Никольском районе Вологодской области / Сост. М.Л. Мазо.  Л.; М., 1975 г.)

 Кстати, в этой же песне описываются похождения неких "Котика" и "Бодривки", и, хотя это конечно не тот "покойничек" из упоминаемого вначале заклинания "Ходит покойничек по кругу...", но по структуре весьма похоже.

Итак, все вышеперечисленные факты свидетельствуют о том, что Егор был прекрасно  знаком,  как с  народным творчеством, так и с подблюдными песнями. А культурологический экскурс в историю подблюдной песни в контексте русской культуры позволяет по-новому взглянуть как на истоки русской культуры вообще, так и творчества Егора в частности.