В 70-е годы по нашей стране об Эдуарде Шеварднадзе ходили тихие (вполголоса передаваемые) легенды…

Как он, будучи министром внутренних дел Грузии, раскрыл глубокую коррупционную систему, созданную и возглавляемую прежним первым секретарем ЦК Компартии Грузии Василием Мжаванадзе. Как тайно доложил об этом руководству СССР. Чуть ли не конспиративно был перевезён в Москву для обеспечения его безопасности. Как чуть ли не в ходе спецоперации снимали прежнего лидера республики и назначали на его место «борца с коррупцией».

И как, возглавив республику, честный и бескорыстный генерал милиции развернул борьбу с теми, кто не хотел жить честно. Был даже снят четырёхсерийный художественный фильм – о начале карьеры Шеварднадзе. Как он, будучи секретарём сельского райкома партии, вступает в борьбу с местными дельцами теневой экономики.


Поэтому когда летом 1985 года на фоне ожиданий наведения порядка и обновления общества Шеварднадзе сначала стал членом Политбюро ЦК КПСС, а затем возглавил МИД, это рассматривалось как примета оздоровления.

Правда, и изначально всё было несколько не так, как рассказывалось.

Выходцем из МВД он был весьма условно. Начав карьеру в 1946 году инструктором райкома ВЛКСМ, он до 1961 года успешно делал карьеру в грузинском комсомоле.

В 1956 году, после направленного на защиту памяти о Сталине «восстания» грузинского комсомола, руководство его ЦК стали менять. И Шеварднадзе стал вторым, а в 1957–1961 годах – первым секретарём ЦК ЛКСМ Грузии. Он тогда познакомился с Горбачёвым – тот в 1955–1962 годах был вторым, а затем первым секретарём соседнего с Грузией Ставропольского крайкома ВЛКСМ.

После три года пробыл на третьестепенных партийных должностях. Но на новом витке ротации кадров в 1964 году им решили укрепить министерство охраны общественного порядка (затем – МВД) Грузии, где он пробыл до 1972 года, когда и сумел заменить Мжаванадзе, обвинив его в коррупции.

Потом действительно была чистка кадров по всей Грузии. За первые полтора года Шеварднадзе снял с постов 20 министров, 44 секретарей райкомов, 3 секретарей горкомов, 10 председателей райисполкомов и их заместителей, назначив на их места своих доверенных людей.

По ряду данных, за его пять первых лет на новом посту арестовали более 30 тысяч человек, половина из них были члены КПСС. Ещё 40 тысяч сняли. Кто-то был настоящим коррупционером. Кто-то прежде конфликтовал с Шеварднадзе. Кого-то он уволил как людей, ранее назначенных Мжаванадзе. Кто-то позволял себе усомниться в управленческих решениях Шеварднадзе.

Но, безусловно, он умел налаживать отношения с вышестоящими руководителями и вписываться в требования той системы, в которой работал.

Поэтому Грузия при нём процветала.

Поскольку он умел добиваться льгот для неё и преференций.

На одном из торжественных мероприятий, чтобы польстить Кремлю, он объявил, что отныне «солнце для Грузии восходит с севера». В ответ ему пришлют компас с запиской, где было одно слово: «Проверь!»

Уже позже, когда Горбачёв затеет первую авантюру с «антиалкогольной кампанией», среди прочего Шеварднадзе ужесточит меры по борьбе с самогоноварением и сократит производство спиртных напитков.

Ограничения коснутся чего угодно, кроме производства чачи. Для неё сделают исключение как для предмета особого национального значения.

Он умел главное: нравиться начальству и партнёрам. Умел вписываться в баланс сил. При этом, не забывая думать о себе, продвигаться вперёд и награждать верных ему.

Когда он возглавил МИД СССР, продолжил то, что делал раньше: вписываться в ситуацию, производить впечатление – и нравиться.

Но теперь нравиться надо было Горбачёву и его помощникам. Диктовавшим нескончаемые писания на тему «нового мышления». То есть о том, как делать всё не в согласии со здравым смыслом, интересами страны и научными требованиями – а наоборот. И чтобы это выглядело чем-то новым, смелым и необычным.

Шеварднадзе умел играть по правилам.

Это Андрей Громыко был прозван на Западе «мистером Нет» за жёсткое отстаивание интересов страны и умение изматывать партнёров по переговорам, когда у них уже не хватало сил возражать на его требования.

Эдуард Шеварднадзе на встрече Михаила Горбачёва с госсекретарём США
Джеймсом Бейкером. 1989 г

А вот улыбчивый, широкий и со всем согласный Шеварднадзе был настоящим соловьём «нового мышления».

Западу с ним очень приятно было иметь дело.

Он был хитрый «лис Эдуард».

Он быстро понял, что именно на этом пути – обаяния и согласия на всё – надо быть приятным не только новому генсеку и особенно его жене.

Нужно выглядеть предельно комплиментарно и для ватаги «прорабов перестройки», присвоивших себе право делить людей на «консерваторов» и «реформаторов», «сталинистов» и «демократов», «достойных» и «недостойных».

Шеварднадзе зачислили в «реформаторы», «демократы» и «достойные».

Но он был очень хитрый – и понял ещё больше. Что главнее – нравиться даже не Горбачёву и московским авантюристам, а мировым лидерам. И он их очаровывал. И делал дорогие подарки. Говорят, что дарил и дорогие перстни. Сложно сказать – скорее, дарили ему.

Но он дарил свои подписи под соглашениями. Выгодными политикам Запада, но невыгодными СССР. Но выглядело это чуть ли не как прорыв: договорённость за договорённостью, соглашение за соглашением…

Никто из непрофессионалов не вникал в вопрос, о чём эти соглашения. Радовались их числу.

Договор "Два плюс Четыре" об объединении Германии был подписан 12 сентября 1990 года в Москве министрами иностранных дел ГДР, ФРГ, СССР, Франции, США и Великобритании Лотаром де Мезьером, Геншером, Эдуардом Шеварднадзе, Роланом Дюма, Джеймсом Бейкером и Дугласом Хердом.

Профессионалы тоже не вникали – они очень быстро поняли, что творится нечто невообразимое, и держались за голову. Но возразить ничего не могли: всё равно лишь ославят консерваторами и «ястребами холодной войны».

Он подписал с США договорённости, уменьшавшие возможности СССР в развитии ядерных технологий и позволявшие американцам контролировать эти процессы на территории СССР.

С ФРГ – позволявшие последней открыть свою резидентуру в Киеве.

Опять с американцами – соглашение об обязательствах СССР прекратить поддержку союзного нам Афганистана.

Затем подарил США часть акватории Берингова моря…

В мае 89-го он приехал с комиссией в Грузию, чтобы расследовать события 9 апреля. Ситуацию уже урегулировали – но именно Шеварднадзе вновь разжёг скандал.

Тбилиси после событий 9 апреля 1989 г.

Он отменил введённое в Тбилиси чрезвычайное положение и дал команду и возможность информационно атаковать и руководство республики, и армию за их действия по наведению порядка в городе.

Забирая Шеварднадзе в Москву, генсек поинтересовался, кого он предлагает оставить во главе ЦК Грузии. Были два секретаря ЦК, способные его заменить: Патиашвили и Хабиашвили. Шеварднадзе предложил второго.

Горбачёв, естественно, выбрал первого. И Джумбер Патиашвили, возглавив ЦК, в духе времени начал шаг за шагом распутывать нити коррупции, оставшиеся от Шеварднадзе.

К 89-му году Хабиашвили оказался под следствием – и начал давать показания. Против Шеварднадзе.

Патиашвили же, проводя взвешенный курс, отстаивавший интересы Грузии и сохранявший интернационалистскую линию и ориентацию на сохранение Союза, – с осени 88-го обрёл в Грузии особую популярность.

Он для Шеварднадзе становился опасен. И позволив развиться в Грузии истерике по поводу событий 9 апреля и объявив виновными в них руководство армии и Патиашвили, «хитрый лис» избавлялся от опасного лидера республики.

На самом деле «трагедия 9 апреля» – это пропагандистский миф, созданный Шеварднадзе. От действий военных в тот день не погиб ни один человек. Но потом миф был подкреплён фальсификациями комиссии Собчака и утверждён под давлением противников СССР решениями съезда депутатов.

Но этот миф помог привести к победе на выборах 90-го года националиста Гамсахурдия и отделению Грузии от СССР.

К осени 90-го для Шеварднадзе уже не было места в Грузии. Но он уже начал чувствовать себя дискомфортно и в Москве. Он понимал, что либо в стране нужно твёрдой рукой наводить порядок – либо пребывание в руководстве СССР может через некоторое время стать опасным.

И ещё он понимал, что порядок наводить может стать опасным. И главное – что опасным становится сам Горбачёв, способный на любое предательство.

Шеварднадзе знал, что был план отрешения Горбачева от должности на съезде депутатов СССР в декабре 90-го года. И ждал, чем всё это окончится.

Но когда замысел по ряду причин не удался (в решительный момент испугался Николай Рыжков, который должен был быть избран на пост президента СССР), – Шеварднадзе понял, что пора выходить из игры. И публично заявил о своей отставке, сказав, что в стране готовятся переворот и диктатура, в которых он принимать участия не хочет.

Горбачёв планировал его рекомендовать на введённый пост вице-президента страны, который в итоге достался Янаеву. Однако хитрый Шеварднадзе понял, для чего это делается. Что Горбачёв поручит ему ввести чрезвычайное положение – но скорее всего, его же потом и предаст.

Денег у Шеварднадзе было достаточно, подарки от лидеров стран были разнообразны – и пенсия его не пугала.

К осени 91-го он стал не нужен уже никому – ни в Тбилиси, ни в Москве. Союз разделили на части. А ведомая Гамсахурдия Грузия не вошла в СНГ.

В Тбилиси последним были недовольны слишком многие. Экономика рушилась. В Южной Осетии шла гражданская война – и она, и Абхазия заявили, что если Грузия выходит из СССР, то они имеют право выйти из Грузии. Из СССР эти республики выйти отказались.

В Грузии жить становилось просто невозможно. Но оппозиция, состоявшая из националистов, социалистов, сторонников союза с Россией и много кого ещё, была неорганизованна. И одни её участники были не согласны признать других лидерами.

И пресс-секретарь блока «Круглый стол – Свободная Грузия», в рамках которого велись консультации оппозиционных сил, историк и журналист (её имя здесь опускаю по сегодняшним соображениям безопасности), выдвинула идею призвания Шеварднадзе. И убедила в ней лидеров партий и лидеров боевых подразделений Иосилиани и Кетовани.

Страна приняла Шеварднадзе, потому что надеялась, что бывший лидер компартии вернет ей процветание «Золотой Грузии».

Поскольку пресс-секретарь была сторонником восстановления единства Союза, ей удалось добиться от Шеварднадзе вступления в СНГ. Но именно как сторонник Союза она воспринималась Кетовани и Иосилиани как противник и пророссийский политик. И была удалена под их давлением из руководства и вынуждена уехать в Россию.

Кетовани и Шеварднадзе втянули Грузию в войну в Абхазии. Последний был в последний момент спасён от плена в Сухуми и вывезен в Тбилиси отрядом российской морской пехоты.

Шаг за шагом Шеварднадзе избавился от всех, кто привёл его к власти в 92-м году. Но оказалось, что вернуть Грузии то благоденствие, которое она во многом благодаря ему с Горбачёвым потеряла, он не способен.

Управлять он мог, только пока под руками были компартия, КГБ и советская власть. Когда всегда можно в нужный момент позвонить в Москву и затребовать помощь руководства в рамках политики интернационализма и советского патриотизма. И всё привезут, и помогут. А ненужных – увезут.

Но теперь надо было обходиться самому. Он умел расставлять людей – но вне старой системы они могли уже работать только на свой карман.

Он не знал, кому доверять. И для устранения тех, кого считал слишком самостоятельными в окружении, разыгрывал спектакли с покушением на самого себя с тем, чтобы их в этих покушениях обвинить.

Он пытался положиться на семью – и отдал ей электроэнергетику Грузии. Но его родственники продавали за бесценок поступавшее из России электричество в Турцию – а Тбилиси сидел впотьмах и без воды.

У него было много знакомых в мировой элите. И он вместо достойного уровня жизни мог дать жителям страны ощущение удовлетворения от того, что их президента принимают лидеры великих держав.

Он удерживал Грузию от гражданской войны – но не мог дать ей ничего, кроме нищеты. Старые советские предприятия и богатства разворовывали его родственники и чиновники. Им он за лояльность платил правом на хищение.

Он пытался лавировать между Россией и США – но раздражал обоих партнёров.

По старому опыту комсомольского работника он пытался подготовить кадровый резерв из молодых политиков – они его и свергли в 2003 году.

Правда, есть версия и о том, что это он придумал переворот, чтобы передать им власть – а самому остаться в стороне и ни за что не отвечать. Может быть.

Только один из трёх его «учеников» Саакашвили убил, судя по всему, другого – Зураба Жвания и выгнал из власти третью – Нино Бурджанадзе.

А затем установил в Грузии полицейскую диктатуру, развязал новую войну в Южной Осетии, потерял окончательно и её, и Абхазию, уничтожил исторический облик Тбилиси, разрушил памятник воинам Великой Отечественной войны и переименовал улицы Тбилиси, назвав их именами глав стран – членов НАТО.

Конечно, Сакашвили не было бы, если б не было Шеварднадзе. Но последний – просто добрый правитель и мудрый дедушка на фоне своего «ученика».

В целом Шеварднадзе – по большому счёту – несостоявшийся политик. Плохой дипломат. Неудавшийся правитель страны.

Сергей Черняховский доктор политических наук

Читай ещё:

Герострат XX века.
Архитектор развала.


ertata

Парад 1-го Синегорского казачьего Атаманского полка вермахта со знаменем в одном из сел Украины, 1943 год.

                      
                       © waralbum.ru

Принято считать, что именно Александр Яковлев был одной из ключевых фигур, приведших советское общество к катастрофе и разрушению.

И тут нет тех нюансов, которые возникают в спорах об оценке Горбачёва. Нет версий, которые утверждали бы, что на самом деле он хотел «обновить социализм», но ему не дали или у него не получилось.

Нет даже версий, утверждающих, что все принесённые им несчастья – просто от самонадеянности, безграмотности и бездарности, как в случае с Горбачёвым, да и отчасти Ельциным.

Большинство согласно – Яковлев сознательно делал то, что делал. Разрушал. Страну, в которой родился. Строй, за служение которому официально получал деньги как партийный работник.


Он жил за счёт взносов тех, кто в данные идеалы верил, – и делал всё, чтобы эти идеалы разрушать.

Одни, что естественно, видят в этом предательство и непорядочность. Другие, как ни странно, – мужество и героизм. Но что он это делал – не спорит никто. Вся спорность – был он тайный враг или явный предатель.

Есть, правда, версия, которой он одно время придерживался, косвенно намекая на неё высказываниями о том, что «лишь идиоты не меняют своих взглядов», то есть «сначала верил, а потом разочаровался».

Это частое объяснение многих из тех, кто в конце 80-х годов одномоментно перешёл от восхваления социализма и советской власти к их обличению.

Как звучало в стихах 91-года: «Товарищ, друг, мы преданы с тобой! Партийные вожди меняют партбилеты. Морально прогоняют нас с тобой от совести свободные газеты».

Сам Яковлев утверждал, что замысел борьбы против страны и её строя вынашивал ещё в 50-е годы. Вот его собственные слова:

«После XX съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод пропаганды идей позднего Ленина. Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработали (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и нравственным социализмом – по революционаризму вообще.

Советский тоталитарный режим можно было разрушить только через гласность и тоталитарную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма. Оглядываясь назад, могу с гордостью сказать, что хитроумная, но весьма простая тактика – механизмы тоталитаризма против системы тоталитаризма – сработала».

Хотя этим признанием можно заретушировать простое корыстное предательство и платную работу на внешние силы.

О том, что Яковлев был связан с иностранными разведслужбами, глухо упоминают многие работавшие с ним партийные и государственные деятели, например, Крючков, Фалин…

Причём Крючков был назначен на пост председателя КГБ, в частности, и по инициативе и при поддержке Яковлева. И вряд ли можно было бы говорить о сведении счетов и запоздалой мести из-за личной неприязни. Рекомендовал его Яковлев потому, что в 60-е годы вместе с ним работал в ЦК КПСС и они были в неплохих отношениях.

Симпатизанты Яковлева ссылаются на то, что после обвинений со стороны Крючкова, высказанных в 93-м году, Прокуратура РФ и Служба внешней разведки проводили расследование и дали заключение об отсутствии данных, подтверждающих это обвинение.

Хотя какое ещё заключение могли дать в те годы спецслужбы тогдашней власти по поводу одного из её фаворитов.

Яковлева тогда даже назначили на одну из ключевых должностей: в 1993–1995 годах он возглавлял Федеральную службу по телевидению и радиовещанию и гостелерадиокомпанию «Останкино».

После чего «Останкино» перестало существовать, а на его базе создали ОРТ, контроль над которым получил Б. Березовский.

Прекратив деятельность национальной телекомпании, Яковлев опять занялся партработой: возглавил Российскую партию социальной демократии. В 95-м она пошла на выборы в составе блока во главе с Гайдаром – и вместе ним провалилась. В 99-м заявила о неофициальном вхождении в СПС. В 2002-м не смогла собрать кворум на собственном съезде и официально самораспустилась.

Можно, конечно, предположить, что и тут Яковлев сначала вёл идейную борьбу против «Останкино», а затем – такую же идейную – уже против сторонников «социальной демократии» и союзных им гайдаровских «либералов-рыночников». Но результат его «идейной борьбы» всегда оказывался почти одинаковым – «архитектор у развалин».

Версию о том, что Яковлев был завербован западными спецслужбами, её авторы косвенно подтверждают тем, что в 1958–1959 годах он проходил по направлению ЦК КПСС стажировку в Колумбийском университете (США). И стажировался вместе с Олегом Калугиным (и был дружен с ним), чья шпионская деятельность доказана, им самим признана и его в 2002 году российский суд счёл виновным в измене Родине.

Был или не был Яковлев агентом иностранных спецслужб – но делал он то, что делал. И результат был таким, каким был. Спор лишь о том, вёл он эту работу за деньги других стран или бесплатно.

Упрекающим его в антипатриотичности Яковлев и его защитники любили напоминать о его службе в армии в годы Великой Отечественной войны. Хотя есть намёки на то, что ранение, из-за чего его комиссовали, у него было из тех, какими не гордятся и какие в бою лицом к лицу с врагом не получают.

С 46-го он на партийной работе, с 53-го – в аппарате ЦК КПСС.

В 65-м Брежнев назначил его заместителем заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС, вскоре освободилось место заведующего – но Яковлева несколько лет до изгнания из ЦК начальником так и не назначали. Что-то останавливало. Настораживало. До конца не верили.

В 72-м Яковлев опубликовал в «Литературной газете» статью «Против антиисторизма», в которой выступил против зарождавшегося в литературе национально-почвеннического течения.

Но Яковлев не угадал. Суслов, похоже, и так ему не вполне доверявший, увидел не коммунистическую принципиальность, а партийную интригу. И не поддержал, а напротив, одобрил устранение из ЦК и почётную ссылку Яковлева – направление на пост посла в Канаде.

Откуда неудавшегося идеолога вытащил уже Горбачёв. Он в 1983 году как член Политбюро и секретарь ЦК посетил Канаду, сошёлся с Яковлевым и уговорил Андропова вернуть того в Москву, но на академический, а не партийный пост. А став уже генсеком – перевёл на работу в ЦК КПСС.

На Горбачёва произвела впечатление свойственная Яковлеву многозначительность – и имитация глубокомысленности…

Вышеупомянутая статья Яковлева как попытка укрепить положение путём организации идеологического и литературного погрома была у него не первой.

Став заместителем заведующего отделом пропаганды, он написал объёмный донос в Политбюро на фантастов братьев Стругацких. В докладной записке, посвящённой, как утверждалось, неблагополучному положению дел в фантастике, Яковлев упрекал писателей и издательство «Молодая гвардия» в абсолютно нелепых вещах.

Авторы, тогда писавшие лишь прокоммунистические вещи и не успевшие сочинить ещё ничего, что позже стало рассматриваться как сомнительное и упадническое, – обвинялись в безыдейности и всём том, в чём могло кондовое бюрократическое и ортодоксальное мышление упрекнуть преданного идее коммуниста.

Последовала погромная волна в фантастике, отчасти смягчённая работавшим с издательствами партаппаратом, понимавшим абсурдность обвинений Яковлева. Интересная деталь – обыски проводились тогда даже у культовой фигуры советской фантастики Ивана Ефремова.

Однако своей цели Яковлев тогда добился – его позиции упрочились. А поскольку одно из его обвинений было в адрес главного теоретического органа ЦК КПСС журнала «Коммунист», публиковавшего статьи в поддержку Стругацких, Яковлев получил пост члена его редколлегии.

Есть версия, что именно Яковлев подтолкнул Ельцина на резкое критическое выступление на пленуме ЦК в октябре 87-го. После которого тот утратил посты в Политбюро и первого секретаря МГК КПСС и попал в опалу – а в итоге стал врагом КПСС и захватил власть в стране.

И дело не в том, что Яковлев конструировал именно такой ход событий. Он обеспечивал укрепление своих позиций и ослабление возможных конкурентов.

К середине 87-го в партии были три наиболее весомые фигуры. Михаил Горбачёв, на которого ещё возлагали надежды по обновлению социализма. Егор Лигачёв, возглавлявший работу секретариата и курироваший идеологическую сферу. И Борис Ельцин, завоевавший на тот момент популярность активными (хотя и спорными) действиями в Москве.

Лигачёв активно поддерживал Ельцина, и оба на тот момент принадлежали к левому и антирыночному крылу партийного спектра.

Говорят, Яковлев не просто подал Ельцину идею резкого выступления, а и сумел сделать так, чтобы мишенью последнего стали и Горбачёв, и Лигачев, и обещал свою активную поддержку (возможно, не только свою).

Но когда Ельцин выступил – на него обрушились все, в том числе и сам Яковлев.

В результате Ельцин положение в партии потерял, Горбачёв оказался в положении мстящего за критику автократора, а Лигачёв стал символом главного бюрократического зла и сопротивления переменам.

А Яковлев со своей периферийной позиции в руководстве по сути приобрёл статус второго лица в партии.

И через полгода практически его укрепил по ранее описанной схеме.

Он организовал внутрипартийный погром «врагов перестройки», использовав очередной донос Горбачёву – по поводу ничего особенного собой не представлявшей статьи Нины Андреевой, чья публикация в «Советской России» была предварительно согласована именно с Горбачёвым.

«Провокация-донос-погром» – это была типичная модель действий Александра Яковлева, обеспечивавшая ему движение в партийной карьере.

Если в это время он уже был завербованным агентом, алгоритм действий несколько удивляет повторяемостью и сугубо отечественной бюрократической примитивностью.

Если же он, как пишет, действовал для разрушения «бесчеловечной системы», с этической точки зрения его методы весьма сомнительны.

Перефразируя известный афоризм, можно сказать про Яковлева: «Избавь нас боже от таких борцов с тоталитаризмом – а с самим тоталитаризмом мы и сами как-нибудь разберёмся».

Александр Яковлев всегда считал себя достойным большего, чем имел.

Он хотел выглядеть интеллектуалом. Огрубевшие хозяйственники и балансирующие на грани инфаркта орговики, которые не могли поддержать разговор о Сартре или Млынарже и не читали антисоветской литературы (доступной в Канаде), вызвали у него отторжение своим «антиинтеллектуализмом».

Он претендовал на пребывание в «рефлексии», когда другие занимались конкретной работой. Он смотрел свысока на них – они с недоумением на него. Пожив долго за рубежом, он приобрел чувство исключительности. Но его невысоко ценили и теоретики, и практики.

Первые – ибо быстро разглядели его поверхностность и имитационность. Вторые – потому что не терпели его пренебрежение и высокомерие.

Коллеги опасались его недоброжелательности, завистливости, готовности к доносительству и интриге. Подчинённые не любили за пренебрежительность. Руководство не доверяло из-за неискренности и претенциозности.

В Яковлеве накапливались комплексы неудачника. Уверенного, что окружающие «бездарности» и «плебеи» не способны оценить его талант и прозорливость.

Он не любил и презирал даже Горбачёва – ещё тогда, когда тем восхищалась страна. Он видел малообразованность и тщеславие генсека, его неумение доводить дело до конца, претензию на великую историческую роль, слабость и готовность всегда уступить давлению.

Яковлев всегда считал себя более достойным занять этот пост – и понимал, что для него стать главой партии уже невозможно.

Он считал, что если б не изгнали его из ЦК в 73-м, к концу 70-х он имел бы все шансы стать и одним из секретарей ЦК по идеологии, и вторым человеком в этой сфере после Суслова. Но если б получилось так, он в 80-е годы мог стать одним из претендентов на пост генсека.

Он не любил и презирал окружающих – они отторгали его. Он был уязвлён кажущейся недооценкой. Копящий желчь и злобу, он получил возможность мстить – и он мстил. Всем. Людям. Партии. Стране.

Он вёл страну к катастрофе за то, что она его не оценила.

Кто-то увидел в нём «архитектора перестройки». Кто-то – идейного борца против тоталитаризма.

Он же был лишь получившим власть мизантропом, мстящим людям и обществу за то, что они не сумели разглядеть в нем его скрытую и мнимую гениальность.

Сергей Черняховский
доктор политических наук

ertata

На Горбачёва в обществе начали обращать пристальное внимание в 83-м. При Андропове. Хотя к этому времени Михаил Сергеевич уже четыре года входил в высшее руководство страны. Говорят, что ему в его карьере и покровительствовал Андропов.

Но редко вспоминают, что уже в 60-е годы его кандидатура дважды рассматривалась на предмет возможной работы в КГБ. Но оба раза отказывались от его использования. В какой-то момент была идея назначить его Генеральным прокурором СССР. И снова было наложено вето.

Как там было точно, нам неизвестно – но как только вставал вопрос об особой проверке, Горбачёв её не проходил.


Кто-то уверяет, что во время войны на оккупированной территории он был замечен в чём-то, что явно порочащим не было, но при пристальном рассмотрении вызвало желание воздержаться от полного доверия к нему.

Кто-то проводит связь между этим обстоятельством и тем, как вёл он себя в отношениях с ФРГ. Даже когда США и Великобритания резко возражали против аншлюса ГДР Западной Германией, Горбачёв поддержал намерения ФРГ.

Известно, что отстранение Хонеккера от власти и последующий переворот в ГДР готовили по поручениям Горбачёва.

Есть данные, что в период его руководства Ставропольским краем у него возникли сложные отношения с первым секретарем ЦК Компартии Грузии. Ставропольский край, по этой версии, стал прибежищем грузинских цеховиков и криминальных авторитетов, борьбу с которыми, возглавив реском партии, развернул Эдуард Шеварднадзе.

Но возможно, всё это и не так. И все эти сведения – лишь отражение той ненависти, которую испытывают к Горбачёву и российское общество, и народы разделённых им республик.

Когда Андропов умирал, ходили слухи, что наследовать ему может либо Горбачёв, который как относительно молодой вызывал определённые позитивные ожидания, либо Черненко, чей возраст вызывал исходно негативное отношение к нему.

После избрания Черненко Горбачёву досталась идеологическая работа. В 84-м году он произвёл на многих впечатление докладом на научно-практической конференции КПСС по вопросам совершенствования развитого социализма.

Там же, кстати, удачно и весьма ярко и интересно выступил и первый секретарь Свердловского обкома КПСС Борис Ельцин. Оба ратовали за дальнейшее поступательное и наступательное развитие социалистического общества.

Когда в марте 85-го Горбачёва избрали Генсеком ЦК КПСС, в обществе действительно было воодушевление. Сначала просто потому, что избрали молодого. В апреле на пленуме ЦК он провозгласил курс на ускорение социально-экономического развития.

Реакция многих была радостной: начинается наступление – «Революция продолжается!» Как пели тогда: «И вновь продолжается бой, И сердцу тревожно в груди… И Ленин – такой молодой, И юный Октябрь впереди!»

Страна готовилась к прорыву в будущее.

Горбачёв поехал в Ленинград – вышел к народу и говорил… Все удивились – после шамкающих речей Брежнева выступал красиво, без бумажки, по делу – и его просили: «Мира в стране и порядка в государстве!»

Он ответил антиалкогольной кампанией. Многие изумились её бредовости, в первую очередь далеко не алкоголики. Но подумали: «Ладно, бывает. Молодой, горячий – занесло поначалу».

А он всё говорил. Всем нравилось. Правда, потом никто не мог вспомнить, про что всё-таки человек говорил. Опытные пропагандисты и лекторы, которые должны были разъяснять его речи, задумчиво сидели, вооружённые ручками, пытаясь в обильном тексте найти смыслы.

Директор завода спрашивал дочь-студентку-комсомолку-отличницу: «Что значит работать по-новому, это как?» Девушка восторженно объясняла. «Но я так всю жизнь жил и работал!» – недоумевал руководитель-орденоносец.

Это был реальный человек. Он погиб потом в Грузии, останавливая развязанный Горбачёвым межнациональный конфликт. Его кровь – как и кровь миллионов человек – на руках Горбачёва.

Бывает такой специфический тип политиков. Те, кто силой обстоятельств получив власть, не знают, как ею распорядиться. Она им нравится. Они купаются в своей значительности. Им даже хочется сделать что-то «великое». Но что – они не знают. И как – они тоже не знают.

Власть для них – не изматывающий труд, а возможность самолюбования. И средство получения почестей.

По сути, Горбачёв – именно такой тип «лидера». Его властный алгоритм – это скольжение. Действия не самостоятельного игрока, а постоянные манёвры между игроками.

Он возвышался как производный от неких отношений, существовавших вне его. Всегда выбирая положение удобного и для одних, и для других.

Это принесло ему власть. Но он не знал, что ему делать с ней. Он получил пост, формально ставивший его в один ряд с титанами прошлого. И хотел быть таким же – но не стал. Потому что не мог.

Он получил право указывать стране направление движения – и не знал, куда указывать. Потому что не умел сам определять цели – он всегда маневрировал между высшими над ним и исполнял цели, поставленные ими. Потому что был плохо образован – его учёба на юрфаке МГУ была типичной учёбой «общественника». За что и ставились соответствующие оценки.

Он не имел творческой силы для постановки целей – за всё время властвования и последующее невозможно в его делах и речах найти ни одной действительно свежей и конструктивной идеи.

Он говорил много, и всё про то, что хорошее – хорошо, а плохое – плохо. Он много наговорил и много написал – вместе с помощниками.

Только с какого места ни читай какую-нибудь «Перестройку и новое мышление», смысл уловить невозможно. Пустословие. Словесная диарея.

Скоро, уже к середине 86-го года, это стало надоедать – и общество, и партия, и аппарат стали требовать каких-то дел. Каких-то решений. Проблем-то действительно накопилось много – и их нужно было решать.

А он – не мог. Для того чтобы вообще что-то решать, ему нужно было иметь тех, между кем ему можно скользить. Нужны чужая схватка, чужое противостояние, чужой конфликт – чтобы оказаться в роли арбитра, «генератора консенсуса».

И он отчасти непроизвольно, а отчасти сознательно провоцировал и порождал конфликты и противостояния. Он натравливал одних на других – а потом начинал призывать их к соглашению. И приводил к тому, что не устраивало ни одних, ни других.

А когда люди, спровоцированные им на конфликт, обращались к нему за поддержкой, он предавал каждого из них.

Горбачёв может это отрицать, но:

– он санкционировал публикацию статьи Нины Андреевой, а потом разыгрывал возмущение по этому поводу;

– он санкционировал применение армии при разгоне демонстрации в Тбилиси, но заявил, что ничего не знал;

– он санкционировал и поддержал в Литве создание Комитета общественного спасения, штурм телецентра и применение войск зимой 91-го, а потом сказал, что всё было сделано без его ведома, и предал создателей комитета;

– он весной 91-го инициировал попытку смещения Ельцина с поста Председателя Верховного Совета РСФСР и требовал от первого секретаря ЦК КП РСФСР Полозкова и первого секретаря МГК КПСС Прокофьева обеспечить нужное голосование на съезде депутатов РСФСР. Но когда всё было готово, дал Полозкову указание снять этот вопрос с повестки дня. А потом его обвинил в самовольном снятии вопроса;

– он инициировал подготовку введения чрезвычайного положения летом 91-го, дал согласие на создание и действия ГКЧП (по некоторым свидетельствам, именно он предложил и название «Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению» и сам составил список его членов). Однако потом обвинил всех их в своём аресте и попытке переворота.

И всё это делал не потому, что был коварным интриганом, – просто он был политическим и организационным импотентом.

Он затевал интригу – и сам её разрушал в испуге от того, как она развивалась. Но ему всегда нужны были конфликты.

И он всегда разжигал и провоцировал их – умышленно. Чтобы самому смертельно перепугаться ходом развития событий, всех предать и обвинить – и тем самым добиться победы.

Его адвокаты упорно утверждают – не мог один человек разрушить СССР, если бы тот не имел в себе много проблем.

Во-первых, мог. Чем сложнее система – тем больше для нее опасности «от дурака». Самый совершенный лайнер можно разбить, если пилот плох.

Во-вторых, да, в 85-м году страна хотела перемен – развития и динамики. Но не разрушения существующего. Хотела подняться выше того уровня развития, которого она достигла. Но не обрушения ниже того, что имела.

«Перестройка» стоила той крови, к которой она привела? Стоила Карабаха? Ферганы? Абхазии, Осетии, Приднестровья? Стоила миллионов нищих? Стоила вымирания страны со скоростью миллион человек в год?

Та жизнь, дорогу которой проложил Горбачёв, оказалась хуже, чем та, что он сломал.

Показателен им же приводимый рассказ о его действиях в канун ратификации Беловежских соглашений.

По его словам, он сделал всё, чтобы не допустить ни распада страны, ни ратификации этих соглашений. Он даже написал личное письмо каждому депутату каждого Верховного Совета каждой союзной республики, призывая голосовать против.

Горбачёв говорит об этом, как о некоем чуть ли не мужественном поступке. Не понимая, что сам этот поступок может свидетельствовать лишь о его политической профнепригодности, непонимании природы политики.

Потому что получение такого письма могло только стимулировать колеблющихся к тому, чтобы голосовать за ратификацию Беловежья.

Поскольку с неизбежностью воспринималось не как довод, обращённый к разуму, – а как свидетельство бессилия, неспособности и неготовности доказать, что в стране существуют власть и сила, способные принудить к исполнению закона.

Неспособности сохранить государство.

Одно это письмо демонстрировало, что союзная власть не может ни управлять экономическими и политическими процессами в союзном государстве, ни решить вопрос его сохранения через посредничество между республиками или хотя бы через принуждение силой.

Ликвидаторы СССР. Подписание Беловежских соглашений 8 декабря 1991 года. Подписывают парами: Фокин - Кравчук (Украина), Шушкевич - Кебич (Белоруссия), Ельцин - Бурбулис (Россия).

Для тех, кто не в курсе: 8 декабря 1991 года в беловежской глуши (охотничья резиденция) главы РСФСР, УССР и БССР подписали соглашение о создании СНГ. Одновременно они декларировали положение, что «Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает своё существование». Соглашение было подписано сепаратно, то есть без всех остальных республик-участниц Советского Союза, и без трёх первоначальных учредителей (участники бывшей ЗСФСР, а в то время - три закавказские республики). Оно и открыло дорогу к официальной ликвидации СССР, что юридически произошло вечером 25 декабря того же года.

Технология разрушения страны в конечном счёте заключалась именно в субъективных и стилистических моментах существовавшего правления и проводимой политики, провоцировавшей центробежные тенденции и сепаратистские тренды.

Был обессмыслен и уничтожен смысловой ответ на то, зачем столь разнообразным народам нужно жить в одной стране. Уничтожен смысл этого совместного существования – причём без создания замещающего его нового.

Была дискредитирована и уничтожена единственная существовавшая политическая структура гражданского общества, связывавшая воедино республики Союза.

Элита была расколота и приведена в такое состояние, когда для её республиканских компонентов разрыв с союзным центром и союзной элитой означал вопрос сохранения её политического и статусного положения.

Было остановлено исполнение государством основных функций.



Сторонники Горбачёва (и выигравшие от им совершённого), не имея доводов в его защиту, понимая, что реабилитировать его в глазах народов СССР и России невозможно, пытаются обратиться к другому арбитру – «международной общественности», которая его любит и ему рукоплещет.

Заодно они пытаются менять координаты его оценки: всё чёрное и подлое, совершённое им, объявить светлым и добрым. Последнее вообще было одним из приёмов «нового мышления».

«Мировое сообщество» чествует Горбачёва. А разве может быть иначе?

Если бы Рейган довёл США до глубокого экономического кризиса, поставил американский строй на грань краха, распустил НАТО, позволил во Франции, Англии, Италии и т. д. прийти к власти коммунистам и установить советскую власть, заодно согласившись на аннексию ФРГ Восточной Германией, мы тоже считали бы его Великим Героем, свершившим мечты нашей юности.

И его юбилеи в Москве отмечали бы с куда большей яркостью, чем это сделали на 80-летие Горбачёва в «Альберт-холле» в Лондоне.

Были две мировые системы, конкурирующие друг с другом. И вдруг лидер одной свою систему и «империю» обрушивает. И сдаёт на пир победителей другой – со всеми богатствами, оружием и ресурсами; понятно, что другая будет воздавать ему почести. В душе презирая: ну не любят люди предателей!

И он до сих пор гордится плодами своих дел – ведь у другого не получилось бы. Очень сложно было разрушить СССР.

Чтобы сжечь храм Артемиды в Эфесе, надо было, чтобы появился Герострат.

Горбачёв – хуже Герострата в тысячи раз. Чтобы прославиться, он уничтожил громадное государство.

И теперь его имя многие люди в течение веков будут произносить с презрением и брезгливостью.

Сергей Черняховский
доктор политических наук

ertata

третью вертушку кряду, предлагаю обратить внимание на ежедневное расписание современного национал-предателя из пятой колонны.

7.00 — Заходит в фейсбук, ставит лайки и делает репосты наиболее отвратительных антироссийских новостей, выставляющих нашу страну в нелепом и смешном свете.
8.00 — Завтракает гамбургером и кока-колой, приобретенными в Макдональдсе.
9.00 — Садится на метро и едет в посольство США за деньгами и печеньками.
10.00 — Идет с одиночным пикетом к ближайшему административному зданию, протестуя против путинских репрессий и кровавого режима. Или участвует в митинге против всего российского в поддержку всего западного.
11.00 — Выкладывает в Живой журнал фото с пикета/митинга. Проверяет обновления в блоге Навального. Распространяет информацию экстремистского и суицидального характера а также наносящую вред здоровью детей.
12.00 — Занимается беспорядочными гомосексуальными связями, чтобы еще на один шаг приблизиться к Европе.
13.00 — Обедает в хипстерском кафе. Постит фото своего обеда в инстаграм.
14.00 — Дает интервью зарубежному изданию о том, как тяжело жить в России. Призывает всех валить из страны.
15.00 — Бегает по городу и пишет на стенах «Банду Путина под суд!». Ведет подробную онлайн-трансляцию своего передвижения в твиттер.
16.00 — Смотрит на youtube ролики с Pussy Riot, бандеровцами и выступлениями Дженнифер Псаки, а также телеканал «Дождь». Глумится над ветеранами и над фразой «Деды воевали», отрицает вклад СССР в победу в Великой Отечественной войне — все свои комментарии вываливает на стену в контакте, сопровождая их оскорблением чувств верующих.
17.00 — Исполнение гимна США.
18.00 — Пишет гадости про российских депутатов в Википедии и на новостных сайтах.
19.00 — Передает важные сведения Моссаду.
20.00 — Ужинает в фешенебельном ресторане с прочими иностранными агентами. Травит похабные анекдоты про Путина.
21.00 — Читает и конспектирует западные пропагандистские материалы о том как еще можно навредить России, встающей с колен.
22.00 — Отбой

в фейсбуке.

у Николая Подосокорского.