23 червня 2013 р. на свято Трійці у с.Дідівщина відбувся традиційний захід поминання полеглих українських героїв на могилі безіменних українських січових стрільців. Захід відбувся завдяки зусиллям Фастівської "Просвіти" і Фастівської станиці Братства ОУН-УПА. Були присутні представники з Білої Церкви та Києва.



Після панахиди за упокій і зачитання списку-апелю померлих воїнів УНР і ОУН-УПА з Фастівщини і на Фастівщині, прибулими з Києва до Дідівщини стрільцями військово-історичного клубу реконстукції з Благодійної ініціативи "Героїка" залпами зі зброї періоду І-ї світової війни був виконаний військовий ритуал предання полеглих героїв землі.



 Значну допомогу організаторам надала і міська організація партії ВО "Свобода" (транспорт, озвучка заходу), міська організація НРУ. Гостям з Києва "Просвітою" були організовані екскурсії до Томашівського монастиря у колишній садибі графів Хаєцьких і "Музею на колесах".

Публикую вторую часть  параграфа седьмого из первой главы своей старой,двадцатилетней давности, научной монографии  - Волков-Пепоянц Э.Г. МЕТАМОРФОЗЫ И ПАРАДОКСЫ ДЕМОКРАТИИ. ПОЛИТИ­ЧЕСКАЯ ДОКТРИНА БОЛЬШЕВИЗМА: ИСТОКИ, СУЩНОСТЬ, ЭВОЛЮЦИЯ, АЛЬ­ТЕРНАТИВЫ. 19I7-I929 гг. В 2-х книгах. Кн.1. - Кишинев: “LEANA”.1993. - XXXII+ 464 с.

Глава первая. СОДЕРЖАНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ КОНЦЕПЦИИ ДЕМОКРАТИИ К.МАРКСА И Ф. ЭНГЕЛЬСА

1.7.К.Маркс и Ф.Энгельс о свободе как атрибуте демократии и демократии свободы. Проблема прав человека.

Противоречивость и парадоксальность концепции

[...]Начало здесь - http://www.liveinternet.ru/users/2503040/post280553976/

Ранее мы уже отмечали, что исследование политических идей, взглядов лишь под углом зрения, материалистичны они или идеалистичны, узко, односторонне, недостаточно и не является критерием для ответа на вопрос, научны они или нет. Кроме того, важен и другой критерий: гуманистичны политические взгляды ученых или нет, плюралистичны ли они?

В данном случае речь идет о другой проблеме - диалектике поли­тического идеала и общественного бытия, общественной реальности: каким должен быть политический идеал, каковы его особенности, чтобы иметь реальную возможность материализоваться в политической практи­ке, и - продолжение этой проблемы - при каких условиях сама практика, общественное бытие решающим образом зависят от политического идеала, необратимо развиваются в новом направлении, а идеал становится мо­ментом действительности.

Что это так, доказывает судьба демократического идеала, начав­шего формироваться еще у античных философов, весьма далеких от материалистического понимания истории, прошедшего затем многовеко­вую эволюцию, а сам демократический политический режим стал полити­ческой действительностью спустя более чем две тысячи лет.

Поэтому ближе к истине Н.И.Лапин, когда он пишет: "Гегель ос­новное внимание обращает на сознание свободы; Маркс же, напротив, интересуется главным образом ее осуществлением"¹⁶⁰.

Крайне актуальной представляется размышление основоположников марксизма по всему комплексу гражданских и политических прав. У чи­тателя работы К.Маркса "К еврейскому вопросу" сложится мнение, что классик марксизма недооценивает завоевания французской революции - Декларацию прав человека и гражданина, резко критикует права и сво­бода, провозглашенные ею, неоднократно уничижительно характеризуя их как "так называемые права человека"¹⁶¹ .

Подводя итог рассужде­ниям, он обосновывает свою позицию так: "Следовательно, ни одно из так называемых прав человека не выходит за пределы эгоистического человека, человека как члена гражданского общества, т.е. как индиви­да, замкнувшегося в себя, в свой частный интерес и частный произвол и обособившегося от общественного целого. Человек отнюдь не рассмат­ривается в этих правах как родовое существо, - напротив, сама родо­вая жизнь, общество рассматриваются как внешняя для индивидов рамка, как ограничение их первоначальной самостоятельности. Единственной связью, объединившей их, являются естественная необходимость, пот­ребность и частный интерес, сохранение своей собственности и своей эгоистической личности"¹⁶².

Как видим, основной упрек К.Маркса состоит в том, что провоз­глашенные права и свободы сохраняют statusquoгражданского об­щества: частную собственность, частнособственнический интерес, рас­кол гражданского общества на эксплуататоров и эксплуатируемых.

Но, как уже установлено, это обстоятельство вовсе не означает, что пролетариату безразлично, будет ли он пользоваться гражданскими правами и свободами или нет. Политическая эмансипация, безусловно, необходима. Но она, кая подчеркивал К.Маркс в приведенных выше сло­вах из сочинения "К еврейскому вопросу", недостаточна: необходима и человеческая эмансипация¹⁶³.

Думается, К.Маркс не ставил перед собой специальную цель отме­тить все плюсы и минусы политической демократии в условиях раннекапиталистического гражданского общества. Для него главное - указать на недостаточность гражданских прав и свобод для освобождения тру­дящихся от эксплуатации. К.Маркс - за политическую эмансипацию, права человека, но они недостаточны, поэтому необходима и человеческая эмансипация.

Тот же подход сохраняется и в "Святом семействе": "свободная человечность ... нашла свое классическое признание в так называемых всеобщих правах человека''¹⁶⁴.

Очевидно, что К.Маркс, преисполненный молодым критическим за­дором, недооценивает всеобщие права человека и  гражданина. Он пола­гал, что в условиях капитализма первой половины XIXв. демократиче­ские права и свободы ведут к индивидуализму, эгоизму, борьбе граж­дан друг с другом, а не способствуют их объединению. Точнее говоря, юридически закрепляют эти явления, хотя сами их и не порождают. К.Маркс оценивает всеобщие права с позиции общества будущего, в ко­тором ликвидирован дуализм гражданского общества и государства. Ка­питализм только начал утверждаться, а взор классика был устремлен вперед, в посткапиталистическое общество .Несомненно, .универсальность всеобщих прав, необходимость их и для социализма К.Марксом не отме­чена, он не увидел самоценности прав человека самих по себе.

Суммируя результаты анализа содержания воззрений К,Маркса и Ф.Энгельса на проблему прав человека, можно сделать вывод: классики марксизма в течение 1842-1848 гг. одновременно и критикуют доктрину прав человека¹⁶⁵, и защищают полноту прав и свобод человека¹⁶⁶.Пер­воначально может показаться, что противоречий во взглядах К.Маркса и Ф.Энгельса нет, так как они критикуют права человека с позиции того, что эти права не обеспечивают экономическое освобождение пролетариата, не избавляют его от эксплуатации и нищеты, а защищают права человека потому, что реализация их, политически освобождая пролетариат, создает предпосылки и для его экономического освобожде­ния.

Однако подобное предположение опровергается простой постанов­кой вопроса: какая судьба уготовлена К.Марксом и Ф.Энгельсом пра­вам человека в послереволюционном обществе будущего? А для досто­верного ответа на него прежде всего надо выяснить: исходя из каких соображений К.Маркс и Ф.Энгельс столь критичны по отношению к пра­вам человека?

Во-первых, в условиях раннекапиталистического общества установ­ление личной свободы для всех граждан не избавляло пролетариат от экономической кабалы, жесточайшей эксплуатации и нищеты. Констатация этого обстоятельства и лежит в основе критики основоположниками "на­учного социализма" в "Святом семействе" взглядов Б.Бауэра и К⁰на проблему прав человека. Впоследствии характер критики со стороны К.Маркса и Ф.Энгельса прав человека стал иным. Но К.Маркс и Ф.Энгельс в своей критике не ограничиваются этой мыслью.

Классики марксизма полагали, что права человека всецело производны от частнособственнического гражданского общества, а в нем че­ловек независим от других людей и связан с ними только узами част­ного интереса и "бессознательной естественной необходимости рабасвоего промысла и своей собственной, а равно и чужой своекорыстной потребности”¹⁶⁷.

Это, в свою очередь, с точки зрения К.Маркса и Ф.Энгельса, естественно ведет ко всеобщей борьбе человека против человека как эгоистических существ¹⁶⁸. Более того: "Анархия - есть закон гражданского общества, - пишут К.Маркс и Ф.Энгельс в "Святом семействе",- эмансипированного от расчленяющих общество привилегий, а анархия гражданского общества составляет основу современного публично-правового состояния, равно как публично-правовое состояние, со своей стороны, является гарантией этой анархии"¹⁶⁹.

Здесь необходим комментарий. Классики марксизма в процессе фор­мирования материалистического понимания истории (как известно, хро­нологически совпадающего с рассматриваемым нами периодом) прежде всего фиксируют ту детерминацию, которой они придавали первостепен­ное значение - обусловленность политической надстройки экономичес­ким базисом. Отправляясь от этого исходного пункта, они полагали, что права человека жестко определяются гражданским обществом сво­бодных товаропроизводителей, экономической свободой и эгоистически­ми интересами собственников средств производства со всеми вытекающи­ми отсюда негативными последствиями.

Теперь нам понятно, что материалистическое понимание истории, являясь необходимым подходом к анализу прав и свобод человека, в то же время недостаточно для полноты исследования. Существуют и другие зависимости и взаимосвязи между экономикой и политикой, политикой и духовной сферой и т.д., в том числе относительная самостоятельность политических институтов и отношений и их обратное активное воздействие на экономику, позднее отмеченное и самим Ф.Энгельсом¹⁷⁰.

Кро­ме того, К.Маркс и Ф.Энгельс абсолютизируют то состояние буржуазно­го общества, которое они наблюдают, и, экстраполируя его на будущее, односторонне истолковывают личную свободу граждан, изображая только экономический аспект положения личности, пренебрегая нравственными, эстетическими, психологическими, социально-психологическими, религи­озными и т.п. отношениями. Причем моделируется общество, представлен­ное только собственниками, разъединенными конкуренцией, хотя реаль­ное раннекалиталистическое общество не было "чисто" капиталистичес­ким, состояло и из мелкой буржуазии города и крестьянства, а глав­ное, в среде пролетариата проявлялась не только конкуренция, но и солидарность.

В-третьих, можно предположить еще следующее: классики марксиз­ма прогнозировали быстрое упразднение политической сферы в целом, государства в частности в результате победы пролетарской революции и в новых неполитических отношениях полагали ненужными индивидуаль­ные права человека, так как:

I) высокосознательный и высоконравст­венный человек нового общества не будет нуждаться во внешней регла­ментации, как, например, наделение его системой прав и свобод;

2)вме­сто индивидуализма и "суррогата коллективности", каким является, по Марксу, эмпирически наблюдаемое им государство, человек в свободной ассоциации - коллективе - получит "средства, дающие ему возможность всестороннего развития своих задатков, и, следовательно, только в коллективе возможна личная свобода"¹⁷¹. Или, другими словами, будет создано общество, в котором свободное развитие каждого явится усло­вием свободного развития всех. В результате этого в постреволюционном обществе, как полагали К.Маркс и Ф.Энгельс, установится демокра­тия свободы.

Позиция классиков марксизма в отношении прав человека и его свобод, как мы убеждаемся, противоречива: и гуманистична, прогрес­сивна, и исторически ограниченна, основываясь частично на иллюзор­ных идеях, не преодоленных до конца К.Марксом и Ф. Энгельсом или вы­двинутых ими самими (упрощенный, облегченный подход к совершенство­ванию человека; идея отмирания государства и всеобщего участия всех в управлении ит.д.).

С одной стороны, формулируется важный вывод, что ключом к дос­тижению реальной свободы человека является освобождение от экономи­ческого гнета, социальное благополучие, с другой стороны: I) недо­оцениваются правовые гарантии личной свободы, фактически отвергает­ся юридически закрепленная система гражданских и политических прав к свобод человека в обществе будущего и 2) преувеличивается значе­ние коллективности в ущерб личному, индивидуальному.

Тезис о свободном развитии человека без гарантий личных свобод становится декларативным и, более того, иллюзорным, так как зиждет­ся на наиболее уязвимом пункте социальной философии и социальной антропологии К.Маркса - его предположении о возможности воспитания в "массовом порядке", а по сути дела создании нового человека - всесторонне и гармонично развитого, высоконравственного и т.д.

Но даже если сделать фантастическое допущение, что воспитание такого человека осуществимо в реальности, а не только в воображе­ния, то в обществе будущего, по проекту К.Маркса и Ф.Энгельса,лич­ная свобода будет существенно ограничена в условиях планируемой и управляемой из одного центра экономики, превратится фактически в фикцию.

Многие критики экономического учения К.Маркса указывали на это обстоятельство. Отечественному читателю знакомы аргументы на сей счет Ф.Хайека из его сочинения "Путь к рабству" и из последней его работы "Пагубная самонадеянность"¹⁷².

Впоследствии мы специально рассмотрим парадоксы марксистской социальной философии, здесь же подчеркнем один из них: с однойстороны. К.Маркс и Ф.Энгельс ратовали за свободное развитие чело­века и за свободное развитие общества, являлись противниками "казар­менного коммунизма", с другой стороны, именно "казарменный комму­низм" и никакой другой стал бы реальностью, в которой не нашлось быместа личной свободе человека, если бы реализовались их социально-философские и экономические идеи, что отчасти и произошло¹⁷³.

В этом пункте анализа нас подстерегает опасность легковесных суждений. Дело в том, что эвристическая ценность политических и эко­номических идей классиков марксизма различна и возлагать на них ви­ну в одинаковой степени за трагедию, сопутствующую материализации этих идей, неправомерно.

Кроме того, надо отделить судьбу идей от самих классиков, так как, не говоря уже об основном - множестве опосредствованний и других личностей, стоящих на пути от формулиров­ки идеи до их практической реализации, - К.Маркс и Ф.Энгельс, столк­нувшись с "сопротивлением общественного материала" (человека и об­щества), скорее всего пересмотрели бы свои идеи, что они и делали неоднократно.

Если центральные экономические идеи К.Маркса и Ф.Энгельса недопускали двоякого толкования (ликвидация частной собственности, встрогом соответствии с логикой К.Маркса и Ф.Энгельса, интерпретиру­ется однозначно), то концепция демократии в связи с проблемой сво­боды может и должна интерпретироваться в силу амбивалентности самого содержания двояко, в зависимости от путей революций: формально-демократического или формально-недемократического.

Именно поэтому никак нельзя согласиться с теми современными кри­тиками марксизма первоначально в СССР, а теперь и в странах СНГ, ко­торые игнорируют последний момент. В противном случае Ю.Буртин, как наиболее известный и характерный из авторов подобной критики, не стал бы отождествлять позиции классиков марксизма и В.И.Ленина в отноше­нии объема и характера "изъятия из свобод, которые Маркс и Ленин считали естественными и необходимыми в условиях диктатуры пролета­риата"¹⁷⁴.

          Делать так значит, во-первых, упрощать и искажать поли­тические взгляды К.Маркса и Ф.Энгельса, игнорировать их амбивалент­ность, а во-вторых, верить на слово В.И.Ленину в том, что именно он и является верным интерпретатором логических взглядов класси­ков марксизма.

Если же названные аргументы покажутся недостаточными, то доба­вим еще один, возникающий после сравнения политических дел (интер­претируемых как однозначно превентивные к классовому врагу) вождя большевизма, основывающихся на его же однозначно трактуемых полити­ческих идеях, и неоднозначных слов классиков: В.И.Ленин осуществлял изъятия из свобод и прав социальных меньшинств не только в силу ло­гики классовой борьбы, что согласно марксизму, оправдано, но и из­начально, как превентивная мера, по макиавеллистски понятой логике политической целесообразности - изъятия из свобод печати на второй день после Октябрьского переворота или разгон демократически избран­ного Учредительного собрания, в выборах которого участвовали и боль­шевики (подтверждая тем самым законность и легитимность избирательной кампании), тем более и сам Октябрьский переворот был осуществлен большевиками под лозунгом и для скорейшего созыва Учредительного собрания. Подобная превентивная политическая практика осуществлялась в силу идеи-фикс В.К.Ленина, которую можно назвать "презумпцией несвободы для экс­плуататоров" .

Взгляды К.Маркса и Ф.Энгельса не дают основания однозначно при­писывать им "презумпцию несвободы для эксплуататоров". Это сделать невозможно прежде всего потому, что классики марксизма вообще уде­ляли мало внимания в позитивном плане проблемам формирования, орга­низации и функционирования политической власти, ее правовому полю в постреволюционном обществе. Главная же причина состоит в том, что если, согласно К.Марксу и Ф.Энгельсу, завоевание власти осуществля­ется по относительно мирному и формально-демократическому пути, то после этого по логике вещей свобода и права человека, по крайней ме­ре до вооруженного выступления, сопротивления представителей отстра­ненного от власти класса, будут распространяться на всех без изъя­тий. Что же касается нарушителей закона, то к ним и только к ним и должноприменяться уголовное законодательство на общем основании, а не к классу в целом.

Таким образом, различия во взглядах между К.Марксом и В.И.Лениным по указанному вопросу не вымысел,он  проглядывают достаточно зримо.

Хотя и здесь найдется возражение: государственную власть боль­шевики взяли не демократическим, мирным, а незаконным, вооруженным, насильственным способом, и поэтому гипотетические намерения класси­ков распространить свобода и права человека на всех без изъятий граждан к данной ситуации не подходят.

Но приведенное возражение некорректно. Дело в том, что харак­тер изъятия власти большевиками, как это ни парадоксально звучит,не может быть оценен однозначно как недемократический, незаконный, до5января 1918 г.

Действительно, Сoвeты существовали де-факто 8 ме­сяцев как представительный орган власти наряду с Временным прави­тельством. (Даже содержание лозунга “Вся власть Советам!”означало, что частью власти Советы уже обладали). Именно поэтому в условиях двоевластия Советы были фактически легитимизированы. Это косвенно подтверждается тем фактом, что руководители меньшевиков и эсеров в пре­доктябрьские месяцы и занимали ключевые позиции во Временном прави­тельстве (а в третьем коалиционном составляли даже большинство) , и возглавляли ВЦИК первого созыва.

Октябрьскому перевороту предшествовала большевизация рабочих и солдатских Советов. Большевики на II Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов имели больше половины голосов (к от­крытию съезда 390 делегатов из 649). Съезд оставался правомочным и после ухода делегатов ряда фракций (осталось 625 делегатов из 670).А решение о передаче власти Советам было принято большинством в 505 голосов из 670 делегатов. II же Всероссийский съезд Советов кресть­янских депутатов в конечном счете одобрил решение 2-го съезда рабо­чих и солдатских депутатов. И, наконец, самое главное: большевиками была взята власть через Советы временно, с целью и до созыва Учреди­тельного собрания¹⁷⁵.

Таким образом, политический переворот в столице (что важно под­черкнуть), осуществленный большевиками до 5 января 1918 г. (разгонУчредительного собрания) был отчасти легитимен и отчасти формально-демократичен.

Большевики пока могли голословно утверждать, что за ними большинство трудящихся масс. Вместе с тем именно поэтому в опи­сываемой политической ситуации большевики шли вразрез с идеями классиков марксизма, лишая свободы печати оппозиционные партии [27 октября (9 ноября) 1917 г.] или объявляя [28 ноября (II де­кабря) 1917 г.] "врагами народа" кадетов и арестовывая их лидеров.

После же разгона Учредительного собрания (6января 1918 г.), где большевики имели только четвертую часть депутатов, большевист­ская власть потеряла частичную легитимность и частичную демократичность. Государственная власть тем самым была окончательно и полнос­тью узурпирована большевиками (временно в коалиции с левыми эсерами, мало что меняющей). А это означало, что вожди большевизма оконча­тельно лишились оснований апеллировать к марксистской политической и социальной доктрине, так как пролетариат составлял меньшинство в составе населения, а крестьянство поддерживало в большинстве своем (в русских по национальному составу губерниях) правых эсеров. Узур­пировав власть, большевики развязали гражданскую войну.

После приведенной аргументации читатель, думается, убедился в том, что неправомерно отождествлять политические взгляды классиков марксизма и В.И.Ленина по вопросу об изъятии из свобод в условиях диктатуры пролетариата. Хотя, конечно, К.Маркс и Ф.Энгельс писалиобизъятиях из свобод, но в связи с другими проблемами и в другом отношении.

Так, К.Маркс в "Критике Готской программы" в 1875 г., рассмат­ривая в социально-философском плане проблемы свободы гражданского общества в его связи с государством, утверждал, что до тех пор, пока государство стоит над гражданским обществом, свободы в собст­венном смысле слова быть не может. "Свобода состоит в том, - отме­чал он, - чтобы превратить государство из органа стоящего над обще­ством, в орган, этому обществу всецело подчиненный"¹⁷⁶.

Какую свободу подразумевает здесь К.Маркс? Явно не ту, которую имеют в виду либеральные демократы - ведь согласно их концепции,де­мократическая республика в полноте либерально-демократических прин­ципов и является органом, в преобладающей степени подчиненнымобще­ству.

Симптоматично, что и К.Маркс в "Критике...”, и Ф.Энгельс в Пись­ме к А.Бебелю от 18-28 марта 1875 г. ополчаются против используемо­го в Готской программе выражения "свободное государство". Авторы программы, конечно же, "свободным" называют государство, в котором существуют система политических и гражданских прав и свобод граждан, иадивидуальная свобода граждан, правовыми рамками ограничиваются власть государства, ее вмешательство в гражданское общество.

Однако основоположники марксизма, как будто преднамеренно иг­норируют этот смысл и буквально придираются к указанному термину: свободное государство, по их мнению, означает государство,свободное "по отношению к своим гражданам, т.е. государство с деспотическим правительством”¹⁷⁷.

К.Маркс и Ф.Энгельс, таким образом,придают тер­мину "свободное государство" противоположный смысл. Это вовсе не случайно. Исходные пункты у авторов программы и классиков различны. Данное обстоятельство особенно наглядно выявляется в упомянутом пись­ме Ф.Энгельса к А.Бебелю: "Говорить о свободном народном государст­ве есть чистая бессмыслица: пока пролетариат еще нуждается в госу­дарстве, он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство как таковое перестает существовать"¹⁷⁸.

В.И.Ленин был в восторге от процитированного пассажа Ф.Энгель­са, называя его одним "из самых замечательных, если не самым заме­чательным рассуждением в сочинениях Маркса и Энгельса по вопросу о государстве..."¹⁷⁹. Когда летом 1917 г. В.И.Ленин писал приве­денные слова, он явно "болел" революционный нетерпением, "манией насилия" и "политическим дальтонизмом", поэтому видел в теоретичес­ком наследии лишь то, что мог видеть.

Конечно, справедливости ради надо сказать, что отмеченный под­ход К.Маркса и Ф.Энгельса, согласно которому любое государство (в том числе демократическая республика), будучи политическим институ­том классового насилия, подавления, является антиподом свобода, за­нимает значительное место в политической доктрине марксизма.Но ведь его основоположники, хотя и не столь часто и явно,одновременно пи­сали о государстве и как о политическом институте "общих дел" для всех классов, как о комитете по осуществлению социального управле­ния обществом в целом¹⁸⁰.

Здесь мы в очередной раз сталкиваемся с противоречивостью и ам­бивалентностью политической доктрины К.Маркса и Ф.Энгельса. Кроме того, оба текста - "Критика..." и "Письмо" - полемические сочине­ния, поэтому мысль в них выражена в категорических суждениях.

И все же основная мысль, высказанная К.Марксом, имеет эвристи­ческую ценность: с одной стороны, осуществление контроля со стороны гражданского общества над государством, а с другой стороны, уста­новление оптимальной меры воздействия государства на жизнь общества.

Резюме.Генеральное направление в развитии общества от проле­тарской демократии большинства к неполитической "демократии" свобо­ды всех, спрогнозированное классиками марксизма в теории и сформу­лированное в программе, на практике подтверждается как идеальная тенденция развития лишь отчасти, по отношению к цели - политичес­кой, экономической и социальной демократии свободы всех и осуществля­ется более медленными темпами и самое главное - не так, как предпо­лагали К.Маркс, Ф.Энгельс и многие из их последователей до недавне­го времени: не через отмирание политической сферы и государства, не через деятельность класса-мессии - пролетариата - и не через клас­совую борьбу и общественную революцию как магистральный путь Чело­вечества на протяжении всей его истории, хотя вплоть до конца XIX в. на поверхности общественного бытия именно он был главенствушцим,пре­обладающим. На поверхности, ибо в глубине протекали незримые про­цессы, и определяющие в действительности ход истории.

ПРИМЕЧАНИЕ

¹⁶⁰ЛапинН. И. Указ.соч. С.113.

¹⁶¹См.; Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.I. С.399-401.

 ¹⁶²Там же. С.401-402.

            ¹⁶³Там же. С.392.

             ¹⁶⁴Там же. Т.2. C.I24-I25.

           ¹⁶⁵См.: Там же. T.I. С.399-406; Т.2. C.I25-I26.

           ¹⁶⁶См.: Там же. T.I. С.55, 633-635.

            ¹⁶⁷Там же. С.125.

            ¹⁶⁸Там же. С.128. См. также: Т.З. C.I87.

            ¹⁶⁹Там же. Т.2. C.I29.

              ¹⁷⁰См.:Там же. Т.37. C.394-395; Т.39. С.82. См.также: Фран­цузские марксисты о диалектике: Пер. с франц. М.: Прогресс, 1982. С.228-290; Момджян К. X. Умер ли марксизм? (Материалы дис­куссии)// ВФ. 1990. № 10. С.49-50.

             ¹⁷¹Маркс К., ЭнгельсФ. Соч. Т.З. С.61.

               ¹⁷²Х а й е к Ф. Дорога к рабству// ВФ. 1990. № I0.C.99-151;№ 11. С.123-165; I 12. С.103-149; Он же. Пагубная самонаде­янность. Сшибки социализма: Пер. с англ. М.: Новости, catallaxy,1990.- 304 с.

              ¹⁷³"Отчасти",потому, что хотя в СССР установился "казарменный социализм”, но парадокс состоит в ток, что лишь отчасти он был детерминирован идеологическим фактором, объективацией ряда идей клас­сиков, причем вразрез с рядом других идей социальной философии клас­сического марксизма. В остальном "казарменный социализм" был обус­ловлен воздействием совсем других объективных и субъективных факто­ров.

¹⁷⁴Буртин Ю. Указ.соч. С.5.

¹⁷⁵См.: Второй Всероссийский съезд Советов. М.; Л.; Гос.изд-во, 1928. С.XХХVШ,53; Великая Октябрьская социалистическая революция: Энциклопедия/ Под ред. П.А.Голуба и др. 3-е изд., доп. М.: Совет­ская энциклопедия, 1987. С.100, 107-108.

¹⁷⁶Маркс К., ЭнгельсФ. Соч. Т.19. С.26.

¹⁷⁷Там же. С.5.

           ¹⁷⁸Там же .

           ¹⁷⁹Л е н и н В. И. ПСС. Т.33. С.35.

¹⁸⁰Маркс К., ЭнгельсФ. Соч. Т.23. С.342; Т.25. Ч.1. С.422; Т.26. Ч.1. С.293.

Страна, погрузившая мир в огонь управляемых в том числе с помощью соцсетей арабских революций очень внимательно следит за тем, как ведут себя в соцсетях собственные граждане и строит новые тюрьмы.

За виртуальные, но злонамеренные призывы в соцсетях можно пострадать вполне реально даже в цитадели демократии. Суд штата Алабама отправил 26-летнего Джарвиса Бриттона на год в тюрьму - в прошлом году парень призвал в Твиттере покончить с Бараком Обамой. «Давайте убьем президента!», - написал в сентябре Бриттон, подмахнув там же аббревиатуру подпольной организацией F.E.A.R (в сокращении «страх», а в расшифровке - «вечно терпеливые, всегда готовые»). Она, кстати, готовила госпереворот и сейчас переживает свой судебный процесс.

Реакция так любящих показывать России ее последнее место в различных рейтингах и докладах, повествующих о "свободе слова" нулевая. Лев Пономарев, Людмила Алексеева, блогеры и адвокаты, "гражданские активисты", в том числе недавно посетившие Таксим, отдыхают где-то на травке Спасо-Хауса.

На время заменим уважаемых "правозащитников" и взглянем, что в России бывает за такие слова. За тексты подобного рода (конкретно указывающие на главу государства) у нас дают условно(да и случаев было буквально два-три). За вот такие случаи авторам вовсе не бывает ничего, ничего не было и пресловутым Pussy Riot за песню "освободи брусчатку", в которой авторы вовсе призывают сделать Тахрир на Красной площади, потому что "не было состава преступления". Водометные машины Бабченко суд, напомним, тоже оставил без внимания.

За виртуальное, пока оно не закончится камнями, летящими в ОМОН, у нас, по сути, не наказывают. Может оно и не стоит никого наказывать, да только вот кричать при этом о нарушении свободы слова в России, где в соцсетях можно писать вообще все, а в СМИ называть "критикой" откровенную ругань в адрес руководства страны, глупо.

UPDATE
Уже отвечая на комментарии, вспомнил шикарную историю недавнего прошлого с участием, кстати, оппозиционной "Новой Газеты":
Помимо Милашиной, Госдеп наградил представительниц Афганистана, Гондураса, Нигерии, Сомали, Китая, Сирии, Вьетнама и Индии. Египтянка Самира Ибрахим в последний момент была исключена из списка награжденных за антиамериканские и антисемитские высказывания, обнаруженные в ее Twitter.

Я не знаю, где люди берут мои тексты, но периодически в каких-то ЖЖ, группах в контакте, на стенах фейсбука и т.д попадаются отрывки - фразы, стихи, целые эпизоды. В сети, вроде бы, доступна только одна книга - "Два берега", но встречается набор из других. Загадочное явление. Неужели сканируют страницы? Вот, нашла в каком-то сообществе отрывок из "Девушки, которой не было". Это Агата, одна из моих любимых героинь, образец для бусины, так сказать
...
- Десять лет! Десять лет лишения свободы. Слова-то какие страшные – лишение свободы. Если подумать, то это и есть самое страшное – когда ты не свободен.
- Вы думаете, что формальное определение соответствует истине?
- А почему нет?
- Свобода – это не внешнее явление, а внутреннее. Можно быть закрытым в четырех стенах, но оставаться свободным. Свободным в мыслях, свободным в творчестве, свободным в саморазвитии, в духовном росте, в симпатиях и антипатиях, в идеях и целях. Разве это не свобода? Разве свобода – это возможность пойти в ресторан или в кино? Свобода – это в первую очередь свобода мышления…
Если взять среднестатистического человека, не сидящего в тюрьме, и рассмотреть его жизнь, можно увидеть, что он ничуть не более свободен, чем среднестатистический человек, в тюрьме сидящий…
Потому что он от всего зависим. Он зависим от начальника, и не выскажет своего мнения – прогнется. Он зависим от коллег (вдруг донесут или подсидят!) и играет в корпоративные игры, теряя себя. Он зависим от семьи – он врет жене (мужу) потому, что проще скрыть, чем достичь понимания и гармонии в отношениях, когда можно говорить правду и ничего не бояться. Он зависим от мнения окружающих, от родителей, от родственников и друзей. Он до ушей накачан интроекциями в стиле: «Муж должен содержать семью». Или: «Хорошая мать должна сидеть с ребенком до трех лет». Стереотипами в стиле: «Брак без росписи ненастоящий» или: «От хороших жен не уходят», а заодно рекламой и пропагандой. Он на слово верит каждому, кто с уверенным видом произносит: «Статистика подтверждает» или «Ученые установили». Он всегда предпочитает готовые решения, мечтает о деньгах, чтобы купить машину круче, чем у соседа, или не работать, но чтобы хватало на все. Он бредит «красивой жизнью», но красота этой жизни всего лишь в шмотках, салонах, гаджетах и прочей материальной, не особо даже и нужной ерунде. Он читает то, что ему навязывают маркетологи, слушает музыку, которую ему навязывают продюсеры, смотрит передачи, которые ему навязывает телевидение, – и уверен в свежести своих суждений. Он знает, как управлять страной, как писать книги, как воспитывать детей и как правильно жить. Если его запустить на форум, он за день напишет сто фраз, каждую из которых можно смело брать в цитатник «Штампы нашего времени». Он считает, что ему все должны. Государство перед ним в долгу потому, что он родился тут. Супруг в долгу потому, что супруг. Родители – потому, что родили. Дети – потому, что он их родил. Друзья – потому, что он с ними общается. А окружающие ему должны по факту его существования. Если кто-то почему-то отказывается вести себя так, как предписывает выдуманный среднестатистическим человеком долг, человек ужасно обижается, впадает в ярость и объявляет его своим врагом. Пакостит он мелко. Еще среднестатистический человек обязательно жаждет религии, в которой понимает только одно – есть возможность переложить ответственность за свои мысли, слова и поступки на кого-то другого, то есть на Бога. И с радостью перекладывает. После нескольких лет в лоне церкви начинает пакостить с удвоенной силой и чувствует свое превосходство над всеми. И вы хотите сказать, что он свободен? Нет, он в тысячу раз менее свободен, чем любой философ, чем любой просто умный человек, запертый в четырех стенах. У умного нельзя отнять его мысли. У среднестатистического мыслей нет. И кого следует пожалеть?

 

Публикую первую часть  параграфа седьмого из первой главы своей старой,двадцатилетней давности, научной монографии  - Волков-Пепоянц Э.Г. МЕТАМОРФОЗЫ И ПАРАДОКСЫ ДЕМОКРАТИИ. ПОЛИТИ­ЧЕСКАЯ ДОКТРИНА БОЛЬШЕВИЗМА: ИСТОКИ, СУЩНОСТЬ, ЭВОЛЮЦИЯ, АЛЬ­ТЕРНАТИВЫ. 19I7-I929 гг. В 2-х книгах. Кн.1. - Кишинев: “LEANA”.1993. - XXXII+ 464 с.

Глава первая. СОДЕРЖАНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ КОНЦЕПЦИИ ДЕМОКРАТИИ К.МАРКСА И Ф. ЭНГЕЛЬСА

1.7.К.Маркс и Ф.Энгельс о свободе как атрибуте демократии и демократии свободы. Проблема прав человека.

Противоречивость и парадоксальность концепции

 

Проблема "демократия-свобода" сама по себе "многослойна".имеет сложную внутреннюю структуру; кроме того, взгляды К.Маркса и Ф.Эн­гельса на проблему прав человека, его гражданских и политических свобод неоднозначны. Вое это предопределяет необходимость строгого, скрупулезного анализа данной проблемы.

Неотъемлемым, атрибутивным свойством демократии, согласно взгля­дам классиков марксизма, как мы убедились, рассматривая некоторые их сочинения 1842-1844 гг.,является свобода. Предварительный логи­ческий анализ проблемы "демократия-свобода" устанавливает, что сво­бода как атрибут демократии проявляется по крайней мере в следующих аспектах.

Во-первых, сама демократия, как общественный и политиче­ский строй, должна быть свободном продуктом свободного человека, сво­бодного народа, а не навязанным извне политическим режимом, вопреки потребностям, интересам, желаниям народа.

Во-вторых, для уже установившейся демократии характерно прежде всего свободное волеизъявление народа, свобода его выбора - прямо или через представителей - во всех аспектах жизнедеятельности общества.

В-третьих, политическая демократия наделяет своих граждан системой гражданских  и политических прав и свобод, в том числе индивидуальной свободой по отношению к публичной власти.Правда, мы тут «спотыкаемся» об известную дилемму: означает ли это, что если субъект власти - свободный народ - свободно, по своей воле установит у себя демократический строй, то он  вправе, если на то будет его воля, использовать демократическую процедуру для замены демократии деспотизмом, автократией. И другая, связанная с первой дилемма: мо­жет ли свободно, по демократической процедуре избранный парламент свободно принять любой закон, каким бы то ни было его содержание, к примеру, закон, ущемляющий права национальных или социальных мень­шинств или права человека.

Возникает, казалось бы, ситуация "заколдованного" круга: если парламент, как верховный представительный орган власти, не может упразднить сам себя или демократический режим в целом, а также ог­раничить или отменить те или иные конституционные права меньшинства или человека, то он формально ограничен в своей свободе принятия решений. То же самое относится и к самому суверену власти - народу: если он в принципе не вправе сам себя лишить власти или ограничить себя в свободах, то он ограничен в свободе принятия решений. (Хотя можно было бы и перевернуть вопрос: в своей суверенности - независи­мости - народ вправе, если на то есть его воля, свободно сам себя и ограничить.)

Вместе с тем если парламент или же сам народ волен принять та­кого рода закон, то ограничивается свобода у части тех, кому при­надлежит власть или же ущемляются права всех.

Однако описанный круг в ряде моментов размыкается¹⁴⁴.

Указанная дилемма анализировалась многими политологами. Боль­шое внимание совокупности проблем, связанных с ней и с другими сопряженными вопросами, уделял один из крупнейших мыслителей совре­менности, последовательный и многолетний адепт либерализма Ф.Хайек в своем трехтомном труде "Закон, законодательство и свобода". Лейт­мотив его размышлений заключается в том, что демократия не может означать неограниченную волю большинства, неограниченную свободу принятия ими решений. В третьем томе трилогии "Общество свобод­ных" (дословно: "Политический строй свободного мира") Ф.Хайек наме­чает конституционную реформу, благодаря которой можно было бы обес­печить правление справедливого закона и "предотвратить перерождение общества свободных в общество рабов".

Широко распространенное в массовом сознании многих стран, в том числе и в СНГ, мнение, согласно которому парламент, раз уж он избран народом и опирается на его авторитет, может принимать любое решение, которое сочтет нужным, может привести к печальным пос­ледствиям - ничем же ограниченный парламент неизбежно превращается в орудие подавления прав и свобод человека, этнических меньшинств и т.д.

Именно поэтому Ф.Хайек предлагает конституционную систему - два представительных собрания, - лишающую парламент возможности служить ин­тересам отдельных групп и подавлять меньшинство¹⁴⁵.

Хотя молодые К.Маркс и Ф.Энгельс прямо не исследовали перечис­ленные дилеммы, однако они рассматривали родственную проблему огра­ничения произвола государственной власти, осуществляемой системой прав и свобод человека, и поэтому их подход созвучен отмеченным ди­леммам, корреспондирует с ними, что убедительно подтверждает эврис­тическую ценность и практическую значимость для современности демо­кратических идей молодых классиков в домарксистский период.

В конце предыдущего параграфа мы могли убедиться в том, как молодой Ф.Энгельс в публицистических статьях отстаивал полноту де­мократических прав и свобод человека.

Первые шаги К.Маркса в роли публициста также связаны с его выс­туплениями в защиту ряда политических прав и свобод. Будучи редакто­ром "Рейнской газеты", он последовательно отстаивал свободу печати. В первой статье, посвященной дебатам шестого рейнского ландтага "Дебаты о свободе печати и об опубликовании протоколов сословного соб­рания", К.Маркс, анализируя полемику в ландтаге, рассматривает не только свободу печати, но и, правда, мимоходом, касается философской проблемы свободы. Делает он это хотя и тезисно, пунктирно, но дос­таточно определенно. Защищая свободу печати от цензурных ограниче­ний, К.Маркс выходит за рамки свободы печати и распространяет про­странство свободы на всю интеллектуальную деятельность человека, его творчество. Для него свобода является неотъемлемым свойством чело­веческой природы, родовой сущностью его духовного бытия¹⁴⁶, отсутст­вием ограничений для духовной деятельности человека. К.Маркс, оце­нивая ход дебатов о свободе печати, замечает, что выступающие "хо­тят ограничить объективный материалпечати, круг его действий и бытия.Пошло, по-рыночному они прицениваются: сколько свободы долж­но быть отпущено свободе печати?”¹⁴⁷

Но подобная постановка вопроса, схожая с позицией торгаша, по Марксу, неправомерна. Наряду с духовной свободой К.Маркс упоминает и свободу разнообразных видов практической деятельности: "промысло­вая свобода", "свобода собственности", "свобода суда".  Однако при этом он специально оговаривает, что у каждого из видов есть собст­венный критерий, мерило свободы и нельзя, чтобы, к примеру, мерило свободы, пригодное для промысла, служило мерилом свободы для печати.Именно поэтому

свобода печати есть нечто совсем иное, чем промысловая свобода¹⁴⁸.

Весьма поучительно ознакомиться с логикой мысли и суждениями К.Маркса в защиту свободы печати. Основоположник марксизма шаг за шагом аргументированно опровергает все доводы противников свобода печати, защитников подцензурной печати. (Удивительно, насколько не­которые выступления на Пленумах ЦК КПСС в недавнем прошлом, уже в период гласности, например в апреле или  сентябре 1989 г., а потом в парламентах ряда стран СНГ, спустя более полутораста лет после де­батов в рейнском ландтаге, напоминали выступления тех, кого опро­вергает К.Маркс.)

Во-первых, К.Маркс отмечает, что вопрос не в том, должна ли существовать свобода печати или нет, - она всегда существовала. "Вопрос в том, составляет ли свобода печати привилегию отдельных лиц или же она есть привилегия человеческого духа"^149.

Во-вторых К.Маркс сопоставляет свободную и  подцензурную печать и однозначно становится на сторону первой. "Сущность свободной пе­чати, - пишет он, - это дружественная, разумная, нравственная сущ­ность свободы. Характер подцензурной печати — это бесхарактерное уродстве несвободы, это - цивилизованное чудовище, надушенный урод"¹⁵⁰.

Конечно, низменный образ мыслей, личные дрязги, гнусности мо­гут иметь место, сожалеет К.Маркс, не только в подцензурной но и в свободной печати. Но если для подцензурной печати они являются проявлением ее сущности, то для свободной эти издержки незакономер­ны. Запрещать свободную печать под этим предлогом - это все равно, что запрещать людям пользоваться языком, головой, руками и ногами из-за того, замечает К.Маркс, что "есть дурные люди, которые зло­употребляют языком для лжи, головой - для интриг, руками - для во­ровства, ногами - для дезертирства ". Та свободная печать, кото­рая дурна, не соответствует характеру своей сущности. Подцензурная же печать "в своем лицемерии, бесхарактерности, в присущем ей языке кастрата, в своем собачьем вилянии проявляет только внутренние ус­ловия своей сущности"¹⁵²

С точки зрения К.Маркса, у свободной печати может быть только одна цензура - свободная, неподцензурная критика. Она - тот суд, ко­торый свобода печати порождает изнутри себя. Цензура же есть крити­ка в качестве монополии правительства.

"Но разве критика, - вопрошает Маркс,- не теряет разумный ха­рактер, когда она является не открытой, а тайной, не теоретической, а практической, когда она не выше партий, а сама становится парти­ей, когда она действует не острым ножом разума, а тупыми ножницами произвола, когда она хочет только выступать с критикой, но не под­вергаться ей, когда она... настолько некритична, что ошибочно при­нимает отдельного индивида за воплощение универсальной мудрости, веления силы - за веления разума''¹⁵³.

Конечно, констатирует К.Маркс, нельзя пользоваться преимущест­вами свободной печати, не относясь в то же время терпимо к ее не­удобства. Но преимущества, безусловно, перевешивают неудобства. Опять пере несясь в наши дни, хотелось бы надеяться, что это понима­ют и политики "новой волны" в странах СНГ.

"Свободная печать, - по образному выражению К.Маркса, - это зоркое око народного духа, воплощенное доверие народа к самому себе, говорящие узы, соединяющие отдельную личность с государством и с целым миром; она - воплотившаяся культура, которая преображает ма­териальную борьбу в духовную и идеализирует ее грубую материальную форму. Свободная печать - это откровенная исповедь народа перед самим собой, а чистосердечное признание, как известно, спасительно. Она - духовное зеркало, в котором народ видит самого себя, а само­познание есть первое условие мудрости... Она всестороння, вездесуща, всеведуща. Она - идеальный мир, который непрерывно бьет ключом из реальной действительности и в виде всевозрастающего богатства духа обратно вливается в нее животворящим потоком"¹⁵⁴.

Рассуждения о свободной печати не умозрительны. В Северной Америке, по мнению К.Маркса, можно найти "свободу печати в ее наи­более чистой и естественной форме"¹⁵⁵.

Противники свобода печати пытаются обвинить свободную печать в деморализующем воздействии, в подрыве веры в высшее назначение че­ловека. По мнению Маркса, дело обстоит как раз наоборот. Деморали­зующим образом действует одна только подцензурная печать .Величайшим ее пороком являетсялицемерие, из него проистекают остальные ее недостатки, в которых нет и зародыша добродетели, проистекает ее са­мый отвратительный - даже с эстетической точки зрения - порок пас­сивности.

<<Правительство, - отмечает К.Маркс,- слышит только свойсобственный голос, оно знает, что слышит только свой собственныйголос, тек не менее оно поддерживает в себе самообман, будто слышитголос народа, и требует также и от народа, чтобы он поддерживал этотсамообман. Народ же, со своей стороны, либо впадает отчасти вполитическое суеверие, отчасти в политическое неверие, либо, совер­шенно отвернувшись от государственной жизни, превращается в толпулюдей, живущих только частной жизнью.

Если господь бог только на шестой день сказал о собственном творении: "И увидел, что все - хорошо", то подцензурная печать каждый день восхваляет творения правительственной воли; но так как одиндень непременно противоречит другому, то печать постоянно лжет и приэтом должна скрывать, что она осознает свою ложь, должна потерятьвсякий стыд.

Тем самим, народ вынуждается рассматривать свободные произведе­нии мысли как противозаконные, он приучается считать противозакон­ное свободным, свободу - беззаконным, а законное - несвободным. Такцензура  убивает государственный дух.>>¹⁵⁶. (Подчеркнуто нами.- Э.В.-П).

Здесь же К.Маркс формулирует крайне важные демократические принципы: свободная и независимая печать равноправна как с рядовыми граж­данами, так и с институтами власти, - а также обозначает идею о том, что средства печати (и средства массовой информации и коммуникации, добавим мы) составляют обособленную, своеобразную ветвь власти публичного, гласного контроля: "...дополнительным элементом, с го­ловой гражданина государства и с гражданским сердцем, и является свободная печать. В области печати правители и управляемые имеют одинаковую возможность взаимно критиковать свои принципы и  требова­ния, но не в рамках отношений субординации, а на равных правах, как граждане государства - уже не как индивидуальные личности, а как интеллектуальные силы, как выразители разумных воззрений"¹⁵⁷.

К.Маркс безусловно отвергает не только всякую цензуру, но и определенные ограничения свободы печати под предлогом некомпетент­ности автора. В связи с подобным ограничением возникает проблема: кто будет решать вопрос о компетентности того или другого автора? Кант, вполне может быть, замечает К.Маркс, не признал бы Фихте компетентным философом, а Птоломей - Коперника компетентным астро­номом.

А главное, раз господствует привилегия для компетентных, то разумеется, правительство имеет полное право утверждать, что оно в отношении всех своих дел есть единственный компетентный автор. И следствием подобного положения получилось бы то комическое противо­речие, указывает К.Маркс, что компетентный автор был бы враве без цензуры писать о государстве, некомпетентный же был бы вправе писать о компетентном только с разрешения цензуры.

Именно поэтому свобода печати и означает отсутствие какой-либо цензуры под любым предлогом и в любой сфере.

К чему может привести отступление от этого правдива, свидетель­ствуют дебаты в ландтаге, исследуемые К.Марксом. В самом начале заседаний возникли дебаты, в ходе которых председатель заявил, что печатание протоколов ландтага, как и всякого рода других произведе­ний, подлежит цензуре, но что в данном случае он, председатель, заступает место цензора.

Оценивая этот политический эпизод, К.Маркс резонно спрашивает: разве уже в одном этом пункте дело свободы печати не совпало со свободой ландтага? Эта коллизия тем более интересна, что здесь ландтагу было дано доказательство того, "как прозрачны все осталь­ные свободы при отсутствии свободы печати. Одна форма свободы обу­словливает другую, как один член тела обусловливает другой. Всякийраз, когда под вопрос ставится та или другая свобода, тем самымставится под вопроси свобода вообще. Всякий раз, когда отвергает­ся какая-либо одна форма свободы, этим самым отвергается свободавообще(подчеркнуто нами. - Э.В.-П). - она обрекается на призрачное существование, и от чистой случайности будет зависеть, в какой имен­но области несвобода будет безраздельно господствовать. Несвобода становится правилом, а свобода - исключением из правила, делом слу­чая и произвола. Нет поэтому ничего более ошибочного, чем полагать, будто вопрос об особой форме существования свобода есть особый воп­рос. Это - общий вопрос в пределах особой сферы. Свобода остается свободой, в чем бы она ни выражалась: в типографской ли краске, во владении ли землей, в совести или же в политическом собрании”¹⁵⁸.

Процитированный фрагмент нуждается в комментарии. Его лейтмо­тив - зыбкость прав и свобод человека, дарованных сверху автократи­ческой государственной властью.

Зыбкость недемократического строя как в вопросах прав и свобод человека, так и в вопросах свобод вообще заключается в том, что законодатель руководствуется не идеалом политической свободы, общей мерой свободы, а методом проб и ошибок, в каждом конкретном случае собственным разумением определяет особый вид свободы.

Политическая демократия также может устанавливать ограничения для политической свобода, но с той принципиальной разницей, что, во-первых, эти ограничения будут устанавливаться путем свободного во­леизъявления представителей всего народа, а не произволом меньшинст­ва, во-вторых, эти ограничения носят временный характер, и, в-тре­тьих, они осуществляются через правовой механизм, по крайней мере должны так осуществляться. Правда, большинство тоже не застраховано от поспешности, непродуманности, ошибок, злоупотреблений. (С этим обстоятельством и связана рассматриваемая выше дилемма). Наилучшим фактором, препятствующим отмеченным негативным сторонам демократии, может служить высокая нравственность гражданского общества, нравст­венность законодателей, а в реальной жизни компенсаторным, предохранительным механизмом от злоупотреблений властей может служить пра­вовое пространство деятельности законодателей в частности, полити­ческой власти в целом, установление конституционного строя.

Поэтому К.Маркс совершенно справедливо указывает, что свобода в особой сфере есть общий вопрос в пределах особой сферы, конкретизация политического идеала свободы применительно к особой сфере.

Таким образом, К.Маркс различает основное содержание понятия "свобода" от того или иного вида свободы, в том числе политической, и соответственно - общий критерий свободы от конкретизации этого критерия для отдельных видов свободы.

В советской литературе, вплоть до распада СССР, было принято характеризовать воззрения К.Маркса изучаемого периода на свободу в целом, свободу печати в частности как идеалистические: "Маркс вос­певает народную печать, хотя прославление свобода печати и, следова­тельно, свободы вообще идет с позиции идеализма"¹⁵⁹.

(Окончание параграфа последует)

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

¹⁴⁴В дальнейшем мы специально остановимся на анализе отмечен­ной дилеммы.

         ¹⁴⁵См.: X а й е к Ф. А. Общество свободных: Пер. сангл.А.Кустарева. Под ред. Ю.Колкера. Пред. и поясн. к рус. изд. Э.Батлера. London: ОРILtd, 1990. - 309 с.

¹⁴⁶См.: Маркс К., ЭнгельсФ.Соч. T.I. С.51.

¹⁴⁷Там же. С.80.

        ¹⁴⁸Там же. С.75.

        ¹⁴⁹Там же.С.55.

        ¹⁵⁰Там же .C.1OO.

        ¹⁵¹Там жес.101.

        ¹⁵²Там же.С.58.

        ¹⁵³Там же. С.59-60.

        ¹⁵⁴Там же. С.65-66.

        ¹⁵⁵Там же. С.68.

        ¹⁵⁶Там же С.69.

        ¹⁵⁷Там же. С.206.

         ¹⁵⁸Там же. С.83.

         ¹⁵⁹История политических учений. Ч.2: Учебник/Под ред.К.А.Мокичева. М.: Высшая школа, 1972. С.12.