Историческая энергия общества, его инновационный потенциал и способность к развитию обусловлены не только объективными условиями его существования, но и особенностями коллективного целеполагания, выраженными в формах национальной мечты. Конечно, наличие мечты еще не составляет достаточного условия прогресса. Однако она является необходимым источником побуждающих к нему мотиваций.

Приземленные стремления не могут принести выдающихся результатов. И в то же время, когда мы задумывается об успехе больших исторических проектов, то всегда обнаруживаем за ними дерзновенный полет мечты, как бы прорывающей узкий круг заданных обстоятельств.

Наверняка, многие, если не большинство из нас слышали о так называемой «американской мечте» и о том, какую роль она сыграла в быстром историческом подъеме Соединенных Штатов. А есть ли своя собственная национальная мечта и у нас? На этот вопрос попытались ответить российские социологи, которые весной и летом 2012 г. провели соответствующее исследование, основанное на данных всероссийского социологического опроса.

В современных условиях вряд ли надо удивляться тому, что для большинства наших сограждан на первом месте стоят их личные надежды и заветные желания. Это прежде всего – жить в достатке, чтобы не приходилось считать копейки (такой ответ дали 40 % опрошенных). Но уже на втором месте, наряду с личным (иметь хорошее здоровье) появляется и общественное: приблизительно треть опрошенных мечтают жить в разумно устроенном, справедливом обществе.

Но что такое, в понимании россиян, справедливость? Вопреки весьма распространенному мифу, который одно время тщательно культивировался в некоторых влиятельных СМИ, это вовсе не пресловутое «отнять и поделить».

Напротив, большинство (около 60 % опрошенных) придерживаются того мнения, что равенство возможностей важнее равенства доходов и условий жизни, а 70 % полагают справедливым, когда у одних людей оказывается больше денег, чем у других, если только они имели одинаковые возможности их заработать.

Увы, положение вещей в современной Россия мало кому представляется соответствующим критериям справедливости. Около 83 % наших сограждан считают, что различия доходов у нас сейчас слишком велики, и лишь один из каждых 8 – 9 опрошенных согласился с тем, что в нашей стране справедливо распределена собственность.

Но когда же на Руси жилось так весело и вольготно, что это время может рассматриваться если не как реализация народной мечты, то, по крайней мере, как приближение к ней? Конечно же, отвечая на данный вопрос, наши респонденты разошлись во мнениях. Почти треть из них ответила, что, по их представлениям, ни одна эпоха российской истории не соответствует их идеалам. Что же касается остальных, то распределение мнений среди них обнаружило весьма интересные тенденции.

Судя по полученным данным, постепенно ослабевает еще недавно сравнительно сильная эмоциональная связь россиян с эпохой Л.И. Брежнева. Сегодня признать его воплощением «русской мечты» согласились только 14 % опрошенных. Обращает на себя внимание кардинальный сдвиг в балансе оценок прошлого и настоящего. Если 10 – 15 лет назад россияне в 3 раза чаще отдавали предпочтение «золотой осени» советской власти, чем рынку и демократии образца 1990-х годов, то в настоящее время они уже чаще выбирают современность. И несмотря на то, что нынешнее положение дел в России мало у кого из граждан вызывает чувство восторга, почти треть опрошенных нами респондентов присоединились к мнению, что «русская мечта» наиболее полно воплотилась в современный период истории России – в «эпоху Путина». Этот вывод для самих исследователей был в какой-то мере неожиданным. Конечно, треть – это не большинство, но все же на стороне «эры Путина» – самый большой сегмент выборки. И это, на наш взгляд, во многом проясняет остро дискутируемую ныне политологами проблему так называемого путинского большинства.

Что же касается «перестройки» и 1990-х годов, то отношение к ним по-прежнему остается резко негативным – в них видят воплощение национальной мечты не более 3 – 4 процентов опрошенных.

Как показывают полученные в ходе опроса данные, самым любимым историческим героем россиян по-прежнему является Петр I. Среди них более трети считают, в частности, что он полнее и последовательнее всех остальных исторических деятелей воплотил в себе и «русскую мечту». В этом отношении он с большим отрывом опережает всех остальных деятелей российской истории. Так, в рейтинге российских правителей следующей по популярности фигурой является Екатерина II, но и она вызывает восхищение россиян в 2,5 раза реже, чем ее великий предшественник. Советские же лидеры в этом контексте вообще не идут ни в какое сравнение. Это относится и к такому, бесспорно, выдающемуся деятелю, как Ленин, и даже к Сталину, во многом не без успеха подражавшему Петру (он, как известно, также способствовал возвращению царя-преобразователя в пантеон национальных героев, что до середины 30-х годов было для большевиков абсолютно неприемлемым). Что же касается номенклатурных выдвиженцев, какими были и Хрущев, и Брежнев, и Горбачев, а, в конечном итоге, также и Ельцин, то они не снискали себе в народе ни большой любви, ни большого уважения. И хотя в политической публицистике не раз предпринимались попытки представить «оттепель» и «перестройку» временем воплощения сокровенных народных чаяний и надежд, а 90-е годы ХХ века – «великой эпохой», каждый из перечисленных политических лидеров 50-х – 90-х годов ХХ века является кумиром лишь для 2 % своих сограждан (Брежнев – для 4 %). На этом фоне результаты современных российских политиков смотрятся очень достойно – свыше 14 %. При этом надо, однако, учесть, что приблизительно 9 из этих 14 % следует отнести на счет всего одного человека – В.В. Путина. Интересно отметить, что в электорате Путина более четверти связывает «русскую мечту» именно с действующими, современными политиками. А вот среди причисливших себя к электорату Зюганова, Жириновского, Прохорова или Миронова, эту точку зрения поддерживает только один из 11 – 12. Подавляющее же большинство не видит связи между современной политикой и национальной мечтой. Надо полагать, что, выражая такую позицию, они имели в виду в том числе и тех политических деятелей, за которых голосовали на президентских выборах.

Полученные в ходе исследования данные указывают на то, что «русская мечта» имеет не только материальное, но и духовное измерение.

Это выражается, в частности, в довольно высокой оценке деятельности православных подвижников и святых – Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Матроны Московской и др. Их назвали символом народных чаяний и народной мечты свыше 14 % наших респондентов. В рамках проведенного опроса это второй результат – меньше, чем у Петра I, но больше, чем у такой популярной правительницы, как Екатерина II. В то же время деятели всех направлений, которые пытались выступить выразителями народных стремлений помимо и тем более вопреки государству и Церкви, массовым сознанием совершенно отторгаются. Основательность их претензий на выражение народной мечты признают всего лишь от 1 % (для русских националистов) до чуть более 2,5 % опрошенных (для диссидентов советской эпохи, включая А.Д. Сахарова). Впрочем, примерно четверть населения страны вообще не видит для себя кумиров в прошлом и считает, что в качестве символа и выразителя народной мечты не может рассматриваться ни один из деятелей прошлого и настоящего. В целом симпатии и антипатии к деятелям прошлого и по статусным группам, и по возрастным когортам, и по типам поселений распределены достаточно ровно, что говорит о достаточной гомогенности исторического сознания россиян. Как это ни странно, не слишком сильно варьируются соответствующие показатели и в зависимости от политических взглядов. Единственное исключение – Ленин: голосовавшие на президентских выборах за Зюганова называли его символом «русской мечты» почти в 2,5 раза чаще, чем в среднем по выборке.

Однако и среди коммунистического электората царь Петр значительно популярнее вождя пролетарской революции (36 % опрошенных против 24 %).

Национальную мечту никоим образом не следует рассматривать как некую заданную на все времена социально-психологическую константу. И в этом отношении «русская мечта» выделяется своим динамизмом. На протяжении последних 100 – 150 лет она не раз меняла свои контуры и наполнялась новым содержанием. Вначале она конституировалась и долгое время существовала как мечта о правде-справедливости. Затем, уже в условиях бурно развивающегося промышленного капитализма, начала складываться народная мечта о приобщении к культуре и образованности, которая стала одной из составляющих революционного порыва 1905 и 1917 гг. На основе порождаемых ею ценностных ориентаций и моделей социального поведения, в 50-е – 60-е годы ХХ века складывалась специфическая форма социальности, особенности которой во многом объясняют как впечатляющие достижения СССР периода его расцвета, так и подтачивавшие советскую систему противоречия, в конечном счете приведшие к ее крушению. В первые послевоенные десятилетия коллективные чаяния большинства советских людей во многом определялись очень простой формулой: «Только бы не было войны». Что ни говори, но была у многих людей и вера в «коммунистическое завтра». Но к началу 70-х все это оттесняется на задний план новой, альтернативной прежним, коллективной мечтой, генетически связанной с социальным запросом на формирование «общества потребления».

Составной частью этой мечты о «потребительском рае», не связанной, в отличие от веры в грядущую победу коммунизма, с идеей социальной справедливости, стала своеобразная идеализация Запада, стремление сблизиться с ним вплоть до обретения некой единой идентичности.

Вскоре, однако, выяснилось, что Запад – это не только бытовой комфорт и демократические ценности, но и определенный взгляд на вещи, который в свете российского опыта часто кажется поверхностным, неадекватным или неискренним.

Западная идентичность – это еще и некая коллективная мечта, которая в настоящее время существует в двух основных конкурирующих между собой вариантах – европейском и американском. Американская мечта – это мечта об индивидуальном материальном успехе; в конечном счете она сводится к тому, что любой энергичный и «ответственный» индивид может преуспеть, если будет много работать и проявлять изобретательность, рассчитывая при этом исключительно на самого себя. Все это, однако, не слишком согласуется с настроениями россиян, связывающими свои надежды на лучшую жизнь прежде всего с «соборным» государственным целеполаганием, ориентированным не на интересы отдельных социальных групп и слоев, и даже не на их согласование, а на общенародные задачи и цели. В подтверждение сошлемся на распределение мнений наших респондентов по вопросу о том, какие лозунги, принципы и политические формулы в наибольшей степени выражают их личную мечту о будущем России. Чаще всего на него отвечали так: «Социальная справедливость, равные права для всех и сильное государство, заботящееся о всех своих гражданах» (почти 45 % полученных в ходе опроса ответов).

Около 60 % опрошенных согласилось с тем, что государство должно отстаивать интересы всего народа перед интересами отдельных людей.

А 71 % признали необходимым усиление роли государства во всех сферах жизни, и в том числе национализацию крупнейших предприятий и стратегически важных отраслей.

Но, может быть, затаенным чаяниям россиян отвечает другая мечта, воплотившаяся ныне в проекте Единой Европы? В отличие от американской мечты, она носит солидаристский характер и основана на специфической модели позитивного взаимодействия человека с другими людьми и природой.. Слов нет, эти европейские идеалы, безусловно, для многих весьма привлекательны. Однако и они вряд ли полностью совпадают с устремлениями и надеждами россиян. Прежде всего отметим, что в России довольно низок потенциал субсидиарности, которая играет важную роль в реализации европейского исторического проекта. Так, по данным проведенного исследования только 9 % наших респондентов ощущают чувство общности с людьми, живущими в том же населенном пункте, в той же местности.

Еще одно различие – это твердая приверженность россиян идее «органической» общности в рамках национального государства. Как показывают данные ранее проводившихся исследований, наши сограждане не слишком стремятся с кем-либо объединяться, и в любом случае отдают в этом вопросе предпочтение близким им по культуре странам СНГ (Белоруссии, Украине и Казахстану). Не случайно россияне с самого начала не были расположены к насаждавшейся одно время в Европе идеологии мультикультурализма и задолго до того, как ее недостаточная эффективность была признана рядом ведущих европейских лидеров, воспринимали ее как утопическую и благодушно наивную, мало согласующуюся с жесткими реалиями полиэтнического евразийского пространства.

Своеобразие российской мечты и наиболее характерных устремлений россиян во многом связаны и с тем, что последние – гораздо большие индивидуалисты, чем европейцы. В этом они, кстати, в известном смысле сближаются с американцами, хотя российский индивидуализм имеет несколько иную психологическую природу и иной оттенок. Социальный мир современного россиянина – это замкнутый на себя «малый мир» его семьи и друзей, в несколько меньшей степени – коллег по работе. Именно к ним он ощущает наибольшую привязанность (на это указали в ходе исследования почти 2/3 опрошенных). Заметную роль играет также взаимопонимание на почве общего жизненного опыта: более трети участников опроса отметили эмоциональную связь с представителями своего поколения (что косвенно свидетельствует о наличии значительных «разрывов» в условиях социализации вследствие катастрофического характера российской истории ХХ века). А вот «классовая солидарность» (с людьми того же достатка), которая важна для сплочения людей на защиту своих коллективных интересов, ощущение близости с единомышленниками, с людьми, разделяющими тот же тип культуры, весьма незначительна.

Следует особо сказать о том, что «русская мечта» принципиально расходится с установками западной культуры в понимании свободы.

Вообще говоря, свобода – это одна из главных российских ценностей. Свыше 2/3 наших респондентов считают, что свобода – это то, без чего жизнь теряет свой смысл, и только треть соглашаются с тем, что свобода второстепенна и ставят выше ее материальное благополучие.

Мечта о свободе, несомненно, воодушевляет россиян: данный результат с небольшими статистическими отклонениями повторяется от исследования к исследованию на протяжении более полутора десятилетий. Однако, как показывают результаты неоднократно проводившихся опросов, быть свободным для человека русской культуры – совсем не то же, что для американца, немца или француза. Свобода в русском ее понимании реализуется не как возможность реализации определенных прав (соотнесенных в то же время и с известными обязанностями), а как возможность «быть самому себе хозяином»: это не что иное как пресловутая русская «воля», которая может выражать себя в самых разных, но всегда предполагающих энергетическую разрядку, формах. Отсюда и скептическое восприятие Европы, в котором наряду с такими характеристиками, как комфорт, благополучие, цивилизованность присутствуют также эгоизм, неискренность и слабость.

Как показали результаты проведенного исследования, в настоящее время около 54 % граждан страны в возрасте до 55 лет считает, что индивидуализм и либерализм западного типа России не подходят, для нее важны чувство общности, коллективизм и жестко управляемое государство.

Есть, правда, немало и таких, кто с такой постановкой вопроса не согласен. В общей сложности это примерно 46 % опрошенных. Среди молодежи до 25 лет и наиболее состоятельных россиян (с уровнем дохода не менее, чем в два раза выше медианы по данному типу поселения) позитивное отношение к западным ценностям даже на несколько процентных пунктов перевешивает негативные настроения, а среди наиболее образованной части населения между этими двумя противоположными установками в настоящее время установился приблизительный паритет. Такой же паритет зафиксирован среди жителей малых городов и городов областного масштаба. Не следует, однако, думать, что антизападные настроения – это удел депрессивных поселков и села. Как ни парадоксально это выглядит с позиций стандартной теории модернизации, их в такой же или даже еще большей степени разделяет и население обоих российских столиц. Среди респондентов, проживающих в мегаполисах, доля считающих, что западные ценности и идеи не подходят для России, поднимается до 65 %, а доля их оппонентов соответственно снижается до приблизительно 35 %.

К этому надо добавить, что характер российского западничества за последние 20 лет несколько изменился. И то, что значительная часть россиян в целом позитивно воспринимают западные ценности не означает, что они поддерживают широкое распространенное на заре демократических реформ стремление к интеграции с западным миром и ту мечту об «общеевропейском доме», которая владеет умами населения Восточной Европы (за исключением разве что Венгрии). В сегодняшней России сближение с Западом и «европейская мечта» это мечта 10-процентного меньшинства. А реальное чувство общности с европейцами ощущает и вовсе ничтожная часть находящегося в социально активном и трудоспособном возрасте населения страны – 1,7 %.

Возможно, ключ к пониманию противоречивости оценок складывающейся в стране социально-исторической ситуации как раз и лежит в понятии национальной мечты. Да, многое в современной России ее граждан не устраивает, но все же в этой сложившейся на сегодня социально-экономической и политической системе есть зачатки того, к чему сознательно или бессознательно стремятся россияне, а способ сочетания и баланс заложенных в ней тенденций соответствует их интуитивному ощущению должного. Если угодно, можно назвать это чувством стартовой позиции.

В современной России достаточно трудно найти всецело довольных граждан, но тем не менее почти 2/3 опрошенных считают, что тот путь, по которому в настоящее время идет страна, в перспективе приведет ее к нужным результатам.

Есть ли сегодня у россиян какая-либо общая мечта, объединяющая людей на почве сходных стремлений? Мы бы воздержались от безапелляционных суждений по данному вопросу. Ныне российское общество сильно фрагментировано, и противоположность интересов различных его слоев не способствует формированию единства устремлений. Если «русская мечта» в настоящее время и существует (или складывается заново), то она, безусловно, размыта, и было бы, пожалуй, весьма затруднительно выразить ее в столь же четко артикулированном виде, в каком в настоящее время выражена американская и европейская мечты или, допустим, мечта о новом исламском мировом порядке. Однако результаты проведенных исследований указывают на то, что в массовом сознании совершенно определенно имеются налицо все те компоненты, из которых «синтезировалась» русская мечта в прошлом. Это сильно выраженное чувство справедливости, приверженность социальному равенству, понимание свободы как «воли», идея государства как «общего дела» и, наконец, приоритет социальных прав над политическими.

Андреев Андрей Леонидович - главный научный сотрудник Института социологии РАН, доктор философских наук

Статья подготовлена в рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России», проект № НК-582П

На фото: картина народного художника России Дмитрия Белюкина «Матушка Русь. Ярославль»