В 1990-ые в Московской области бушевали "секты". Они зазывали людей на лекцию с фуршетом, а потом усаживали в зрительном зале, гипнотизировали и зомбировали. Мы с братом туда часто ходили. На электричке мы ездили зайцем, ноги бесплатные, бутерброды на фуршетах халявные.

Брат мой в 14-16 лет был взрослого роста, смугл, худощав, жилист; быстрые, всегда очень блестящие, даже горящие глаза, тёмные волосы почти до плеч, горбатый нос и тонкие лиловатые губы - так он выглядел. Повадками он больше всего напоминал цыган в испанских и французских фильмах и книгах: смотрелся то бандит бандитом, то застигнутым, но не теряющим надежды вором, а то держался сдержанно, элегантно и даже аристократически.

Я в 7-9 лет ростом была с дошколёнка и выглядела жалконько, потому и была нужна.

Перед лекцией всегда был фуршет. Если "секта" побогаче, можно было брать несколько бутербродов и потихоньку прятать часть. Если бутерброды выдавались с учётом, брат показывал меня и спрашивал, нельзя ли ещё один для девочки. Я смотрела жалобно и умильно. Бутерброд сразу становилось можно; его надо было незаметно отложить для младшей сестры. Потом ещё давали бесплатные брошюрки, далеко не всегда религиозного или чисто религиозного содержания, так что мы брали. Потом двери закрывали, и надо было сесть и слушать проповедника, который начнёт выделывать фокусы: то исцелять, то изгонять бесов, то заставлять добровольцев делать странные вещи. Но слушать надо было недолго. По сигналу брата я начинала извиваться и ёрзать и, наконец, громко говорила ему:

- Но я ОЧЕНЬ хочу пи-и-и-и-исать, я сейчас совсем опи-и-и-и-исаюсь!

После этого брат хватал меня за руку и волок будто бы в туалет. Я должна была продолжать извиваться и немного ныть, будто вот-вот зареву в полный голос. Двери, говорят, на таких собраниях не отмыкались совсем-совсем, но нам, после краткого замешательства, открывали всегда. Надо ли говорить, что мы, с бутербродами по карманам, выскальзывали через окна или служебные выходы и бежали на электричку или автобус - домой ехать.

Даже жалко, что количество "сект" было ограничено. Поскольку в каждую надо было наведываться только по разу или хотя бы с большой расстановкой.

До меня только сейчас дошло, откуда в моей семье сохранился танец живота да ещё с такими профессиональными подробностями, если влахи давно обрусели

и заодно моей семьи
прости, прабабушка, никто не знает, как тебя звали до крещения
в общем, посвящается Пелагее Мазикиной

Звени браслетами, танцовщица, звени браслетами,
пока весна твоя расцветает персидским летом -
тяжелобёдрым, медвяно-смуглым, истомно-знойным -
пока усатый офицер твой глядит влюблённо,
пока готов он кидать под ноги тебе монеты -
звени браслетами, танцовщица, звени браслетами!

Ещё немало тебе подарит он ожерелий,
перстней и тканей за рот румяный, за взгляд газелий,
за гибкость пальцев в узорах чёрных, за нежность кожи -
но всё же больше за тяжесть бёдер и резвость ножек -
и ты поедешь с ним на войну, жены смиренней…
Там офицер твой тебя подарит, как ожерелье,

тебя, атласную, цвет персидский – цыгану в жёны.

Вертись, плясунья, пока глядит он ещё влюблённо.

У девочки Насти голубые глаза, золотисто-русые волосы.
Ей совсем некому рассказать про жизнь и полосы:
чёрные с белым. У неё только поле - серое,
по-русски безграничное, бесконечное, так что и не поверила б.
Она в этом поле одна, если не считать племянника;
но чего его считать, он глупый и удручающе маленький,
ему даже года нет. Он совсем не понимает ещё,
что разом его предали две взрослые женщины,
что называется, "родные" (какие они родные, к дьяволу):
его мама и бабка, Настины сестра и мама. Запили -
сразу забыли, считай, что пропили с роду жизнь его мелкую.
Настя кормит его сырком и картошкой, жалея. Ненькает,
на ночь поёт из Апиной и Булановой что-то нежное;
только тихонько: в квартире две пьяные злые женщины.
Что может быть хуже? Настя расскажет: мужчины.
Одни бросают детей, сочинив уважительную причину,
а то и так просто, чего там. Другие бьют жён, дочерей,
кого угодно, лишь бы не отвечало да выглядело послабей.
Они этим упиваются - слабостью, слезами, хрупкостью
тонких костей, мягкостью размозженной плоти... Крутостью.
Третьи - лезут и лезут к Насте сальными лапами;
сами под юбку, а говорят называть их "папами",
слушаться, быть хорошей девочкой; но Настя не будет.
Отбиться никак - забивается, прячется в шкафу посудном,
за креслом, на внешней стороне окна, на полке для шапок;
и слушает, слушает, когда же раздастся храп.
Берёт потихоньку пацанчика, уходит гулять по лесу,
рассказывает сбивчиво сказку про синеглазую принцессу,
которую спасает то принц, то вовсе волшебный лебедь.
Зевает. По крошке даёт пососать мальчонке хлеба -
чтоб не скулил. Встретить бы знакомых девчонок,
спросить, есть ли у них взрослые дома, напроситься на ночёвку.
Взрослые-то не пустят, боятся то вшей, то какой-то "ответственности".
Будто бы это вши - настоящее бедствие, горе вселенское.
Вот Настя знает, что такое - горе, о чём можно плакать.
Настя идёт по лесу, худая, ломкая, как одна из палок,
что в лесу остались от осинок после июньской бури.
Можно сказать - маскировка. Пацанчик заснул, Настя его не будит.
Тяжёлый, зараза; но правда же - тёплый и пока ещё не мужик, слава богу.
Куда несёт его Настя? - куда несут её ноги.

Когда мне было девять лет, у меня начали расти сиськи. Это было немного неожиданно и скорее грустно, чем радостно.

Во-первых, поначалу они БОЛЕЛИ. Во-вторых, потом они болели каждую зиму, потому что холодно.

В-третьих, меня стали изводить проверками на менструации (типа сама я не замечу, что началась, ога) и угрозами... отвести к гинекологу О_о Как я и писала, сначала я не понимала и тупо боялась самого гинеколога. Потом дошло, что будут проверять наличие целкости, но осадочек нащщот гинекологов остался.

В-четвёртых, все педофилы стали мои. Сосед, например - откровенно лез не только сиськи щупать, но и в трусы, и целоваться. Первые два раза я убегала, испугавшись, перед третьим разом нарочно собралась, "нарвалась" и дала ему по орешкам как следует. Он понял намёк. Впоследствии мой брат также научил меня, какой номер статьи надо упомянуть. Я её даже цитировала наизусть. Ну, в общем, все сальные взгляды, попытки полапать со стороны взрослых мужиков, убеждённых, что раз сиськи, то вся такая Лолита и уже их невперённо хочет - всё моё было, билять. После этого на тех, кто рассуждает про педофилоистерию и про то, что педофилов на деле практически не бывает, а так, только на тех, что старшеклассниц поёбывают, наезжает общественность - в общем, я на них смотрю с раздумьем, непуганый ли это идиот, поёбывающий старшеклассниц, или откровенный мудак, заметающий свои грешки утверждениями об их небываемости.

В-пятых, я поняла, что мальчишки идиоты. Казалось бы - что такое сиськи девяти-одиннадцатилетней девочки? И что они для мальчика того же возраста? Но нет. Пацан моментально тупел при появлении меня в майке. Абсолютно. Всем выражением лица. Правда, заодно и приветливей становился, ага. В качестве последствий могу сообщить, что, во-первых, из-за этого сиськи до сих пор с трудом воспринимаются мною как часть меня, слишком часто их взглядом отделяли от меня пацаны, а во-вторых, что мужчины походу тоже в большинстве своём всё те же идиоты-пацаны. Дебилы ващеваще.

К тринадцати годам я имела третий размер и не имела лифчика, что было тяжело. Мать моя считала, что до шестнадцати незачем, баловство, а сиськи мои страдали при попытке тела пошевелиться поактивней :( По счастью, тогдашняя девушка моего брата заметила такую их неустроенность и подарила мне такие топиколифчики, ну такие типа короткие маечки, туго держащие грудь снизу. Земной поклон той девушке.

Сиськам способствовало то, что я разожралась в летнем лагере, куда впервые попала в одиннадцать лет. После стольких лет зверского голода я сорвалась и ела всё, не только свои порции, но и, когда договаривалась с товарищами, чужие. Жрала как Огонь из мифа про Локи. Другие со жрачки росли, я со жрачки расширялась, причём преимущественно только в двух местах: в сиськах и жопе. Правда, жопа, точнее, бёдра тогда росли вширь и не хотели взад, было не очень гармонично - ну, что делать.

В тринадцать лет в том же лагере меня пытался соблазнить 19-летний радист, а после заезда ходил к моей матери сватать меня честь по чести тот самый юный физрук, который частично поляк, частично цыган. Да, так я и ходила просватанная потом четыре с половиной года :)

В-шестых, кстати, ещё было. Посторонние девки и тётки стали мне читать лекции про мои сиськи. Я об этом писала отдельным постом: и отрастила, и в их годы стыдились и заматывали, и нельзя ходить/бегать, потому что они же прыгают, и шипения на пляже вслед про дойки, в общем, с 12-13 лет я стала иметь много впечатлений вокруг несчастных сисек.

В-седьмых, и это действует до сих пор, из-за сисек было неэстетично носить необлегающую одежду: она нависала с сисек, и казалось, что я вся толстая, и с учётом имиджа "синего чулка" это подростковую меня расстраивало. Сейчас и облегающую не наденешь, поскольку то, что обляжет талию, на сиськах прозрачно (уже давно не третий, а больше :), а то, что обляжет сиськи, но прилично, вокруг талии вертится, бидабида :) Из-за этого многие меня мысленно представляют менее стройной и менее грудастой, приписывая тот самый третий. Я же по нему только вздыхаю: золотое время было, всего-навсего третий! Эх!