Моя голова — это такой игрушечный рождественский шарик с маленьким городом, в котором живут мысли.

Представьте тихое, пасторальное местечко с церковью, озером, крошечными домиками, фонариками, искрящимися снежинками. Тут есть банк с расчетливыми мыслями-клерками в нарукавниках и очках за тысячу евро, военная часть, полная агрессивных, амбициозных помыслов, больница с палатой интенсивной терапии, куда отправляются комплексы и страхи, тюрьма, где в сырых подвалах отбывают пожизненные сроки все дурные воспоминания, ошибки и промахи. На окраине стоит бордель, забитый соблазнами. Недалеко от борделя — кабачок, где любая мысль может потерять всякий смысл. В театре по вечерам ставят оперы и трагедии Шекспира, из рок-клуба доносятся гитарные рифы и вопли фанатов. День сменяет ночь, за зимой всегда приходит лето, мысли рождаются, бродят по улицам, работают, взрослеют, переплетаются друг с другом, рожают новые мысли, стареют и отправляются на кладбище. Жизнь идет по своим законам.

Время от времени на городок обрушиваются стихийные бедствия. Шарик трясется, снежное торнадо гуляет по улицам, тихое озеро выходит из берегов. Домики трещат, разлетаются на куски. Клерки летят в бордель, проституток заносит в театр. Страхи бегут из больницы и бесчинствуют на улицах, комплексы захватывают почту, телеграф и мэрию, рассыпают по городу революционные воззвания, амбиции под руководством тщеславия объявляют всеобщую мобилизацию, выводят из тайных бункеров танки и боеголовки. Мертвые мысли поднимаются из могил и охотятся за живыми. Происходит форменный апокалипсис, большой взрыв, рождение сверхновой в масштабах отдельно взятого рассудка. Я выжигаю все мысли, обновляю прошивку, перезапускаю матрицу и проваливаюсь в безмыслие. Тьма накрывает мертвую пустыню, когда-то бывшую милым, пасторальным городком, и дух здравого смысла летает над водами.

Проходит день, два. Появляется первый маленький домик, второй. Со временем город поднимается из руин, новые веселые мысли бегают по улицам, играют в снежки. Посреди города снова звонит колоколами ратуша, возвращаются тюрьма, банк, бордель. Город собирает себя по кусочкам, мысли трудятся, не покладая рук и облегченно засыпают вечером, чтобы вернуться на следующий день и сделать свое государство крепче, лучше, красивее. И только легкий ветерок крутит в воздухе искрящиеся снежинки, напоминая о бренности бытия, да...

В общем, как вы поняли, сейчас у меня все хорошо. Пойду наслаждаться жизнью.

А еще до кучи первый снежок.

Начальник категорически запретил говорить про то, что наши компьютеры — говно, поэтому я использую силу печатного слова и шершавый язык документальной фотографии.

За эти столом я впахивал четыре года назад. 

Компьютер — говно, мышка — говно, монитор — говно, стенка — клёвая. Если будете в нашем здании, позвоните 8095. Я подниму трубку и скажу, что сегодня макетов не будет.

 

Доска крупным планом. С бородатым перцем, который ломает девочке позвоночник, сегодня вечером пойду пиво пить.



А вот тут я впахиваю сейчас.

Компьютер — говно, монитор — говно, мышка — клёвая, стенка — на любителя.



Справа портрет президента в костюме короля Франциска 1, логины-пароли двухлетней давности, распечатка письма, болванка с наверняка очень важной инфой, пьяная фотка с корпоратива, авторская графика с сиськами и немного того, что категорически запрещается видеть лицам моложе восемнадцати.



Сверху-спереди Охлобыстин с мечом, образец хорошей рекламы приворотов, мотивирующий будда Шакьямуни, список телефонов, размеры рекламных модулей годичной давности, фотография фалломорфирующей березы, снятая на бумажный инстаграм, символическая записка, портрет Сильной Женщины, а также Толокно с курицей в образе боярыни Морозовой.

В кадр не вошли: портрет незнакомки с паспортом, Шелдон на престоле, винтажная реклама рябиновой настойки от господина Смирнова и ёмкое, лаконичное граффити с призывом бить детей.



Слева открывается живописный вид редакционной берлоги с чужими стенками и избранными цитатами руководящего редакторского состава. Через час я снова окажусь здесь.



Штирлиц говорил, что лучше всего запоминается последняя фраза, поэтому замечу, что все компьютеры — откровенное говно.

Терпеть не могу яркие светодиоды. Одна дурацкая голубая лампочка всю комнату ночью превращает в танцпол, а если лампочки две, да они еще и мигают, то можно просто разжижение мозга заработать.

Поэтому все неугодные источники света я заклеиваю обычной советской черной изолентой.

Музыкальный центр:



Сетевое хранилище (пропылесосить его пора, однако):

 

Роутер составлял самую большую проблему. Его делал, судя по всему, дизайнер с хронической боязнью темноты: лампочек напихал по всей площади, включая бока и заднюю панель, а верхнюю крышку снабдил специальными дырками, видимо, хотел усилить эффект дискотеки. Чтобы изолировать это моргающее чудо, надо было начисто запаять всю вентиляцию, поэтому мерой присечения я избрал пожизненное заключение в специальный технический ящик под столом. Пущай там светит себе, тараканов пугает.