– Когда всем стало известно о вашем решении, наверное, кто-то из шахматного окружения перестал узнавать, кто-то делал вид, что вовсе не знаком? Но ведь были и те, кто поддержал в трудную минуту?

– Моим ближайшим другом был Юра Разуваев, с которым я дружил всю жизнь. Дружба с ним, разумеется, не прекращалась все эти годы. Лёва Псахис, хотя он и заметно моложе меня, но почему-то именно в это время мы и подружились. С другими были совершенно нормальные отношения. Кроме Карпова никто не перестал здороваться со мной. Никакой специфической реакции со стороны именно шахматистов не последовало. Другое дело – шахматные функционеры, у которых была своя «работа» – не допускать меня на турниры и прочее.
– Но Карпов в известном смысле тоже был функционером? И не мог вести себя по-другому?

– Почему не мог? Он был великий шахматист и если бы вёл себя как великий, то мог позволить себе всё что угодно. Как, скажем Спасский или Каспаров. Но это был его выбор.

– А с Петросяном было сложно потому, что он был «человек системы», или в силу непростого характера?
– Это было связано как раз с событиями чемпионата 1975 года. После того как я перед самым финишем выиграл подряд у Балашова и Дворецкого (шахматистов моего поколения), Петросян обвинил их в том, что они проиграли мне умышленно. Это было ужасно несправедливо и сильно повлияло на мое состояние перед решающими партиями. Я был раздражен и считал, что чёрными (!) должен обыграть Петросяна! А силёнок уже не было… С тех пор до конца его жизни я с ним не здоровался и не подавал руку перед партией…

– И вот Олимпиада в Буэнос-Айресе. Венгры обходят СССР, впервые советская команда берет «только» серебро. К сожалению, известно об этом «Турнире наций» очень мало. Не расскажете подробней?
– В Буэнос-Айресе я решил для себя эмигрировать из Советского Союза. Это было довольно чудное чувство, когда находишься в советской делегации – вокруг нормальные люди, а ты вот… Советский… Делегация состояла из 20 человек, многие из которых были непонятно кто. «Переводчик» команды, который не говорил по-испански, тренер (гроссмейстер Антошин), у которого был запой во время турнира и т. д. Очень неприятное чувство – быть членом советской делегации! Состав участников на очередной матч, например, сообщался за пару часов до начала тура. Игра, по-моему, начиналась в районе четырех. Понимаете, обычно сообщается с утра, чтобы человек, если он сегодня играет, настраивался, готовился соответствующим образом. Нам приходилось ждать до часу дня. Потом сообщалось: «Мы решили, что сегодня ты не играешь!» Состав участников на очередную игру, таким образом, держался в секрете от самой команды! Совершеннейшая нелепость! После первых двух партий меня не ставили туров шесть, и я совсем забыл, что это такое… Повторюсь: неприятно было играть в советской команде, когда вокруг нормальные люди. В Советском Союзе это ощущалось не столь остро. Вокруг все такие же, и, самое главное, нет такого «присмотра». А когда все вокруг свободные, а ты принадлежишь к этой когорте ублюдков, то… Впрочем, в нашей команде играл один свободный человек – Борис Васильевич Спасский…

– Я как раз хотел о нём спросить. Он ведь тоже был на грани выезда из страны?
– Он был не на грани. Он уже жил во Франции, с женой присоединился к нам по дороге – в Риме. После Олимпиады собирался совершить с Мариной (Марина Щербачёва, супруга экс-чемпиона мира – прим. интервьюера) путешествие по Патагонии, в то время как нам предстояло возвращение домой под «неусыпным оком». Турнир оказался также неприятным, взяли второе место. Неудачно сыграл и я…

– И всё-таки на ваше решение покинуть страну повлияла ситуация в шахматном мире или общая ситуация в СССР? Или больше руководствовались какими-то другими причинами?
– Ситуация в шахматном мире была продолжением общей ситуации в стране. Что такое ситуация в шахматном мире? Я был в то время одним из сильнейших шахматистов мира, а играть там, где мне хотелось, не мог. Чемпион СССР ходил каждый день, как на работу, в шахматный клуб к начальнику Управления шахмат, а тот предлагал турниры, которые или прошли, или были отменены. Тогда он предлагает турнир, который должен совпасть с зональным. Но я согласился потому, что название «Лас-Пальмас» звучало тогда для меня как музыка! Потом неожиданно, по желанию Карпова, который заявил, что ему срочно требуются его тренеры именно в то время, сдвинули сроки зонального. Я получил возможность играть и в зональном, и в Лас-Пальмасе! Вот тогда меня снова вызвал Батуринский и сказал, что в Лас-Пальмас меня не пошлёт, но предлагает Никшич. Столько унижений для чемпиона Советского Союза! После эмиграции я в год играл столько хороших международных турниров, сколько за всю свою «советскую» жизнь.
Другой вопрос, что когда я выехал после семи лет «отказа» – мне было уже тридцать девять… Не первой свежести... Тем не менее, я рад, что удалось продолжить свою шахматную карьеру!

– Что вы думаете о лидерах современного поколения?
– Это другие шахматы. Об этом мне сказал еще Полугаевский, когда я в последний раз играл вместе с ним в Реджо-Эмилии в начале 90-х. Суть его высказывания сводилась к тому, что раньше мы могли прийти, сесть за доску и начать играть с первого хода. Сейчас так нельзя. Уже тогда начинало сказываться влияние подготовки, хотя время было еще не совсем компьютерное… Рафик Ваганян мне тоже говорил: «Знаешь, шахматы, в которые мы с тобой играли, больше не существуют!»

Играть сегодня стало значительно трудней. Потому что шахматисты стали похожи на кентавров. В роли головы выступает компьютер. Огромный объем подготовки и, если против тебя делают неожиданный ход в дебюте, то ты понимаешь, что дальше начинаешь играть против компьютера. В последних моих турнирах я ловил себя на малодушной мысли, которая стала возникать в запутанных позициях: «врубить бы сейчас «Фриц», он бы всё рассчитал!» Мне кажется, что в нестандартных положениях шахматисты стали играть заметно хуже, потому что все силы и энергия уходят на работу с компьютером. И я часто вижу в примечаниях, эдак хода после 35-го: «Здесь я забыл свой домашний анализ»… Шахматы драматично изменились, и только несколько ведущих шахматистов мира играют по-настоящему здорово и интересно. Они решают проблемы, которые нам решать не приходилось. Карлсен, Аронян, сейчас еще и Каруана… Выманить противника из «ухоженного парка компьютерных анализов» в дебри настоящего шахматного леса – Карлсен это исполняет совершенно гениально! Блестящий психолог! Чувство противника, чувство динамики игры у него удивительное. Как я понимаю, это сейчас значительно трудней делать, чем в свое время нам. Я заметил, что чем проще игра (а шахматы стали проще, потому что утратили дебютную стадию), тем выше требуется мастерство, чтобы побеждать. Остаётся меньший диапазон для борьбы. Посмотрите – Карлсен играет какие-то мёртво-ничейные окончания, а потом получается, что ему удаётся их выигрывать.
Шахматы изменились необычайно, и я не очень оптимистичен в отношении их будущего. Сейчас появились, допустим, новые технологии в медицине. Парализованным людям вживляют в голову чип, и они получают возможность мыслью включать свет, кондиционер, телевизор… А что помешает с таким вживлённым чипом играть в шахматы?

– Вот мы и коснулись деликатной темы читерства…
– Я бы даже не сказал, что это читерство. Это, может, постепенно вообще станет свойством человека? Я, допустим, знаю, что для моего мышления такая вещь как Google стала очень важной. Чувствую, что всё знаю, потому что стоит набрать на клавиатуре Google, и всё станет ясно. А что, если такой шахматный Google будет уже сидеть в голове? Вполне естественно, вживили при помощи безболезненной операции чип? Технически вполне осуществимо и, похоже, всё так и будет… Тогда шахматы как спорт могут исчезнуть.

– Тогда, может, спасут «Шахматы Фишера», хотя бы на короткий срок?
– Они не завоевали популярности. Сыграл в жизни только одну такую партию. Предложила Жужа Полгар. Дело в том, что шахматы – совершенно волшебная игра, они необыкновенно сбалансированы. Оценка начальной позиции неизвестна: выигрывают белые или ничья? Какое-то изменение гармонии начального положения создаёт неестественную структуру. Какие-то положения, слышал, дают изначально слишком большой перевес белым… Можно, конечно, их исключить. Но вот гармония, если её убрать «фишеровским образом», думаю, исчезнет. Шахматы станут менее интересными. И то, что таких турниров проводится в мире мало, интереса к ним нет, говорит о том, что моя догадка, может быть, верна.