Честность. Я всегда была за неё. Пусть не в мою пользу, пусть наперекор всем - зато честно. Даже сейчас, будучи уже взрослой, сталкиваясь с обманом, несправедливостью и прочими неприятными сторонами социальной жизни, мне хочется порой кричать, что это не честно. Иногда моя любовь к честности обретает странные формы. Я делю на равные части остатки яблочного пирога между всеми членами семьи - так, чтобы всем досталось поровну, отсчитываю равное количество сладостей каждому из своих сыновей - так, чтобы никого не обидеть, а в детстве, когда мне казалось, что младшей сестре уделяют больше внимания, чем мне, успокаивала себя тем, что я в силу своего возраста провела с мамой больше приятных минут, чем она, а, значит, всё по-честному.
Относительно положительных сторон моей приверженности к честности, я не вру - ни себе, ни другим, ни тем более собственным детям, и учу их никогда не врать, а уметь отвечать за свои поступки, быть готовыми к трудностям и уметь их преодолевать, оставаясь честными людьми.
- А прививка - это больно? - спрашивают меня сыновья.
- Да, это больно, - отвечаю я. Я не могу сказать неправду. Сказав, что им не будет больно, я лишь на время отсрочу их страх перед прививочным кабинетом, впоследствии заставив своих детей испытать ещё больший ужас от укола и сильнейшую обиду на меня за грубый и нечестный обман. Я не хочу, чтобы мои дети были во мне разочарованы и перестали мне доверять. - Да, будет больно. Но всё пройдёт быстро, надо только немного потерпеть.
К прививочному кабинету мои сыновья подходят подготовленными к предстоящему испытанию, они терпят, они гордятся собой, а я горжусь ими.
- Почему большие мальчики не хотят играть со мной? - этот вопрос я часто слышала из уст Матвея.
- Именно потому, что они большие. Они быстрее бегают, выше забираются по лестницам, они просто старше. Когда ты подрастёшь, ты тоже сможешь играть, как они. - Мне не всегда удавалось предотвратить сыновьи слёзы, и, наверное, легче было бы сказать, что эти мальчики просто невоспитанные и нехорошие, но со временем Матвей понял, что в том, что с ним не играют старшие дети, нет ничего ужасного и тем более унизительного. Каждому возрасту своё. Мне не раз приходилось ему напоминать, что он сам, будучи старшим братом, не всегда хочет играть с Тимофеем, который медленнее, слабее, попросту младше его. Я не отбила у него охоту тянуться за старшими, и, когда его берут в свои игры шести- и семилетние мальчишки, он счастлив, но и отказ он не рассматривает как поражение:
- Когда мне будет шесть, я тоже смогу как они?
- Конечно, сынок. И даже лучше.
- А мы купим эту игрушку? - канючит в магазине Тимофей.
- К сожалению, нет.
- А завтра купим?
- И завтра не купим.
- А когда купим?
- Игрушку мы сможет купить через две недели, когда папа получит зарплату. - Я не обещаю купить ему то, что он хочет, завтра или послезавтра, чтобы предотвратить детскую истерику, потому что просто не смогу этого сделать, а, значит, истерика всё равно будет, пусть и чуть позже. Я вообще не обещаю того, что не смогу выполнить. Уж слишком хорошая память у моих сыновей на эти самые обещания. Однажды моя мама, уезжая к себе домой (а живёт она в трёхстах километрах от нас), пообещала прийти завтра, очень не хотелось ей расстраивать своим уходом любимого внука. "Ой, да он завтра всё уже забудет", - сказала она. А внук ничего не забыл, ждал целый день бабушку и был обескуражен её обманом.
Что же касается покупок в магазине, то после трёх-четырёх истерик возле полки с игрушками, мой младший сын научился ждать и даже планировать. Теперь, проходя мимо машинок и солдатиков, он важно интересуется, какое сегодня число, сколько дней осталось до зарплаты, и можно ли ему получить желаемую вещь после неё, или же ему придётся ждать дня рождения или Нового Года. Мне это нравится. Мужчина должен уметь ждать.
Я не знаю, хорошо это или плохо - совсем не уметь врать и быть честным во всём. Безусловно, это осложняет жизнь. Когда-то мне нужна была детская карточка из поликлиники, просто так на руки её не выдают, но мне представился случай. Я оформляла ребёнка в детский сад, и карта была практически у меня, оставалось только сказать, что она мне нужна для похода к следующему специалисту и положить её в сумку, но уточняющий вопрос медсестры: "А вы к врачу сейчас идёте?" испортил мой блестящий план. С грустью в глазах я выдавила "Нет, завтра" и отдала карту медсестре для передачи в регистратуру, где она и находится до сих пор.
Я учу своих детей быть честными всегда, говоря им о том, что самое страшное - это обман и враньё. Я не знаю, как сложится их жизнь и в скольких сложных ситуациях им придётся побывать из-за моего честного воспитания, но одно я знаю точно: когда я вру, мне плохо, и это не вылечить таблетками, микстурами и походами к врачу. Я не хочу, чтобы моим детям тоже было так плохо.
