2012-02-01 17:14:21
В моём омуте - ладно бы черти - у них там пьянка. Я безумен и зол, и, пожалуй, весьма жесток.< ...
+ развернуть текстсохранённая копия
В моём омуте - ладно бы черти - у них там пьянка. Я безумен и зол, и, пожалуй, весьма жесток. Шёл в кабак и увидел: на площади людной цыганка - Будто бьётся от ветра отчаянно красный цветок -
Так танцует. И вряд ли ей горе знакомо - Усмехается только и пляшет, закрыв глаза. Я смотрел на неё и томился такой истомой, Что не смог бы уйти, что-то пошлое не сказав.
Я икнул, громко свистнул и крикнул: "Давай, красава!" В идиотской улыбке расплылся мой водочный рот. Она только взглянула - и в воздухе стало кроваво, И во мне побледнел даже самый стервозный чёрт.
Она только взглянула - мне будто бы вынули душу. Я увидел пожарище, связанный табор цыган, И солдаты насилуют девочек, режут и душат, И велят наблюдать обезумевшим их старикам.
Стариков и самих ожидает не лучшая доля, И на каждого свой изощрённый, садистский план: Ничего, если волоком тело к коню - и в поле, Повезло, если просто расстрелян (за то, что цыган).
В моём омуте черти притихли,и смолкла тальянка. Стало трудно дышать - с болью каждый колючий глоток. Я забыл, куда шёл, я увидел: танцует цыганка, И босыми ногами рисует кровавый цветок.
Ганс Рудольф Гигер, швейцарский художник, сатанист, создатель Чужих, автор ряда странных картин, и притягивающих, и отталкивающих. Его стиль называют биомеханикой, некро-готикой, эротомеханикой. У него своеобразное видение женских лиц... Вот это - эротическая сцена, которая меня завораживает
2012-01-24 14:05:30
Дмитрий взглянул на часы: cкоро надо будет идти к поезду, а ноги, как чугунные, не поднять их. Какая ...
+ развернуть текстсохранённая копия
Дмитрий взглянул на часы: cкоро надо будет идти к поезду, а ноги, как чугунные, не поднять их. Какая же она, его Таня? Неужели, одумалась? Вернется домой, к маленькому Санечке? Мать же совсем устала на два дома жить. Теперь внук ее мамой зовет, а она смеется: «Был один, а теперь два сыночка у меня». Дмитрий улыбнулся [...]
в icq забрали всё мое небо, все моё небольно? фотографии когда-то тоже
были людьми, у которых челка быстро отрастала. и слезы слезали. а потом
февраль, вранье, взаимные боли, ветер изо рта - и меня не стало.
снежинки сигаретами пахли. зарёванная заря.
ждала, что будет круто. и письмо про стихи.
обломалась. надломилась.
у вокзалов самый плохой вокал, каждая песня на повторе, чтобы тошнило.
размазывали по вагонам зеленый цвет, бежали за руками,
останавливались, лились. и потом две недели худеешь сердцем
пытаешься в мессаге кому-то вспомнить, как было хорошо в вчера, в 16 лет.
знакомым пофиг. они гасят либо кредиты, либо глаза,
кризис в мировой экономике, шутка ли.
да ничего, милая, молодая еще. это только и видят.
а я, бледная и плачущая, подводила черту и думала, что больше не пущу.
так близко, подводила глаза и думала, что вот он, конец. раз шестой. мило.
ну, зачем ты так? расплатились же, расплакались.
вышли из себя не на той остановке, зато нашли новые губы.
ты счастливый, я счастливая. одежда на плечиках.
простынь простыла, шторы закашлялись, прости ей незнание компьютера.
мы с ней похожи, запястья запятнаны духами одинаково. ржу.
правильные книги, фильмы, черты лица. вторники просят оставить вещи
на букву т - температуру и тебя. а по пятницам никто не будет больше привязан
настолько, чтобы стало еще пару раз больно от коричневых коричных глаз.
на уши давит контральто, на пальцы - Ctrl + Alt.
не думай обо мне, о тех, кто знал мои руки. ты ведь любишь холодные.
не меня. только холодные. так вот, не думай. я бы выглядела лучше, если бы умела быть хорошей. учила геометрию. не скучала.
не скачивала килобайтами царапины на руку, не хотела забыть даже потолок. солнечное сплетение выцвело, состиралось. море уходит спать. встретимся в следующем посте, в чужой постели. нажать "ок".
