Для меня группа «Центр» началась с рок-н-ролла «Девушки любят лётчиков», известного также под названием «Призывной возраст». Песню эту как-то прокрутили в утреннем эфире радиостанции «Юность» - одно время на волнах этого радио по утрам вещал почитаемый мной до абсолютного фанатизма «Молодёжный канал». Ещё, помнится, очень впечатлила услышанная там же в конце 80-х песня «Ящик» с альбома «Очищение» и, конечно же, как в этой связи не назвать абсолютно культовый и любимейший кассетный альбом «Центра» 1987 года – «Русские в своей компании»! Вот с этого альбома началось уже серьёзное увлечение творчеством Василия Шумова, одна только песня «Времена года» сколько неожиданных концепций выдвинула на первый план! Хитрое сочетание авангарда и монолитной традиции на основе классической рок-н-ролльной подачи – это очень здорово цепляло неокрепшее подростковое сознание. Так я и собирал песни «Центра» и информацию об этой неординарной во всех отношениях группе - пользуясь каждой представившейся возможностью.

Знаковым прорывом в этой связи стал легендарный «Музыкальный ринг», показанный 7 января 1989 года, когда на суд ошеломлённых, в общем-то, телезрителей были представлены во всей своей оригинальности две рок-школы: московская и ленинградская. Питер представляли «Джунгли», «Игры» и «АВИА», а Москву – «Вежливый отказ», «Центр» и «Звуки Му». О каждой из этих групп, конечно же, нужно говорить отдельно, что же касается «Центра», то в тот январский вечер в телеэфире прозвучали две шумовские песни – «Навсегда» и «Тургеневские женщины». Вот после того, как они прозвучали, я окончательно поймал себя на мысли, что обожаю «Центр». К тому же, Василий Шумов в этой памятной передаче предстал настоящим рок-героем – суровым таким мужиком с зачёсанными назад волосами, который, если что, за словом в карман не полезет.

Уже через год (это было настоящим праздником!) на фирме «Мелодия» вышла долгоиграющая пластинка, являющаяся перепечаткой французского альбома (февраль 1989 г.), спродюсированного Максом Шмиттом и записанного Шумовым и тамошними сессионными музыкантами в августе 1988 года на студии «Фербер» – советский вариант этого ни много ни мало «greatest hits» группы «Центр» позже получил название «Сделано в Париже». Материал пластинки базировался на наиболее цепких в коммерческом отношении песнях «Центра» второй половины 80-х. Были перезаписаны треки с альбомов «Тяга к технике» («Радиоактивность», 1984), «Замечательные мужчины» («Мужчины», «Бесполезная песня», «Жалобы», «Тургеневские женщины», 1986), «Русские в своей компании» («Повседневная жизнь», она же – «Человек» и «Алексеев», 1987), а также «Дитятя» («Привет тебе», «Комиссия», «Навсегда», 1988). В некоторых случаях (послужило только на пользу) были отредактированы и даже переиначены тексты песен.

Пластинку «Сделано в Париже» я по сей день считаю лучшей в обширнейшей дискографии группы «Центр» - тем кайфовее было стать в апреле этого года обладателем одного из первых ста CD переизданного, наконец-то (к 20-летию релиза), в цифровом формате любимого диска – в комплекте с памятным значком. Этот альбом, к слову, переиздан с двумя вариантами обложки – оригинальным французским и более поздним советским вариантом фирмы «Мелодия» с заголовком «Сделано в Париже». В завершение обзора обратимся к истории записи этого замечательного альбома, рассказанной в книге Сергея Горцева «Глядя в «ЦЕНТР».

С.Горцев – «Глядя в «ЦЕНТР». Часть четвёртая: Признаки признания (фрагмент главы):

«Интересное дело – в интервью Шумова за месяц до важной для него поездки во Францию нет ни слова (!) о предстоящем путешествии. Никак не намекнул он о нем и в личном общении со мной в течении двух дней. Что это было – недоверие или боязнь "сглазить"? Мне кажется, – и то, и другое. Может быть, в этом эпизоде ещё раз проявились яркая черта характера Василия, его способ существования. Я бы сравнил Шумова с подводной лодкой, которая большую часть времени проводит на глубине, скрыто от посторонних глаз. Всплывает эта "лодка" редко и всегда с четко определенной целью. Если конкретной цели нет, то и всплывать нечего. Попытаюсь хронологически восстановить цепочку событий, которая привела Василия Шумова в Париж летом 1988 года.

Итак, ещё зимой 1987 года некто Антон Мунен из Голландии снимал фильм о советской культуре в период перестройки. Причем, снимал довольно разнопланово: от официальных форм до самого настоящего андеграунда. «Центр» в этом фильме как раз и представлял этот самый "московский рок-андеграунд". Во время съемок Шумов подарил Антону свою последнюю запись – «Русские в своей компании». Говорят, альбом голландцу настолько понравился, что музыка «Центра» звучит у него весь фильм. Кроме того, Мунен дал послушать кассету своему французскому знакомому Максиму Шмитту. Шмитт на счастье оказался музыкальным продюсером и у него была маниакальная идея сделать пластинку с каким-то советским ансамблем. Он переслушал массу фонограмм, но «Центр» ему понравился больше всех. Особенно Шмитта растрогала песня «Повседневная жизнь». Будучи в Москве, Шмитт встречается с Шумовым и в мае 1988 года они решают записать альбом на французской студии. На основе этой договорённости в июле 1988 года Шумов посетил Париж, чтобы записать альбом, получивший название «Сделано в Париже».

И здесь я сделаю небольшое отступление. Дело в том, что для меня все эти события выглядели по меньшей мере как "манна небесная". Больно всё это смахивало на сказку о Золушке или о гадком утёнке. Тем более, что у этих событий есть и другая версия. Осенью 1986 года Василий, что называется рушит семью высокопоставленного иностранного дипломата и женится на француженке. Так вот, "злые языки" утверждают, что во многом благодаря связям этой очень энергичной женщины у Шумова появилась возможность записать альбом во Франции, а у группы неожиданно появились отличные "фирменные" гитары. Хотя эта версия, наверное, ближе к современным реалиям, сам Шумов ее начисто отвергал. Причём, гневно. Василий считал, что национальность его жены и поездка в Париж – это просто совпадение. Ну да ладно.

Как бы то ни было, запись альбома продолжалась почти месяц и проходила в хорошо оснащенной студии «Фербер». Шумов один работал с французскими музыкантами на основе привезённых с собой фонограмм. Общались на английском. Любопытно, что Василий делал только запись на 24 канала. Сведение же продюсер делал позже уже самостоятельно. На мой взгляд справился с этой задачей он превосходно. Возьму на себя смелость утверждать, что «Сделано в Париже» – самый лучший альбом Шумова с точки зрения качества сведения записи. Недаром в феврале 1989 года французским журналом «Актюэль» он был признан "пластинкой месяца".

Кстати, о названии альбома. Сразу после приезда Васи в Москву из Парижа мы с ним созвонились. И в ходе разговора я его спросил, как будет называться сборник. Василий ответил в том духе, что "это находится в стадии обсуждения" и если у меня есть интересные мысли, то я могу их высказать. Я предложил Васе название «Сделано в Париже». Дело в том, что когда-то мне очень нравился альбом «Deep Purple» "Сделано в Японии". Я считал, что английская группа выбрала очень удачное название для своей пластинки и по аналогии посоветовал Васе не ломать голову. Помню, Шумов не стал анализировать это предложение, ограничившись словами типа "надо подумать". Через некоторое время, будучи в Москве, я встретил Тимура Гасанова, который сообщил, что записанный во Франции альбом уже вышел и называется «Сделано в Париже». Не стану настаивать на своем участии в выборе названия альбома, но что было, то было.

В 1990 году диск «Сделано в Париже» был выпущен фирмой «Мелодия». На обложке гордо красовалась Эйфелева башня. Вася пояснял, что на диске, выпущенном во Франции, обложка имеет русский колорит (там помещена фотография артистов в русских национальных костюмах с гармошкой). Соответственно на диске, выпущенном в СССР, Шумов хотел зафиксировать его французскую специфику… Судя по данным обложки, диск у нас вышел тиражом более 40 тысяч экземпляров.

После выхода альбома на фирме «Баркли/Полиграм» была организована рекламная компания для продажи кассеты и компакт-диска. В феврале-марте 1989 года «Центр» (в составе: Шумов, Сабинин, Тихомиров, Матвеев, Васильев) выехал во Францию для рекламных концертов и встреч с журналистами. Об этой страничке истории «Центра» у нас почти ничего не знают. Между тем группа первой из советских рок-ансамблей сыграла 5 концертов в Париже и один в Брюсселе (Бельгия). В Париже играли в основном в клубах и один раз в большом зале "Зенит" (5000 чел.). В "Зените" москвичи играли как гости в программе французской звезды Бернара Лавинье. В Брюсселе также был снят видеоклип «Всё наше навсегда», который прошёл позднее в нашей популярной программе "Взгляд". Клип очень интересный и если его сейчас показать, реакция зрителей может быть очень бурной и вполне возможно резко противоположной. Дело в том, что съёмки сделаны так, что Шумов поёт все время на фоне красных знамён и знамён бывших союзных республик. Короче, клип суперпатриотический. По мнению музыкантов, лучше всего прошел концерт в Брюсселе. Пластинка там была выпущена позже и зрители были менее подготовлены. Шумов рассказывал, что ему особенно интересно было наблюдать, как публика последовательно прошла несколько стадий. Начиная от просто любопытства, внимательного слушания, раскачки, до полной эйфории. Кончилось тем, что по желанию публики играли до тех пор, пока не исполнили весь свой отрепетированный репертуар. В целом все концерты прошли очень успешно и у группы была неплохая пресса. Все отмечали очень современный саунд и качество концертов. Впрочем, не обошлось без курьезов. Так, солидная газета "Либерасьон" написала, что стиль «Центра» – это смесь музыки «Битлз», Фрэнка Заппы и металла (!).

Возвратившись домой, Василий отмечал профессиональное отношение представителей звукозаписывающей фирмы к музыкантам. Буквально каждая минута пребывания во Франции была расписана и служила одной цели – сделать качественный проект и преподнести его соответствующим образом. На группу постоянно работали 5-6 человек. Они были сверхпредупредительны и сверхответственны. Для Шумова все эти вещи были очень важны, учитывая, что он был недоволен качеством своих собственных прошлых записей. "Для современной музыки качество – главнейший показатель. Главнейший. Мы, обладая любыми, самыми интересными идеями, но, не имея качественных записей (не с точки зрения частотных характеристик, а с точки обработки всего звука) ни черта не добьемся. В этом отношении я – максималист", – любил повторять Василий.

После выпуска французской пластинки я спросил Васю: "Как ты думаешь, если бы у нас была "их" аппаратура, сумели бы мы прорвать англо-американскую монополию в роке?" Шумов задумался: "Я знаю, что на телецентре в Москве сейчас оборудованы студии самым новым оборудованием. Эти студии вполне отвечают требованиям международного уровня. Но мало что изменилось. Дело, в принципе, в людях, в отношении к этому делу. Я видел совсем молодых звукорежиссёров на Западе, которые по своему уровню на несколько порядков выше наших "корифеев", которые просидели в «Мелодии» десять лет и дали дорогу к славе нашим звёздам. Поэтому здесь дело гораздо печальнее, чем кажется. Если аппаратуру, даже самую современную в конце концов можно купить или выпросить, то знаний и традиций в этой области быстро не получишь. Это уже часть общечеловеческой культуры, с которой у нас, сам понимаешь, "полный порядок".

Не могу не отметить и еще одно заметное событие начала 1989 года. 7 января по телевидению была показана программа «Музыкальный ринг» с участием «Центра». На "ринге" встречались авангардные музыканты Москвы и Ленинграда. Столицу кроме «Центра» представляли «Звуки Му» и «Вежливый отказ». Ленинград – «Авиа», «Игры» и «Джунгли». Команда Шумова выступила во втором раунде и выиграла его. Справедливости ради надо отметить, что немаловажную роль сыграло то, что «Центр» выступил под очень качественную "французскую" фонограмму и звучал поэтому на голову выше остальных участников шоу. Этот факт был очень существенным, так как это было первое появление «Центра» на телевидении с концертом. Но не только этим группа запомнилась телезрителям. Очень многие обратили внимание на то, как остроумно Василий отвечал на вопросы агрессивно настроенной аудитории. Вот, например, какой диалог состоялся после прослушивания песни «Тургеневские женщины»:

Вопрос: У меня к тебе вопрос не по конкретной песне. Нужна ли граница и есть ли она между некоммерческим саундом и унынием? Если есть, где она находится?
В. Шумов: Ты затронул очень серьезную тему абсолютных вопросов и абсолютных ответов. Я думаю, тебе лучше обратиться в Ватикан – там, по-моему, дают такие ответы. (Аплодисменты).

Вопрос: Я думаю, вам хорошо было бы работать рекламным агентом от России, а не представителем советской культуры ни в одном жанре. (Свист. Шум.) Дайте договорить. Потому что, если Запад хочет познакомиться с понятием "тургеневская женщина", он должен взять и прочитать Тургенева, а не слушать такого рода песни. Это мне напоминает… (шум) Есть такое выражение "под развесистой клюквой". Это профанация понятий "русский язык" и "русская культура".
В. Шумов: Дело в том, что в этой конкретной песне под названием «Тургеневские женщины», я подразумевал всех наших женщин, в том числе и сидящих в этом зале…"

А вот как реагировал зал на песню «Всё наше навсегда»:
Вопрос: Вася, Вам не кажется, что в простоте Вы дошли до уровня песен советских композиторов? (Смех, аплодисменты.)
В. Шумов: Вы, наверное, имеете в виду эту конкретную песню? Я скажу, почему она сделана именно так. Одна из идей моего творчества – ознакомить людей во всех странах мира с русским языком (аплодисменты). Подождите, я еще не закончил. Поэтому, если мы будем петь более сложные, заумные тексты, как поют многие любимые группы, намекать на выеденное яйцо, то люди за рубежом нас никогда не поймут. Если же мы будем петь просто слова – "балалайка", "матрёшка", "Калашников" – это будет первый шаг ко взаимопониманию" (аплодисменты).

И ещё. Как мне рассказывали участники этой программы, её запись была едва не сорвана женой Васи Анной, которая, проникнув на запись, неожиданно приревновала ведущую программы Т. Максимову к Шумову. Впрочем, возникшее недоразумение почти не сказалось на качестве передачи. С другой стороны, зная характер Василия, друзья справедливо решили, что первый брак Шумова окончательно разрушен».

Они рубили с плеча «марксистский рок» (один из главенствующих лозунгов группы образца середины восьмидесятых: «Читайте Маркса!») или, по альтернативной версии, «дверной рок» (музыку дверей, распахиваемых ударом ноги), являясь подлинными королями столичного рок-андеграунда. В лучших песнях «Оптимального варианта» - группы, на мой взгляд, больше концертной, нежели студийной - причудливым образом переплелись мотивы психоделических шестидесятых (наиболее яркие источники вдохновения в этой связи, безусловно, «The Beatles» и «The Doors»), русского экзистенциального фолка, классического ритм-энд-блюза и даже (казалось бы!) симфонической музыки. Группу «Оптимальный вариант», этих непревзойдённых мастеров ассоциативного песенно-поэтического творчества, я услышал впервые в самом начале девяностых – и моё знакомство с этим славным коллективом началось как раз в прослушивания виниловой версии альбома «Эй, Мельник!». Являясь преданным поклонником пробовавших силы на фолк-поле Кинчева, Желанной, Летова, Янки и СашБаша, я, понятное дело, не мог пройти мимо столь одарённого поэта и яркого фронтмена, как Олег Чилап. Живьём Олега я увидел и услышал на акустическом фестивале «Смерти нет!» памяти Янки – 9 мая 1994 года в клубе «Секстон Фо.З.Д.» близ метро «Сокол». Впечатления остались самые лучшие. Что касается альбома «Эй, Мельник!», он давно уже приобретён в полной, цифровой версии (+ 3 трека к виниловому эквиваленту) и заслушан до дыр. Настолько мощных по силе воздействия и, что не менее важно, монолитных альбомов не так уж много в отечественной рок-музыке.



Итак, попробуем представить атмосферу записи этого шедевра: Москва, поздняя осень 1989 года (не самое, заметим в скобках, радужное время в истории города и страны в целом). Лауреаты нескольких фестивалей, закалённые в музыкальных школах и Студии Джазовой Импровизации музыканты «Оптимального варианта», ведомые в тот период известнейшим менеджером Ованесом Мелик-Пашаевым, записывают в студии «Полифон» свои, возможно, самые яркие песни, известные большей частью по бескомпромиссным концертным версиям, которые двумя годами позже увидят свет в виде грампластинки фирмы «Мелодия» (ещё немного, и виниловую эпоху сменит формат CD).

Альбом имеет авторский эпиграф, напечатанный мелкими синими буквами на его задней стороне: «"Качум, Барин, Качум," – ответили мужики и отвязали телегу. А потом вдруг смеяться стали – увидели рассыпанные всюду яблоки. Яблок было больше, чем мужиков, и, значит, досталось всем понемногу.
"Рассыпчатые яблоки," – сказали мужики друг другу. Разулись и пошли дальше.
"Отвязные мужики," – подумали яблоки им вслед. И бестолково как-то было мужикам тем идти, но, понимаешь ли, в том-то всё и дело.
И так вот однажды выбрались они наружу. Были звезды. "Утро" – подумали мужики...».

Начинается альбом, пожалуй, с самой узнаваемой песни группы – «Участь»: из какого-то задумчивого бурлацкого напева выплывает, едва разборчиво, голос Олега Чилапа:

Облокотись на ветер,
Если земля не держит,
Если отсутствием снега
Нам провожать январь.
Пока свинцовые руки
Веру осьмушками режут,
Наша с тобою участь -
Писать русско-русский словарь.

Вот этот вот «русско-русский словарь»… О, да, это сразу же, с первого прослушивания, зацепило и околдовало. Мелодический рисунок песни знаком и не вызывает сомнений: это распевно-хмельной мотив песни «My Wild Love» с нетленного винила группы «The Doors» «Waiting For the Sun» (1968). А образ серебряной гривы, которой тряхнёт трава! А строчка про молящихся на тех, кто пошёл в шаманы! Ну, и в коде – про «гордое это дело – лепить из говна янтарь». Начало для эпохального диска, чего греха таить, стоящее.

Дальше – начинающийся с угрожающей барабанной дроби и басовой атаки остро-социальный трек «Те, кто боятся стихов». «Сила боится стареть», «старые правительства боятся новых революций» - эти строки вполне передают дух и настроение своего времени. Липкие рабские глаза – их так и представляешь… Любимая строчка тут – «Я не забуду вкус мяты, красный голодный волк»: возможно, косвенная отсылка к «Степному волку» Германа Гессе? И – как яростное противопоставление миру серых совковых кардиналов – хлёсткий приговор: «Они не боятся штыков, но боятся стихов!». Голос Чилапа по-интеллигентски вкрадчив (вспоминается почему-то горьковский Клим Самгин) – от этого восприятие ещё более выпуклое. Ломаное гитарное соло Зерги Андрейцева вкупе с тревожными клавишными Пита Аникина – отличное скольжение по нервам.

Вступление к песне «Разноглазый репей» - традиционно-фолковая аллюзия (акустическая гитара + легко приплясывающие, «средневековые» клавишные), по которой в скором времени можно было узнать многих последователей (например, группу «Сплин» периода «Пыльной были» и «Коллекционера оружия»). Это, без сомнения, программный хит Олега Чилапа – теперь уже внесоциального, а самого что ни на есть чувственного свойства. Здесь всё – смеясь и играя, здесь всё о любви. Сосуд, наполненный до краёв изысканными образами:

Репей…
Я из дождей, из ночей, из дурмана степей,
Я из шершавой земли – иглогубый цветок
Фиолетовых фей…
Разноглазый репей.

«Сыпной тиф» - ещё один остросоциальный хит, на этот раз музыка приближена к фанку (или это лишь намёк на фанк?) – какое-то лиловое, пьяное кабаре. Каскад образов, лавина двойных смыслов. «Когда мы были детьми – нас кутали в шёлк. Когда мы стали дверьми – в нас кто-то вошёл…» И припев – болезненная картинка, не дающая ни малейшего повода к оптимизму:

Тихо в палатах,
Стерильных палатах.
- Мама, кто эти люди
В белоснежных халатах?
- Это мудрые люди,
Молчи, сынок, молчи,
Это врачи.
Наши врачи.
Чудо-врачи.

Пусти!
Тиф!
Сыпной тиф!

Сквозной герой песни – вислозадый медведь на коньках (представляется нечто психоделически устрашающее). Упоминающийся по ходу дела Пир королей – возможно, отсылка к одноимённой картине Павла Филонова (во всяком случае, произведения Филонова вполне подошли бы в качестве иллюстрации к «Сыпному тифу»). Сама эта песня, на мой взгляд, очень перекликается с творчеством московской группы «Крематорий» того же периода.

«Повод качать» - абсолютная нетленка, выдержанная в эдаком, вкрадчиво-повстанческом духе. Вспоминается Оруэлл. Снова, как и в большинстве подобных случаев, восхищает и пленит полёт образов и метафор – чего стоят только втоптанные внутрь щёки… Мне, например, тут всегда по-особенному нравилось: «Боже, с детства столько долгов...Мне бы сдохнуть белым стихом на петухе верхом». Песня сама по себе хлёсткая и стержневая (вспомним на минутку время написания), тут нужно слушать целиком и мысленно, строчка за строчкой, аплодировать автору, удивляющим ещё и ещё. Кстати, чётко при этом различая – где флаги, а где маки. Сквозной женский образ («Она смеётся, но ей нет и пяти, она бежит не вперёд, а в кредит. Планетарий закрыт») – это, в целом, сквозной персонаж всего альбома. Душа этой пластинки.

Пока варится утренний кофе,
Пока крепкие чешутся звуки
И, не обрушив своей пропаганды,
Пулеметы молчат,
Пока в ГБ твой не выучен профиль.
И не понятно - где флаги, где маки,
Пока ты слышишь мою команду -
Есть повод КАЧАТЬ.



Песня «Грузчик неба» не входила в виниловую версию альбома – относительно фирмы «Мелодия» случай не единичный. Акустическая атака в духе Александра Башлачёва, схожее (можно сказать – знаковое) обращение с частями речи, когда прямо и в лоб летит:

Мои руки дышат хлебом!
Мои джинсы вкривь и в кровь!
Мои плечи рвутся в клочья,
Мое сердце ищет кров.
Я из тех времён,
Что выжаты надёжно, как лимон.
Я из тех рубцов,
Что целятся украсить всё лицо…

В середине песня меняет темп, когда вслед за тягучим гитарным соло начинается блюз, в котором басовая партия чётко ведёт мотив «Эй, ухнем…» (вспомним, кстати, обыгрывание этой же фишки в хард-боевике «Алисы» «Чую гибель» того же самого времени). Открыто цитируется Джим Моррисон и, если вслушаться, сразу всё рок-наследие буйных шестидесятых. Перекличка голоса Чилапа с электрогитарой, во время которой грузчик хлеба становится Грузчиком Неба.

Мягкий и лиричный трек «17-ый день октября» - как передышка в пути. Она похожа на семнадцатый день октября… (тут смыслово всё причудливо перекликается с устойчивой ассоциацией «Октябрь – 1917 год»), а также есть перетекание образов из предыдущей песни («Терпкий вкус стихов прилип, как хлебный мякиш, к нёбу»). Вальс как смена ритма – ещё один привет группе «Крематорий». Ветер в дверях. Гроздь рябины в ладонях. И, раскачивая осень, ты въезжаешь в день.

Потрескивание горящих поленьев… Пронзительное и одновременно зачарованно-вкрадчивое воззвание… Начало программной, восьмиминутной композиции «Оптимального варианта» «Эй, Мельник!» - заглавного и необычайно мощного, особенно в концертном исполнении, номера. Мельник Данила и вся наша Шиза под одним спелым небом. Тут уже всерьёз проступают Башлачёвская «Егоркина былина» (безусловно, к месту будет вспомнить и его «Мельницу») и пульсирующий в экстатическом танце, как пламенеющий фантом, призрак мятежного Джима. Психоделический, юродиво-вывернутый (скомороший?) блюз с местным (самое точное слово тут будет – совковым) колоритом. Множество аллюзий и культурных отсылок. Так, например, строчка «Сколько народа, и все скоморохи» неизбежно приводит к Ницше и его Заратустре, судите сами: «Я не люблю ваших празднеств; слишком много лицедеев видел я там, и даже зрители вели себя часто как лицедеи». Купаясь в ассоциациях, можно упомянуть и Александра Сергеевича с его «Русалкой». Или вот этот забавный фрагмент из малорусской сказки В.Г.Короленко «Судный день» («Иом-Кипур»):

- Вот что, Гаврилушко, - сказал всё-таки мельник ласковым голосом, - поди ляг со мною. Когда человек видел такое, что я видел, так что-то бывает страшно.
- А мне что? То и лягу.
Через минуту какую-нибудь подсыпка начал уже посвистывать носом. А скажу вам, такого свистуна носом, как тот подсыпка, другого и не слыхал. Кто этого не любит, так уж с ним в одной хате не ложись,- всю ночь не уснешь...
- Гаврило, - сказал мельник, - эй, Гаврило!
- А что ещё? Чего бы я это и сам не спал, и другому не давал?
- Били тебя опять?..

А дальше – больше: Кафка запоем, Юрий Гагарин, индийские фильмы и «Чёрный квадрат» Малевича. Охраняется государством. Круто! Как заметил тот же Ницше: «После хороших песен надо долго хранить молчание».

Песни «Быдло» тоже не было на виниловой пластинке, и её впервые удалось послушать на компакт-диске. Музыкальная основа – одноимённый фрагмент цикла Модеста Петровича Мусоргского «Картинки с выставки», на который Олег Чилап написал свой ассоциативный текст. Зримо и знобяще проникновенно:

Вол. Только вол. Насквозь.
И утро ветхо.
Ветра прибавь,
Да избавь от хлыста...

«Что ты будешь петь?!» - если пропустил свой старт?.. Третий не изданный на виниле трек. Тут целая история с развитием сюжета, минимум ассоциаций. Впрочем, есть и цепляющий фрагмент, уводящий много глубже основной линии:

А в кинотеатре повторного фильма
Свастикой украшен клозет.
И не ослепнут дети,
И на это не ответят
Заголовки самых смелых газет.
Одних пугает форма, содержание других,
Стереотип рождает свой эталон.
Я ставлю против страха совесть песен своих
И полсудьбы за то, чтоб это был сон.

По-живому (у Чилапа только ТАК!) затронуты вечные темы: смена поколений и экзистенциальные размышления интеллектуала в безликом окружении топчащегося на месте общества.

«Вторая грязная война» - обличающий пацифистский манифест времён Афганской войны – тут явлен пример универсальной силы поэтического слова и подлинной, не показушной гражданской позиции. Заметим, что у песни была и предтеча: «Где твой дом?!» («Русские в Афганистане»). «Меняю последний патрон на последний гандон» - много позже нечто похожее было у Чижа, здесь же смысл, по своей стержневой сути, расширен до метафизических масштабов. Один из лозунгов американских хиппи «Make Love, Not War!» - тут уже связка со всеми военными конфликтами ХХ века. На штыках – мир и любовь… Здесь снова появляется, теперь гораздо более объёмный, образ волка из песков – возможно, ещё один привет Герману Гессе и прочная сцепка с песней «Те, кто боятся стихов» (вспомним красного голодного волка). Отличная песня отличной советской (тогда ещё) рок-группы.

Вторая грязна война –
На! На! На! На!
Боже! Возьми это в толк!
Интернациональный волк
На сегодня исчерпан.
По пещерам!
Меняю на всё, сто сменяю.
Боже! Ты невменяем!
Мать моя, женщина...

Ещё одно лирическое вкрапление – композиция «Лёгкое в голубом». Тут слышится музыкальное влияние «The Beatles», а также ассоциативно упоминается известная картина Пабло Пикассо «Девочка на шаре» («Она не танцует на шаре, она – о другом»). Из подсознания также выплывает песня Б.Г. «Золото на голубом». Прозрачная мелодика и воздух на языке. Хмельною пчелой ты пьёшь небо из губ.

Ну, и завершает альбом ещё одна подспудная перекличка с «Крематорием», песня «Утренний плуг». Словно вторая серия «Быдла», но уже в религиозно-философском контексте.

Утренний плуг...
Хозяин бесплодной долины.
Во власти твоей различить очертания храма.
Во власти твоей различить очертания храма.
Ты слышишь густое мычанье скотины,
Ты видишь движение влево от Бога до Хама.

Психоделическое звучание синтезатора (ещё один заслуженный комплимент Питу Аникину), в какой-то момент перерастающее в легко узнаваемый восточный мотив (может быть, из-за строчки про «выдох скупого Востока»?).

Огонь, утоляющий жадность – так, пожалуй, и можно в заключение этого обзора охарактеризовать замечательную работу московской группы «Оптимальный вариант» под названием «Эй, Мельник!». Познакомьтесь с творчеством этого коллектива поближе – вы откроете для себя много интересного. И начните – с этого альбома.