Израильский Камерный Оркестр открыл свой новый сезон необычной программой: в одном отделении были исполнены Concerto Grosso оп. 6 № 4 Генделя, написанный на рубеже XVII-XVIII и Concerto Grosso израильского композитора Авнера Дормана, созданный в начале ХХI века,в 2003 году. Как сказал в предварительной речи Йоав Тальми, дирижер и художественный руководитель ИКО, в сочинении Дормана можно даже услышать темы Генделевского опуса. Но главное, на что он рекомендовал обратить внимание - как перекликаются эпохи: напудренные парики и футболки с джинсами, золоченые кареты и быстрые автомобили, вычурность барокко и биение современного жизненного ритма. На мой дилетанский взгляд именно такая компоновка концерта придала какую-то особую временнУю объемность сочинению израильского композитора. Один старенький профессор говорил своим студентам: "Есть математики-любители, а есть - любители математики". Мне, рядовому любителю музыки - очень понравилось.

Дальше

Новость о том, что миру свойственно периодически заканчиваться, многих застаёт врасплох, но речь не о них: пусть плачут, пусть в панике пересчитывают деньги, детей, сигареты, чем ещё дуракам свойственно дорожить за полчаса до конца времён, — пусть. Такая ерунда.
Мы же смотрим на свою чудесную планету откуда-нибудь, скажем, с колец Юпитера, и в таком космическом масштабе хорошо видно, как чудовищно она изношена. Вот реки (Рейн, или Даугава, или Луара, или все вместе, — как звонки, как стары эти имена) текут, как и было обещано, багровым, и не так уж важно, кровь это или химические отходы. Вот где-то разверзлись хляби небесные, и тут тоже не суть: божий ли гнев, кислотный ли дождь. Не исключено, что прямо сейчас где-то падает звезда-Полынь, — предсказали ли её падение за века? Прошляпили ли его во всех обсерваториях, земных и небесных? Какая разница. На обоих берегах Дона под жарким августовским солнцем одуряюще пахнет полынь. Пахла тысячелетия назад.
Скоро перестанет.
Урд продула Верданди партию в тавлеи, но не расстраивается: дело привычное.
Ну и так далее.
И ладно бы только планета (мы договорились смотреть с точки зрения вечности и не будем сейчас тосковать ни о Карпатах, ни о Карибах, ни о каналах Венеции, ни о набережных Петербурга); ладно бы только планета: изношены мы сами, наши жизни, наши судьбы, наши слова, наши сны. Все, кто мог родиться, уже родились. Посмотри на свои руки: не видно ли сквозь них дальний космос?
Ну ничего. Скоро развиднеется.

Теперь, когда все мы отчаялись настолько, что нет уже ни злости, ни грусти, ни сожалений, вполне можно перейти к хорошей новости.
...Дело в том, что ребёнок будет рожден. Если это не очень обидно, то всю нашу историю, от человека прямоходящего до человека ходящего не отрывая глаз от коммуникатора, можно рассматривать как смутный пренатальный сон, жуткое и красивое наваждение, которое забудется раньше, чем прозвучит первое слово, видите, он уже открывает рот; нет, не крик, а именно слово, потому что, во-первых, это старый, проверенный, отличный способ обозначить начало нового мира; во-вторых, естественно, речь идёт не об обычном человеческом ребенке.
Хотя последнее, конечно, — как посмотреть.
И не знаю, как вам, а мне ужасно любопытно, что сделал Сын Человеческий, когда его, новорождённого, впервые шлёпнули по попке.

...Да, так вот: Гластонбери Тор. Гластонбери Тор будет нашей точкой отсчёта, местом одновременно вечным и незыблемым (башня на холме, что может быть лучше; древняя башня на древнем холме, в котором, как пить дать, спит какой-нибудь древний король, спит и проснётся, когда его народу будет грозить беда. Артур, Олаф, Гедиминас, как звонки, как стары эти имена; а, да какая разница) и в то же время прозрачным, призрачным, настолько зыбким, что только оно и останется, когда всё остальное исчезнет. Дверь между мирами, врата в страну, где можно вернуть вернуть мертвым друзьям деньги, которые задолжал в прошлой жизни; Гластонбери Тор. Поэтому он непременно должен быть на этой карте, поэтому он непременно должен быть вообще.

Если вкратце: скоро мир исчерпает себя и закончится навсегда, Брахма сморгнёт соринку из глаза, мы все снова станем звёздной пылью, которой когда-то были, — а потом всё начнётся заново. Что-нибудь взорвётся, кто-нибудь отделит от света тьму, где-нибудь родится ребенок, когда-нибудь встретятся асы на Идавёлль-поле, и Один отвесит Локи леща, но потом, конечно, по-братски обнимет, потому что тем, кого любим, мы прощаем ещё и не такое дерьмо.
И разве это не прекрасный мир, ребята.

21.07.2013

Серия сообщений "Haindl tarot":

...а теперь мы отправимся в увлекательные глубины моего подсознания, чтобы бросить по колечку в каждую роковую гору.
Аттеншн: может содержать незначительное количество самолюбования, морализаторства, нытья, обсценной лексики, латыни, цитат из стар трека, цитат из другой порнографии.
(не уверена, что в детстве мне правильно объяснили значение слова «незначительный»)

Часть 1 - V. The Hierophant
Часть 2 - Eight of cups
Часть 3 - VIII. Strength
Часть 4 - Father of Stones in the West
Часть 5 - XX. Aeon

I.
Дело в том, что Господь излучает сияние, равное по мощности примерно тридцати рубкам Энтерпрайз в фильме 2009-ого года; поэтому самое большее, на что ты можешь рассчитывать – разговор с кустом. Если же у тебя нет нужды или желания отвлекать бога разговорами, или в детстве мама учила тебя не разговаривать с незнакомыми кустами, – ты можешь разглядывать отпечатки его стоп. Многие считают, что этого достаточно.
Всё, что остается от существа после его смерти – это его следы: отпечатки птичьих и звериных лап; человеческих рук (мы всё же скорее меняем этот мир руками).
С абсолютной уверенностью можно сказать, что наши вещи – любимые чашки, любимые книги, ручки дверей и клавиатуры ноутбуков – хранят отпечатки наших пальцев; несколько месяцев, если верить криминалистам, в редких случаях – даже несколько лет. Никем не запрещено, впрочем, верить и в то, что твоя подушка хранит память обо всех твоих снах; что песчаный берег моря, когда ты возвращаешься на него год спустя, вспоминает форму твоих стоп и длину шага; что небо Риги – это не небо Москвы, и ветер Питера – это не ветер Таганрога, и с ними всеми у тебя отношения разной степени теплоты и доверительности. Что каменные стены Танаиса помнят твой смех и твои смешные юбки так же отчетливо, как помнят греков, скифов, венецианских торговцев, османских моряков, казаков и мертвых поэтов тридцатилетней давности (радостны мы, танаиты, праздничны наши одежды, радостны наши печали, празднична наша тоска). Что сваленные кучей на одной из полок камешки с разных перевалов, вершин и дорог, засушенные цветы, старые открытки, словом, весь этой милый сердцу хлам наделен странной и бессмысленной силой: способностью делать время вещным; каждый из этих предметов – ключ к затянутой паутиной двери в твоей голове.
Но речь не о том; я снова смотрю внутрь вместо того, чтобы смотреть наружу.
Так вот. Ты можешь оставить следы на песке – их смоет прибоем через пару часов; ты можешь оставить следы на незатвердевшем асфальте – его поменяют через пару лет, или, если человечество внезапно исчезнет (будем учитывать все возможности), через пару десятилетий одуванчики и трава превратят его в пыль. Из всех рукотворных вещей долговечнее всего, как говорит нам прекрасная и ужасная документалка “Life After People”, египетские пирамиды и рашморский мемориал, но и они когда-нибудь исчезнут. Короче, оставь надежду прикоснуться к вечности. Вечности нет.
Наш великолепный, невероятно сложный, сияющий миллиардами огней, такой как будто бы невероятно надежный мир со всеми этими прекрасными историями, теориями, религиями, памятниками и песнями, мостами и плотинами, космическими спутниками и библиотеками; неисчислимым количеством симулякров, выдуманных миров, несуществующих, но таких сладостных проекций реальности, настолько древних или настолько красивых, что иногда они кажутся более настоящими, чем все настоящие вещи на свете, – этот мир на самом деле так необыкновенно хрупок.
Но разве осознание недолговечности вещи не делает её ещё восхитительнее?
Смотри на следы бога, пока они не заросли травой.

II.
Father of Stones in the West – это, конечно, о моём отце. Здесь много чего можно и хотелось бы сказать, но часть из этого не стоит выносить из дома, а часть – из моей головы; поэтому вот что.
Мне было лет 11, когда я прочла где-то об атлантах, которые ушли в камень (гугл сейчас подсказывает, что это называется «сомати», окей, сомати так сомати). Меня это испугало, очаровало и восхитило, ну, стандартный набор, – а еще это осталось со мной навсегда как метафора близкого к идеальному состояния человеческого существа.
Археологи, лесники, геологи (список можно продолжить) годам примерно к пятидесяти начинают переставать быть людьми, потому что если на протяжении трёх десятков лет ты имеешь дело преимущественно с амфорами, подвесками и пряслицами, с землей и костями, – ты становишься в чём-то как они, очень древним, хранящим множество тайн, изъясняющимся исключительно сентенциями, парадоксами и загадками (здравствуйте, В., я шлю вам мысленный привет через время и пространство, надеюсь, вы здоровы и держитесь; хотя что вам будет, вы давно – плоть от плоти, камень от камня стены Танаиса, жар солнца, сладость вина, запах полыни).
Если же всю жизнь ты имеешь дело с камнями (блеск пирита, грани кварца, узоры малахита, глубина оникса), то неизбежно становишься камнем сам. Хороший, хотя и частный пример – гранат-астерикс, звездчатый гранат, камень, который больше самого себя. Но и в целом – это не так жутко, как истории про Хозяйку Медной горы (хотя все истории про то, как человек перестаёт быть человеком, поначалу немного страшны), это красиво и гармонично и цельно и нежно: человек, уходящий (или ушедший) в камень, с твердой сердцевиной, с блестящими гранями, ловящими лучи солнца; человек, с именем которого в одном предложении невозможно поставить слово «суетливость».
Обо мне (хотя и в куда меньшей степени) можно сказать то же самое: не то спасибо генетике, не то – двадцати годам в одном доме. Я много и громко говорю, быстро бегаю, часто плачу и почти профессионально превращаю мух в слонов, но всё это – рябь на воде, и если представить, что каждый из нас – рукопись, найденная в Сарагосе, шкатулка в шкатулке в шкатулке в шкатулке, и разобрать меня на части – в самом последнем ларце будет лежать мелкий камешек, обточенная волнами морская галька. Если коротко: по-настоящему меня никогда ничего не ебёт, и в моём личном списке как человеческих качеств, так и собственных достоинств это свойство прочно удерживает первую строку.
Спасибо, папа.

Серия сообщений "Haindl tarot":

...а теперь мы отправимся в увлекательные глубины моего подсознания, чтобы бросить по колечку в каждую роковую гору.
Аттеншн: может содержать незначительное количество самолюбования, морализаторства, нытья, обсценной лексики, латыни, цитат из стар трека, цитат из другой порнографии.
(не уверена, что в детстве мне правильно объяснили значение слова «незначительный»)

Часть 1 - V. The Hierophant
Часть 2 - Eight of cups
Часть 3 - VIII. Strength
Часть 4 - Father of Stones in the West

Так, здесь у нас змея выше льва, солнце почти затмило луну, Лилит танцует капоэйру с врагом рода человеческого. Всё это выглядит довольно зловеще, если не обращаться к апокрифам, – но мы, конечно, обратимся к апокрифам, иначе зачем мы здесь вообще.
Короче, в иудейской мифологии (я понимаю под этими словами и древние хананейские верования, и каббалу, и апокрифическую традицию, и даже тех итальянских ребят, которые были уверены, что именам демонов и ангелов не обязательно быть на древнееврейском, достаточно, чтобы они звучали похоже; и наверняка что-нибудь ещё, что мне пока не пришло в голову), в этой прекрасной, ебанутой, экстатической мифологии вот что, в частности, говорится о Лилит: она не знает добра и зла. Ничего особенного, вроде бы, но вдумайтесь еще раз: не знать добра и зла. Способность различать добро и зло – главное отличие человека от любой другой твари (включая, например, ангелов). Ante hominem vita et mors, bonum et malum: quod placuerit ei, dabitur illi (Ecclesiasticus 15:17). Перед человеком жизнь и смерть, добро и зло: что он пожелает, то и будет дано ему (я цитирую Вульгату не потому что выёбываюсь, а потому что синодальный перевод в этом месте неточен, извините, если чьи-то чувства оскорблены). Способность различать bonum et malum приравнивалась к наличию разума, к трезвости рассудка, к достижению совершеннолетия, и вот ещё забавный момент: judicant per sensum aliquod esse bonum, aut malum, – говорит мой сладкий Франциск, – посредством чувства отличают добро от зла.
Таким образом, с одной стороны, наша красотка Лилит счастливо избежала мира, и, будь у нее надгробие, на нём можно было бы написать то же, что написано у Сковороды: мир ловил меня, но не поймал.
(я почему-то сначала написала «...у Ежи Леца», и теперь размышляю о том, а поймал ли мир его)
С другой стороны, Лилит – символ раскрепощенности; не той, которая синоним распущенности, а той, которая синоним гармоничности, потому что трахаться через дырку в простыне – это всё-таки нездорово (извините, если я снова оскорбила чьи-то чувства).
Вот вам и змея, которая выше льва, и солнце, которое меньше луны.
Лилит, не проклятая чувством, но благословленная чувственностью – прекрасный, изысканный выбор для VIII аркана; не знаю, как вам, а мне всегда казалось, что от марсельских, райдер-уэйтовских и всех прочих баб, укрощающих львов, идёт душок средневекового ханжества и фрустрации (знаете ли вы, почему и как именно единорогов ловили на девственниц? Помните ли вы, как прошёлся по этому Рабле?)
…так вот, Лилит танцует со Змеем, и, похоже, ведёт в этом танце; равно большая сила нужна для того, чтобы убежать от мира, и для того, чтобы принять мир и обрести с ним согласие (буква тет, постель и посох, суждение и чувство, благословление миром). Ну и, я полагаю, нужно быть женщиной, чтобы безболезненно сочетать всё это в себе.
Иудеи очень долго были уверены (возможно, уверены и сейчас), что излюбленная диета Лилит – это младенцы, в особенности необрезанные; обосновывалось это не то тем, что сама она в наказание стала бесплодной, не то тем, что в наказание она еженощно рожает сотню детей (не очень понятно, впрочем, как при этом у неё остаётся время жрать чужих). Мне же здесь видится всё та же тема добра и зла, потому что. Ну. Только дурак трактует алхимические трактаты буквально, – начитанный человек помнит, что любой магический текст – это шифр; древние знали толк в защите от дурака. Прочитав, например, у Карнока, что all which tyme to Land we shall not passe, no although our Ship be made of Glasse, but all tempest of the Aire we must abide, and in dangerous roades many tymes to ride, только идиот пойдёт строить корабль из стекла. Умный человек возьмёт перегонный куб. То же и с младенцами: ты – то, что ты ешь (здесь я отсылаю вас не к диетологии, а к тем ребятам, которые съедали печень врага, чтобы стать сильнее), и, поедая существ, которые ещё понимают язык птиц, ещё не отличают добро от зла, ты остаёшься в согласии с миром, в стороне от мира.
Нам всем стоит почаще жрать детей, вот что я думаю.

Серия сообщений "Haindl tarot":

...а теперь мы отправимся в увлекательные глубины моего подсознания, чтобы бросить по колечку в каждую роковую гору.
Аттеншн: может содержать незначительное количество самолюбования, морализаторства, нытья, обсценной лексики, латыни, цитат из стар трека, цитат из другой порнографии.
(не уверена, что в детстве мне правильно объяснили значение слова «незначительный»)

Часть 1 - V. The Hierophant
Часть 2 - Eight of cups
Часть 3 - VIII. Strength

Падающие звёзды красивы, падшие женщины иногда тоже, но на этом список заканчивается. Дети падают и плачут, ревут искренне, изо всех сил, даже если ничего особо и не болит; политики и актёры падают с пьедесталов, воображаемых или нет, и это всегда печально, или некрасиво, или вызывает жалость; падает пульс, падают нравы, падает уровень мирового океана (равно как и мирового интеллекта), падают курсы валют, падают империи, а лично у меня постоянно падает из кармана зажигалка, когда я завязываю шнурки, и еще падают безделушки со всех столов в моём новеньком доме в Солитьюде.
Stick around and watch me fall apart, нашёптывает каждая вещь, каждое человеческое существо; абстрактные понятия тоже этим грешат. Ебаная метафизическая гравитация рано или поздно заставит упасть, сломаться, разбиться на осколки всё, что тебе дорого. Это невероятно хрупкий мир, и мои отношения с людьми всё чаще напоминают мне мои отношения с огромными серебряными подносами, на которых уложены пирожные и яблоки в моём новеньком доме в Солитьюде. Одно неловкое движение – и всё это упадет, раскатится по углам, закатится под буфет, никогда не соберёшь, никогда не сделаешь, как было.
Мудрые матери перед тем, как разрешить своим дочерям носить каблуки, заставляют их часами вышагивать на высоченных неудобных шпильках, со стопкой книг на голове. Я думаю, подобное упражнение следует сделать обязательным для всего человечества; ввести специальные часы для этого в начальной школе, например. Потому что если ты с юных лет не научишься в совершенстве держать равновесие, если походка твоя не будет легкой и как будто танцующей, если ты не умеешь пройти по горной тропе с кувшином воды на голове – ты ебанёшься, дружок, ты проведешь большую часть жизни плача или матерясь, собирая яблоки с пола своего новенького дома в Солитьюде.
Как любой морализатор, практически никогда не следую собственным советам. Я не умею носить каблуки, мне в руки нельзя давать хрупкие вещи, я королева хаоса и энтропии, я приношу их с собой, куда бы не пришла; стоит мне, как сказочной царевне, махнуть правой или левой рученькой, как в радиусе пяти метров начинают падать подносы, горшки с цветами, чашки, пепельницы, нравы и империи. Как-то у меня с утра было две зажигалки, и к обеду я одну сломала, а другую потеряла.
Вспоминается, конечно, ВТ и «гренландский дух, приносящий несчастье», но, на самом деле, другим я несчастий не приношу (не считая мамы, которая изрядно расстраивается, когда ее горшки с цветами оказываются на полу, причём горшки – отдельно, цветы – отдельно, земля – ровным слоем по всем горизонтальным поверхностям). На обломках упавших замков и империй вырастают прекрасные вещи, неважно, о растительном ли мире речь или о более абстрактных понятиях; упавший человек тоже доставляет радость некоторым окружающим (не будем обсуждать моральный облик человечества).
Всё это не очень утешает, но хоть кота пивом обольём. К тому же, если вам, как и мне, никто вовремя не положил стопку книг на макушку, всегда можно заложить руки за спину (от греха и горшков подальше) и тихо говорить самому себе: go placidly amid the noise and haste, and remember what peace there may be in silence... You are a child of the universe, no less than the trees and the stars; you have a right to be here. And whether or not it is clear to you, no doubt the universe is unfolding as it should.

P. S. И вот еще песня, которая, как мне кажется, идеально подходит к этой карте. Я вообще хотела поговорить про Землю и глобальные проблемы, но получилось, как всегда, про себя и немножко про Скайрим.
Так что про Землю пусть говорит Нимой: всё равно у меня не получилось бы лучше.


Скачать бесплатно Leonard Nimoy - A Visit To A Sad Planet на Muzebra.com.

Серия сообщений "Haindl tarot":

...а теперь мы отправимся в увлекательные глубины моего подсознания, чтобы бросить по колечку в каждую роковую гору.
Аттеншн: может содержать незначительное количество самолюбования, морализаторства, нытья, обсценной лексики, латыни, цитат из стар трека, цитат из другой порнографии.
(не уверена, что в детстве мне правильно объяснили значение слова «незначительный»)

Часть 1 - V. The Hierophant
Часть 2 - Eight of cups