В нашем доме сода водится редко. Я не имею ввиду пищевую соду - ту, что годится для выпечки, чистки всего и всея и принятия внутрь для очистки желудка в случае, если накануне перебрал. Та водится всегда. Содой в некоторых штатах называют прохладительные газированные напитки. Другие названия - coke и pop. Они настолько популярны, что на душу населения приходится 43 галлона в год!!! Имеется ввиду -

[content]

Когда ты просыпаешься посреди ночи от смс-ки, то очень долго тебе не удаётся выкарабкаться из сна: голова бессильно тонет в подушке, руки соскальзывают с шеи злодея, погоня никак не может завершиться, хотя кажется, что тебя уже вот-вот вытряхнет из седла в реальность, потому что уже долго, невыносимо долго – может, несколько последних часов – гремит по всему тёмному небосводу сновидения этот оглушительный странный звук – трам-там та-там!.. ТРАМ-ТАМ ТА-ТАМ! ТРРРАМ-ТАМ ТА-ТАМ!!

…Охххх!.. Глаза из свешенной с кровати головы утыкаются в ещё горящий экран мобильника – значит, только что, а не «несколько последних часов гремит по всему небосводу»…

Три тридцать четыре. Смс-ка с неизвестного номера:

«Этот абонент звонил Вам. Сейчас ему доступны только входящие вызовы».

– Да что ты! Йоптвоюмать! Какая жалость! – в сердцах говорю я, нашаривая спящей ногой (она ещё там – в седле погони) тяжёлый спросонья тапок.

Васька соскакивает с тёплой душной подушки и, задрав хвост, покачиваясь, бредёт на кухню. Алгоритм простой – раз хозяин встал и нашаривает тапки, значит – быть утру и быть завтраку.

А я, покачиваясь не меньше Васьки, подстреленный в самую мякоть сна этим идиотским сообщением от телефонных мошенников, бреду в туалет, перетирая на коренных зубах скрежещущую злобу.

Вот какого лешего?! Вот нельзя было днём свои телефонные хитрости провернуть? И мне даже нет дела, что конкретно эти придурки задумали: или они ожидали, что я кинусь звонить, а звонок для меня окажется пятьсот рублей за минуту, или они начали бы хрипеть мне в трубку «Мама, я твой сын Сидор, попал в аварию, вынеси пицот тысяч к подъезду, мне их передадут, а то я сейчас в больнице для сидоров»… Может, они просто надеялись, что я тут же, в три часа ночи побегу класть денег на телефон этому анониму, чтобы узнать, кто же это там «звонил Вам». Не знаю и не хочу знать, чёрт бы их побрал!..

Я вышел из туалета и шагнул в тёмную кухню. В окне сидела ночь и занималась своими ночными делами: звёзды, облака, рывками застилающие луну… В луче тускложёлтого приподъездного фонаря качался тополь. Спал, конечно, тополя же спят стоя, как лошади. В тёмной кухне у тёмной миски в рифму уличному тополю покачивался кот Васька, который уже начинал сомневаться, что действительно пришло утро. Прислонившись к косяку, покачивался хозяин Васьки… Было омерзительно хорошо – абсолют, совершенный абсолют домашнего уюта. И…

Мне как-то вдруг стало даже жаль тех засранцев, которые закинули мне эту ночную смс-удочку. Ведь они ж сидят сейчас и, поджав в ожидании лапки, ждут моей реакции на свой «хитроумный» ход. Возможно, если речь идёт о классической раскрутке на деньги («Мама, я в милиции, нужны пятьдесят тысяч…»), то пара человек уже сидит в стареньких «Жигулях» и греет двигатель в соседнем дворе, чтобы не теряя ни минуты подъехать и забрать заветную сумму у доверчивой жертвы… Ну!.. Ну!! НУУ!!!

Да хрен вам… Вы забыли написать «Пожалуйста». «Этот абонент звонил Вам. Сейчас ему доступны только входящие вызовы. Пожалуйста, позвоните нам, а то иначе получится всё зазря. Мошенники». Иэх, пойдём, Васька, спать!..

Во фланелевой тишине я прошлёпал назад в комнату. За мной тихонько процокал по полу своими подстриженными домашними когтями тёплый комок шерсти Василий. Повалившись на постель и уже всунув ногу в стремя приостановленного сна, я как домашняя уютная панда уткнулся лбом в жену, переждал, пока по мне пройдёт на подушку урчащий на ходу кот, и, вздохнув сладко-сладко (в эту секунду в стылых «Жигулях» треснуло от зависти лобовое стекло, клянусь), провалился по ту сторону себя.

Он заполз в маршрутку, вдохнув в неё задорный дух безбожного перегара и громко брякнув своей гипсовой рукой по металлическому поручню уже внутри, когда, покачиваясь, усаживался.

– Фу, ёпта…

Шестьдесят поджарых измученных лет, лицо водителя, который, наверное, и был водителем, да вот сломанная рука подкачала… Хотя-а-а-а… Можно ведь зато теперь напиться так, что за ушами трещит – когда ещё этот гипс «сымут», верно? А то всё «завтра на маршрут! послезавтра подмени Коляна!»… Задрала жизнь-жестянка, сил нет! Дайте человеку отдохнуть уже!

Нет, сам «водила на каникулах» красноречиво молчал, но его пытающиеся сфокусироваться глаза и богатая мимика утомлённого нарзаном лица компенсировали немногословность этого эпизода: он ежесекундно будто силился сказать что-то, но никак, никак не мог, а важность непроизнесённой мудрости как-то очень давила её носителя изнутри, отчего мимические мышцы лица вновь и вновь приходили в движение, словно пытались сложить из данного набора морщин какую-то осмысленную физиономию – рефлекторные «пятнашки» организма…

– Дзынь! – вновь громко и задорно стукнула гипсовая рука по задней дверце маршрутки. – Фу, ёпта… – грустно резюмировал её владелец, пытавшийся утолочься на задних тесных сиденьицах.

Через пару мгновений ему показалось там, в его уголке, как-то совсем неуютно, и он решил вернуться на манеж – с чапаевским упрямством цепляясь здоровой рукой за сиденья и пассажиров, он выполз в круг света под прозрачным люком и потихоньку нащупал трепетную лань-равновесие… «Дзынь!» – нет, упустил…

– Фу, ёпта…

Я приложил палец к губам и сказал:

– Тс-с! Не шуми.

Два маленьких чёрных глаза на мгновение собрались и посмотрели в одну сторону – на меня.

– Моя фамилия – Новосибирск-Главный! – громко сказал он, и многие в маршрутке усмехнулись.

Поведя головой на звук смешков, гипсоноситель как-то грустно махнул здоровой рукой и… В следующий миг он увидел коленки. Огромные белые круглые голые коленки полной девушки, которая сидела прямо перед ним. Он смотрел на это абсолютное воплощение простого плотского русского шукшинского счастья и не мог отвести взгляд, который невероятным образом сделался вдруг цепким и пристальным. Организм, отдав все силы на фокусировку глаз, пропустил момент поворота:

– Дзынь! – вновь сказала гипсовая рука.

– Фу, ёпта! – как-то особенно агрессивно рявкнул водитель, зло зыркнув на свою брякающую конечность – отвлекла от трепетного психоэмоционального контакта с коленками… Грусть в его пьяных глазах будто усилилась (в салоне даже сделалось темнее), и гипсоноситель уныло прошепелявил:

– Останови!

Маршрутка замерла на подвернувшейся остановке, водила с гипсовой рукой на прощание всем нам ещё раз качнулся, и на один пронзительный миг его глаза стали АБСОЛЮТНО ТРЕЗВЫМИ (есть, есть такой эффект у русских пьяных). И взглянув на меня своими кристально трезвыми глазами, он негромко и очень грустно сказал:

– Я ведь ВСЁ ПОНИМАЮ!

И вновь моментально окосел, вывалившись из маршрутки и захлопнув за нами дверь. В задних окошках ещё какое-то время мелькала его замусоленная гипсовая рука, а мне всё чудилась какая-то неуютная, но очень похожая на правду мысль: а что, если эти круглые голые коленки – единственное… или так – САМОЕ ПРЕКРАСНОЕ, что было в его стремительной непутёвой жизни? Не так уж и плохо, впрочем… не так уж и мало…

– Дзынь!

Все дёрнулись на звук, а серьёзная дама в очках с некоторой неловкостью поправила стукнувшийся о поручень зонтик…

' До чего я стал хороший Сам себя не узнаю...'  Откуда это? Из какой-то песенки? Ну не важно! Запела я это после того, как мне за последние несколько лет довелось слышать комплименты на тему, ну на эту самую, что в заголовке. Да-с, какая, сказали, у тебя кожа! Аж светится! Кожа. У меня. Хорошая. ??? Было время, я скептически к этому относилась, всё смеялась, отнекивалась. До поры-до времени. А

[content]

Всё больше и больше нахожу подтверждений тому, что бог действительно – «повсюду». Но он не «в траве, ветре и солнечном свете», как неустанно вещает натурфилософская ветвь богословской традиции, нет. Бог – в отдельных людях, он рассредоточен в некотором их количестве.

И ты смотришь на такого человека, и остро понимаешь, что он, конечно, может быть, и бухгалтер малого предприятия «Краски и замазки», но всё-таки он – розовая тонкая плоть с обгоревшей шеей, единственная настоящая роль которой – носить в себе кусок плоти Бога. Глаза, голос… но главное – бережно несомая, но сочащаяся через те же глаза доброта. Не кретинская душевнобольная, а нормальная… В смысле – божественная.

И, наверное, тут можно запросто запутаться в терминах. Потому что эта доброта равняется неподлости. И здесь же можно поставить знак тождества с честностью. Но, по крайней мере, механика поступков и вообще несения по жизни куска плоти Бога внутри таких людей одинакова и очевидна: они не могут выкривить душу. Поступиться чем-то. Примириться с гадостью. Принять внутрь себя то, что не сможет соответствовать тому куску, нести который – их роль. Не могут. И это не жеманная поза. Они ФИЗИЧЕСКИ не могут. Ни на минуту. Потому что либо ты – носитель Бога, либо нет. А 23 часа 58 минут в сутки… Так не бывает.

Но дело даже как-то совсем не в этих морализаторских пассажах. Носитель Бога может никак себя и не проявлять – произнесение на каждом шагу фраз «Это для меня неприемлемо! Это есть нехорошо!» вовсе необязательно. Но человек улыбнётся, например… И без сомнения – вот оно, ещё один кусочек Бога…

И это всё ни в коем случае не значит, что остальные все – плохие, нет. Просто есть нормальные люди, есть хорошие, очень хорошие, есть безумно порядочные, есть даже «образцы нравственности и морали», а есть – вот такие. И всё тут.

Знают ли они, носители Бога, что они – носители Бога?.. Необязательно. Отличной кожаной перчатке необязательно знать, что она – отличная кожаная перчатка. Ей и знать-то, к слову, НЕЧЕМ. Она просто – отличная кожаная перчатка, и всё. Просто – носитель Бога.

Нет, ну бывают случаи, когда человек очень даже точно знает, что он – носитель Бога. Но это, на мой взгляд, всё-таки больше клинический случай, чем что-то имеющее действительное отношение к данной теме.

Бывает и другой случай: когда человек искусно или не очень имитирует, что он – носитель Бога. И этакая струна прям дрожит внутри, что аж за километр слышно, и улыбка какая надо – с филантропическим поджатием губы – всё по лекалу. Но нет, не оно. И перчаточная аналогия уместна и здесь: китайские перчатки изо всех сил стараются имитировать «отличные кожаные перчатки» – но нет, похоже, конечно, но однозначно не оно…

Сколько их – носителей Бога – не знаю. Пятьдесят ли это человек на всю человеческую песочницу, две ли тысячи… Кто знает. Меняется ли это количество – тех, в ком рассредоточен Бог – не знаю, не знаю, не знаю, а думать об этом страшно. Потому что есть ощущение, что их, таких людей, было вначале какое-то определённое количество, и с тех пор по естественным причинам их становится всё меньше и меньше, а новых не добавляется, и таким неторопливым, но жутко неумолимым образом Бог ускользает, ускользает от нас…

… Тем ценнее мне видится каждая новая редкая встреча с такими людьми. И физически хочется взять такого человека за руку и закопаться носом в его ладошку, чтобы снова почувствовать этот ускользающий запах мандариновых корочек, как будто он только что их ел… Я, конечно, не проверял и носом ни к кому не закапывался, но… Вы не знали? У Бога сухие тёплые ладошки с запахом мандаринок…